Империя или не империя?

Империя – это форма правления, когда главенствующая страна определяет внешнюю и, частично, внутреннюю политику всех других стран. Кто будет спорить, что современная индустриальная Америка не похожа на аграрный Рим античности? Но оба центра стали осуществлять обе указанные функции. А осуществление обеих этих функций неизбежно ставит задачу создания иерархического порядка, системы организованного подчинения. И опыт истории неизбежно предлагает известные формы соподчинения.

Непосредственные предтечи еще испытывали внутреннее ограничение при сравнении с империями. Многие американцы и сейчас еще испытывают дискомфорт, когда их роль в мире определяется как имперская. Соблазн легализации термина империя казался им порочным (хотя односторонность и гегемония сумели войти в оборот) – они склонны были видеть в глобальной экспансии «манифест дестини», своего рода божественное предназначение, а не имперский подъем.

Сразу после 1991 г. имели место эвфемизмы. Государственный секретарь США в администрации президента Клинтона М. Олбрайт ответила на приобретший актуальность вопрос своим определением Америки: «Нация, без которой невозможно обойтись. Она остается богатейшим, сильнейшим, наиболее открытым обществом на Земле. Это пример экономической эффективности и технологического новаторства, икона популярной культуры во всех концах мира и признанный честный брокер в решении международных проблем». Место Америки, объясняла американскому сенату государственный секретарь Олбрайт, «находится в центре всей мировой системы… Соединенные Штаты являются организующим старейшиной всей международной системы». Ее заместитель С. Тэлбот в том же ключе подчеркнул: «Если мы не обеспечим мирового лидерства, никто не сможет вместо нас повести мир в конструктивном, позитивном направлении».

Правящей республиканской администрации Дж. Буша-мл. также не хотелось бы сразу расставлять акценты и однозначно называть свою политику имперской. Характеризуя современную Америку, невозможно говорить об империи в классическом виде – эмфатически утверждает советница президента Буша по национальной безопасности Кондолиза Райс. Ее отрицание принуждения других сводится в конечном счете к утверждению, что «у Соединенных Штатов нет территориальных амбиций и нет желания контролировать другие народы». (Это сказано после войны в заливе, Косова и Афганистана – и непосредственно перед вторжением американских войск в Ирак.) Подобным же образом и президент Буш, выступая в День ветеранов, открещивался от неизбежного лозунга: «У нас нет территориальных амбиций, мы не стремимся создать империю».

От эпитета имперский открещивается ряд представителей либеральной профессуры. Так, Филип Желиков из Вирджинского университета предлагает увидеть различие: «В империях метрополия контролирует другие нации, она пишет им законы и все тому подобное. Даже если у нас „неформальная“ империя – такая, какую англичане имели в случае с Афганистаном, вы все же обнаружите, насколько иную роль играют Соединенные Штаты». Читающей публике объясняется, что термин «империя» в новое время приобрел особую популярность во время войны англичан с бурами. Потом термин совершенно запутали марксисты, а их эпигоны совсем потеряли точку отсчета. «На протяжении жизни последнего поколения люди стали определять как империализм любое влияние одной страны на другую. В этом случае термин теряет смысл, но приобретает значительное негативное звучание». Может, Соединенные Штаты просто выглядят «излишне амбициозными»? Советник президента Буша-мл. Кондолиза Райс аргументирует в наступательном духе: «Что было сверхамбициозного в том, что Соединенные Штаты сделали демократию нормой в Японии, помирили Францию с Германией? Америка распространяла ценности, которые ценила сама. Трумэн и его люди понимали, что Америка не может позволить наличие вакуума в мире». Примечательный уход от проблемы «И» – определения империи – никак не разделяется теми, кто не считает зазорным иметь смелость и называть явления своими именами, кто энергично и открыто обеспечивает идейную подоплеку односторонней политики, кто никоим образом не смущен этим термином, воспевавшимся в Америке 1900 г., уничижительным в Америке 1950 г. и вернувшим былое обаяние в Америке после 2001 г. Для таких идеологов, как Чарльз Краутхаммер, для издателя неоконсервативной «Уикли стандарт» Уильяма Кристола, для популярного ныне аналитика Роберта Кэгена – и даже для заместителя министра обороны Пола Вулфовица – в имперских орлах, в имперском влиянии, в самом слове империями ничего, что заставляло бы опустить глаза. Как написал Уильям Кристол, «если кто-то желает сказать, что мы имперская держава, ну что ж, очень хорошо, мы имперская держава».

И что дурного в слове «гегемон»? По-гречески это просто лидер. Однополярность гарантирует мир от неожиданных взрывов насилия, регламентирует прогресс, обеспечивает стабильность. В самой Америке понимание уникальности момента и несказанных американских возможностей стало всеобщим. Вашингтон ощутил себя подлинной столицей мира, имеющей свое видение оптимальной структуры мира и свое предназначение осуществлять эту миссию.

Как пишут американские политологи Дж. Чейз и Н. Ризопулос, «имперская система – будь то Римская, Византийская, Габсбургская, Оттоманская или Британская империя – идеально обеспечивала не только безопасность для своих собственных граждан, но гарантировала и осуществляла упорядоченный мир, в котором живущие за пределами собственно империи также пользовались благом существующего порядка – политического, законодательного, экономического, – навязанного имперским гегемоном». Американский историк П. Кеннеди указывает на исключительно благоприятное сочетание условий: «Глобализация американских коммерческих потоков продолжается, американская культура распространяет свое влияние, демократизация входит в новые мировые регионы… Националисты от Канады до Малайзии устрашены. Огромное число людей предвкушают распространение американского влияния».

Исследователи классической античности «могут возмущаться сравнением демократической Америки с тираническим Римом Августа и Нерона. Но сформировавшийся имперский лагерь указывает, что, как ни неожиданно это сравнение, Америка ведет себя подобно побеждающей империи». Идея империи «стала лейтмотивом редакционных статей и общим мнением специалистов на страницах американских газет». Главный редактор журнала «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт» М. Закерман с великой гордостью объявил не только о пришествии второго американского века, но и о том, что человечество стоит на пороге новой американской империи – novus imperio americanum.

Открытые идеологи империи указывают на то, что термин «империя» не имеет значения антонима понятиям республика и свобода. Среди тех, кто все более свободно оперирует этим термином, есть и умудренные историки, прежде едва ли бы согласившиеся на столь легкое употребление этого термина. К примеру, иельский историк Джон Льюис Геддис пишет: «Мы (США) – определенно империя, более чем империя, и у нас сейчас есть мировая роль».

Теоретики могут выступать за или против империи, но все они уже свободно пользуются этим термином – от политического правого фланга до левого, от Майкла Игнатьева и Пола Кеннеди до Макса Бута и Тома Доннели. Именно это и наиболее примечательно: все участники дебатов знают, о чем идет речь. А речь идет не о традиционных темах распространения капитализма по всему миру и не о новой глобальной консюмеристской культуре. Речь совершенно определенно идет о принуждающей внешней политике, об использовании вооруженных сил США на глобальных просторах, на всех материках и на всех океанах, о защите Соединенными Штатами своих интересов в глобальных масштабах.

В послесентябрьской Америке понятие «имперское мышление» сменило негативно-осуждающий знак на позитивно-конструктивный. И ныне даже такие умеренные и солидные издания, как «Уолл-стрит джорнэл» и «Нью-Йорк таймс», впервые за сто лет заговорили об империи, имперском мышлении, имперском бремени не с привычным либеральным осуждением, а как с реальным фактом исторического бытия. Изменение правил политической корректности ощутили на себе редакторы бесчисленных газет и журналов повсюду между двумя океанскими побережьями. Ведущие американские политологи триумфально возвестили, что «Соединенные Штаты вступили в XXI век величайшей, благотворно воздействующей на глобальную систему силой, как страна несравненной мощи и процветания, как опора безопасности. Именно она будет руководить эволюцией мировой системы в эпоху огромных перемен».

Открытие перестает быть открытием. Широко известный американский политолог Дж. Чейс вопрошает: «Кто смог бы отрицать, что Америка – имперская держава?» Идеальный мир, как открыто говорят американские теоретики, это такой мир, где «Соединенные Штаты доминируют в дипломатической, экономической, военной сфере и в области пользования ресурсами окружающей среды». И в сфере массовой культуры – вот впечатления американского профессора Дж. Курта от посещения им очаровательного богемского городка Кутна Гора (50 км от Праги): «Над городом и над всей Чешской Республикой распростерла крыла Американская империя со своей „мягкой мощью“ – поп-культурой. По мере того как солнце пробивается над старинными крышами и шпилями соборов, видевших еще империю Габсбургов, воздух наполняют звуки рэпа из приемников подростков, на головах которых бейсбольные кепки и джинсы „багги“… Соединенные Штаты – самая гегемонистская и имперская держава за все пять столетий, прошедших со времени открытий Колумба».

Страстной апологией исторической миссии американской империи является вышедшая в 2002 г. книга редактора газеты «Уолл-стрит джорнэл» М. Бута «Войны с целью достижения миpa: малые войны и взлет американской мощи». Квинтэссенция этой апологии американской империи: мы, американцы, не мечтали об империи, не строили ее, не проектировали ее контуры – она упала на американские плечи достаточно неожиданно, когда рухнул «второй мир», а затем когда в условиях послесентябрьской (2001 г.) общемировой мобилизации главные регионы планеты – Западная Европа, Россия, Китай, Индия (всего 144 государства) – предпочли войти в формируемую Америкой коалицию.

Взлет имперских орлов сделал классическую историю популярной наукой. Обращение к Римской и Британской империям за несколько месяцев стало захватывающим чтением, изучение латинского языка вошло в моду (даже «Гарри Поттер» переведен на латинский язык) и приобрело новый смысл. Буквально повсюду теперь в республиканской Америке можно найти статьи о положительном воздействии на мир Пакс Романум, подтекст чего не нужно никому расшифровывать: новая империя пришла в современный мир, и мир должен найти в ней признаки и условия прогресса. Парадокс эволюции американской демократии: Пакс Американа изживает (по крайней мере, для американцев) свой негативный подтекст.

Посетившие Вашингтон после Сентября иностранцы в один голос указывают на новую ментальность страны, где главное общественное здание – Капитолий, где римские ассоциации сенат вызывает не только как термин, но и как архитектурное строение, где по одной оси расположены пантеон Линкольна, обелиск Вашингтона и ротонда Джефферсона. Менталитет «римских легионов» проник даже в Североатлантический союз (жалуются англичане) ради жестких односторонних, имперских действий. Вольно или невольно готовилась Америка к этому звездному часу своей исторической судьбы. Посмотрите на архитектуру основных зданий Вашингтона, обратите внимание на название государственных учреждений: сенат, Верховный суд; не упустите факта колоссальных прерогатив принцепса, именуемого в данном случае президентом. Не упустите того факта, что согласно американской конституции внутреннее законодательство и конгресс стоят выше международного законодательства и международных институтов.

Создается «имперское» видение, оставляющее за Соединенными Штатами право определять в глобальном масштабе стандарт поведения, возникающие угрозы, необходимость использования силы и способ достижения справедливости. В такой проекции суверенность становится абсолютной для Америки, по мере того как она все более обуславливается для стран, которые бросают вызов стандартам внутреннего и внешнего поведения Вашингтона. Такое видение мира делает необходимым – по крайней мере, в глазах приверженцев этого видения – видеть новый и апокалиптический характер современных террористических угроз и обеспечить беспрецедентное глобальное доминирование Америки. Эти радикальные стратегические идеи и импульсы, как это ни странно, могут изменить современный мировой порядок так, как того не смогло сделать окончание «холодной войны».

«Мыслительные центры» столицы новой империи – Вашингтона с готовностью обсуждают стратегию односторонних действий по всему мировому периметру. Прежде республикански сдержанная «Уолл-стрит джорнэл» находит благосклонную аудиторию, когда пишет: «Америка не должна бояться свирепых войн ради мира, если они будут вестись в интересах „империи свободы“.

Самое большое превращение произошло со словом «империя». Несколько лет (даже месяцев) тому назад очень немногие осмелились бы (1) произнести это слово; (2) придать этому термину позитивный смысл. В конце лета 2001 г., готовя свою книгу к печати, профессор Э. Басевич, за плечами которого военная карьера, написал название: «Необходимая нация». К осени 2002 г. книга готовилась к изданию в гарвардском университетском издании уже под неизбежным названием «Американская империя». Об американских командующих под разными широтами говорится как о «проконсулах», а «обязательства» и угрозы Америки находят обильные аналогии с прежними мировыми империями. Вашингтон устанавливает правила, которым с неизбежностью подчиняется весь мир. И особо подчеркивается, что только сама Америка способна сделать эти правила дееспособными и обязательными для всего мира. К примеру, речь открыто идет о превентивных военных акциях, скажем, против Ирака – соответствует или не соответствует это нормам ООН, оказывается, не так уж и важно.

«Особенность нашей империи, – пишет Э. Басевич, – заключается в том, что мы предпочитаем право доступа и возможность оказывать воздействие непосредственному владению. Наша империя является как бы „неформальной, состоящей не из сателлитов и владений, а из номинально равных друг другу стран. Главенствуя в империи, мы предпочитаем пользоваться нашей властью не непосредственно, а через промежуточные институты, в которых Соединенные Штаты играют преобладающую роль, но не осуществляют неприкрытый откровенный прямой контроль (например, Организация Североатлантического договора, Совет Безопасности ООН, Международный валютный фонд, Мировой банк)“. В военных делах Америка предпочитает „соблазн принуждению“.

Все это означает, что Америка действует самостоятельно и без оглядки на других. Международные соглашения типа «протокола Киото» являются жертвами представления о неподсудности американцев никому, кроме собственных национальных учреждений. Сенат США отверг, в частности, не ратифицировал «Ковенант экономических и социальных прав», «Конвенцию искоренения дискриминации в отношении женщин», «Конвенцию прав детей», участие в Международном уголовном суде. (Даже в высшей степени лояльные к американцам англичане с великим сожалением говорят о том, что «жаль, если Америка не согласится с созданием Международного уголовного суда. Военная власть необходима для проведения международной политики». И приходят к заключению: «Исключение делается для сильных».) При голосовании против «протокола Киото» вместе с президентом Бушем выступили 95 американских сенаторов. Многие проводят линию на наличие в американской истории давней и неистребимой традиции «американской исключительности». Гарвардский профессор Э. Моравчик склонен отбросить сложные объяснения и обратиться к более простым: Америка, стабильно демократическая, идеологически консервативная и политически децентрализованная, является сверхдержавой и может обходить обязательные для всех правила и законы.

Одна в океане могущества

Мировая история подсказывает футурологии: Соединенные Штаты не преминут воспользоваться редчайшей исторической возможностью. В этом случае главной геополитической чертой мировой эволюции станет формирование однополярной мировой структуры. Америка прилагает (и будет в обозримом будущем прилагать) огромные усилия по консолидации своего главенствующего положения. С этим выводом согласны наблюдатели за пределами страны-гегемона, да и сами американские прогнозисты: «Соединенные Штаты сознательно встанут на путь империалистической политики, направленной на глобальную гегемонию. Они (США) умножат усилия, выделяя все более растущую долю ресурсов на амбициозные интервенции в мировом масштабе». Свернуть с этой дороги пока не сможет ни один ответственный американский политический деятель, любой президент должен будет опираться на массовое приятие страной своего положения и миссии. Уже сейчас высказывается твердое убеждение, что «еще не одно поколение американцев будет готово идти этой дорогой: тяжело отказываться от всемогущества».

Ч. Краутхаммер имеет все основания утверждать, что «в грядущие поколения, возможно, и появятся великие державы, равные Соединенным Штатам. Но не сейчас. Не в эти десятилетия. Мы переживаем момент однополярности». Будет ли безусловный лидер стремиться к отчетливо заявленной гегемонии? Причиной неприкрытого самоутверждения мог бы быть некий внешний вызов (скажем, массовый всплеск международного терроризма). Катализатором демонстративного гегемонизма могли бы стать несколько интервенций типа афганской – если они будут краткосрочными, малокровными и успешными. В пользу своего рода институционализации гегемонизма могло бы действовать давление американских и транснациональных корпораций, банков и фондов на правительство США с целью получения доступа к новым инвестиционным рынкам, рынкам сбыта, источникам сырья; эти организации по своей природе стремятся расширить зону предсказуемости, зону упорядоченности прав собственности, стандартов оценки банкротства, разрешения конфликтов, унификации гражданских и профсоюзных прав, женского равноправия, демократии и защиты окружающей среды – готовя тем самым благоприятную для контрольных позиций США почву.

Существуют внутри – и внегосударственные группы, выступающие против распространения наркотиков, терроризма, геноцида, преступлений против человечности и так далее. Эти группы оказывают давление на правительство США с целью активизации внешней политики, расширения зоны воздействия на законодательство иных стран с целью изменения их законов, конституций, правил поведения в соответствии с американскими стандартами.

В современном Риме определяется «ось зла», откровенно обсуждаются операции, поручаемые проконсулам. Проконсулы докладывают из провинций о завершении военной операции в Афганистане, крахе Талибана (хотя Аль-Каида и сохранила свои тайные структуры), разрушении основных палестинских структур и росте европейской оппозиции силовым действиям в Ираке. Тацит, крупнейший историк имперского Рима, почувствовал бы себя в своей тарелке. Сенаторы Маккейн (республиканский претендент в президенты США в 2000 г.) вместе с сенатором Либерманом (демократический претендент в вице-президенты США в 2000 г.) готовы обсуждать имперское строительство и всемерно помогать президенту Бушу-мл. в полицейских функциях, распространяющихся на весь мир.

Поиск по сайту: