Учение о параллелизме миров и «мировом сознании»

Итак, ни одна из «новых систем», по мнению Чаадаева (как, впрочем, и многих тогдашних русских философов), не дает ответа на вопрос о происхождении духовного в человеке. Ведь самое хорошее и возвышенное в нас принадлежит отнюдь не нам, а является прямым следствием присущей человеку способности подчиняться некой неведомой силе. Для того чтобы установить, что это за неведомая сила, Чаадаев обращается к аналогии с природными явлениями, а именно — к закону всемирного тяготения, открытому Ньютоном.

На первый взгляд, рассуждает Чаадаев, все силы природы сводятся к всемирному тяготению. Однако если бы эта сила была единственной, то есть действовало одно только притяжение, то «вся вещественность обратилась бы в одну бесформенную и инертную массу». На самом же деле всякое движение в природе производится двумя силами, действующими в противоположных направлениях. То есть необходимо признать, что кроме силы всемирного тяготения существует дополнительная сила: Начальный толчок, или Отталкивание {Projection). «Итак, — пишет Чаадаев в „Четвертом письме", — вот две движущие силы природы: Тяготение и Отталкивание».

Эту идею совокупного действия двух сил Чаадаев переносит в духовную область, опираясь на принимаемое им учение о параллелизме двух миров: физического и духовного. В духовной области-также можно говорить о совокупном действии двух сил: «...одной силы, сознаваемой нами, — это наша свободная воля, наше хотение, другой, нами не сознаваемой, — это действие на наше существо некой вне нас лежащей силы».

Подобно тому как проявление физического притяжения достоверно обнаруживается перед нашими глазами, так и о нашей собственной силе (имеется в виду наша свобода воли) мы имеем аналогичное — непосредственное и достоверное — представление. В то же время «о толчке мы знаем только его абсолютную необходимость; и совершенно то же знаем мы и о божественном действии на нашу душу. И тем не менее мы одинаково убеждены в существовании как той, так и другой силы» («Четвертое письмо»).

Немного ниже Чаадаев еще раз разъясняет, что как о силе Отталкивания, так и о божественной силе, действующей на нашу душу, мы имеем познание смутное и темное, но в то же время имеем и «совершенную достоверность обеих».

Другими словами, то, что раньше называлось неведомой силой, в действительности оказывается воздействием Бога на человека. Именно Бог своим воздействием формирует в нас собственно человеческие качества — духовность, способность к совершению благих поступков, идеи о добре, долге, добродетели, законе.

И все же каково сочетание и взаимодействие в духовной сфере действия двух сил — божественного «принуждения» и человеческой свободы? Чтобы подойти к этому вопросу, Чаадаев пишет сначала о том, что все наши разграничения между различными видами существующего, вещей и явлений, устанавливаются самим человеком в конечном счете «ради удобства или по произволу».

Поэтому далее по тексту письма говорится следующее: «Все это ничто в применении к самому творческому началу. Что бы мы ни делали, в нас есть внутреннее ощущение реальности высшей по сравнению с окружающей нас видимой реальностью. И эта иная реальность не есть ли единственная истинно реальная, реальность объективная, которая охватывает всецело существо и растворяет нас самих во всеобщем единстве? В этом-то единстве стираются все различия, все пределы, которые устанавливает разум в силу своего несовершенства и ограниченности своей природы».

Таким образом, мир предстает перед нами как разнообразие явлений и существ, отличающихся друг от друга: это разнообразие привносится нашим умом в силу его ограниченности и несовершенства. Но, с другой стороны, в нас присутствует внутреннее ощущение высшей реальности, стирающей все различия, в том числе и растворяющей человеческую индивидуальность во всеобщем единстве. Единство это состоит в том, что все бесконечное многообразие вещей можно свести к единственному мировому действию. Чаадаев подводит к заключению, что сама идея непрерывного движения, к которому сводимо все многообразие как природного, так и духовного мира, — как движения, обязательно сообщенного, вынужденного, «вызывает представление о таком действии, которое отлично от всякой силы и от всякой причины, находящихся в самом движущемся предмете».

Установив эту высшую истину учения о параллельных мирах, сообщенность извне любого движения как в сфере природы, так и в сфере духа, Чаадаев переходит к решению вопроса о свободе воли человека. Теперь, считает он, «нет ни малейшего затруднения принять собственные действия человека за причину случайную {principe occasionnel): за силу, которая действует, лишь поскольку она соединяется с другой высшей силой, точно так, как притяжение действует лишь в совокупности с силой отталкивания. Вот то, к чему мы хотели прийти» {«Четвертое письмо»). Таким образом, собственные действия человека в духовной сфере, в частности, его свободная воля, могут рассматриваться как реальные лишь в соединении с другой высшей силой.

Разбирая, как происходит это действие высшей силы на человека, Чаадаев приходит к мысли о существовании особой сущности, через которую проявляется божественная сила. Этим звеном является то, что Чаадаев называет общим, мировым, или всемирным, сознанием.

Воздействие мирового сознания на наше мышление и содержание наших мыслей и поступков происходит самыми разными способами, и чаще всего бессознательно и машинально. Описывая действие мирового сознания на сознание отдельного человека, Чаадаев пишет следующее: «Позвольте спросить, разве есть в мире что-либо более согласное с нашим ощущением, нежели происходящая постоянно такая смена идей в нашем мозгу, в которой мы не принимаем никакого участия? Разве мы не твердо убеждены в такой непрерывной работе нашего ума, которая совершается нашей волей?» И даже если признать, что все происходящее в нашем уме связано с совершившимся там ранее, то «из этого никак не следует, чтобы каждое изменение моей мысли, форма, которую она поочередно принимает, вызывалось моей собственной властью: здесь, следовательно, имеет место еще огромное действие, совершенно отличное от моего» («Четвертое письмо»).

Человек может не иметь никакого представления о том, каким образом в его уме возникли определенная мысль или стремление совершить определенный поступок. Может быть, эта мысль или стремление совершить поступок были нечаянно внушены в недавнем разговоре или под впечатлением от случайно услышанного слова. Но важно здесь то, что речь идет каждый раз о непосредственном воздействии одного сознания на другое. Складываясь, эти влияющие друг на друга сознания — мысли и впечатления отдельных человеческих индивидуумов — образуют духовное единство, духовную целостность — особую реальность, которую Чаадаев и называет общим, или всемирным, или мировым сознанием. И именно это мировое сознание, как духовная целостность, непосредственно выступает по отношению к отдельному человеку побуждающей, но не ощущаемой им силой. Но это еще не сама «высшая сила» (Бог), но ее порождение в виде «мировой души», мирового сознания.

Чаадаев описывает функционирование мирового сознания следующим образом: «Главным средством формирования душ, без сомнения, является слово; без него нельзя себе представить ни происхождения сознания в отдельной личности, ни его развития в человеческом роде. Но одного только слова недостаточно для того, чтобы вызвать великое явление мирового сознания, слово далеко не единственное средство общения между людьми, оно, следовательно, совсем не обнимает собой всю духовную работу, совершающуюся в мире... Тысячи скрытых нитей связывают мысли одного разумного существа с мыслями другого; наши самые сокровенные мысли находят всевозможные средства вылиться наружу; распространяясь, перекрещиваясь между собой, они сливаются воедино, сочетаются, переходят из одного сознания в другое, дают ростки, приносят плоды — и в конце концов порождают общий разум. Иногда случается, что проявленная мысль как будто не производит никакого действия на окружающее; а между тем — движение передалось, толчок произошел; в свое время мысль найдет другую, родственную, которую она потрясет, прикоснувшись к ней, и тогда вы увидите ее возрождение и поразительное действие в мире духовном... Сколько великих и прекрасных мыслей, откуда-то явившихся, охватили бесчисленные массы и поколения! Сколько возвышенных истин живет и действует, властвуя или светясь среди нас, и никто не знает, ни откуда явились эти грозные силы или блестящие светочи, ни как они пронеслись через времена и пространства» («Четвертое письмо»).

По мысли Чаадаева, воздействие мирового сознания на индивидуальное происходит через непосредственный контакт сознаний между собой, — этот постоянный контакт сознаний и образует само мировое сознание. Философ следующим образом характеризует мировое сознание: «А что такое то мировое сознание, которое соответствует мировой материи и на лоне которого протекают явления духовного порядка подобно тому, как явления порядка физического протекают на лоне материальности? Это не что иное, как совокупность всех идей, которые живут в памяти людей... Для того чтобы стать достоянием человечества, идея должна пройти через известное число поколений; другими словами, идея становится достоянием всеобщего разума лишь в качестве традиции. Но речь идет здесь отнюдь не только о тех традициях, которые сообщаются человеческому уму историей и наукой: эти традиции составляют лишь часть мировой памяти».

Чаадаев пишет о традициях, никем сознательно не фиксируемых, которые «влагает в глубину душ неведомая рука, их сообщают сердцу новорожденного первая улыбка матери, первая ласка отца». Это также и всесильные воспоминания, «в которых сосредоточен опыт поколений: всякий индивидуум их воспринимает с воздухом, которым дышит. И в этой-то среде совершаются все чудеса сознания». Этот опыт веков «составляет духовную сущность вселенной, он течет в жилах человеческих рас, он воплощается в образовании их тел и, наконец, служит продолжением других традиций, еще более таинственных, не имеющих корней на земле, но составляющих отправную точку всех обществ».

Итак, отправной точкой всех обществ и, следовательно, человеческой культуры в целом являются некие «таинственные традиции», которые в то же время не имеют корней на земле, то есть в самих обществах и в человеческой культуре. Такой отправной точкой может быть только непосредственное обращение человека к Богу, божественный глагол, обращенный к человеку со времен сотворения Адама: «Тем же действием, которое Бог совершал, чтобы извлечь человека из небытия, он пользуется и сейчас для создания всякого нового мыслящего существа. Это именно Бог постоянно обращается к человеку через посредство ему подобных». Поэтому «...великий закон постоянного и прямого воздействия высшего начала повторяется в общей жизни человека, как он осуществляется во всем творении» («Четвертое письмо»).

Таким образом, происхождение человеческого разума не может быть понято иначе, как только благодаря тому, что социальное общение уже заключает в себе духовное начало: «В день создания человека Бог беседовал с ним, и человек слушал и понимал, — таково истинное происхождение разума». Когда грехопадение воздвигло стену между человеком и Богом, воспоминание о божественных словах не было утеряно, «и этот глагол Бога к человеку, передаваемый от поколения к поколению, вводит человека в мир сознания и превращает его в мыслящее существо». Таким образом, неверно, что человек рождается в свет с «готовым» разумом: индивидуальный разум зависит от «всеобщего» разума: «Если не согласиться с тем, что мысль человека есть мысль рода человеческого, то нет возможности понять, что она такое».

Как замечает в своей «Истории русской философии» В. Зеньковский, в этой замечательной формуле, предваряющей глубокие построения книги С. Трубецкого о «соборной природе человеческого сознания», устанавливается прежде всего неправда всякого обособления сознания, устраняется учение об автономии разума.

С одной стороны, индивидуальное эмпирическое сознание («субъективный» разум) может в порядке самообольщения почитать себя «отдельным», но такое «пагубное „Я"... лишь разобщает человека от всего окружающего и затуманивает зсе предметы». С другой стороны, то, что реально входит в человека от общения с людьми, в существе своем исходит от того, что выше людей, — от Бога. «Все силы ума, все средства познания, — пишет Чаадаев, — покоятся на покорности человека» этому высшему свету, ибо «в человеческом духе нет никакой истины, кроме той, какую вложил в него Бог», в человеке «нет иного разума, кроме разума подчиненного <...> и вся наша активность есть лишь проявление силы, заставляющей стать в порядок общий, в порядок зависимости». В нашем «искусственном» (индивидуальном) разуме мы своевольно заменяем уделенную нам часть мирового разума, и основная реальность есть поэтому не индивидуальный разум и, конечно, не простой коллектив, а именно «мировое сознание» — некий «океан идей», к которому мы постоянно приобщаемся. Если бы человек мог «довести свою подчиненность высшему свету до полного упразднения своей свободы», то «тогда бы исчез теперешний отрыв его от природы, и он бы слился с ней», и «в нем бы проснулось чувство мировой воли, глубокое сознание своей действительной причастности ко всему мирозданию».

Поиск по сайту: