ГЕОСТРАТЕГИЯ В ОТНОШЕНИИ ЕВРАЗИИ

Отправным пунктом для проведения необходимой полити­ки должно быть трезвое осознание трех беспрецедентных условий, которые в настоящее время определяют геополи­тическое состояние мировых дел: 1) впервые в истории одно государство является действительно мировой державой; 2) государством, превосходящим все другие в мировом мас­штабе, является неевразийское государство и 3) централь­ная арена мира — Евразия — находится под превалирую­щим влиянием неевразийской державы.

Однако всеобъемлющая и скоординированная геострате­гия в отношении Евразии должна опираться на признание границ эффективного влияния Америки и неизбежное су­жение с течением времени рамок этого влияния. Как отме­чалось выше, сам масштаб и разнообразие Евразии, равно как потенциальные возможности некоторых из ее госу­дарств, ограничивают глубину американского влияния и степень контроля за ходом событий. Такое положение тре­бует проявления геостратегической интуиции и тщательно продуманного выборочного использования ресурсов Амери­ки на огромной евразийской шахматной доске. И поскольку беспрецедентное влияние Америки с течением времени будет уменьшаться, приоритет должен быть отдан контролю за процессом усиления других региональных держав, с тем чтобы он шел в направлении, не угрожающем главенствую­щей роли Америки в мире.

Как и шахматисты, американские стратеги, занимающиеся мировыми проблемами, должны думать на несколько ходов вперед, предвидя возможные ответные ходы. Рассчитанная на длительное время стратегия должна быть сориентированной на краткосрочную (следующие пять или около пяти лет), сред­несрочную (до 20 лет или около 20 лет) и долгосрочную (свы­ше 20 лет) перспективы. Кроме того, эти стадии необходимо рассматривать не как совершенно изолированные друг от дру­га, а как части единой системы. Первая стадия должна плавно и последовательно перейти во вторую (конечно же, это долж­на быть заранее намеченная цель), а вторая стадия должна затем перейти соответственно в третью.

В краткосрочной перспективе Америка заинтересована укрепить и сохранить существующий геополитический плюрализм на карте Евразии. Эта задача предполагает поощрение возможных действий и манипуляций, с тем чтобы предотвратить появление враждебной коалиции, которая попыталась бы бросить вызов ведущей роли Аме­рики, не говоря уже о маловероятной возможности, когда какое-либо государство попыталось бы сделать это. В среднесрочной перспективе вышеупомянутое постепенно должно уступить место вопросу, при решении которого больший акцент делается на появлении все более важных и в стратегическом плане совместимых партнеров, кото­рые под руководством Америки могли бы помочь в созда­нии трансъевразийской системы безопасности, объединя­ющей большее число стран. И наконец, в долгосрочной перспективе все вышесказанное должно постепенно приве­сти к образованию мирового центра по-настоящему со­вместной политической ответственности.

Ближайшая задача заключается в том, чтобы удостоверить­ся, что ни одно государство или группа государств не обладают потенциалом, необходимым для того, чтобы изгнать Соединен­ные Штаты из Евразии или даже в значительной степени сни­зить их решающую роль в качестве мирового арбитра. Укреп­ление трансконтинентального геополитического плюрализма должно рассматриваться не как самоцель, а только как сред­ство для достижения среднесрочной цели по установлению по-настоящему стратегических партнерств в основных регионах Евразии. Вряд ли демократическая Америка захочет постоян­но выполнять трудную, требующую большой отдачи и дорого­стоящую задачу по контролю за Евразией пу?ем осуществле­ния манипуляций и действий, обеспеченных американскими военными ресурсами, с тем чтобы помешать любому другому государству добиться регионального господства. Первая ста­дия, таким образом, должна логично и продуманно перейти во вторую, такую, на которой оказывающая благотворное влия­ние американская гегемония все еще удерживает других от попыток бросить вызов не только демонстрацией того, на­сколько высоки могут быть издержки такого вызова, но и тем, что не угрожает жизненно важным интересам потенциальных региональных претендентов на важную роль в Евразии.

Среднесрочная цель представляет собой содействие уста­новлению настоящих партнерских отношений, главенствую­щее положение среди которых должны занимать отношения с более объединенной и в политическом плане более офор­мленной Европой и с Китаем, превосходящим другие страны на региональном уровне, а также (можно надеяться) с пост­имперской и ориентированной на Европу Россией, а на южной окраине Евразии—с демократической Индией, игра­ющей стабилизирующую роль в регионе. Однако именно ус­пех или провал усилий, направленных на установление более широких стратегических отношений с Европой и Китаем, соответственно сформирует определяющие условия для роли России — позитивной или негативной.

Из этого следует, что расширенные Европа и НАТО будут способствовать реализации краткосрочных и долгосрочных целей политики США. Более крупная Европа расширит гра­ницы американского влияния — и через прием в новые члены стран Центральной Европы также увеличит в европейских советах число государств с проамериканской ориентацией, — но без одновременного образования такой интегрированной в политическом плане Европы, которая могла бы вскоре бро­сить вызов Соединенным Штатам в геополитических вопро­сах, имеющих крайне важное для Америки значение, в частности на Ближнем Востоке. Политически оформленная Европа также необходима для прогрессивной ассимиляции России в систему мирового сотрудничества.

Допустим, что Америка не может самостоятельно создать еще более единую Европу (это дело европейцев, особенно французов и немцев), но Америка может помешать появле­нию такой более объединенной Европы. И это может оказать­ся пагубным для стабильности в Евразии и, следовательно, для собственных интересов Америки. Действительно, если Европа не станет более единой, то она скорее всего вновь станет более разобщенной. Следовательно, как утверждалось ранее, представляется важным, чтобы Америка тесно сотруд­ничала как с Францией, так и с Германией в деле создания Европы, которая в политическом отношении была бы жизне­способной, Европы, которая сохраняла бы связи с Соединен­ными Штатами Америки, и Европы, которая расширяет гра­ницы общей демократической международной системы. Выбор между Францией или Германией не стоит в повестке дня. Как без Франции, так и без Германии не будет Европы, а без Европы не будет никакой трансъевразийской системы.

В практическом плане все вышесказанное потребует по­степенного перехода к совместному руководству в рамках НАТО, большего признания обеспокоенности Франции в отношении роли Европы не только в Африке, но также и на Ближнем Востоке, дальнейшей поддержки процесса расши­рения ЕС на восток, даже если при этом ЕС станет в по­литическом и экономическом плане более независимым мировым действующим лицом[40][40]. Трансатлантическое согла­шение в области свободной торговли, в защиту которого уже выступили ряд выдающихся лидеров стран, входящих в Атлантический блок, может также уменьшить риск расту­щего экономического соперничества между более объеди­ненным ЕС и США. В любом случае возможный успех ЕС в уничтожении столетиями существовавшего в Европе на­ционалистического антагонизма вместе с его разрушитель­ными для всего мира последствиями стоит некоторого постепенного ослабления решающей роли Америки в каче­стве нынешнего арбитра Евразии.

Расширение НАТО и ЕС может служить средством для обретения Европой начинающего ослабевать чувства своего значительного предназначения, в то время как происходит укрепление — с выгодой как для Америки, так и Европы — демократических позиций, завоеванных в результате успеш­ного окончания холодной войны. Ставкой в этих усилиях являются отнюдь не долгосрочные отношения с самой Ев­ропой. Новая Европа все еще приобретает форму, и если эта новая Европа останется в геополитическом плане час­тью "евроатлантического" пространства, то расширение НАТО станет необходимым. Кроме того, неосуществление расширения НАТО теперь, когда уже взяты обязательства,

может разрушить концепцию расширения Европы и демо­рализовать страны Центральной Европы. Это может даже привести к возрождению скрытых или угасающих геополи­тических устремлений России в Центральной Европе.

Действительно, провал направляемых Америкой усилий по расширению НАТО может возродить даже более амби­циозные желания России. Пока еще не очевидно — а исто­рические факты говорят о другом, — что российская поли­тическая элита разделяет стремление Европы к сильному и длительному американскому политическому и военному присутствию. Следовательно, хотя установление основан­ных на сотрудничестве отношений с Россией, безусловно, желательно, тем не менее для Америки важно открыто зая­вить о своих мировых приоритетах. Если выбор необходи­мо сделать между более крупной евроатлантической систе­мой и улучшением отношений с Россией, то первое для Америки должно стоять несравнимо выше.

По этой причине любое сближение с Россией по вопросу расширения НАТО не должно вести к фактическому пре­вращению России в принимающего решения члена альянса, что тем самым принижало бы особый евроатлантический характер НАТО, в то же время низводя до положения вто­росортных стран вновь принятые в альянс государства. Это открыло бы для России возможность возобновить свои по­пытки не только вернуть утраченное влияние в Централь­ной Европе, но и использовать свое присутствие в НАТО для того, чтобы сыграть на американо-европейских разно­гласиях для ослабления роли Америки в Европе.

Кроме того, очень важно, поскольку Центральная Евро­па войдет в НАТО, чтобы гарантии безопасности, данные России в отношении региона, действительно были взаимны­ми и, таким образом, взаимоуспокаивающими. Запрет на развертывание войск НАТО и ядерного оружия на террито­рии новых членов альянса может быть важным фактором для устранения законных волнений России, однако ему дол­жны соответствовать равноценные российские гарантии, касающиеся демилитаризации таящего в себе потенциаль­ную угрозу выступающего района Калининграда и ограни­чения развертывания крупных воинских формирований вблизи границ возможных будущих членов НАТО и ЕС. В то время как все вновь обретшие независимость западные соседи России хотят иметь с ней стабильные и конструктив­ные отношения, факт остается фактом: они продолжают опасаться ее по исторически понятным причинам. Следова­тельно, появление равноправного договора НАТО/ЕС с Рос­сией приветствовалось бы всеми европейцами как свиде­тельство того, что Россия наконец делает долгожданный после развала империи выбор в пользу Европы.

Этот выбор мог бы проложить путь к более широкомас­штабной деятельности по укреплению статуса России и повышению уважения к ней. Формальное членство в "боль­шой семерке" наряду с повышением роли механизма ОБСЕ (в рамках которого можно было бы создать специальный комитет по безопасности, состоящий из представителей США, России и нескольких наиболее влиятельных стран Европы) откроют возможности для конструктивного вовле­чения России в процесс оформления политических границ Европы и зон ее безопасности. Наряду с финансовой помо­щью Запада России, параллельно с разработкой гораздо более амбициозных планов создания тесных связей России с Европой путем строительства новых сетей автомобильных и железных дорог процесс наполнения смыслом российско­го выбора в пользу Европы может продвинуться вперед.

Роль, которую в долгосрочном плане будет играть Россия в Евразии, в значительной степени зависит от историческо­го выбора, который должна сделать Россия, возможно еще в ходе нынешнего десятилетия, относительно собственного самоопределения. Даже при том, что Европа и Китай рас­ширяют зоны своего регионального влияния, Россия несет ответственность за крупнейшую в мире долю недвижимос­ти. Эта доля охватывает 10 часовых поясов, и ее размеры в 2 раза превышают площадь США или Китая, перекрывая в этом отношении даже расширенную Европу. Следователь­но, потеря территорий не является главной проблемой для России. Скорее огромная Россия должна прямо признать и сделать нужные выводы из того факта','1 что и Европа, и Китай уже являются более могучими в экономическом пла­не и что, помимо этого, существует опасность, что Китай обойдет Россию на пути модернизации общества.

В этой ситуации российской политической верхушке сле­дует понять, что для России задачей первостепенной важно­сти является модернизация собственного общества, а не тщетные попытки вернуть былой статус мировой державы. Ввиду колоссальных размеров и неоднородности страны де­централизованная политическая система на основе рыноч­ной экономики скорее всего высвободила бы творческий потенциал народа России и ее богатые природные ресурсы. В свою очередь, такая, в большей степени децентрализованная, Россия была бы не столь восприимчива к призывам объеди­ниться в империю. России, устроенной по принципу свобод­ной конфедерации, в которую вошли бы Европейская часть России, Сибирская республика и Дальневосточная республи­ка, было бы легче развивать более тесные экономические связи с Европой, с новыми государствами Центральной Азии и с Востоком, что тем самым ускорило бы развитие самой России. Каждый из этих трех членов конфедерации имел бы более широкие возможности для использования местного творческого потенциала, на протяжении веков подавлявше­гося тяжелой рукой московской бюрократии.

Россия с большей вероятностью предпочтет Европу возвра­ту империи, если США успешно реализуют вторую важную часть своей стратегии в отношении России, то есть усилят преобладающие на постсоветском пространстве тенденции геополитического плюрализма. Укрепление этих тенденций уменьшит соблазн вернуться к империи. Постимперская и ориентированная на Европу Россия должна расценить пред­принимаемые в этом направлении усилия как содействие в укреплении региональной стабильности и снижении опасно­сти возникновения конфликтов на ее новых, потенциально нестабильных южных границах. Однако политика укрепления геополитического плюрализма не должна обусловливаться только наличием хороших отношений с Россией. Более того, она важна и в случае, если эти отношения не складываются, поскольку она создает барьеры для возрождения какой-либо действительно опасной российской имперской политики.

Отсюда следует, что оказание политической и экономи­ческой помощи основным вновь обретшим независимость странам является неразрывной частью более широкой евра­зийской стратегии. Укрепление суверенной Украины, кото­рая в настоящее время стала считать себя государством Центральной Европы и налаживает более тесное сотрудни­чество с этим регионом, — крайне важный компонент этой политики, так же как и развитие более тесных связей с та­кими стратегически важными государствами, как Азербай­джан и Узбекистан, помимо более общих усилий, направ­ленных на открытие Средней Азии (несмотря на помехи, создаваемые Россией) для мировой экономики.

Широкомасштабные международные вложения во все более доступный Каспийско-Среднеазиатский регион не только помогут укрепить независимость новых государств, но и в конечном счете пойдут на пользу постимперской демократической России. Начало использования энергети­ческих и минеральных ресурсов региона приведет к процве­танию, породит в этом районе ощущение большей стабиль­ности и безопасности и в то же время, возможно, уменьшит риск конфликтов наподобие балканского. Преимущества ускоренного регионального развития, финансируемого за счет внешних вложений, распространились бы и на пригра­ничные районы России, которые, как правило, недостаточ­но развиты экономически. Более того, как только новые правящие элиты регионов поймут, что Россия соглашается на включение этих регионов в мировую экономику, они будут меньше опасаться политических последствий тесных экономических связей с Россией. Со временем не имеющая имперских амбиций Россия могла бы получить признание в качестве самого удобного экономического партнера, хотя и не выступающего уже в роли имперского правителя.

Для обеспечения стабильности и укрепления независи­мости стран, расположенных на юге Кавказа и в Средней Азии, США должны проявлять осторожность, чтобы не вызвать отчуждения Турции, и должны изучить возможность улучшения американо-иранских отношений. Турция, про­должающая чувствовать себя изгоем в Европе, куда она стремится войти, станет более исламской, назло всем про­голосует против расширения НАТО и едва ли будет сотруд­ничать с Западом ради того, чтобы стабилизировать и вклю­чить советскую Среднюю Азию в мировое сообщество.

Соответственно Америка должна использовать свое вли­яние в Европе, чтобы содействовать со временем принятию Турции в Европейский Союз, и обратить особое внимание на то, чтобы относиться к Турции как к европейской стране, при условии, что во внутренней политике Турции не будет сделан резкий крен в исламском направлении. Регулярные консуль­тации с Анкарой по вопросу о будущем Азии способствовали бы возникновению у этой страны ощущения стратегического партнерства с США. Америке также следует активно поддер­живать стремление Турции построить нефтепровод из Баку в Джейхан (Ceyhan) на турецком побережье Средиземного моря, который служил бы главным выходом к энергетичес­ким ресурсам бассейна Каспийского моря.

Кроме того, не в американских интересах навсегда сохра­нять враждебность в американо-иранских отношениях. Любое сближение в будущем должно основываться на признании обоюдной стратегической заинтересованности в стабилизации неустойчивого в настоящее время регионального окружения Ирана. Конечно, любое примирение между этими странами должно осуществляться обеими сторонами и не выглядеть как одолжение, которое одна сторона делает другой. США заинте­ресованы в сильном, даже направляемом религией, но не ис­пытывающем фанатичных антизападных настроений Иране, и в итоге даже иранская политическая элита, возможно, при­знает этот факт. Между тем долгосрочным американским ин­тересам в Евразии сослужит лучшую службу отказ США от своих возражений против более тесного экономического со­трудничества Турции с Ираном, особенно в области строи­тельства новых нефтепроводов, и развития других связей меж­ду Ираном, Азербайджаном и Туркменистаном. Долгосрочное участие США в финансировании таких проектов отвечало бы и американским интересам[41][41].

Необходимо также отметить потенциальную роль Ин­дии, хотя в настоящее время она является относительно пассивным действующим лицом на евразийской сцене. В геополитическом плане Индию сдерживает коалиция Китая и Пакистана, в то время как слабая Россия не может пред­ложить ей той политической поддержки, которую она ока­зывала ей в прошлом. Однако выживание демократии в Индии имеет важное значение в том плане, что оно опро­вергает лучше, чем тома академических дискуссий, понятие о том, что права человека и демократия — это чисто запад­ное и характерное лишь для Запада явление. Индия доказы­вает, что антидемократические "азиатские ценности", пропагандируемые представителями стран от Сингапура до Китая, являются просто антидемократическими, но они не обязательно являются характерными для Азии. К тому же провал Индии нанес бы удар по перспективам демократии и убрал бы со сцены силу, способствующую большему рав­новесию на азиатской сцене, в особенности с учетом усиле­ния геополитического превосходства Китая. Из этого сле­дует, что постоянное участие Индии в дискуссиях по вопросу региональной стабильности, особенно по вопросу о судьбе Средней Азии, своевременно, не говоря о стимули­ровании развития более прямых двусторонних связей между военными сообществами Америки и Индии.

Геополитический плюрализм в Евразии в целом недости­жим и не будет иметь устойчивого характера без углубления взаимопонимания между Америкой и Китаем по стратегичес­ким вопросам. Из этого следует, что политика привлечения Китая к серьезному диалогу по стратегическим вопросам, а в итоге, возможно, к трехсторонним усилиям, включающим также и Японию, является необходимым первым шагом в по­вышении интереса Китая к примирению с Америкой, что от­ражает те самые геополитические интересы (в частности, в Северо-Восточной и Средней Азии), которые действительно являются общими для двух стран. Кроме того, Америке над­лежит устранить любые неясности в отношении привержен­ности США политике одного Китая, дабы не усугубить проблему Тайваня, в особенности после того, как Гонконг был поглощен Китаем. К тому же в собственных интересах Китая превратить это событие в успешную демонстрацию принципа, в соответствии с которым даже Великий Китай может допустить и гарантировать более широкое многообра­зие в своих внутренних политических урегулированиях.

Хотя — об этом говорилось в главах 4 и 6 — любая пред­полагаемая китайско-российско-иранская коалиция, направ­ленная против Америки, вряд ли выйдет за рамки какого-то временного позирования по тактическим соображениям, для Соединенных Штатов важно строить свои отношения с Ки­таем таким образом, чтобы не подтолкнуть Пекин в этом на­правлении. В любом подобном "антигегемонистском" союзе Китай стал бы чекой. Он, вероятно, будет самым сильным, самым динамичным и, следовательно, ведущим компонентом. Такая коалиция могла бы возникнуть только вокруг недо­вольного, разочарованного и враждебного Китая. Ни Россия, ни Иран не располагают необходимыми средствами, чтобы стать центром притяжения для подобной коалиции.

Поэтому диалог между Америкой и Китаем по стратеги­ческим вопросам, касающимся тех областей, которые обе страны хотят видеть свободными от господства других жаж­дущих гегемонов, настоятельно необходим. Однако для до­стижения прогресса диалог должен быть длительным и серь­езным. В ходе такого общения можно было бы более мотивированно обсудить и другие спорные вопросы, касаю­щиеся Тайваня и даже прав человека. Действительно, мож­но было бы достаточно откровенно отметить, что вопрос внутренней либерализации в Китае — это не только внут­реннее дело самого Китая, поскольку только вставший на путь демократизации и процветающий Китай имеет перс­пективу привлечения к себе Тайваня мирным путем. Любая попытка насильственного воссоединения не только поста­вила бы американо-китайские отношения под угрозу, но и неизбежно оказала бы негативное воздействие на способ­ность Китая привлекать иностранный капитал и поддержи­вать экономическое развитие в стране. Собственные стрем­ления Китая к региональному превосходству и глобальному статусу были бы поэтому принесены в жертву.

Хотя Китай превращается в доминирующую силу в реги­оне, он вряд ли станет такой силой в мире, и это не произой­дет еще в течение долгого времени (по причинам, перечис­ленным в главе 6), а шизофренические страхи в отношении Китая как глобальной силы порождают у Китая манию вели­чия, что, возможно, также становится источником самоисполняемого пророчества об усилении враждебности между Америкой и Китаем. Поэтому Китай не следует ни сдержи­вать, ни умиротворять. К нему следует относиться с уважени­ем как к самому крупному развивающемуся государству в мире, и — по крайней мере пока — как к добивающемуся достаточных успехов. Его геополитическая роль не только на Дальнем Востоке, но и в Евразии в целом, вероятно, также возрастет. Следовательно, было бы целесообразно кооптиро­вать Китай в члены "большой семерки" на ежегодном самми­те ведущих стран мира, особенно после того, как включение России в эту группу расширило спектр обсуждаемых на сам­мите вопросов — от экономических до политических.

Поскольку Китай все активнее интегрируется в мировую систему и, следовательно, в меньшей степени способен и склонен использовать свое главенство в регионе в тупой по­литической манере, из этого следует, что фактическое воз­никновение китайской сферы влияния в районах, представ­ляющих для Китая исторический интерес, вероятно, станет частью нарождающейся евразийской структуры геополити­ческого примирения. Будет ли объединенная Корея двигать­ся в направлении подобной сферы, во многом зависит от степени примирения между Японией и Кореей (Америке следует более активно поощрять этот процесс), однако вос­соединение Кореи без примирения с Китаем маловероятно.

На каком-то этапе Великий Китай неизбежно станет оказывать давление в целях решения проблемы Тайваня, однако степень включения Китая во все более связывающий комплекс международных экономических и политических структур также может положительно отразиться на харак­тере внутренней политики Китая. Если поглощение Китаем Гонконга не окажется репрессивным, формула Дэн Сяопи­на для Тайваня "одна страна, две системы" может быть пе­ределана в формулу "одна страна, несколько систем". Это может сделать воссоединение более приемлемым для заин­тересованных сторон, что еще раз подтверждает мысль о невозможности мирного воссоздания единого Китая без некоторой политической эволюции самого Китая.

В любом случае как по историческим, так и по геополи­тическим причинам Китаю следует рассматривать Америку как своего естественного союзника. В отличие от Японии или России, у Америки никогда не было территориальных замыслов в отношении Китая, и, в отличие от Великобрита­нии, она никогда не унижала Китай. Более того, без реаль­ного стратегического консенсуса с Америкой Китай вряд ли сможет продолжать привлекать значительные зарубежные капиталовложения, так необходимые для его экономичес­кого роста и, следовательно, для достижения преобладаю­щего положения в регионе. По той же причине без аме­рикано-китайского стратегического урегулирования как восточной опоры вовлеченности Америки в дела Евразии у Америки не будет геостратегии для материковой Азии, а без геостратегии для материковой Азии у Америки не будет геостратегии для Евразии. Таким образом, для Америки региональная мощь Китая, включенная в более широкие рамки международного сотрудничества, может быть жиз­ненно важным геостратегическим средством — в этом отно­шении таким же важным, как Европа, и более весомым, чем Япония, — обеспечения стабильности в Евразии.

Однако, в отличие от Европы, демократический плацдарм в восточной части материка появится не скоро. Поэтому тем более важно, чтобы усилия Америки по углублению страте­гических взаимоотношений с Китаем основывались на недвусмысленном признании того, что демократическая и пре­успевающая в экономическом плане Япония является важ­нейшим тихоокеанским и главным мировым партнером Аме­рики. Хотя Япония не может стать главенствующей державой в Азиатском регионе, учитывая сильную антипатию, которую она вызывает у стран региона, она может стать ведущей дер­жавой на международном уровне. Токио может добиться вли­яния на мировом уровне путем тесного сотрудничества с Со­единенными Штатами в области решения современных мировых проблем, избегая бесплодных и потенциально кон­трпродуктивных попыток стать ведущей державой в регионе. Поэтому американское руководство должно помогать Япо­нии двигаться в этом направлении. Американо-японское со­глашение о свободной торговле, в котором говорилось бы о создании общего экономического пространства, могло бы укрепить связь между двумя странами и способствовать до­стижению указанной цели, и по этой причине следует совме­стно рассмотреть его выгодность.

Именно через тесные политические отношения с Япони­ей Америка сможет более уверенно пойти навстречу стрем­лениям Китая в регионе, противодействуя при этом проявле­ниям его самоуправства. Только на этой основе может быть достигнут сложный трехсторонний компромисс, включаю­щий в себя мощь Америки на мировом уровне, преобладаю­щее положение Китая в регионе и лидерство Японии на меж­дународном уровне. Однако этот общий геостратегический компромисс может быть разрушен неразумным расширени­ем военного сотрудничества Америки и Японии. Япония не должна играть роль непотопляемого американского авианос­ца на Дальнем Востоке, она также не должна быть главным военным партнером Америки в Азии или потенциально веду­щей державой в Азиатском регионе. Ложно направленные действия в одной из вышеназванных областей могут отрезать Америку от континентальной Азии, ослабить перс­пективы достижения стратегического консенсуса с Китаем и таким образом подорвать способность Америки укрепить стабильность геополитического плюрализма в Евразии.

Поиск по сайту: