Аполлоновская и фаустовская душа

В книге Шпенглер наиболее подробно анализирует три души: аполлоновскую, фаустовскую и магическую.

Аполлоновская душа — это душа античного времени. Для древнего

грека и мир, и он сам, и боги, и даже атомы — это все тела. Человек - это прекрасное тело. В этом теле все снаружи: красота, мощь, ум. Ничего нет потаенного, внутреннего. Греки не знали психологии в нашем смысле. Основная наука античности — это эвклидова геометрия: прямая — кратчайшее расстояние между двумя точками, сумма углов треугольника равна двум прямым углам и т.д. Эвклид, как и все древние греки, считал, что земля плоская.

Древние греки жили целиком в настоящем, — то, что прошло, для них уже не существовало. Мы не знаем точных дат рождения или смерти очень многих великих людей античности, но греки не интересовались точными датами. Иногда говорили про человека: он родился между седьмой и восьмой олимпиадами.

У греков и архитектура телесна, внутренность храма легко обозрима одним взглядом. Храм — это просто гигантский ларец для статуй богов. Молящийся грек стоял не в храме, а перед храмом, и храм приветствовал его во всем совершенстве своего внешнего облика. Для античного человека подлинная жизнь совершалась не внутри зданий и не в собственной душе, а на просторе площадей.

С крушением античного мира и появлением христианства умирает античная, аполлоновская душа и появляется фаустовская душа, душа западноевропейской культуры, западного человека. Душа, названная так по имени доктора Фауста, героя одноименной поэмы Гете.

Если для грека тело было главным элементом всего окружающего, то для западного человека таким элементом стало пространство — чистое беспредельное пространство.

Первым образцом нового понимания мира, выраженным в искусстве, была икона. Вместо скульптуры, вместо античной пластики появля-ется иконописный лик — не объемное тело, которое можно ощупывать и разглядывать с разных сторон, но лицо, с которым смотрящий встречается глазами и вступает в молчаливый разговор.

Вы, наверное, сами замечали, что у всех греческих статуй глаза слепые. Правда, раньше все эти статуи были раскрашенными. У фаустовского человека появляется «внутреннее», появляется богатая внутренняя жизнь, он постоянно мучается внутренними противоречиями, постоянно себя наблюдает. Переход от аполлоновской душе к фаустовской — это переход от пространства внешнего мира в пространство внутреннее.

Но и внешнее пространство фаустовской души — это не площадь города или сам маленький город-полис, это — бесконечные просторы мира, распахнувшиеся перед человеком («Открылась бездна, звезд полна»). Это и бесконечное прошлое позади нас. У западного человека обостренное чувство истории, у него развита культура мемуаров, воспоминаний о прошлом и ожиданий будущего. А у древних греков даже кладбищ в нашем понимании не было, и они весьма спокойно относились к своим предкам.

Течение гомеровского стиха, писал Шпенглер, — это легкое дрожание листа под полуденным солнцем, это ритм материи. А западная поэзия — начиная со скандинавских саг и кончая современными экспрессионистами — создает скрытое напряжение в пустом, безграничном пространстве, далекие грозы в ночи над высочайшими вершинами. В ней чувствуется бесконечное одиночество фаустовской души.

У Аполлона и Афины нет «души». Над Олимпом царит вечный свет ясного южного дня. Аполлоновский час — это яркий полдень. А Валгалла (скандинавская и древнегерманская потусторонняя страна, куда попадают герои после смерти) лишена света. Глубокая полночь окружает погруженного в размышления в своем кабинете Фауста, наполняет гравюры Рембрандта, в ней теряются звуковые краски Бетховена.

Только у европейцев появляется чувство покинутости, античный человек, по выражению Аристотеля, — политическое животное: его жизнь достигала своей высшей точки в дневное время, среди общества, на площади, и он никогда не знал этого чувства. А европейский человек никогда не мог от него освободиться. В этом отличие Сократа от Руссо.

Как можно, считает Шпенглер, говорить о какой-то единой истории, о каком-то одновременном движении человечества к единой цели, если никакого единого человечества нет, есть совершенно разные культуры, совершенно разные восприятия мира. Греки жили в другом мире, не похожем на наш европейский, и их мир давно уже исчез. Мы можем только приблизительно и искусственно восстановить его, но в сути своей он всегда останется для нас загадкой.

Поиск по сайту: