|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
ВВОДНАЯ СТАТЬЯISBN 5-8291-0104-1 ISBN 5-88687-096-2 Предлагаемый читателю сборник составили работы, в настоящее время относимые к семиотике языка и литературы. Суть их — в последовательном сближении и, наконец, в слиянии исследований языка и литературы под определенным углом зрения — семиотическим. В сборнике широко представлены различные направления семиотики, развивавшиеся на протяжении столетней истории дисциплины; представлены работы ведущих специалистов прошлых лет в области семиотики — Ж. Пиаже, Р. Якобсона, Р. Барта, К. Леви-Стросса, и др., как и наших современников и соотечественников. Для лингвистов, студентов-филологов и всех, кто интересуется проблемами гуманитарного знания. УДК 003 ББК 87.4
Степанов Ю.С, составление, комментарии 2001 Академический Проект, оригинал- оформление, 2001 ВВОДНАЯ СТАТЬЯ 32 Семиотика
Николай Трубецкой «Хожение за три моря» Афанасия Никитина как литературный памятник: Древнерусская литература недоступна непосредственному восприятию современного — не только иностранного, но и русского — читателя. Мы ее не понимаем и не умеем ценить ее как литературу. Древнерусскую икону теперь «открыли», открыли не только физически, тем, что счистили с нее копоть и позднейшие краски, но и духовно: научились смотреть на нее, видеть и понимать, что она говорит. Но к памятникам древнерусской письменности мы продолжаем быть глухи и слепы. На этом основаны специфические особенности науки «истории древнерусской литературы». Пишу в кавычках, ибо эта «история литературы» очень странная, непохожая на другие. В этом легко убедиться, просмотрев Любой учебник или университетский курс этой науки. Собственно, о литературе, как о таковой, в этих учебниках и курсах говорится мало. Говорится о просвещении (точнее, об отсутствии просвещения), о бытовых чертах, отразившихся (точнее, недостаточно отразившихся) в проповедях, летописях и житиях, об исправлении церковных книг и т. д., словом — об очень многом. Но о литературе говорится мало. Существует несколько трафаретных оценок, прилагаемых к самым различным древнерусским литературным произведениям: одни из этих произведений написаны «витиевато», другие — «простодушно» или «бесхитростно». Отношение авторов учебников и курсов
ко всем этим произведениям неизменно презрительное, пренебрежительное, в лучшем случае снисходительно-презрительное, а иногда и прямо негодующе-недоброжелательное. «Интересным» древнерусское литературное произведение считается не само по себе, а лишь постольку, поскольку отражает в себе какие-нибудь бытовые черты (т. е. поскольку является памятником не истории литературы, а истории быта) или поскольку заключает в себе прямые или косвенные указания на знакомство автора с какими-нибудь другими литературными произведениями (преимущественно переводными). От древнерусского автора почему-то требуют непременно выражения «народного миросозерцания», примыкания к народной поэзии: если этого у него нет — его презирают с оттенком негодования, если же это у него есть — его похваливают, но все-таки с оттенком снисходительного презрения. Нечего и говорить, что все эти особенности науки истории древнерусской литературы (в том виде, как эта наука отражается в учебниках и университетских курсах) мыслимы лишь при допущении, что древнерусская литература не есть литература. В этом особенно легко убедиться, если в виде опыта попробовать подойти к новой русской литературе с теми же мерилами, которые применяют к литературе древнерусской: пушкинский «Евгений Онегин» оказался бы интересен только потому, что отражает быт русских помещиков начала XIX в. и свидетельствует о знакомстве автора с Ричардсоном и Адамом Смитом; Тургеневу пришлось бы поставить в вину, что он не примыкает к народной поэзии и лишен народного мировоззрения и т. д. Конечно, в этих особенностях истории древней литературы повинно общее враждебное отношение русской интеллигенции к допетровской Руси, как к царству варварства, темноты и убожества во всех областях жизни. Но, казалось бы, «открытие» иконы, показавшее, что в допетровской Руси существовала высокая эстетическая культура и глубокая, отнюдь не варварская и не первобытная, а мистически и богословски осознанная религиозность, должно было бы поколебать это ходячее предубеждение против Древней Руси. И если тем не менее история древнерусской литературы продолжает и по сие время относиться к своему предмету так же, как относились раньше, то объясняется это, конечно, тем, что произведения древнерусской литературы до сих пор «открыты» еще только физически, а не духовно, что мы еще не умеем воспринимать их как художественную ценность. Чтобы выйти из этого затруднения, у нас есть только одно средство. Надо подойти к произведениям древнерусской литературы с теми же научными методами, с которыми принято подходить к новой русской литературе, ко всякой литературе вообще. В этом отношении как раз в последнее время создано могучее средство научного исследования литературы. Это средство— «формальный Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.003 сек.) |