Глава 1. Законодательство о неоконченном преступлении: современное состояние и исторический аспект

§1.1. История развития отечественного уголовного законодательства о неоконченном преступлении.

Первоначальное развитие уголовного права лежит в недосягаемой для истории древности, как утверждает Д.Я. Самоквасов.^[1] Изучение российского права связано еще с заключением первейших договоров с другими государствами (Византией), а также внутренних древних источников права.

Так, И.А. Исаев справедливо заметил, что уже в Русской правде выделяется не только оконченные преступления, но и одна из стадий неоконченного преступного деяния – покушение. Так в данном источнике предусмотрено наказание человеку «обнажившему меч, но не ударившему»^[2]. Однако различные ученые квалифицируют данное действие по-разному, одни считают это оконченным преступлением (оскорбление), другие как выше указано - как неоконченное (угрозу). Так в доктрине отмечается то, что человек может обнажить свой меч, не желая причинить вред здоровью, а только с целью устрашения»^[3].

Кроме того, о неоконченном преступлении также может свидетельствовать относительно небольшая по сравнению с другими деяниями санкция (от одной гривны), что, в свою очередь, может значить то, что действия человека не квалифицируются как покушение на жизнь или здоровье, а только как их угроза. Оскорблением (оконченным преступлением) нельзя считать, поскольку за оскорбительные действия предусмотрены отдельные санкции, которые значительно превышают санкцию за угрозу оружием.

Из вышеизложенного следует, что в Русской правде еще не различаются стадии совершения преступления, оконченное преступление от неоконченного, поскольку представление о данных понятиях, критерии их разграничения появились значительно позднее. Более того, в то время не уделяется должного внимания субъективной стороне виновного, а значит и этапам реализации действий лица.

В Судебнике 1497 года в статье 9 упоминается о двух видах покушения: на государственную власть и на правопорядок.^[4] Однако термин «покушение» понимается в данном случае ни как стадия неоконченного преступления, а как посягательство на охраняемый объект. В этом историческом документе слово «покушение» можно приравнять к термину «посягательство», а это значит, что и в Судебнике 1497 года неоконченные преступления не различаются.

Судебник 1550 года, представляющий собой новую редакцию 1497 года не внес в российское право новых юридических институтов, касающихся ограничения уголовной ответственности, в который входит институт неоконченного преступления, что объясняется репрессивным характером реалий феодального права.

Современные правоведы считают, что Соборное Уложение 1649 года^[5]содержит некоторые указания на приготовление к фальшивомонетничеству, а следующий юридически значимый документ – Указ 1661 года уже устанавливает стадии совершения преступления.^[6] Однако данное суждение является спорным, поскольку словосочетание «учнутдетали» трактуется неверно – как «начнут делать», а не как «станут делать», что существенным образом сказывается на квалификации деяния. Указ 1661 года также не различал стадии совершения преступления, но содержал санкции за умысел, который даже мог быть не реализован, за возникшее намерение.

Следующий период развития института неоконченного преступления в уголовном праве связан с изменениями, произошедшими в политической и государственной сферах при переходе России к абсолютизму. Результатом петровской систематизации уголовно-правовых норм стал Артикул воинский 1715 года.^[7] Несмотря на такое название, документ содержал наказание не только военнослужащих, но также и гражданских лиц за государственные и общеуголовные преступления.

Как утверждают исследователи, Воинский Артикул был таким нормативно-правовым актом, в котором уже можно было выделить оконченные и неоконченные преступления. При этом, стадии преступления отличаются от современных: умысел, покушение и законченное преступление.^[8] Умысел выделялся в том случае, если преступление не было совершено «но воля и хотение к тому было». Покушение могло быть оконченным (когда нападение было с корыстной целью, но потерпевшего не лишали жизни) и неоконченным (отказ от завершения дуэли, когда дуэлянты уде сошлись к бою).

Однако при более тщательном анализе данного документа можно заметить, что обнаружение умысла, как и прежде, признается оконченным преступлением, которое предусматривает наказание наравне с другими подобными деяниями. Именно поэтому не выдерживает критики выделение такого понятия как «покушение».

Вследствие этого можно лишь утверждать, что Воинский Артикул делит преступление на оконченное и неоконченное (например, изнасилование женщины, которые не было доведено до конца по обстоятельствам, не зависящим от посягающего лица).

Таким образом, период X-XVIII веков отразил направленность и стремление законодателя к назначению наказания за умысел, приготовление и покушение на преступное деяние. Однако юридическая техника того времени не была достаточно совершенной, чтобы закрепить в нормативно-правовых актах сложные правовые институты как приготовление и покушение. Это объясняется тем, что обнаружение умысла и неоконченные деяние рассматривались законодателем как оконченные составы и подлежали наказанию. Тем не менее, законодательная техника развивалась и во время абсолютной монархии, развитие получил один из важнейших институтов уголовного права – неоконченное преступление.

Следующим этапом развития законодательства о неоконченном преступлении стал нормативно-правовой акт, являющийся главным результатом юридической систематизации под руководством М.М.Сперанского – «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года»^[9]. В статьях 10, 11 данного документа содержались дефиниции приготовления и покушения. Под приготовлением понималось «приискание или приобретение средств для совершения преступления», а под покушением «всякое действие, коим начинается или продолжается приведение злого намерения в исполнение». Такое понятие стадий осуществления преступления заметно отличается от предыдущих попыток разграничения этапов развития преступления.

Эволюция института неоконченного преступления в советском законодательстве характеризуется неприемлемостью результатов прошлого, их исключением из уголовно-правовой науки, что связано с историческим развитием российского общества – революцией 1917 года.

В связи с этим, обобщенная характеристика неоконченной преступной деятельности не была систематизирована, закреплена в отдельном нормативно-правовом акте, а содержалась в различных обращениях Совета Народных Комиссаров, постановлениях Всероссийскийского Центрального Исполнительного Комитета, декретах, предусматривающих ответственность за отдельные преступные деяния.

Например, в одном из обращений Совета Народных Комиссаров «О саботаже чиновников Министерства продовольствия»^[10] было предусмотрено наказание за попытки обмануть широкие массы в неправильном объяснении причин срыва обеспечения трудящихся продовольствием.

В постановлении Всероссийскийского Центрального Исполнительного Комитета «О признании контрреволюционным действием всех попыток присвоить себе функции государственной власти»^[11] была закреплена ответственность лиц, которые пытались присвоить себе функции государственной власти. Из нормативно-правовой нормы видно, что стадии совершения преступлений не выделялись и поэтому, наказывались лица за предварительную преступную деятельность в целом.

При этом, позже были приняты нормативно-правовые акты, которые содержали особые пояснения относительно совершения уголовно-наказуемых деяний. Например, в декрете СНК «О взяточничестве»^[12] покушение на получение (дачу) взятки приравнивалось к оконченному преступлению. Такую же природу имело и покушение на созыв населения набатным звоном, тревожными гудками и другими способами с контрреволюционными целями, которое содержалось в постановлении СНК «О набатном звоне»^[13], и также наказывалось как оконченное преступление.

В силу этого, можно сделать вывод о том, что покушение уже выделялось из предварительной преступной деятельности как самостоятельный подинститут, однако он не имел своего юридического значения относительно уголовной ответственности лица, поскольку покушение было приравнено по наказуемости к оконченному преступлению.

Впервые в российском советском праве законодатель закрепил дефиниции покушения и приготовления к преступлению в Руководящих началах по уголовному праву 1919 года^[14] в статье 18 и 19.

Покушением признавалось такое действие, которое было направлено на совершение преступления, при том, что покушающееся лицо выполнило все, что считало необходимым для привидения своего умысла в исполнение, а преступный результат не последовал по таким причинам, которые не зависели от него. Под приготовлением понималось приискание, приобретение или приспособление лицом, собирающимся совершить преступление, средств, орудий и т.п. для совершения преступных намерений». То есть, определение приготовления не было уточнено и варьировалось в зависимости от фактических обстоятельств дела.

Интересно то, что, несмотря на то, что стадии совершения преступлений были выделены, однако они не ставили в зависимость выбранную меру репрессии, которая отражала степень опасности преступника. Так, для назначения наказания самостоятельного значения приготовления и покушения не имели, полного осуществления преступного намерения не требовалось. Но могло учитываться степень завершенности преступления в совокупности с другими обстоятельствами дела.

Окончательное закрепление термины «приготовление» и «покушение» получили в Уголовном кодексе РСФСР 1922 года.^[15] Однако уголовной ответственности подлежало лишь покушение на преступление, а приготовление наказывалось только тогда, если оно являлось самостоятельным составом преступлениями (само по себе наказуемым действием).

Дефиниция приготовления существенно расширилась, путем указания на создание специальных условий для осуществления преступного замысла. Однако дальнейшее принятие нормативно-правовых актов в уголовной сфере отражает тенденцию к необходимости закрепления ответственности также и за приготовление. Например, в редакции Уголовного кодекса РСФСР 1923 года за судом было закреплено право принимать меры социальной защиты к таким лицам, которые были изобличены в приготовлении преступной деятельности и признаны общественно опасными.[16]

Однако в Основных началах уголовного законодательства СССР 1924 года понятий приготовления и покушения уже не содержится. Вместо этого были в определении выделены некоторые признаки предварительной преступной деятельности, а также выделено преступление, которое лицом было начато, однако до конца не доведено.

В Уголовном кодексе 1926 года приготовление и покушение на преступление не разграничивались и не противопоставлялись друг другу. В данном документе содержалось определение только приготовления к преступлению, под которым понималось приискание или приспособление орудий, средств и создание условий преступления. Как и раньше, и приготовление, и покушение наказывались как завершенное преступление. Смягчение наказание за то, что деяние лица не повлекло за собой преступный результат, не предусматривалось. Однако обязанностью суда являлся учет не только степени общественной опасности виновного лица, который совершил преступное деяние, но также и степень осуществления преступного умысла.

Несмотря на уголовное законодательство, юридическая доктрина определяла приготовление и покушение как стадии осуществления преступления. Однако данный вопрос был достаточно дискуссионным в правовой литературе. Так, А.Н, Трайнин и Г.И. Волков придерживались мнения, что для выделения стадий совершения преступления нет необходимости. [17]А.Н. Трайнин аргументировал свою позицию тем, что данные понятия образуют единый термин деятельности, которая направлена на совершение преступления, но не достигла преступного результата.^[18] Кроме того, он считал, что не должно быть отдельных стадий преступной деятельности, а должна быть только одна группа направленных к преступному результату действий, которые не привели к общественно-вредным последствиям. Прерогативу определения различных этапов и граней предварительной преступной деятельности, которые необходимо было учитывать в отдельном случае, исследователь отдавал судебному органу, а не законодателю.

Однако некоторые ученые придерживались иных взглядов, поскольку понимали необходимость дифференцирования предварительной преступной деятельности. Например, А.С. Шляпочников считал, что для определения стадии совершения преступления следует исходить из опасности личности виновного в отрыве от совершенных действий, и предлагал не наказывать за действия, выражающиеся в приготовлении к преступлению, но не содержащие отдельного состава преступления.^[19] С.В. Познышев разделял данную позицию и утверждал, что как приготовление к преступлению не должны рассматриваться такие действия, которые создают угрозу интересам и благам людей, обществу, их стоит рассматривать как самостоятельное оконченное преступление.^[20]

Сама дефиниция стадии приготовления к преступлению в уголовно-правовой доктрине не вызывала сомнений и трактовалась одинаково разными учеными, однако вызывала существенные разногласия проблема наказуемости приготовления.

В Уголовном кодексе РСФСР 1922 года^[21]также разграничивалось оконченное и неоконченное покушение. Неоконченным покушением признавалось действие, которое направлено на совершение преступления, однако лицо не выполнило всего того, что требовалось для привидения его умысла в исполнение. А когда независимо от того, что он выполнил все, что было необходимо, преступный результат не наступил по причинам, которые от него не зависели, данные действия квалифицировались как оконченное покушение.

Большинство исследователей того времени не придавали такому делению практического значения, поскольку разграничение покушений на оконченные и неоконченные не влияло на наказание и не учитывалось при добровольном отказе от преступления судом.

Однако существовали правоведы, которые придерживались позиции деления покушения на виды. Они постоянно уточняли понятие данных подинститутов, меняли их трактовку.

Кроме того, дискуссионным вопросом была наказуемость негодного покушения, под которым понималось покушение, с помощью негодных средств и на негодный объект. С.В. Познышев и Э.Я. Немировский считали[22], что лиц, совершивших негодные покушения, не стоит наказывать. А.Н. Трайнин ставил вопрос наказуемости негодного покушения в зависимость от социальной опасности действий виновного лица. Для разрешения данного вопроса суд должен исходить из степени годности пути преступлений, который избрало лицо. Существовало и противоположное мнение: в данном случае нужно наказывать за полностью совершенное покушение (А.Я. Эстрин).^[23]

В законодательстве того времени термин «стадия преступления» не был установлен и не имел самостоятельного практического значения, а для обозначения различных типов преступной неоконченной деятельности используются три термина: «стадии совершения преступления», «предварительная преступная деятельность» и «стадии развития преступления»^[24]. Однако отнесение тех или иных действий к этим терминам было неоднозначным. Самым распространенным мнение было деление стадий на приготовление, покушение и оконченное преступление.

Интересен также следующий момент: В.В. Домаков поднимал вопрос о важности обнаружения умысла как стадии совершения преступления и утверждал, что без умысла, возникающего в сознании лица, не может быть возможности совершения общественно-опасного деяния.^[25] При этом автор отличает умышленную деятельность от умысла к совершению преступления, которая характеризуется как предварительная или прелиминарная преступная деятельность. Он представлял осуществление преступной деятельности как некую цепь взаимопревращений, которые проходят различные этапы обнаружения возможности совершения общественно-опасного деяния, ее утверждения и воплощения возможности в реальность.

Несмотря на то, что обнаружение умысла не признавалось как стадия, выражающая достаточную степень общественной опасности для наказания, однако ее значение неоднократно подчеркивалось в юридической литературе. Более того, Н.И. Загородников предлагал проводить профилактические мероприятия с лицами, которые прямо выразили намерение совершить преступное деяние.^[26]

В советской науке уголовного права существовало несколько определений понятия стадий преступления. Во-первых, под стадией осуществления преступления понималась ступень, которая выражалась в достижении преступного результата. Во-вторых, стадией признался определенный этап осуществления преступления, который был движим прямым умыслом. Такое применение стадий к неоконченным видам преступлений имело множество недостатков. Так, стадии могли выделяться только в оконченных преступлениях, состоящих из нескольких этапов; отнесение уже оконченного общественно-опасного деяния к стадии не имело самостоятельного значения, поскольку квалифицировалось и наказывалось вне зависимости от норм о приготовлении и покушении; кроме того, большое количество преступлений не проходило названных стадий. Вернее будет признать данные действия не стадиями совершения преступления, а видами неоконченной преступной деятельности.

Формулировка приготовления к преступлению в Уголовном кодексе 1960 года^[27] от предыдущей редакции отличалась добавлением характеристики умышленного создания условий для осуществления преступного деяния. Тем самым, вводится обязательность прямого умысла как главной особенности субъективной стороны приготовления. Это выражается в том, что виновное лицо не только осознает, что создает все условия для совершения преступления, но и желает наступления определенных последствий, путем осуществления приготовительных действий.

Объективная сторона данной стадии выражается в прерывании преступных действий или наличии таких обстоятельств, которые не позволяют довести преступный умысел до желаемого результата. Однако в правовой норме данная характеристика не выражена и устанавливается посредством системного толкования нормативно-правового акта.

Некоторые ученые выделяли признаки, присущие приготовлению к преступлению: временной отрыв приготовительных действий от совершения преступления (такой период времени имел определяющее значение для установления характера и степени общественной опасности содеянного); действия, совершающиеся виновным по приготовлению к преступлению, могли быть отделены в пространстве от непосредственного объекта, на которое планировалось посягательство.

К определению понятия покушения в Уголовном кодексе 1960 года также добавлялся умысел виновного, а также говорилось, что причина не доведения преступления до конца не зависела от воли самого лица. Некоторые ученые допускали не только наличие прямого умысла при покушении на преступление, но также и выделяли возможность существования косвенного умысла (когда виновный сознательно не желает своими действиями привидения к общественно-опасному результату, но допускает и такой исход)^[28].

Наука уголовного права существенно расширяла дефиницию покушения, характеризуя объективную сторону не только как действие, непосредственно направленное на осуществление преступления, но и как возможное бездействие, которое способно привести к преступному результату.

Таким образом, советский законодатель не закрепил дефиниций стадий совершения преступления и не использовал данный термин при формулировке уголовно-правовых норм, однако в нормативно-правовых актах устанавливалась ответственность за совершение неоконченных видов преступлений (приготовление и покушение). Кроме того, считалось, что приготовление к преступлению переходит в стадию покушения на преступление и поэтому предшествует ей. Большинство пробелов, существующих в правовых нормах, заполнялись, посредством различных трактовок юридической литературы и разработок ученых, которые также затрагивали вопросы добровольного отказа от преступления при различных видах неоконченных преступлений и выделяли некоторые особенности этого явления.

Отметим в итоге, что расширение научных методов исследования стадий развития преступной деятельности, а также использование опыта зарубежных стран в этой области помогают углубить научный анализ это- го института и дать практике теоретически обоснованные рекомендации.

Однако и после принятия ныне действующего законодательства этот вопрос продолжает оставаться дискуссионным в связи с периодически возникающими спорными примерами из практики применения данного закона, что требует точности и повышенного внимания работников испол- нительного звена при квалификации преступлений и назначении наказания. Особенное внимание в эти годы также привлек вопрос о сущности и условиях добровольного отказа на различных стадиях совершения пре- ступления. Исследованию этой темы посвящены работы ряда авторов тех лет (К.А. Панько, А.Д. Сафронова). Изучение и обобщение значительного количества уголовных дел позволили этим авторам показать общее коли- чество случаев, при которых имеет место добровольный отказ от совер- шения преступления по некоторым категориям дел, мотивы, побуждающие к добровольному отказу от доведения до конца, а также особенности добровольного отказа соучастников

§1.2. Понятие неоконченного преступления, его отличие от стадий совершения преступления, от оконченного преступления.

В действующем уголовном законодательстве не закреплена дефиниция неоконченного преступления. Вместе с тем, в статье 29 Уголовного кодекса РФ^[29] неоконченное преступление характеризуется через приготовление к преступлению и покушение на преступление.

Кроме того, современные исследователи неоднократно подчеркивали необходимость определения термина «неоконченного преступления» российским законодателем. Однако разработка такого понятия является дискуссионной, поскольку правоведы придерживаются различных мнений относительно данного вопроса. Так, М.П. Редин полагает, что под неоконченным преступлением следует понимать преступную деятельность по осуществлению общественно-опасного намерения, которая была прервана по обстоятельствам, которая не зависела от воли виновного, на стадии подготовки к преступлению либо на стадии его совершения^[30].

В данном контексте автором используется термин «воля» вместо «не зависящих от лица обстоятельств», которая и обуславливает прерванность деяния и недостижение желаемого результата. Такую трактовку неоконченного преступления критикует в своих научных трудах М. Селезнев, который считал, что такая формулировка недопустима, поскольку ставит вопрос о виновности лица, которая может быть решена только посредством судебного разбирательства. ^[31]С ним нельзя не согласиться. Кроме того, само понятие «воля» является спорным в научной литературе и трактуется по-разному. Так существует несколько подходов к определению воли лица: мотивационный, регуляционный и «свободного выбора», что дает основание полагать использование данного термина в контексте Уголовного закона неуместным.

Другой ученый, Г.В Назаренко усовершенствовал данное понятие и определил, что неоконченное преступление – это умышленное деяние, которое не было доведено до конца, по независящим от лица обстоятельствам, либо из-за добровольного отказа от преступления.^[32]

Действительно, стоит отметить то, что только такие преступления могут быть признаны неоконченными, которые совершаются с прямым умыслом, так как в преступления с неосторожной формой вины и в деяниях с косвенным умыслом изначально нет желаемого виновного преступного результата.^[33] Кроме того, это такое действие или бездействие лица, которое было прервано самим виновным либо посредством иных обстоятельств, до наступления общественно-опасных последствий.

В Уголовном кодексе также отсутствует понятие стадии совершения преступления, но в юридической литературе оно выделяется. Стадии – это этапы (периоды) осуществления преступного деяния. Они отличаются по степени осуществления общественно-опасного намерения, характеру действий и бездействий, а также по последствиям.

В уголовном праве различаются оконченное и неоконченное преступление. В свою очередь, неоконченное преступление разделяется на приготовление и покушение. Таким образом, выделяется всего три стадии осуществления преступления – приготовление, покушение и оконченное преступление. Именно поэтому понятие неоконченного преступления шире стадии, поскольку неоконченная преступная деятельность может объединять две стадии – приготовление и покушение.

Оконченное преступление признается таковым, если в деянии, которое совершило лицо, содержатся все признаки состава преступления, предусмотренные уголовным законом. [34]Однако от неоконченного оно отличается отсутствием лишь одного элемента – общественно-опасного последствия.

Неоконченным преступлением признается приготовление к преступлению и покушение на преступление (ч. 2 ст. 29 УК РФ). Данная норма также нуждается в уточнении. Дело в том, что есть два вида неоконченных преступлений ‑ прерванное по не зависящим от лица причинам и добровольно не оконченное. Глава 6 УК РФ объединяет оба вида общим родовым понятием"неоконченное преступление". Приготовление к преступлению и покушение на преступление - сущность разновидности прерванных по не зависящим от лица обстоятельствам преступлений. В них выделяется добровольно не оконченное преступление, в котором общественно опасные последствия не наступили по зависящим от лица обстоятельствам, а собственно в силу его добровольного отказа от завершения преступления. При этом доводы незавершенного преступления могут быть самыми разнообразными, имеет значение только реальная добровольность отказа.
Помещение норм о приготовлении к преступлению и о покушении на преступление в единой ст. 30 УК РФ вполне обоснованно. Отличия между приготовлением и покушением иногда провести нелегко, а значение для оценки общественной опасности этих видов неоконченного преступления не столь существенно, ибо прерванность действия на той или иной стадии происходит по не зависящим от лица обстоятельствам и потому ни в заслугу, ни в вину ему поставлены быть не могут.
Приготовление к преступлению и покушение на преступление квалифицируются по двум статьям УК - ст. 30 и статье Особенной части Кодекса, которая предусматривает состав преступления, к совершению которого лицо готовилось либо совершить которое покушалось (ч. 3 ст. 29 УК РФ). Ссылка на ст. 30 необходима потому, что все составы преступлений в Особенной части кодекса выражены как оконченные. Если бы в Общей части не предусматривалась ответственность за неоконченное преступление, нельзя было бы кого-либо привлечь к ответственности за него.

§1.3. Соотношение добровольного отказа от преступления и неоконченного преступления.

Говоря о неоконченном преступлении как о ситуации, при которой преступное намерение не доведено до конца, по независящим от лица обстоятельствам, законодатель посчитал нужным отграничить приготовление и покушение не только от оконченного преступления, но также и от добровольного отказа. Тем самым, в науке уголовного права подчеркивается необходимость наличия воли самого виновного в его поведении при добровольном отказе от преступления.

Однако в Уголовном кодексе под добровольным отказом понимается такое поведение лица, при котором лицо отказывается от совершения общественно-опасного деяния до конца, осознавая возможность полной реализации своего преступного намерения[35]. Таким образом, закрепление такой дефиниции в уголовном законе не позволяет лицам избежать уголовной ответственности, когда в их действиях отсутствует отказ, носящий добровольный характер.

Определить добровольный отказ на стадии приготовления легче, чем при покушении на преступление, поскольку стадия приготовления имеет временной промежуток перед оконченным деянием, а покушение на преступление непосредственно связано с оконченным составом. Для разграничения этих явлений необходимо определить причины, по которым совершение общественно-опасного деяния было прервано.

В действующем уголовном законодательстве установлено, что добровольный отказ имеет место быть только на стадии приготовления или покушения на преступление. Важным признаком является то, что отказ должен быть, не временно прерван или отложен, а носить характер окончательности.

Однако, так или иначе, добровольный отказ невозможен без осознания возможности доведения воплощения преступного замысла в действительность до конца. Отсутствие такого понимания доведения преступления до конца не может полностью исключать уголовную ответственность за содеянное.

Для рассмотрения данного вопроса стоит привести следующий пример из судебной практики. Апелляционным Определением № 49-О13-12Верховного Суда Российской Федерации^[36] было установлено, что Г., руководствуясь корыстными мотивами, проник в квартиру, убил гражданку А. кухонным ножом, после чего скрыл следы преступления и ушел из квартиры. Подсудимый просил прекратить уголовное дело в отношении состава кражи, поскольку имелся добровольный отказ от преступления. Он утверждал, что после убийства женщины он мог продолжить начатое – поиск денежных средств и их изъятие. Однако Судебная коллегия по уголовным делам не изменила приговор, поскольку квалифицировала данные действия как неоконченное преступление. Для дачи такого заключения, суд установил причину не доведения преступления до конца - обнаружение виновного хозяйкой квартиры, а не воля лица. Так, его первоначальные действие – поиск денежных средств, были прекращены посредством независящих от лица обстоятельств, что исключает добровольный отказ от преступления.

Такие непредвиденные обстоятельства препятствуют субъекту довести преступление до конца, выбивают его из намеченной колеи. Очевидно, что в приведенном примере у лица возник страх уголовной ответственности, источником которого явилось случайное обстоятельство, которое и послужило препятствием.

В некоторых случаях причинами, по которым лицо может отказаться от совершения преступления до конца, могут быть уговоры, угрозы или мольба потерпевших. Однако для определения виновности лица в осуществлении преступного намерения имеют значение абсолютно все факторы и детали события в совокупности.

Так, неоднозначной ситуация может быть при изнасиловании, когда субъект нападает на жертву и в течение длительного времени пытается данный реализовать состав преступления, чему препятствует активное сопротивление потерпевшей. Так лицо, почти раздевшее девушку, не доводит свой замысел до конца и скрывается. В такой ситуации, с одной стороны, мужчина мог бы довести преступление до конца, приложив к этому больше усилий, что им осознавалось. Однако, с другой стороны, в судебном порядке такие действия, как правило, квалифицируются как покушение на преступление, поскольку причиной отказа стала не воля посягающего лица, а сопротивление потерпевшей, которое застигло преступника врасплох и стало непредвиденным препятствием.

Другим моментом, который имеет определяющее значение при решении вопроса о добровольном отказе от совершения преступления является признак окончательности. Эта особенность играет роль как при приготовлении, так и при покушении на преступление. В судебной практике зачастую возникают вопросы относительно наличия данного признака при приготовлении, поскольку на этой стадии достаточно сложно отличить добровольный отказ от временного прекращения реализации преступного замысла, с целью его воплощения при более благоприятных обстоятельствах.

Содержание признака окончательности наиболее полно раскрывается в преступлениях с соучастием. Так, все виды соучастников, кроме исполнителя могут прекратить преступление только посредством активной формы – осуществлением ряда действий (например, своевременным донесением о готовящемся преступлении органам власти).[37]

Добровольный отказ может быть только при неоконченном преступлении. Кроме того это преступление должно носить характер умышленного.

Разбор статей УК РФ, регламентирующих институт неоконченного преступления, приводит к выводу о том, что для добровольного отказа соисполнителю нужно предотвратить наступление преступных последствий. С одной стороны, в ч.1 ст.31 УК РФ речь идет о прекращении приготовления или покушения, а с другой – логика дифференциации уголовной ответственности должна предусматривать, по крайней мере, не менее грубые условия добровольного отказа для исполнителя, нежели для других участников преступления. Более того, если наряду с выполнением объективной стороны преступления совместно с другими лицо еще выполняло и функции подстрекателя или организатора, то в соответствии со ст.31 УК РФ для добровольного отказа ему нужно предотвратить наступление преступных последствий.

Поиск по сайту: