Метафизические результаты нашего истолкования опыта «другого»

Эти результаты будут метафизическими, если верно, что так следует называть последние результаты познания бытия. Однако здесь речь менее всего идет о метафизике в обычном смысле, об исторически выродившейся метафизике, ни коим образом не соответствующей тому смыслу, в котором метафизика была изначально учреждена как первая философия. Чисто интуитивный, конкретный и притом аподиктический способ доказательства, используемый в феноменологии, исключает любые метафизические авантюры, любые спекулятивные излишества. Приведем ниже некоторые из наших метафизических результатов и дополним их новыми следствиями.

Мое ego, аподиктически данное мне самому, — единственное, что может с абсолютной аподиктичностью полагаться мной как сущее, — априори может быть ego, воспринимающим мир в опыте, только находясь в сообществе с подобными ему другими ego, как член сообщества монад, данного как ориентированное вокруг него самого. В силу того, что объективный мир опыта удостоверяет себя непротиворечиво, другие монады непротиворечиво удостоверяют себя как сущие. И наоборот, никакое множество монад не мыслимо для меня иначе как эксплицитным или имплицитным образом организованное в сообщество; отсюда следует, что это множество конституирует в себе объективный мир и — в качестве множества психофизических и, в частности, человеческих существ — приобретает в этом мире пространственную и временную форму и реализует себя в нем. Совместное бытие монад, простое их сосуществование в силу сущностной необходимости означает их сосуществование во времени, а затем и бытие в форме реальной временности.

Но все это приводит к дальнейшим, в высшей степени важным метафизическим результатам. Мыслимо ли (для меня, который спрашивает об этом, и, на этой основе, для всякого мыслимого субъекта, который может об этом спросить), что сосуществуют два (или более) отделенных друг от друга, т. е. не объединенных между собой в сообщество, множества монад, каждое из которых конституирует, таким образом, собственный мир, т. е. вместе они конституируют два бесконечно разделенных мира, два бесконечных пространства и пространства-времени? По-видимому, это чистая бессмыслица. Априори каждая такая группа монад, как единство некой интерсубъективности, и притом такой интерсубъективности, которая может обходиться без какой бы то ни было актуальной связи с другой, конечно же обладает своим миром, который, возможно, выглядит совсем не похожим на другой. Но тогда два этих мира необходимо оказываются всего лишь окружающими мирами этих интерсубъективностей и всего лишь аспектами единого, общего для них объективного мира. Ибо обе эти интерсубъективности не являются абсолютно изолированными; как мыслимые мной, они вступают в необходимое сообщество со мной как конституирующей их пра-монадой (или со мной как одной из моих возможных модификаций). Таким образом, они поистине принадлежат единственной, объемлющей и меня самого всеобщности, которая объединяет все монады и группы монад, мыслимые как сосуществующие. Поэтому в действительности может существовать только одно-единственное сообщество монад — сообщество, объединяющее все сосуществующие монады; и, следовательно, только один-единственный объективный мир, одно-единственное объективное время, одно-единственное объективное пространство, только одна природа, и эта одна-единственная природа должна существовать, если во мне заложены какие-то структуры, влекущие за собой существование и других монад. Возможно, конечно, что различные группы монад и различные миры так относятся друг к другу, как относятся к нам те, которые, быть может, принадлежат не видимым для нас звездным мирам, т. е. состоят из живых существ, обходящихся без какой бы то ни было актуальной связи с нами. Но их миры суть окружающие их миры с открытыми горизонтами, которые лишь фактически, лишь случайно могут быть для них не раскрыты.

Однако смысл этой уникальности монадологического мира и содержащегося в нем мира объективного должен быть правильно понят. Конечно, Лейбниц прав, когда говорит, что можно помыслить бесконечно много монад и групп монадических, однако не все эти возможности совместимы, а также, что могло бы быть сотворено бесконечное множество миров, однако не два или несколько миров сразу, поскольку они несовместимы. Здесь следует иметь в виду, что в свободном варьировании я прежде всего могу помыслить себя самого, это аподиктически-фактическое ego, существующим как-либо иначе, и, таким образом, получить систему возможных модификаций себя самого, каждая из которых, однако, упраздняется каждой другой, а также тем ego, которым я действительно являюсь. Это система априорной несовместимости. Далее, факт моего существования предопределяет, являются ли другие монады другими для меня, и какие именно; я могу только найти, но не сотворить другие монады, которые будут существовать для меня. Если я мыслю себя как некую чистую возможность, отличную от того, что я есть на самом деле, то и она, в свою очередь, предопределяет, какие монады существуют для меня как «другие». Двигаясь таким образом дальше, я могу познать, что каждая монада, обладающая значимостью как конкретная возможность, заранее очерчивает некий универсум совместимости, замкнутый мир монад, и что два мира монад одного и того же вида несовместимы друг с другом, как несовместимы две возможные модификации моего ego, а также и какого-либо мыслимого ego вообще.

Такие результаты и весь ход приводящих к ним исследований позволяют нам понять, как могут стать осмысленными вопросы, которые (независимо от того, как они могут быть решены) для традиционной философии должны были оставаться по ту сторону всех научных границ, — в том числе и те проблемы, которые мы уже затрагивали раньше.

Поиск по сайту: