Водворение царства Божия на земле

На первый взгляд, чаадаевское положение о водворении царства Божия на земле как конечной цели исторического процесса противоречит его же утверждению о том, что европейское христианское общество, руководимое беспредельными по своей природе «интересами мысли и души», все время движется вперед по пути развития. С одной стороны, получается, что должна быть конечная цель истории, но, с другой стороны, напротив, речь идет о прогрессивном непрерывном движении.

Положению о бесконечном прогрессе европейских народов, как кажется, противоречит и еще одно место из «Философическихписем» Чаадаева. В «Шестом письме-» он критикует теорию «ходячей философии» (так называет Чаадаев философию просветителей) о естественном развитии человеческого духа, согласно которой ход истории должен объясняться самой человеческой природой, но не волей Провидения. «Если же наконец она и решится в совокупности всего усмотреть план, замысел, разум, подчинить им человеческий интеллект и принять все вытекающие из этого последствия относительно всеобщего нравственного порядка, — это оказывается для нее невозможным, поскольку она остается сама собой».

Другое дело, если подходить к истории с позиций самого Чаадаева. В «Первом письме» относительно осмысления истории можно прочитать следующие строки: «...если внимательно всмотреться в дело, то окажется, что все сырье истории уже исчерпано; что народы выявили все свои традиции; если и предстоит еще дать лучшие объяснения прошедшим эпохам, <...> то по отношению к фактам не предстоит никаких новых открытий. Итак, истории осталось теперь только одно, — осмысливать».

Эти слова об исчерпанности содержания истории можно понять так, что именно план, замысел и смысл истории в целом с точки зрения учения Чаадаева уже прояснились. И новые исторические факты и события не привнесут ничего существенного в это уже имеющееся понимание плана, замысла и смысла истории.

Однако как быть с постоянным движением вперед христианских народов? Вот еще одно интересное место из «Первого письма». Этот фрагмент дает ключ к правильному пониманию соотношения между бесконечным движением европейских народов вперед и конечной целью истории в виде особого состояния, называемого царством Божиим.

Чаадаев пишет, что, «невзирая на все незаконченное, порочное и преступное в европейском обществе, как оно сейчас сложилось, все же царство Божие в известном смысле в нем действительно осуществлено, потому что общество это содержит в себе начало бесконечного прогресса и обладает, в зародыше и в элементах, всем необходимым для его окончательного водворения в будущем на земле».

Здесь важно, во-первых, само утверждение, что царство Божие в Европе в известном смысле уже осуществлено, то есть Европа уже достигла данного особого состояния, пусть в несовершенном и незаконченном виде. И во-вторых, важно, что этот «известный смысл» здесь же расшифровывается Чаадаевым как присутствие в европейском обществе именно начал бесконечного прогресса.

Это означает, что не царство Божие есть конечный результат некоего бесконечного развития, но сам переход или способность к бесконечному развитию есть признак того, что данный народ или данное общество уже находится в состоянии, пусть в несовершенном и незавершенном, царства Божия.

Чаадаев также говорит о некоторых «элементах», которые необходимы для окончательного водворения царства Божия на земле. На этих элементах мы ниже остановимся специально. Ближайшее определение начал, обеспечивающих бесконечное развитие, и, следовательно, являющихся признаком того, что общество находится в состоянии царства Божия, — у нас есть. Эти начала — те «интересы мысли и души», не связанные с конкретными материальными обстоятельствами жизни общества, но которыми главным образом руководствуются европейские народы.

Итак, сознательное подчинение жизни европейских народов идеям и образцам, которые являются результатом неограниченного человеческого разума, а «божественного откровения», и является признаком того, что общество достигло или вошло в состояние, которое Чаадаев называет царствием Божиим. Чаадаев говорит, что в Европе состояние царства Божия уже достигнуто, но в неокончательном, то есть незавершенном, виде.

Если европейское общество в целом уже руководствуется идеями «божественного откровения», то это еще не значит, что каждый член европейского общества, каждый конкретный индивидуум в своей личной повседневной жизни руководствуется этими идеями и им подчиняет свои мысли, дела и поступки. Следовательно, движение от незавершенного состояния к завершенному-могло бы заключаться в последовательном подчинении сознания все большей массы индивидуумов идеям «божественного откровения» и в идеале — в подчинении сознания каждого члена европейского общества этим идеям.

Это идеальное общественное состояние, при котором не только совокупное сознание семьи европейских наций в целом, но сознание каждого без исключения индивидуума вполне будет подчинено идвям «божественного откровения», и можно будет назвать водворением на земле царствия Божиего во всей своей полноте.

Но подчинение индивидуального сознания идеям «божественного откровения» есть не что иное, как признание индивидуальным сознанием в качестве «своего» всего того идейного содержания, которое помещает в отдельную личность посредством «мирового сознания» божественный источник. Речь идет о том способе проявления человеческой воли, при котором индивидуальное сознание совершенно не обособляется внутри «мирового сознания», но превращается в его составную часть, ничего не привнося в него от себя.

Вот еще некоторые характеристики, которые дает Чаадаев такому способу проявления человеческой воли. Личность стремится к тому, чтобы «довести свою подчиненность до совершенного лишения себя своей свободы», и «это было бы высшей ступенью человеческого совершенства»: «Ведь всякое движение души <...> вызывалось бы тем самым началом, которое производит все другие движения в мире. Тогда исчез бы теперешний его отрыв от природы, и он бы слился с нею <...>

Тогда в нем бы проснулось чувство мировой воли, или, говоря иными словами, — внутреннее ощущение, глубокое сознание своей действительной причастности ко всему мирозданию»; и «если бы он отрешился от своего нынешнего пагубного „Я", то разве он не нашел бы вновь и идею, и всеобъемлющую личность, и всю мощь чистого разума в его изначальной связи с остальным миром? <...> И разве тогда все еще стал бы он ощущать себя живущим этой мелочной и жалкой жизнью, которая его побуждает относить все к себе и глядеть на мир только через призму своего искусственного разума? Конечно нет, он снова начал бы жить жизнью, которую даровал ему сам Господь Бог, в тот день, когда извлек его из небытия» {«Первое письмо»).

Когда каждый индивидуум доведет свою подчиненность идеям «божественного откровения» до совершенного лишения себя своей свободы, тем самым отрешившись от своего нынешнего пагубного «Я», и начнет «жить жизнью, которую даровал ему Господь Бог», в результате получается совершенное тождество всех индивидуальных сознаний по своему идейному содержанию, стираются все границы между индивидуальными сознаниями. В таком случае содержание каждого отдельного сознания будет определяться единой логикой «мирового сознания», не зависимой от посюсторонних земных дел и обстоятельств; они (индивидуальные сознания) тем самым выпадут из круговорота земных дел и обстоятельств и сольются в божественном единстве мирового, нераздельного, единого и единственного сознания.

И вот таким образом мы получаем образ завершенного царства Божия. Водворение этого завершенного царства Божия на земле Чаадаев и определяет как конечный смысл и назначение истории.

В конце последнего, восьмого, «Письма» дается законченный образ царства Божия. Сквозной мыслью этого фрагмента является мысль о слиянии всех отдельных сознаний в одно сознание, совпадающее с мыслью Бога. «Удивительное понимание жизни, принесенное на землю создателем христианства; дух самоотвержения; отвращение от разделения; страстное влечение к единству — вот что сохраняет христиан чистыми при любых обстоятельствах. Так сохраняется раскрытая свыше идея, а через нее совершается великое действие слияния душ и различных нравственных сил мира в одну душу, в единую силу. Это слияние — все предназначение христианства. Истина едина: царство Божие, небо на земле, все евангельские обетования — все это не что иное, как прозрение и осуществление соединения всех мыслей человечества в единой мысли; и эта единая мысль есть мысль самого Бога, иначе говоря, — осуществленный нравственный закон. Вся работа сознательных поколений предназначена вызвать это окончательное действие, которое есть предел и цель всего, последняя фаза человеческой природы, разрешение мировой драмы, великий апокалиптический синтез».

Мысль о «единстве и слиянии» повторяется и в другой характеристике царства Божия: «В день окончательного завершения дела искупления все сердца и все умы составят одно чувство и лишь одну мысль, и падут все стены, разделяющие'народы и вероисповедания».

Идея единства и слияния настолько часто и настолько энергично подчеркивается Чаадаевым в характеристиках совершенного строя царства Божия, что появляется необходимость уточнить, до какой степени эти единство и слияние должны быть осуществлены, идет ли речь лишь о слиянии духовном и насколько при этом слиянии сохраняется своеобразие отдельного человека как личности.

В связи с этим уместно процитировать фрагмент сначала из «.Третьего письма», а затем из «Седьмого».

«Так вот та высшая жизнь, к которой должен стремиться человек, жизнь совершенства, достоверности, ясности, беспредельного познания, но прежде всего — жизнь совершенной подчиненности; жизнь, которой он некогда обладал, но которая ему также обещана и в будущем. А знаете ли вы, что это за жизнь? Это Небо: и другого неба, помимо этого, нет».

Снова речь идет о полной подчиненности конкретной человеческой личности законам Неба, то есть божественной истине, или божественному откровению. Чаадаев продолжает: вступить в жизнь Неба «нам позволено отныне же, сомнений тут быть не должно. Ведь это не что иное, как полное обновление нашей природы в данных условиях, последняя грань усилий разумного существа, конечное предназначение духа в мире. Я не знаю, призван ли каждый из нас вступить на это поприще, достигнет ли он его славной конечной цели, но то, что предельной точкой нашего прогресса только и может быть полное слияние нашей природы с природой всего мира, это я знаю, ибо только таким образом может наш дух вознестись к полному совершенству, а это и есть подлинное выражение высшего разума».

Чаадаев уточняет, что речь здесь идет «не о слиянии вещественном во времени и в пространстве, а лишь о слиянии в идее и в принципе».

Это положение перекликается со словами из уже приведенного выше фрагмента о том, что царство Божие, или Небо на земле, есть соединение всех мыслей человечества в единой мысли Бога, а эта единая мысль Бога есть «осуществленный нравственный закон».

Итак, соединение и слияние сознаний состоит, прежде всего, во всеобщем подчинении нравственному закону, продиктованному Богом, то есть в подчинении некоторым абсолютным нравственным положениям, а не относительным и условным моральным правилам и нормам, привязанным к определенным и всегда частным условиям, обстоятельствам и интересам.

Чтобы уточнить характеристики особого состояния, которое Чаадаев называет царством" Божиим, или Небом на земле, обратимся к фрагменту из «Седьмого письма». В первой части Чаадаев рассуждает о замене «совсем личного, совсем обособленного сознания, которое он в себе находит теперь», на «общее сознание, которое заставило бы его постоянно чувствовать себя частью великого нравственного целого». Философ пишет, что эта замена, в принципе, вполне возможна, и ссылается на то, что уже «наряду с чувством нашей отдельной личности мы носим в сердце чувство связи с родиной, с семьей, с единомышленниками по разделяемым нами убеждениям; чувство это иногда даже более живо, нежели другое».

Более того, «...зародыш высшего сознания, несомненно, в нас пребывает, он составляет даже самую сущность нашей природы; теперешнее Л вовсе не вложено в нас каким-то непреложным законом, мы сами внесли его в свою душу». По Чаадаеву, мы сами внесли в свою душу не вообще наше «Я», но «теперешнее Я>. Следовательно, речь не идет об устранении нашего индивидуального «Я» как такового, но о превращении этого «Я» в часть великого нравственного целого.

Затем Чаадаев формулирует очень интересную мысль, которая, во всяком случае на первый взгляд, противоречит только что сказанному: «Все назначение человека состоит в разрушении его отдельного существования и в замене его существованием совершенно социальным, или безличным». И далее Чаадаев говорит, что в этом «разрушении» состоит «единственная основа нравственной философии», и добавляет, что «это же есть и основа понятия истории».

Из всего вышесказанного вытекает следующий вывод: вся совокупность отдельных и личных «Я» преобразуется в составляющие части единого и единственного нераздельного всеобщего (мирового) сознания, в части, переходящие друг в друга и сливающиеся друг с другом в это единое «мировое сознание», или мысль самого Бога. В этом превращении отдельных, ныне обособленных, сознаний в отдельные же, но уже необособленные части всеобщего сознания состоит новая «социальность», или новая общественность, соответствующая водворению царства Божия на земле.

Между прочим, это состояние единства индивидуального сознания с «мировым сознанием», конечным источником которого является мысль Бога, в психологическом плане соотносимо, по-видимому, с творческим вдохновением.

В одном из своих «Отрывков» Чаадаев пишет: «Следует ли рассматривать вдохновение как явление настолько сверхъестественное, что оно уничтожило бы обычный ход •природы? Нисколько. Достаточно рассматривать его как следствие прямого действия неизвестного начала на силы природы нравственной, соразмерно которой эти силы получают несравнимо более значительное напряжение, чем то, которое они имели бы в их данном состоянии». В другом афоризме Чаадаев указывает, что «это возвышение могущества ума исходит не от создания, а от создателя; что оно согласуется с одним общим планом; что оно оказывается действием не личным, но относится к действию всеобщему, как и всякая божественная эманация» (Полн. собр. соч. Т. 1. С. 446).

Таким образом, завершенное царство Божие можно определить как особую форму общества, в котором все его члены находятся главным образом в состоянии творческого вдохновения.

Но вот что еще важно. Чаадаев говорит о водворении царства Божия на земле. Это означает, что царство Божие не приходит само на землю подобно тому, как неумолимо сменяются времена года. Царство Божие именно водворяют, то есть осуществляют неким усилием. Даже европейские общества, которые сознательно выбрали в качестве руководящей идеи христианское учение и в которых поэтому царство Божие «в известном смысле действительно осуществлено», тем не менее нуждаются в особом усилии по водворению этого состояния во всей его полноте.

Полнота эта, как мы уже выяснили, состоит в том, чтобы все без исключения индивидуумы смогли «довести свою подчиненность до совершенного лишения себя своей свободы» и тем самым достигнуть «высшей ступени человеческого совершенства». Только в этом случае, как мы уже знаем, будет осуществлено «соединение всех мыслей человечества в единой мысли самого Бога», и станет работать нравственный закон.

Но если уже на уровне отдельных народов вполне возможно стремление к тому, чтобы быть предоставленным самим себе и подчиняться материальному интересу, связанному с физической природой человеческого существа, то ясно, что на уровне необозримого многообразия отдельных личностей возможность стремиться к самостоятельности и обособленности неизмеримо возрастает.

Отдельный человек обладает свободной волей, потому что так восхотел Бог. И эту свободу человек может использовать, как было сказано выше, двояким образом: или через сознательное признание «своим» всего идейного содержания, которое помещает в него «мировое сознание», или через своеволие. Первое состояние Чаадаев называет высшей степенью человеческого совершенства, и ясно, что основная масса отдельных индивидуумов, в том числе и членов европейского общества, не может быть охарактеризована таким образом. Речь может идти только о большей или меньшей степени совершенства и, соответственно, о той или иной степени своеволия и обособления.

Поэтому вполне возможно противоречие между сознательным выбором общества в целом (посредством своих вождей и правителей) идеи «божественного откровения» и выбором своеволия и уклонения от идеи «божественного откровения» со стороны основной массы членов общества. Это противоречие и натолкнуло Чаадаева на мысль, что царство Божие не приходит само собой, но именно водворяется, и в связи с этим он разрабатывает теорию воспитания человеческого.рода особым социальным субъектом — христианской Церковью.

Поиск по сайту: