Нью-Хэмпшир. У Эдди из головы не шел Джек

У Эдди из головы не шел Джек. Она подалась вперед и поцеловала его затылок в отчаянной попытке отвлечь от просмотра телевизора.

«Разновидность этого чая, произрастающего на Тайване, популярнее сортов, произрастающих в Амое, Фучжоу, Гуанчжоу».

— Оолонг, — сказал Джек, который сидел, опершись локтями на колени. И когда Эдди лизнула его в ухо, добавил: — Перестань! Я на коне.

— А мог бы быть на мне.

Днем в закусочной Джек бросал на нее призывные взгляды, настолько страстные, что она даже спотыкалась. Либо старался пройти как можно ближе, чтобы их тела соприкоснулись. Но когда наступало время викторины, ей хоть голой перед ним пляши — и внимания не обратит.

Джек подсел на «Рискни!». За три года он только однажды пропустил викторину, и то лишь потому, что ехал в это время в тюрьму в патрульной машине шерифа. Он обрадовался тому, что они с Эдди взяли на вечер выходной, чтобы перевезти его вещи, и сегодня ему выпала возможность посмотреть оба выпуска — в семь и в одиннадцать. Однако у Эдди были другие планы на вечер.

Она стала расстегивать его рубашку, но Джек удержал ее.

— Когда начнется реклама, я тебе отомщу, — предупредил он.

— Ой, испугал!

«Деметра наслала на землю голод, когда ее похитили и унесли в подземное царство».

— Держу пари, ты знаешь ответ, — сказал Джек.

В ответ она положила руку ему между ног.

Он подскочил.

— Эдди! — возмущенно воскликнул он, хотя и отреагировал на прикосновение.

— Персефона? — предположил игрок на экране.

Эдди медленно сжала руку.

— Ага, a ты не знал!

Джек заерзал.

— Я знал ответ, но отвлекся и не озвучил его.

«Джефферсон сказал: "Ни в одной стране этому нет прощения… потому что это всегда можно предотвратить"».

Эдди села к нему на колени, загораживая телевизор, и Джек прекратил сопротивление. Привлек ее к себе и поцеловал, роняя ответ ей в рот.

— Незнание закона.

— Незнание, — повторила Эдди, — блаженство неведения. — Она откинула голову назад и внезапно застыла. — Слышал?

Но знаменитое внимание Джека сейчас было сосредоточено исключительно на Эдди.

— Нет.

Грохот, кто-то убегает… Эдди прислушалась.

— Вот опять.

— Это какое-то животное, — предположил Джек. — Ты же в лесу живешь.

Она отстранилась. Он схватил Эдди за руку и застонал, когда она встала с его колен. Выглянув в окно, она увидела только освещенный луной край качелей.

— Ничего.

— Тогда взгляни сюда. — Джек встал, поправляя натянувшиеся джинсы, и обнял Эдди. — Наверное, еноты. Может, поднимешься наверх, а я пока от них избавлюсь?

— И пропустишь финал викторины? — поддразнила Эдди.

— Никогда! — с серьезным видом ответил он и подмигнул. — Ее повторяют в одиннадцать.

У Джиллиан из головы не шел Джек. Она в сотый раз прокручивала воспоминание о встрече у закусочной, проигрывала различные сценарии, словно слайд-шоу: слова, которые должна была произнести, поступки, которые должна была совершить. Представляла, как Джек хватает ее и целует до крови. И каждый раз, когда она вспоминала, что он обращался с ней, словно с ребенком, в животе все сжималось. Она начинала плакать, снова и снова, а мгновение спустя что-то бессвязно бормотала, испытывая непреодолимое желание еще раз получить возможность доказать ему, что она уже не маленькая.

Отец целый вечер следил за ней, как стервятник, а потом отправился на пробежку, заставив поклясться, что она не выйдет из дома.

Она топила печаль в чувствительных балладах Сары Маклахлан и покрывала ногти кроваво-красным лаком, когда зазвонил телефон. Это была Уитни.

— Джил, во сколько сегодня?

Джилли вздохнула. Ей не хотелось разговаривать с подругой. Сейчас ей нужно было придумать, как заставить отца ослабить свой чертов контроль, чтобы она могла показать Джеку, от чего он отказывается.

— В смысле?

— Встречаемся.

— Встречаемся?

— Могу поклясться, что у меня в календаре отмечено тридцатое апреля.

Джиллиан осенило.

— А-а, Белтайн… — вспомнила она.

— Как ты могла забыть?!

Не то чтобы она забыла, просто ее сейчас больше заботил Джек. Их шабаш планировался в лесу за кладбищем, у цветущего кизила. Мэг должна была принести осмол для костра. Уитни было дано задание приготовить мешочки с травами, чтобы развесить их на дереве в качестве подарка для Бога и Богини. А Челси должна была придумать, как украсить майское дерево. Джилли отвечала за угощение, которое они должны были разделить с богами.

Отец убьет ее, если она покинет дом.

Ее взгляд остановился на маленькой керамической вазе, которая когда-то принадлежала матери. В ней стояли веточки ивы, но без воды, и лежала пробирка с атропином, которую Джиллиан вынесла из лаборатории.

— В одиннадцать, — сказала она в трубку. — Встретимся на месте.

Они напали сзади. Не успел Джек выйти из крошечного пятачка света, который отбрасывал висящий над дверью фонарь, как его схватили, заломили руки и стали бить по ребрам, в живот, по лицу. Во рту появился металлический привкус, рот наполнился кровью. Он выплюнул ее в нападавших. Он пытался разглядеть их, но у всех были натянуты на глаза вязаные шапочки, а лица замотаны шарфами до самого носа. Единственное, что смог запомнить Джек, — это море черного, чьи-то руки и накатывающие волны злости.

Эдди причесалась, брызнула духами на запястья, колени и пупок. Джека долго не было, даже странно. Время от времени она слышала грохот. Если это еноты, то их там не счесть.

Она подошла к окну спальни и отдернула тонкую занавеску. Для восьми вечера было слишком темно, и сначала она вообще не увидела Джека. Потом в желтом луче света, который отбрасывал фонарь на крыльце, показалась нога. Локоть. И наконец мужчина, одетый в черное, руки в крови.

— Джек! — задохнулась она и потянулась за ружьем, которое хранила под кроватью.

Эдди воспользовалась им лишь однажды: чтобы застрелить бешеного енота, который разгуливал по двору, где играла Хло. Она зарядила ружье, поспешила вниз, рывком распахнула входную дверь и выстрелила в ночное небо. Нападавшие обернулись на звук и врассыпную бросились в лес за домом.

На земле бесформенной кучей неподвижно лежал Джек.

Эдди отшвырнула ружье, кинулась к нему и осторожно перевернула.

«Боже мой, — подумала она. — Что они с тобой сделали?»

Джек закашлялся, его губы растянулись в улыбке, обнажая окровавленные зубы. Он попытался сесть, болезненно морщась от прикосновений Эдди.

— Нет! — сквозь зубы произнес он единственное слово, но от него померкли звезды. — Не-е-ет!

Его крик примял молодую траву, растущую вдоль подъездной аллеи, и разогнал сиреневые облака. От его крика вздрогнула луна.

— Джек! — попыталась успокоить его Эдди.

Но крик становился все громче, пока не накрыл Сейлем-Фоллз словно колпаком, и люди, живущие на противоположном конце городка, вынуждены были закрыть окна, в которые залетал теплый ночной ветерок, чтобы не слышать этого вопля боли.

Меньше всего Джилли хотела отравиться. В конце концов в четверть девятого она зашла в Интернет в надежде найти правильную дозировку атропина. Всем известно, что сейчас с помощью Всемирной паутины можно собрать даже бомбу. Пара пустяков найти дозу галлюциногена, от которой можно заторчать.

Пока загружались страницы, она красила ногти — каждый очень медленно, чтобы иметь возможность просматривать ссылки одну за другой в поисках специальных журналов, где бы упоминались белладонна и сульфат атропина. Наконец она набрела на сайт, где была приведена дозировка для взрослых. В таблетках по 5 миллиграммов. Чтобы расширились зрачки — 1/50,000 грана. [v] Чтобы поймать кайф — от 1/20 до 1/100 грана.

Джилли нахмурилась. Большой диапазон. Если ей самой нужно 1/20 грана, то Уитни, которая намного субтильнее, хватит и 1/100?

Вновь зазвонил телефон.

— Джилли, — раздался голос отца, — я просто хотел удостовериться, что ты дома.

— Ты хочешь сказать, проверить меня?

— Не сердись, дорогая. Ты же понимаешь, почему я беспокоюсь. Ее сердце бешено забилось в груди.

— Разве ты не на пробежке?

— Только что закончил, скоро буду дома.

Что же делать, если он придет, а ее не будет дома?

— Честно признаться, — сказала Джилли, — я рада, что ты позвонил. Мэгги спрашивает, не могу ли я переночевать у нее.

— Не думаю, что это хорошая идея, Джилли, учитывая, что сейчас происходит.

— Папочка, пожалуйста! Ее мама повезет нас на десятичасовой сеанс в кино. Какой дурак на меня нападет, если я буду рядом с женой детектива? — Отец ничего не ответил, и Джилли продолжала дожимать: — Миссис Сакстон тоже говорит, что я могу у них переночевать. Если ты, конечно, не против.

Джиллиан и сама удивилась, как легко у нее получается лгать. Она будет праздновать Белтайн, пусть хоть камни падают с неба или даже сам Амос Дункан!

Она почувствовала, что решимость отца дала едва заметную трещину. Отец Мэг был полицейским, а с ее матерью они были знакомы всю жизнь. Джиллиан будет безопаснее у Сакстонов, чем в собственном доме.

— Ладно, — сдался Амос. — Но я хочу, чтобы ты мне позвонила, когда вы вернетесь из кино. В любое время.

— Обещаю. Я люблю тебя, папочка.

— Я тебя тоже.

Еще долго после того, как повесила трубку, Джиллиан смотрела на телефон и улыбалась. Оказывается, плести паутину интриг — плевое дело.

Она выключила компьютер и отправилась в кухню. Выход астрального тела из физического станет ее подарком шабашу на Белтайн. И чем неожиданнее подарок, тем большим будет эффект. Джиллиан взболтала в термосе чай со льдом и еще раз взвесила в руке пробирку.

«Смелость».

Она плеснула капельку в чай и сунула в термос палец, чтобы попробовать на вкус. Ничего, обычный чай, может, только чуточку горчит. 1/20 или 1/100? Джиллиан пожала плечами, вылила в термос содержимое пробирки и закрутила крышку.

Джек проснулся и обнаружил рядом с собой свернувшуюся клубочком Эдди. В руке она сжимала тряпку, от которой на одеяле осталось мокрое пятно в форме колокола. Он приподнялся на локте, поморщившись от боли в ребрах, и коснулся ее щеки. Эдди не шелохнулась, и он осторожно поднялся с кровати.

Как бы сложилась его жизнь, если бы Эдди была рядом с ним во время всего этого кошмара в Лойал? Что, если бы она каждый вторник приезжала к нему, когда в зале для свиданий заключенные встречались со своими посетителями за длинными складными столами под неусыпным контролем надзирателей? Что, если бы Эдди ждала его дома?

Он бродил по погруженному в темноту дому, отчаянно желая сделать для нее хоть толику того, что она сделала для него. Благодаря Эдди он перестал безостановочно размышлять над собственными ошибками. Он запер их в ящик и плотно закрыл крышку. Однако Эдди… Она ежедневно копалась в своем ящике, вытаскивая на свет божий, словно фамильные ценности, воспоминания, несмотря на то что сердце ее разрывалось от боли.

Он поймал себя на том, что стоит перед дверью в комнату Хло.

За считанные минуты он сдернул с кровати простыни и пододеяльник, сорвал со стены плакаты. Собрал игрушки Хло в ящик, который нашел в чулане. Может, если он уберет постоянное напоминание о невосполнимой потере, Эдди станет чаще смотреть вперед, а не оглядываться назад?

— Что, черт побери, ты делаешь?

Эдди трясло, как от удара.

— Убираю. Я подумал, что если ты не будешь видеть эти вещи каждый день, то…

— То у меня перед глазами не будет возникать ее лицо, когда я просыпаюсь по утрам? Как будто я не помню ее, как вечернюю молитву! Неужели ты считаешь, что мне нужно увидеть… заколки, чтобы вспомнить единственного человека, которого я люблю больше всего на свете?

— Любила, — негромко поправил Джек.

— Если ее здесь больше нет, это еще не конец.

Эдди опустилась на разбросанные простыни, утонув в них, как в лепестках тюльпана.

— Эдди, я не хотел тебя обидеть. Если для тебя наши отношения что-то значат…

Она повернулась к нему.

— Ты никогда — слышишь, никогда! — не займешь место моей дочери.

Джек отшатнулся. Ее слова ранили больнее любого удара, который ему нанесли сегодня вечером. Он смотрел, как она, склонившись, подносит простыни к лицу.

— Что ты сделал? — спросила она, поднимая заплаканные глаза.

— С чем?

— С ее запахом. С запахом Хло. — Эдди зарылась лицом в постельное белье. — Он был здесь… еще сегодня утром… а сейчас исчез.

— Дорогая, — мягко ответил Джек. — Эти простыни не пахнут Хло. Уже давно.

Эдди сжала ткань в кулаке.

— Уходи, — всхлипнула она и отвернулась.

Джек тихонько закрыл за собою дверь.

«Петушиный плевок», насколько помнили завсегдатаи, никогда не имел ничего общего ни с петухами, ни с плевками, но некоторые старожилы утверждали, что этот бар, спрятавшийся в самом дальнем уголке городка, раньше был пристанищем Рыцарей Колумба, католического движения, а позже — баптистской церковью. Сейчас это было темное уединенное место, где человек мог заливать свое горе или наливаться виски, что одно и то же.

Рой Пибоди закрыл глаза, когда приятное тепло потекло в живот. После нескольких недель неусыпного контроля дочери и пристального внимания со стороны Джека Сент-Брайда он снова оказался в баре. Он был здесь один, за исключением хозяина бара Марлона, который до скрипа натирал бокалы. В отличие от многих барменов — а Рой повидал их немало — Марлон обладал удивительным талантом хранить молчание, давая посетителю возможность насладиться напитком. По правде сказать, Рой в этом баре, где никто ничего плохого, черт возьми, от него не ожидал, чувствовал себя уютнее, чем дома.

Когда дверь в «Петушиный плевок» распахнулась, Рой с Марлоном удивленно подняли головы. Люди в Сейлем-Фоллз редко пили в десять вечера в будний день, и Рой испытал укол обиды, что ему придется разделить этот восхитительный момент с кем-то еще.

Трудно сказать, кто больше опешил, Рой или Джек.

— Что вы здесь делаете?

— А на что это похоже? — скривился Рой. — Давай, черт подери, беги и расскажи все моей дочери!

Но Джек тяжело опустился на высокий табурет рядом с ним.

— Мне то же, что и ему, — попросил он Марлона.

Словно печать одобрения, перед ним с глухим стуком поставили виски. Делая первый большой глоток, Джек чувствовал на себе взгляд Роя.

— Так и будете таращиться на меня?

— Не думал, что ты умеешь пить, — признался Рой.

Джек негромко засмеялся.

— Многие производят обманчивое впечатление.

Рой кивнул, соглашаясь.

— Ты дерьмово выглядишь.

— Большое спасибо.

Старик протянул руку и осторожно коснулся ссадины над глазом Джека.

— Врезался в стену?

Джек искоса взглянул на него.

— А вы попиваете лимонад?

Рой не спешил с ответом.

— Насколько я понимаю, Эдди знает, что ты тут.

— Равно как и то, что вы здесь.

— Сент-Брайд, я же предупреждал: если ты разобьешь ей сердце…

— А если она разобьет мое, Рой? — с горечью поинтересовался Джек. — Что ты тогда со мной сделаешь? — решил он отбросить формальности и перейти на ты.

Рой посмотрел на глубокие морщины вокруг рта Джека и увидел в его лице что-то до боли знакомое.

— Я угощу тебя выпивкой, — ответил он.

Однажды в лагере скаутов Джиллиан разжигала костер. Пока остальные девочки занимались приготовлением традиционного угощения и пели лагерную песню «Кумбайя», Джиллиан поддерживала огонь: подбрасывала в него палочки и сосновые иголки, какие-то шнурки, кусочки хлеба и даже отправила туда отвратительную жабу. Ее завораживала ненасытность огня. Она смотрела на пламя и думала: «У меня нет сердца. Внутри меня огонь».

Сегодня костер был меньше… или это она выросла. Они стояли у костра, держась за руки. Но они больше не были Джиллиан, Челси, Уитни и Мэг. Они стали богинями, теперь они были шабашем. И она — их верховной жрицей.

Ветер, от которого веяло весной, скользил между ногами Джиллиан, словно любовник. Ветер был ее единственной одеждой, все остальное было кучкой сложено под деревом. Когда она сказала, что хочет быть абсолютно чистой, остальные удивились. Но потом Уитни все же сбросила рубашку. Челси осталась в одном бюстгальтере и трусиках. Только стеснительная Мэг была полностью одета.

Джилли встретилась взглядом с подругами. Чувствуют ли они то же самое? Ее тело никогда еще не пело, как сегодня. Она откинула голову назад, обращаясь к ночному небу:

— Стражи сторожевых башен на востоке, где рождаются солнце, луна и звезды, я взываю к вам и призываю явиться!

Слова всплывали сами, исходили из самого сердца, и впервые Джиллиан поняла, что означают слова Света Звезды о силе создавать собственные заклинания.

— Ласкайте нашу кожу, словно шепот. Явите нам видение, научите танцевать. Будьте благословенны!

Остальные тихонько раскачивались.

— Будьте благословенны! — повторяли они.

Уитни подняла разгоряченное лицо.

— Стражи сторожевых башен на юге, страстные и горячие, взываю к вам и призываю явиться! Разделите с нами ваш жар, зажгите нас изнутри. Будьте благословенны!

— Будьте благословенны!

— Стражи сторожевых башен на западе, — продолжала Челси, — кровь земли, взываю к вам и призываю явиться! Да пребудет с нами ваша тайна! Будьте благословенны!

— Будьте благословенны!

Наконец заговорила Мэг:

— Стражи сторожевых башен на севере, ночь холодного волшебства, взываю к вам и призываю явиться! Погрузите нас в свои недра, даруйте силу земли и камня. Будьте благословенны!

— Будьте благословенны!

— Духи, — воззвала Джиллиан, — идите танцевать с нами, когда мы размотаем ленты, пойте с нами, когда мы разожжем костер. Заберите нас в страну без слов. Сделайте эту ночь волшебной… Будьте благословенны!

— Будьте благословенны!

Она опустилась на колени у алтаря, ее грудь раскачивалась, и коснулась курильницы, воды, земли, а затем сунула руку в огонь.

— Изгоняю всю скверну из духа и плоти. Да будет так!

Она трижды очертила круг — землей и водой, ладаном и наконец собственной аурой. Потом улыбнулась.

— Круг совершенен.

Джиллиан коснулась ветки кизила, и дождь белых лепестков обрушился ей на плечи. Она подняла руки, в свете луны ее стройное тело казалось голубоватым.

— Мать Богиня, Королева ночи, Бог Отец, Властелин дня, мы празднуем ваше воссоединение. Примите эти дары.

Из фирменного пакета она достала мешочки с травами, которые приобрела в «Ведьминой лавке». Всего их было двадцать, все сшила Уитни.

— Теперь ты, — велела Джиллиан и протянула мешочки подруге.

Уитни повесила мешочек цвета кумача на ветку. Потом полезла в пакет и отдала оставшиеся мешочки подругам, которые принялись украшать дерево. Их дары мерцали в буйном цвете кизила — целая радуга подношений.

— Ой! — воскликнула Уитни, подскочив. — Я укололась о ветку.

— Видишь, именно поэтому нужна одежда, — сказала Мэг.

Челси опустилась на землю.

— Оставим вопросы наготы. Сдается мне, что веселиться будут только Бог с Богиней.

— Ты это о чем?

— Белтайн же пронизан сексом, верно? Но я не вижу поблизости принца Фредди-младшего. Не обижайся, Джилли, но у тебя нет нужного приспособления.

Джиллиан обернулась.

— А у этого чокнутого Томаса Макфи есть?

Челси зарделась.

— Он не такой…

— Правда? Тогда расскажи нам, какой же он. Ты столько времени проводишь с ним, что я начала думать: ты приведешь его с собой. Именно так нужно поступать, когда дрессируешь щенка, верно? Не спускать с него глаз?

— Джилли… — одернула ее Мэг.

— Давайте вызовем мужчину, — предложила Уитни. — Мы просто завидуем. Правда, Джилли?

Но Джиллиан молчала. Подружки переглянулись, не зная, как поступить, что сказать.

— Мы никогда не сойдемся во взглядах на то, кого вызывать, — поспешно продолжила Уитни. — Я, например, люблю рыжеволосых, а Мэг нравятся коренастые парни с бычьими шеями.

— Итальянцы, — поправила Мэг. — И они не коренастые.

Наконец Джиллиан улыбнулась. Остальные пытались этого не показывать, но в душе вздохнули с облегчением. Это была Джилли, которую они знали, Джилли, которую любили.

— Может быть, если мы будем хорошими ведьмочками, Бог с Богиней преподнесут нам подарок.

Она подошла к сосне, растущей рядом с кизилом. Одному богу известно как, но Челси удалось прицепить длинные ленты на ветки метрах в трех над землей. Джиллиан взяла серебристую ленту и провела ею по груди, животу, бедрам, потом изогнула спину. Остальные зачарованно смотрели на нее. Вызывать духа — это одно, но совсем другое дело видеть, как подруга превращается в сирену, словно делала подобное сотни раз.

— Сейчас, — негромко произнесла Джилли, — будем праздновать.

Эдди проснулась. Ее щека лежала на подушке Хло. Было так приятно видеть лицо дочери, ее развевающие волосы… Она коснулась рукой ветхого белья, представляя, что под ее пальцами нежная кожа Хло.

«Это не она».

Она настолько явственно услышала эти слова, как будто Джек произнес их вслух. Мысль — словно граната, несущая разрушения. Еще больше злило то, что он не шел из головы, хотя она упорно пыталась думать о Хло. Она старалась, чтобы эти воспоминания всплыли на поверхность, но перед глазами стояли лишь последние события: Джек, обнимающий ее за талию; Джек, поднимающий голову, когда режет перец на кухне; Джек, медленно растягивающий губы в улыбке. Правда заключалась в том, что — хотя в такое трудно было поверить! — Эдди сама не понимала, как это произошло, но она больше не представляла свою жизнь без Джека. В отличие от жизни без Хло.

Расстроенная, она бросила белье на кровать и вышла из комнаты. Внизу она автоматически коснулась висевшей на стене маленькой фотографии Хло — она так поступала каждый раз, когда поднималась или спускалась по лестнице, словно прикасалась к мезузе. [vi]

И в этот момент она поняла, что сказала неправду.

Возможно, Джек никогда не заменит ей Хло. Но — видит Господь! — он важен для нее, как и дочь.

Эдди опустилась на нижнюю ступеньку и уткнулась лбом в колени. У нее забирали последнего человека, которого она любила. И сейчас, когда ей выпал второй шанс, она должна крепко ухватиться за него, обеими руками.

— Я люблю его, — пробормотала она, и слова зазвенели, будто пригоршня новеньких монет. — Люблю его. Люблю.

Эдди резко встала. У нее закружилась голова и все занемело, как у ракового больного, которому только что сообщили, что болезнь отступила. В некотором смысле это было то же самое: узнать, что сердце, которое она считала безвозвратно разбитым, каким-то образом ожило. Она глубоко вздохнула и ощутила его: каждая частичка ее души, которая опустела после смерти Хло, теперь была наполнена мыслями о Джеке.

Она должна его найти. Должна извиниться. Эдди сунула ноги в сабо, накинула куртку. Она была уже на полпути к двери, когда остановилась. Потом со смирением человека, приговоренного к газовой камере, она поднялась по лестнице.

В комнате Хло она собрала постель и сложила ее в тугой сверток. Она несла его перед собой, вспоминая, каково это — держать младенца на руках и носить по ночам, успокаивая колики. Она положила простыни и наволочки в стиральную машину, добавила порошок и повернула ручку.

Из недр стиралки пахнуло свежестью «Тайда».

— Прощай, — прошептала Эдди.

Амос Дункан не мог заснуть.

Он сел на кровати и включил свет — бессонница в конце концов взяла верх. Он знал, что ведет себя смешно. Он чересчур опекает свою дочь. Неоднократно он слышал, как местные кумушки судачили о том, какое несчастье, что он не женился второй раз, хотя бы ради Джиллиан. Но Амос не встречал женщины, которая значила бы для него больше, чем дочь. Разве это трагедия?

На часах одиннадцать вечера. Фильм, который она собиралась смотреть, скорее всего, закончится через полчаса. Джилли разумнее было остаться ночевать у Сакстонов, потому что кинотеатр, как и все остальное, находился в противоположном конце города. К тому же Чарли, вероятнее всего, спит с пистолетом под подушкой. Насколько знал Амос, его жена тоже. И даже такой идиот, как Джек Сент-Брайд, не станет связываться с семьей детектива.

Джиллиан в надежных руках.

И все же в половине двенадцатого Амос оделся и поехал к дому Сакстонов, чтобы забрать дочь домой.

Джек трижды пытался вытереть рот ладонью, но каждый раз промахивался. Он рассмеялся. Хохот перерос в икоту, и ему пришлось сделать еще один большой глоток виски, чтобы унять спазм. Но когда он перестал икать, то уже не смог вспомнить, что же его рассмешило. Он откинулся на стуле и с прискорбием обнаружил, что спинки у стула нет. Следующее, что Джек помнил: он смотрит в потолок, вытянувшись на полу.

— Рой! — заорал он, хотя тот сидел рядом. — Рой, кажется, я напился.

Марлон хмыкнул.

— Чертов Эйнштейн, — пробормотал он.

Джек попутался встать — эта попытка была достойна похвалы, потому что он не чувствовал ног ниже колен, — подтянулся, ухватившись за стул Роя, и поднялся. Заглянул в пустой бокал из-под виски.

— Еще по одной, — велел он, двигая бокал к Марлону, но того за стойкой бара не оказалось.

Повернув голову, он увидел, что бармен стоит рядом с Роем, который повалился на бар и захрапел. Джек, наверное, испугался бы… если бы был в состоянии хоть что-то соображать.

— Давай п-помогу! — пьяно настаивал Джек.

Но как только он встал, комната закружилась, словно подхваченная торнадо, и он бессильно опустился снова на стул.

Марлон покачал головой.

— После пятой нужно было остановиться.

Джек кивнул. Голова была словно чугунная.

— Точно!

Марлон закатил глаза и взвалил Роя на спину.

— Куда вы его? — закричал Джек.

— Успокойся, приятель. Рой провел здесь не одну ночь.

Бармен исчез в соседней комнатке размером с чулан. Джек слышал, как он чем-то громыхал там, стараясь уложить бесчувственного Роя на раскладушку.

— Пойду-ка я домой, — сказал Джек, когда Марлон снова появился. — Только мне идти некуда.

— Рой только что занял единственную в баре раскладушку. Прости, приятель.

Он вгляделся в Джека, пытаясь оценить, насколько тот пьян, и решил, что пьян вдребезги.

— Дай-ка ключи от машины.

— У меня нет машины.

Бармен удовлетворенно кивнул.

— Отлично. В какую еще неприятность ты в состоянии попасть, если пойдешь пешком?

Джек, пошатываясь, встал со стула.

— Неприятности, — ответил он, — мое второе имя.

Чарли открыл дверь в халате.

— Может быть, ты и самый богатый в этом городке, Дункан, но это не означает, что вся полиция у тебя в услужении. Что бы ни произошло, оно может подождать до завтра.

Он хотел было закрыть дверь, но Амос его остановил.

— Ради бога, Чарли! Я просто приехал забрать дочь. Они еще не вернулись, я правильно понял?

— Что, черт возьми, ты несешь?

Абсолютное спокойствие в голосе Чарли напугало Амоса до глубины души. Но на Чарли давит должность, он обязан скрывать свои истинные чувства.

— Мэг пригласила ее в кино. Твоя жена… она поехала с ними.

— Моя жена спит наверху, — ответил Чарли. — Мэг сказала, что переночует у вас.

— Чарли…

Но он уже отошел от двери и потянулся за рацией. Амос вошел в прихожую. Их встревоженные взгляды встретились.

— Говорит Сакстон, — сказал детектив дежурному. — У нас проблема.

Уэс ехал в патрульной машине, испытывая непреодолимое желание глотнуть кофе, когда рация ожила. Пропали две — возможно, четыре — девочки. Они могут быть где угодно. Господи, что угодно могло случиться, если в городе насильник!

Он включил мигалку и медленно, двадцать километров в час, принялся объезжать задворки Сейлем-Фоллз. Дежурный вызовет подмогу, но в настоящий момент город патрулировали всего трое полицейских. Если Уэс раньше других обнаружит девочек, у него появится отличный шанс добиться повышения.

Он завернул за угол «Петушиного плевка», когда увидел, что вдоль дороги кто-то движется. Неужели бешеный енот? Полиция постоянно их отстреливала. Да нет, этот слишком большой для енота. Олень?

Уэс развернул машину, чтобы в голубом свете фар разглядеть движущееся существо.

— Будь я проклят! — негромко выругался он и остановился.

Джек удивлялся, как его ногам удается так ловко сменять друг друга. Прибавьте к этому тот зловещий факт, что луна напоминала узкий кошачий глаз, а весь мир выглядел странно. Он едва переставлял ноги по дороге, ведущей в Сейлем-Фоллз, спотыкался, но ему удавалось удержаться и не упасть лицом в землю.

Потом он обнаружил, что его преследует машина. Ее фары напоминали волчьи глаза — желтые и чуть вытянутые вверх.

Джек попытался идти быстрее и постоянно оглядывался через плечо.

Неужели те, кто избил его, пришли, чтобы его прикончить? Если его убьют, никто даже не заметит…

Тяжело дыша, он обернулся и увидел, что за рулем мужчина. Джек находился слишком далеко, у него кружилась голова, так что лица водителя он не разглядел, но, похоже, у него были темные волосы или… черная вязаная шапочка на голове.

Черт, машина прибавила скорости! Джек чувствовал, как рев мотора отдается у него в мозгу, горло сдавил страх.

«Меня сейчас собьют!»

Он испугался, запаниковал и побежал через дорогу, стараясь отделаться от преследователя. Он споткнулся, ударил рукой по капоту машины, когда пытался сохранить равновесие, и стал продираться по дорожке между двух зданий.

Он выбежал на другой улице и попробовал унять дрожь, когда весь город вспыхнул огнями, как будто НЛО испускал лучи, готовясь к приземлению. В глаза Джека ударил свет неоновых вывесок магазинов и их отражение на тротуаре. Охваченный благоговением — какая красотища! — он в изумлении стоял посреди дороги, овершенно забыв, что только что находился на волосок от смерти.

Внезапно в метре от него остановилась полицейская машина. Ему пришлось поднять вверх руку, чтобы не слепил свет.

— Эй, — окликнул его Уэс Куртманш, — ты как?

Это простое проявление участия заставило Джека понять: что-то не так. Если бы Уэс был последним человеком на земле, он бы в лепешку разбился, чтобы дать понять Джеку, что ему здесь не рады. Весь город хочет, чтобы он уехал. Полицейскому нетрудно застрелить человека и сказать, что это была самооборона. Неужели его Уэс бил его сегодня вечером? И гнался за ним на машине? С одной лишь мыслью — оказаться как можно дальше от него! — Джек бежал по полю, которое расстилалось за улицей, а потом по тропинке, где не мог проехать автомобиль.

Джек слышал, как выругался Уэс, слышал топот по тротуару, когда он пытался его догнать. Джек нырнул в лес, простиравшийся за городским кладбищем, надеясь, что в темноте полицейский его потеряет. А закончилось тем, что сам поранился: споткнулся о торчащий корень и поцарапал ладони, порез над глазом снова стал кровоточить, ветка хлестнула его по лицу и поцарапала до крови. Несмотря на все это, Джек, который все-таки занимался спортом, с легкостью обогнал Уэса. Он бежал минут пять, пока не удостоверился, что уже в безопасности, и стал пробираться по лесу, не зная, где находится и как вернуться в город.

Он остановился перевести дыхание и собраться с мыслями, когда услышал смех. Тут же нахлынули воспоминания о древнегреческих мифах, которые он пересказывал в Уэстонбруке, об Аполлоне, преследующем Дафну, и об Артемиде, бегущей с луком. И тут, будто во сне, он увидел саму Богиню: белая кожа отливала серебром между деревьями, она бежала по воздуху, и ее волосы развевались подобно стягу. Джек смутился: она была нагая, как нимфа, и влекла его песнями, словно сирена.

Внезапно он понял, что их четверо, что кто-то из них одет, кто-то раздет, а девочка, от которой он не мог отвести взгляд, зовет его по имени.

Сначала Чарли услышал всхлипывания.

За время работы в полиции он понаслушался всякого. Надеешься, что это животное, у которого лапа застряла в раздвоенной ветке, а потом оказывается, что это человек и все гораздо трагичнее. Он заставил себя остановиться и прислушаться, а потом бросился на юг.

Оранжевая куртка Мэг маячила, как флаг, и с энергией, о которой в себе даже не подозревал, Чарли припустил еще быстрее. У ворот городского кладбища жались друг к другу четыре девочки. Их волосы разметались, и любой, увидев их в людном месте, испугался бы, но Чарли сразу заметил, что все целы, и мысленно вздохнул с облегчением.

Мэг, Уитни и Челси обступили плачущую Джиллиан. Они обнимали и успокаивали ее, но она была безутешна. Откровенно признаться, Чарли лишь однажды доводилось видеть такое горе — когда пришлось сообщить выжившей в автомобильной аварии матери, что ее двухлетнему малышу не так повезло, как ей.

Мэг увидела отца.

— Папочка! — закричала она и бросилась к нему в объятия.

— Тихо, Мэгги, дорогая, все будет хорошо. — В обнимку с дочерью он подошел к Джиллиан. — Что случилось?

Но все четверо молчали.

Чарли присел на корточки рядом с Джиллиан.

— Дорогая… — начал он. Его внимательный взгляд тут же отметил кровь на рубашке и беспорядочно застегнутые пуговицы. — С тобой все в порядке?

Она подняла лицо, бледное и заплаканное, словно покрытое паутинкой шрамов. Чувствовалось, что у нее комок стоит в горле. Губы Джилли искривились, когда она с трудом произнесла:

— Это… был… он.

Чарли напрягся.

— Кто, милая?

— Он изнасиловал меня, — всхлипнула Джиллиан. Слова ударили наотмашь. — Джек Сент-Брайд.

Поиск по сайту: