РЕАКЦИЯ АМЕРИКИ

Классический пример разрешения проблем американским способом описан британским министром иностранных дел Э. Греем в начале прошлого века. В 1913 г. Грей беседует с американским послом У. Пейджем о перевороте в Мексике и спрашивает, что будет после американского вмешательства. Незамедлительно последовал ответ: «Заставим их устроить выборы и жить согласно выработанным решениям». – «А если они не согласятся?» – «Снова вмешаемся и заставим голосовать». – «И будете делать это на протяжении 200 лет?» – спрашивает Грей. – «Да, – отвечает посол. – Мы будем стрелять в этих людей до тех пор, пока они не научатся голосовать и управлять собой сами». Так американцы и сделали тогда в Мексике. Предпоследний раз они обратились к этой тактике в Косове, в последний раз – в Афганистане.

По мнению американского историка П. Шредера, «реакция американского правительства на атаку 11 сентября была похожа на реакцию австро-венгерского правительства на убийство в Сараеве – принятие решения объявить войну, хотя это противоречит основам установленных правил и процедур международной системы… Соединенные Штаты избрали войну, зная, что попытки разрешить кризис посредством существующей международной системы нормальным путем (ООН, НАТО, другие союзники, стандартное международное давление, оказывающая давление дипломатия, такая, как это было продемонстрировано на Балканах) может размыть конфликт, не решая основную проблему».

Америка отреагировала почти единодушно: на нас совершено покушение, и почти все согласились, что закончена определенная эпоха. По почти всеобщему мнению, «дата 11 сентября 2001 г. представляет собой одно из тех сейсмических смещений, когда планета, кажется, дрогнула и сместила собственную ось. Пилоты из ада, которые уничтожили Международный торговый центр и часть Пентагона, оставили чувство раскола двух эпох, до и после катаклизма». Распространилось мнение, что наступила эра террора, а антитеррористическая борьба отныне не пустое упражнение в суесловии, а попытка предвидеть, предусмотреть удар и предотвратить его.

Довольно быстро стало понятно, что знакомые понятия и концепции почти не помогают. Эксперты начали с определения понятия терроризм, который словари трактуют как насилие, чаще всего применяемое в отношении гражданских лиц, осуществляемое с политическими целями. Хотя 11 сентября подпадает под это определение, все прежние контакты Америки с терроризмом не давали оснований ожидать того, что случилось.

Нападение 11 сентября было объявлено актом войны. Американцы сами признают, что «это странный тип войны, в ней нет линии фронта, нет концентрации войск, она ведется как бы в тени, против ускользающего противника, без ясной направленности действий, без представления о том, чем эта война должна закончиться». Однако войны, сколь жестокими они ни были бы, имеют некоторые непреложные законы. В войне всегда задействовано, в той или иной форме, самосохранение. Государства и нации идут на риск, но они, как бы там ни было, лелеют.надежду на выживание и достижение победы. В этом смысле сентябрьский противник Америки был иным. Террористов, поднявшихся в воздух утром 11 сентября, угроза неминуемой смерти, как видно, не только не пугала, но по-своему вдохновляла. Мегатонны, точечная аккуратность ударов, гарантированный второй удар – все эти понятия уходят в область динозавров, когда твой противник готов умереть, когда его не страшит уничтожение. Новая ситуация требует нового осмысления, нового ответа. Дж. Кеннан и Р. Макнамара как идеологи сдерживания уже не помогают. Требуются люди нетрадиционного мышления, ставящие во главу своего анализа проблемы Севера – Юга, проблемы цивилизационных различий, расширяющие горизонт прежнего, основанного на «mutual assured distruction» – на «взаимном гарантированном уничтожении» – анализа.

Со своих самых высоких трибун, устами своих самых влиятельных политиков Запад объявил войну терроризму. Никто не может быть беспечным наблюдателем проявлений террора, который завтра грозит превратиться в эквивалент третьей мировой войны. Но и объявлять войну явлению (а не государству) бессмысленно. Точно так же можно объявлять войну людской злобе, рассеянности, безразличию, трусости. Пышно и неэффективно. Терроризм представляет собой явление негосударственной, «подгосударственной», межнациональной деятельности. Это своего рода тип вируса, который легко поддается мутации. Отход от здравого смысла заложен в основе. Война – это легальный, юридический термин, касающийся отношений между государствами. Термин война в приложении к терроризму имеет эмоционально-пропагандную основу. И как таковой в данном случае бессмыслен.

Выиграть объявленную войну с терроризмом посредством одной или нескольких военных операций невозможно. Если в разворачивающейся кампании по всемирной борьбе с терроризмом будут победители и побежденные, то это просто будет означать, что на данном этапе силу демонстрирует одна определенная сторона. Но, к сожалению, это почти со стопроцентной определенностью означает, что в смертельном диалоге будут следующие этапы. Позитивный элемент прямолинейного удара по известным базам террористов, при всей своей внешней эффектности, невелик в масштабах всего явления – иррациональной ненависти к Западу. В целом бомбометание и прочие сугубо силовые методы не уравновешивают эвентуальной дегуманизации и в этом плане не дают искомых результатов. В конкретной реальности – и в исторической протяженности – Запад нуждается не в уходе от контактов с пятью миллиардами незападного населения, а в более тесной структуризации мирового сообщества.

США в третий раз за столетие бросают вызов явлению внешнего мира – в первый раз это был нацизм, во второй – коммунизм, и вот наступает более серьезная эпоха – вызов брошен «не только жизням американцев, но и их душам». Возглавляя Запад, Америка полна решимости защищать свои интересы и позиции. Американские союзники (такие, скажем, как французский дипломат Ж.-М. Гуэнно) предвидят наступление «нового имперского века, где сила и влияние будет принадлежать обществам и организациям с развитыми технологическими и информационными возможностями».

Объявлена война терроризму – огромному, страшному, многоликому явлению. Надо сказать, что американцы не в первый раз в своей истории встречают самоубийц в почти массовом масштабе. Наибольший ущерб террористы нанесли Америке, когда в ходе Второй мировой войны американские вооруженные силы начали приближаться к Японским островам. Пилоты с запасом топлива в одну сторону начали пикировать на американские корабли под разными углами без особого успеха: попасть в военный корабль, находящийся в открытом море, практически невозможно из-за плотности огня. Но японцы исхитрялись, и с массовым нападением камикадзе следовало бороться не только пулеметами большого калибра. Следовало снять оторопь молодых американцев, устрашенных пилотами, которым жизнь была недорога. Фанатизм следовало показать во всей его зверино-ожесточенной неприглядности. Именно ради этого, когда один из летчиков-камикадзе рухнул в море рядом с бортом авианосца, его дневник привлек внимание как возможная иллюстрация фанатизма. Знатоки японского из американских университетов быстро перевели записи фанатика на превосходный английский. Зря старались, ничего ожидаемого, никаких отклонений от психики они не нашли. Обнажилась довольно грустная история деревенского парня, который воспринял приход в отряд камикадзе как судьбу, как один из естественных шагов своей жизни, шагов вынужденных и подчиненных коллективистскому сознанию специфической культуры. Летчик-самоубийца доверил дневнику бесхитростную радость по поводу нелетной погоды – еще один день, еще одна толика радости в суровом мире. В. тексте не было ничего фанатического, это был обыденный японский стоицизм, чувство долга по отношению к своему обществу, дань коллективистской морали. Печатать для нужд вооруженных сил этот текст не имело смысла, он вызывал скорее грусть, чем стойкую ненависть к врагу.

Американцы не проигнорировали особенностей японской цивилизации. По крайней мере, они приняли в качестве условия согласия японцев на капитуляцию оставление императорской власти и многое другое. Макартур, имея практически диктаторские полномочия, будучи фактическим «проконсулом» Японии, не порушил традиционные общественные устои. И сегодня трудно представить себе налет на американские авианосцы представителя страны, которая не только сохранила свои цивилизационные устои, но в которой на душу населения сегодня приходится 30 тыс. долл. в год. Сегодня Япония поддерживает – хотя без видимой охоты – войну Америки против терроризма.

В новом тысячелетии Запад встретил угрозу, которой не ожидал: предельное ожесточение самоубийц, террор как инструмент политики обиженного бедного мира и маргинализированной цивилизации. Ответом стали операции в традициях Второй мировой войны – бомбометание, высадка десанта, вооружение танками союзников. Талибан и Аль-Каида оказались сметенными с лица земли практически за два месяца. Дан ли ответ на глобальный террор? Запад предпочел сделать вид, что да. Ему предстоит еще испытать сомнения, терроризм – более глубокое явление, чем сеть Усамы Бен Ладена. Западу предстоит всмотреться в причины ненависти тех камикадзе, которые завтра могут выступить с оружием массового поражения. Уничтожить часть внешних проявлений антизападной злобы вовсе не означает решить проблему формирования ненависти к Западу в целом.

«Создание широкой коалиции может успокоить Америку в том отношении, что она не одна в исламском мире. Удары по Афганистану – самое простое из возможного, гораздо менее сложное, чем решать проблемы в Персидском заливе и Египте… Но среди тех, кто обрушился на башни из стекла и стали, кто нанес удар по Пентагону, нет афганцев. Эти пришли из арабского мира, где антиамериканизм принимает отчаянные формы, где террор действует с молчаливого одобрения мужчин и женщин».

Но уже сейчас слышен скепсис в отношении стойкости созданной американцами антитеррористической коалиции. Англичанин А. Ливен: «Коалиция против терроризма и надежды на наступление новой эры международной гармонии проявляют свою хрупкость в свете двух обстоятельств, двух аспектов американского подхода к миру. Первый – безоговорочная поддержка Соединенными Штатами Израиля, несмотря на то, что это вызывает отчуждение союзников США. Второе обстоятельство касается ограниченной способности американского руководства пойти на уступки другим государствам, приспособить американскую политику к чужим взглядам».

Поиск по сайту: