ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКАЯ АДАПТАЦИЯ АМЕРИКИ

Задача американской политики должна была бы состоять в том, чтобы быть уверенными, что Япония следует такому выбору и что степень подъема Китая до получения превос­ходства в регионе не мешает стабильному трехстороннему балансу сил Восточной Азии. Усилие управлять как Япони­ей, так и Китаем и поддерживать стабильное трехстороннее взаимодействие, которое включает и Америку, потребует от нее серьезного напряжения дипломатического умения и политического воображения. Отказ от прошлой зацикленности на угрозе, исходящей якобы от экономического подъема Японии, и преодоление страха перед китайскими политическими мускулами помогли бы вдохнуть холодный реализм в политику, которая должна базироваться на тща­тельном стратегическом расчете: как направить энергию Японии в международное русло и как управлять мощью Китая в интересах региона.

Только в такой манере Америка будет в состоянии выко­вать на востоке материковой части Евразии эквивалент, родственный в геополитическом плане роли Европы на за­падной периферии Евразии, то есть структуру региональной мощи, основанной на общих интересах. Однако, в отличие от европейского случая, демократический плацдарм на во­стоке материка скоро не появится. Вместо этого переори­ентированный союз с Японией должен служить на Дальнем Востоке основой для достижения Америкой урегулирова­ния с преобладающим в регионе Китаем.

Из анализа, содержащегося в двух предыдущих разделах этой главы, для Америки вытекают несколько следующих важных геостратегических выводов.

Распространенная житейская мудрость, что Китай — это следующая мировая держава, рождает паранойю по поводу Китая и способствует развитию в Китае мании величия. Страхи перед агрессивным и антагонистическим Китаем, которому суждено вскоре стать еще одной мировой держа­вой, в лучшем случае преждевременны, а в худшем — могут стать самоосуществляющимся предсказанием. Следователь­но, организация коалиции, направленной на противодей­ствие подъему Китая до уровня мировой державы, привела бы к обратным результатам. Это гарантировало бы только, что регионально влиятельный Китай стал бы враждебным. В то же время любое подобное усилие привело бы к напря­жению американо-японских отношений, поскольку боль­шинство японцев наверняка были бы против подобной ко­алиции. Соответственно Соединенным Штатам следует воздерживаться от оказания давления на Японию с целью заставить ее возложить на себя больше ответственности в области обеспечения обороны в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Усилия в этом направлении просто помешают воз­никновению стабильных отношений между Японией и Ки­таем и одновременно еще больше изолируют Японию в ре­гионе.

Но именно потому, что Китай в действительности вряд ли скоро поднимется до мировой державы — и по этой са­мой причине было бы неразумно проводить политику реги­онального сдерживания Китая, — желательно обращаться с Китаем как с глобально важным действующим лицом. Втя­гивание Китая в более широкое международное сотрудни­чество и предоставление ему статуса, которого он жаждет, может иметь эффект притупления более острых моментов национальных амбиций Китая. Важным шагом в этом на­правлении было бы включение Китая в ежегодный саммит ведущих стран мира, так называемую "большую семерку", особенно потому, что Россию тоже пригласили туда.

Несмотря на видимость, у Китая на деле нет большого стратегического выбора. Длительные экономические успе­хи Китая остаются в большой зависимости от притока за­падного капитала и технологий, а также от доступа на ино­странные рынки, а это существенно ограничивает его выбор. Союз с нестабильной и обнищавшей Россией не увеличил бы экономических или политических перспектив Ки­тая (а для России это означало бы подчинение Китаю). Та­ким образом, этот геостратегический выбор на практике не осуществим, даже если в тактическом плане как Китаю, так и России соблазнительно поиграть с этой идеей. Более не­посредственное региональное и геополитическое значение для Китая имеет его помощь Ирану и Пакистану, но это также не служит отправным пунктом для серьезного поиска статуса мировой державы. Вариантом в качестве последне­го средства могла бы стать "антигегемонистская" коалиция, если бы Китай почувствовал, что его национальные или региональные устремления блокируются Соединенными Штатами (при поддержке со стороны Японии). Но это была бы коалиция бедняков, которые тогда наверняка оставались бы бедными довольно продолжительное время.

Большой Китай возникает как регионально доминирую­щая держава. Будучи таковым, он может попытаться навя­зать себя соседям в манере, которая носит дестабилизирую­щий характер в регионе, или может удовлетвориться оказанием влияния более косвенным образом, следуя про­шлой китайской имперской истории. Возникнет ли гегемо-нистская сфера влияния или более туманная сфера уваже­ния, будет зависеть частично от того, насколько жестоким и авторитарным останется китайский режим, а частично и от того, как ключевые посторонние действующие лица, а именно Америка и Япония, отреагируют на появление Боль­шого Китая. Политика простого умиротворения могла бы способствовать более твердой позиции Китая, но политика простого препятствования появлению такого Китая навер­няка также дала бы похожий результат. Осторожное сбли­жение по одним вопросам и четкое разграничение по дру­гим помогло бы избежать обеих крайностей.

В любом случае в некоторых областях Евразии Большой Китай может оказывать геополитическое влияние, которое совместимо с большими геостратегическими интересами Америки в стабильной, но политически плюралистической Евразии. Например, растущий интерес Китая к Средней Азии неизбежно ограничивает свободу действий России в стремлении добиться любой формы политической реинтеграции региона под контролем Москвы. В связи с этим и в связи с Персидским заливом растущая потребность Китая в энергии диктует общность интересов с Америкой в поддер­жании свободного доступа к нефтедобывающим регионам и политической стабильности в них. Подобным же образом оказываемая Китаем поддержка Пакистану сдерживает ам­биции Индии подчинить себе эту страну и компенсирует намерение Индии сотрудничать с Россией по Афганистану и Средней Азии. И наконец, участие Китая и Японии в развитии Восточной Сибири может аналогичным образом помочь усилить региональную стабильность. Эти общие интересы следует выяснить путем длительного стратегичес­кого диалога[38][38].

Существуют также области, где амбиции Китая могли бы столкнуться с американскими (а также японскими) интере­сами, особенно если эти амбиции должны были бы реализо­вываться посредством более знакомой с исторической точ­ки зрения тактики сильной руки. Это относится, в частности, к Юго-Восточной Азии, Тайваню и Корее.

Юго-Восточная Азия потенциально слишком богата, географически имеет слишком большую протяженность и просто слишком большая, чтобы ее легко мог подчинить даже мощный Китай, но она слишком слаба и политически слишком раздробленна, чтобы не стать для Китая по мень­шей мере сферой уважения. Влияние Китая в регионе, ко­торому способствует его финансовое и экономическое при­сутствие во всех странах этого района, обязательно будет расти по мере возрастания его мощи. Многое зависит от того, как Китай применит эту мощь, но не вполне очевидно, есть ли у Америки какой-либо интерес прямо вы­ступать против нее или быть втянутой в такие вопросы, как разногласия по Южно-Китайскому морю. Китайцы распо­лагают значительным историческим опытом умело управ­лять отношениями неравноправия (или зависимости), и, ко­нечно, в собственных интересах Китая было бы проявлять сдержанность во избежание региональных страхов перед китайским империализмом. Этот страх мог бы породить ре­гиональную антикитайскую коалицию (и некоторые скры­тые намеки на это уже присутствуют в нарождающемся индонезийско-австралийском военном сотрудничестве), которая потом, наиболее вероятно, добивалась бы поддерж­ки со стороны Соединенных Штатов, Японии и Австралии.

Большой Китай, особенно после переваривания Гонкон­га, почти определенно будет более энергично стараться добиться воссоединения Тайваня с материком. Важно по до­стоинству оценить тот факт, что Китай никогда не согла­шался на бессрочное отделение Тайваня. Поэтому в какой-то момент этот вопрос мог бы вызвать прямое столкновение американцев с китайцами. Последствия этого были бы для всех вовлеченных сторон самыми пагубными: экономичес­кие перспективы Китая были бы отодвинуты, связи Амери­ки с Японией могли бы стать очень напряженными, а уси­лия американцев по созданию стабильного равновесия сил в Восточной Евразии могли бы быть сорваны.

Соответственно важно добиться и взаимно поддерживать наибольшую ясность в этом вопросе. Даже если в обозри­мом будущем Китай вряд ли будет испытывать недостаток в средствах эффективного принуждения Тайваня, Пекин дол­жен понимать — и быть надежно убежден в этом, — что со­гласие Америки с попытками насильственной реинтеграции Тайваня, достигнутой с помощью военной мощи, было бы настолько разрушительно для позиции Америки на Дальнем Востоке, что она просто не могла бы позволить себе оста­ваться пассивной в военном плане, если Тайвань будет не в состоянии защитить себя.

Другими словами, Америке пришлось бы вмешаться не ради обособленного Тайваня, а ради американских геопо­литических интересов в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Это важная разница. У Соединенных Штатов нет, по сути, особого интереса к обособленному Тайваню. В действитель­ности их официальной позицией была и должна оставаться мысль о том, что существует только один Китай. Но то, как Китай добивается воссоединения, может ущемить жизнен­но важные интересы Америки, и китайцы должны это ясно сознавать.

Вопрос о Тайване служит также Америке законной при­чиной для того, чтобы в своих отношениях с Китаем подни­мать вопрос о правах человека, не оправдываясь в ответ на обвинения во вмешательстве во внутренние дела Китая.

Совершенно уместно вновь повторить Пекину, что воссое­динение завершится только тогда, когда Китай станет более процветающим и более демократическим. Только такой Китай сможет привлечь Тайвань и ассимилировать его в Большом Китае, который тоже готов к тому, чтобы быть конфедерацией, основанной на принципе "одна страна, разные системы". В любом случае из-за Тайваня в собствен­ных интересах Китая повысить уважение к правам челове­ка, и потому Америке уместно поднять эту проблему.

В то же время Соединенным Штатам надлежит — вы­полняя обещание, данное Китаю, — воздерживаться от пря­мой или косвенной поддержки любого международного по­вышения статуса Тайваня. В 90-х годах некоторые американо-тайваньские контакты создавали впечатление, что Соединенные Штаты, не афишируя, начинают обра­щаться с Тайванем как с отдельной страной, и гнев китай­цев по этому поводу можно было понять, как и их негодо­вание по поводу интенсификации усилий официальных лиц получить международное признание статуса Тайваня как от­дельного государства.

Соединенным Штатам поэтому следует ясно заявить, что на их отношении к Тайваню будут вредно сказываться усилия последнего изменить давно установившуюся и наме­ренную двусмысленность, управляющую отношениями между Китаем и Тайванем. Более того, если Китай действи­тельно процветает и действительно становится демократи­ческим и если поглощение им Гонконга не сопровождается регрессом в области прав человека, стимулирование аме­риканцами серьезного диалога через пролив о сроках окончательного воссоединения способствовало бы также оказанию давления на Китай с целью демократизации, од­новременно развивая более широкое стратегическое взаи­мопонимание между Соединенными Штатами и Большим Китаем.

Корея, геополитически центральное государство в Севе­ро-Восточной Азии, снова могла бы стать источником раздора между Америкой и Китаем, и ее будущее также напрямую скажется на связях между Америкой и Японией. Пока Корея остается разделенной и потенциально уязвимой для войны между нестабильным Севером и все богатеющим Югом, американским силам придется оставаться на полу­острове. Любой уход американцев в одностороннем поряд­ке не только, вероятно, ускорил бы новую войну, но и, по всей вероятности, сигнализирован бы об окончании амери­канского военного присутствия в Японии. Трудно понять, почему японцы продолжают полагаться на длительное дислоцирование американских войск на японской земле вслед за их уходом из Южной Кореи. Наиболее вероятным результатом с широко дестабилизирующими последствиями в регионе в целом явилось бы быстрое перевооружение японцев.

Однако объединение Кореи, вероятно, поставило бы также серьезные дилеммы. Если бы американские войска должны были оставаться в объединенной Корее, они неиз­бежно расценивались бы китайцами как нацеленные на Китай. Действительно сомнительно, что китайцы согласи­лись бы с объединением на таких условиях. Если бы объе­динение происходило поэтапно, с применением так называ­емой мягкой посадки, Китай выступил бы против нее политически и поддержал бы те элементы в Северной Ко­рее, которые противились объединению. Если бы это объе­динение совершалось насильственным путем и Северная Корея "приземлилась бы с грохотом", нельзя было бы исключать даже военное вмешательство Китая. С точки зрения перспективы Китая объединенная Корея была бы приемлема только в том случае, если бы она не означа­ла одновременного распространения американской власти (с Японией на заднем плане в качестве плацдарма).

Однако объединенная Корея без американских войск на ее земле, вполне вероятно, тяготела бы сначала к форме нейтралитета между Китаем и Японией, а затем постепенно — движимая частично остаточными, но все еще сильными антияпонскими настроениями — либо к китайской сфере политически более положительного влияния, либо к сфере более деликатного отношения. Тогда встал бы вопрос: захо­тела ли бы Япония все еще оставаться единственной азиат­ской опорой для американской силы? Самое меньшее, что вызывал бы этот вопрос, — это серьезные разногласия в рамках внутренней политики Японии. В результате любое сокращение военного радиуса действия американцев на Дальнем Востоке сделало бы, в свою очередь, более труд­ным поддержание в Евразии стабильного баланса сил. Эти соображения, таким образом, повышают американские и японские ставки в корейском статус-кво (хотя в каждом случае по несколько разным причинам), и если этот статус-кво должен измениться, то это должно происходить очень медленно, предпочтительно на фоне углубления американо-китайского регионального взаимопонимания.

Тем временем настоящее примирение между Японией и Кореей внесло бы значительный вклад в создание более стабильной обстановки в регионе для любого окончатель­ного объединения. Различные международные осложнения, которые могли бы возникнуть в результате реинтеграции двух Корей, могли бы быть смягчены истинным примирени­ем между Японией и Кореей, приведшим в итоге к расши­рению отношений сотрудничества и взаимообязывающей политики между этими двумя странами. Соединенные Шта­ты могли бы сыграть решающую роль в содействии такому примирению. Можно было бы испробовать много конкрет­ных шагов, предпринятых ранее для примирения между Германией и Францией, а позднее между Германией и Польшей (например, от совместных университетских про­грамм и до объединенных воинских формирований). Все­объемлющее и в региональном плане стабилизирующее японо-корейское партнерство облегчило бы дальнейшее американское присутствие на Дальнем Востоке даже, воз­можно, после объединения Кореи.

Почти само собой разумеется, что в рамки глобальных геостратегических интересов Америки входит тесное поли­тическое сотрудничество с Японией. Но будет ли Япония вассалом, соперником или партнером Америки, зависит от способности американцев и японцев более точно опреде­лить, каких международных целей этим странам следует до­биваться сообща, и резче обозначить линию раздела между геостратегической миссией США на Дальнем Востоке и стремлениями Японии к роли мировой державы. Несмотря на внутренние дебаты о внешней политике, отношения с Америкой все еще остаются центральным маяком для международной ориентации Японии. Дезориентированная Япония, накренившаяся в сторону либо перевооружения, либо обособленного сближения с Китаем, означала бы ко­нец роли американцев в Азиатско-Тихоокеанском регионе и сорвала бы появление регионально стабильного трех­стороннего соглашения с участием Америки, Японии и Китая. Это, в свою очередь, помешало бы формированию в Евразии политического равновесия, управляемого амери­канцами.

Короче говоря, дезориентированная Япония была бы по­хожа на кита, выброшенного на берег: она металась бы угрожающе, но беспомощно. Она могла бы дестабилизировать Азию, но не смогла создать жизненную альтернативу стаби­лизирующему равновесию между Америкой, Японией и Китаем. Только через тесный альянс с Японией Америка смогла бы направить в нужное русло региональные устрем­ления Китая и сдержать их непредсказуемые проявления. Только на этой основе можно умудриться осуществить сложное трехстороннее урегулирование — урегулирование, которое затрагивает мировое могущество Америки, регио­нальное преобладание Китая и международное лидерство Японии.

Следовательно, сокращение в обозримом будущем суще­ствующих уровней войск США в Японии (а следовательно, и в Корее) нежелательно. Кроме того, так же нежелательно и любое значительное увеличение в геополитическом масшта­бе и реальном исчислении объема военных усилий Японии. Вывод значительного числа американских войск, вероятнее всего, заставит подумать о крупной японской про­грамме вооружений, в то время как давление Америки на Японию с целью заставить ее играть более крупную военную роль может только навредить перспективам региональной стабильности, помешать более широкому сближению с Боль­шим Китаем, уведет Японию в сторону от принятия на себя более конструктивной международной миссии и таким обра­зом осложнит усилия по содействию развитию в Евразии ста­бильного геополитического плюрализма.

Отсюда следует также, что Япония — если она, в свою очередь, повернет свое лицо к миру и отвернется от Азии — должна быть значительно поощрена и получить особый ста­тус, чтобы таким образом хорошо были удовлетворены ее собственные национальные интересы. В отличие от Китая, который может добиться статуса мировой державы, став сначала региональной державой, Япония может добиться мирового влияния, отказавшись от стремления стать регио­нальной державой. Но для Японии тем более важно почув­ствовать, что она является особым партнером Америки в мировых делах, а это не только приносит плоды в полити­ческом плане, но и экономически выгодно. Для этого Со­единенным Штатам было бы полезно рассмотреть вопрос о заключении американо-японского соглашения о свободной торговле, создав таким образом общее американо-японское торговое пространство. Такой шаг, придав официальный статус все более тесным связям между двумя странами, обеспечил бы геополитическую опору как для длительного при­сутствия Америки на Дальнем Востоке, так и для конструк­тивных глобальных обязательств Японии[39][39].

Вывод. Для Америки Япония будет жизненно важным и главным партнером в создании все более объединенной и всепроникающей системы мирового сотрудничества, а не только в первую очередь ее военным союзником в регио­нальных урегулированиях, направленных на противодей­ствие региональному превосходству Китая. В действитель­ности;Японии следовало бы быть мировым партнером Америки в энергичной работе над новой повесткой дня ми­ровых отношений. Китай, имеющий преобладание в регио­не, должен стать опорой Америки на Дальнем Востоке в более традиционной области силовой политики, помогая таким образом формированию евразийского баланса сил, при этом роль Большого Китая на Востоке Евразии в этом смысле будет равняться роли расширяющейся Европы на Западе Евразии.

Заключение

ДЛЯ США ПРИШЛО ВРЕМЯ выработать и применять комплекс­ную, всеобъемлющую и долгосрочную геостратегию по отно­шению ко всей Евразии. Эта необходимость вытекает из вза­имодействия двух фундаментальных реальностей: Америка в настоящее время является единственной супердержавой, а Евразия — центральной ареной мира. Следовательно, изме­нение в соотношении сил на Евразийском континенте будет иметь решающее значение для мирового главенства Амери­ки, а также для ее исторического наследия.

Американское мировое первенство уникально по своим масштабам и характеру. Это гегемония нового типа, кото­рая отражает многие из черт, присущих американской де­мократической системе: она плюралистична, проницаема и гибка. Эта гегемония формировалась менее одного столе­тия, и основным ее геополитическим проявлением выступа­ет беспрецедентная роль Америки на Евразийском конти­ненте, где до сих пор возникали и все претенденты на мировое могущество. Америка в настоящее время выступа­ет в роли арбитра для Евразии, причем нет ни одной круп­ной евразийской проблемы, решаемой без участия Америки или вразрез с интересами Америки.

Каким образом Соединенные Штаты управляют главны­ми геостратегическими фигурами на евразийской шахмат­ной доске и расставляют их, а также как они руководят клю­чевыми геополитическими центрами Евразии, имеет жизненно важное значение для длительной и стабильной ведущей роли Америки в мире. В Европе основными действующими лицами останутся Франция и Германия, и глав­ная задача Америки будет заключаться в укреплении и расширении существующего демократического плацдарма на западной окраине Евразии. На Дальнем Востоке Евра­зии, вероятнее всего, центральную роль все больше и боль­ше будет играть Китай, и у Америки не будет политическо­го опорного пункта на Азиатском материке до тех пор, пока не будет достигнут геостратегический консенсус между нею и Китаем. В центре Евразии пространство между расширя­ющейся Европой и приобретающим влияние на региональ­ном уровне Китаем будет оставаться "черной дырой" в гео­политическом плане, по крайней мере до тех пор, пока в России не завершится внутренняя борьба вокруг вопроса о ее постимперском самоопределении, в то время как регион, расположенный к югу от России, — "Евразийские Балка­ны" — угрожает превратиться в котел этнических конфлик­тов и великодержавного соперничества.

В этих условиях в течение некоторого периода времени — свыше 30 лет — вряд ли кто-либо будет оспаривать статус Америки как первой державы мира. Ни одно государство-нация, вероятно, не сможет сравняться с Америкой в четы­рех главных аспектах силы (военном, экономическом, техническом и культурном), которые в совокупности и оп­ределяют решающее политическое влияние в мировом мас­штабе. В случае сознательного или непреднамеренного от­каза Америки от своего статуса единственной реальной альтернативой американскому лидерству в обозримом буду­щем может быть только анархия в международном масшта­бе. В связи с этим представляется правильным утверждение о том, что Америка стала, как определил президент Клин­тон, "необходимым" для мира государством.

Здесь важно подчеркнуть как факт существования такой необходимости, так и реальную возможность распростране­ния анархии в мире. Разрушительные последствия демогра­фического взрыва, миграции, вызванной нищетой, ради­кальной урбанизации, а также последствия этнической и религиозной вражды и распространения оружия массового уничтожения могут стать неуправляемыми, если развалятся опирающиеся на государства-нации основные существую­щие структуры даже элементарной геополитической ста­бильности. Без постоянного и направленного американско­го участия силы, которые способны вызвать беспорядок в мире, уже давно бы стали господствовать на мировой арене.

Возможность развала таких структур связана с геополити­ческой напряженностью не только в современной Евразии, но и вообще в мире.

В результате этого может возникнуть опасность для ми­ровой стабильности, и эта опасность, вероятно, будет уси­ливаться перспективой все более ухудшающихся условий человеческого существования. В частности, в бедных стра­нах мира демографический взрыв и одновременная урбани­зация населения приводят не только к быстрому росту числа неимущих, но и к появлению главным образом мил­лионов безработных и все более недовольных молодых людей, уровень разочарования которых растет внушитель­ными темпами. Современные средства связи увеличивают разрыв между ними и традиционной властью и в то же время все в большей степени формируют в их сознании чувство царящей в мире несправедливости, что вызывает у них воз­мущение, и поэтому они наиболее восприимчивы к идеям экстремизма и легко пополняют ряды экстремистов. С од­ной стороны, такое явление, как миграция населения в мировом масштабе, уже охватившая десятки миллионов людей, может служить временным предохранительным кла­паном, но, с другой — также вероятно, что она может быть средством переноса с континента на континент этнических и социальных конфликтов.

В результате возможные беспорядки, напряженность и, по крайней мере, эпизодические случаи насилия могут на­нести удар по унаследованному Америкой руководству ми­ром. Новый комплексный международный порядок, кото­рый создан американской гегемонией и в рамках которого "угроза войны не существует", вероятно, будет распростра­няться на те части света, где американское могущество укрепляется демократическими социополитическими сис­темами и усовершенствованными внешними многосторон­ними структурами, но также руководимыми Америкой.

Американская геостратегия в отношении Евразии, таким образом, вынуждена будет конкурировать с силами турбу­лентности. Есть признаки того, что в Европе стремление к интеграции и расширению ослабевает и что вскоре могут вновь возродиться европейские националисты традицион­ного толка. Крупномасштабная безработица сохранится даже в самых благополучных европейских странах, порож­дая чувство ненависти к иностранцам, что может привести к сдвигу во французской и германской политике в сторону существенного политического экстремизма и ориентиро­ванного вовнутрь шовинизма. Фактически может даже сло­житься настоящая предреволюционная ситуация. Истори­ческое развитие событий в Европе, изложенное в главе 3, будет реализовано лишь в том случае, если Соединенные Штаты будут не только поощрять стремление Европы к объединению, но и подталкивать ее к этому.

Еще большая неопределенность существует относитель­но будущего России, и здесь перспективы позитивного развития весьма туманны. Следовательно, Америке необхо­димо создать геополитическую среду, которая благоприят­ствовала бы ассимиляции России в расширяющиеся рамки европейского сотрудничества и способствовала достиже­нию такой независимости, при которой новые суверенные соседи России могли бы полагаться на свои собственные силы. Однако жизнеспособность, к примеру, Украины и Узбекистана (не говоря уже о разделенном на две части в этническом отношении Казахстане) будет оставаться под сомнением, особенно если внимание Америки переключит­ся на другие проблемы, такие, например, как новый внут­ренний кризис в Европе, увеличивающийся разрыв между Турцией и Европой или нарастание враждебности в амери­кано-иранских отношениях.

Возможность окончательного серьезного урегулирова­ния отношений с Китаем также может остаться нереализо­ванной в случае будущего кризиса, связанного с Тайванем, или из-за внутреннего политического развития Китая, кото­рое может привести к установлению агрессивного и враж­дебного режима, или из-за того, что американо-китайские отношения просто испортятся. Китай в таком случае может стать крайне дестабилизирующей силой в мире, внося ог­ромную напряженность в американо-японские отношения и, возможно, вызывая разрушительную геополитическую дезориентацию в самой Японии. В этих условиях стабиль­ность в Юго-Восточной Азии, конечно же, окажется под угрозой, и можно только предполагать, как стечение этих обстоятельств повлияет на позицию и единство Индии, страны, крайне важной для стабильности в Южной Азии.

Эти замечания служат напоминанием о том, что ни но­вые глобальные проблемы, которые не входят в компетен­цию государства-нации, ни более традиционные геополити­ческие вопросы, вызывающие озабоченность, не могут быть решены, если начнет разрушаться основная геополитическая структура мировой власти. В условиях, когда на небос­клоне Европы и Азии появились упредительные сигналы, американская политика, чтобы быть успешной, должна сфокусировать внимание на Евразии в целом и руководство­ваться четким геостратегическим планом.

Поиск по сайту: