|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Нью-Хэмпшир. Все тюрьмы пахнут одинаково
Все тюрьмы пахнут одинаково. Затхлостью. С примесью мочи и забродившего теста. Потом, сдобренным дезинфицирующим средством. Но поверх всего — пьянящий запах тревоги. Джек шел за конвоиром, на запястьях — наручники. «Меня здесь нет, — думал он. — Я лежу на широкой зеленой лужайке, залитой лучами солнца, а это всего лишь кошмар». Осознав, что его вот-вот снова посадят за решетку по ложному обвинению, он вздрогнул. Кто поверит мужчине, который второй раз заявляет о своей невиновности, сидя в тюремной камере? — Фамилия? — рявкнул дежурный офицер, тучный мужчина, сидящий в стеклянной будке, который чем-то напоминал пышку на жаропрочном блюде. — Сент-Брайд, — хриплым голосом произнес Джек. — Доктор Джек Сент-Брайд. — Рост? — Сто восемьдесят пять сантиметров. — Вес? — Восемьдесят шесть килограммов. Офицер даже глаз не поднял. — Цвет глаз? — Голубые. Джек видел, как его ответы заносятся в учетную карточку. «Склонность к аллергии. Принимаемые лекарства. Осмотр терапевта. Особые приметы». «Кому позвонить в случае крайней необходимости». «Но разве сейчас, — подумал Джек, — не случай крайней необходимости?»
* * *
Конвоир отвел его в комнату размером с большой чулан. Здесь были только стол и ряд полок, заваленных тюремной одеждой. — Раздевайся! — приказал он. Мгновенно нахлынули воспоминания, каково это чувствовать себя номером без имени. Абсолютное отсутствие личной жизни. Тупость, которая охватывает, когда все решают за тебя, начиная с того, что тебе есть, и заканчивая тем, когда гасить свет, а когда смотреть на небо. На ферме Джек практически сразу обезличился — и все началось с того момента, как он надел форму заключенного. — Не буду. Конвоир взглянул на него. — Что? — Я задержан до суда. Я не заключенный. Поэтому не должен надевать тюремную робу. Конвоир закатил глаза. — Просто переоденься. Джек взглянул на ворох оранжевой одежды. Вылинявшей и изношенной. — Не могу, — вежливо ответил он. — Пожалуйста, не просите меня. — А я тебя ни о чем и не прошу. Я тебе приказываю, ясно? Снимай свою чертову одежду! Джек опустил глаза на свою футболку от «Хейнс», полосатые трусы и спортивные брюки, которые они с Эдди купили в недорогом магазине «Кей-март». Эти предметы гардероба не представляли для него особой ценности, за исключением того, что он был в них, когда Чарли Сакстон его арестовал. Джек заупрямился. — Вам придется заставить меня силой. Секунду конвоир, казалось, раздумывал над этим предложением. Он был крупнее Джека и на полголовы выше. Но что-то в глазах арестованного — какая-то слепящая злая решимость — заставило его отступить. — Черт! — выругался он, приковывая Джека наручниками к столу. — Почему это случилось именно в мое дежурство? Он вышел, оставив Джека размышлять над тем, какую лавину он вызвал своим отказом переодеваться.
У Роя так налились кровью глаза, что он в буквальном смысле видел мир в красном цвете. Он с удивлением смотрел на апельсиновый сок, который в его стакане выглядел малиновым. Потом нахмурился, взглянул на этикетку и прищурился. На пакете было написано «Тропикана». Он понюхал содержимое стакана и понял, что сок томатный: на прошлой неделе он сам перелил его в пустой пакет, когда стеклянная банка не влезла в холодильник. С облегчением вздохнув, он глотнул сока, потом разбил в стакан сырое яйцо и добавил виски. Лучшее лекарство от похмелья. Ему ли не знать! За спиной распахнулась дверь. Рой хотел было резко повернуться, и его чуть не стошнило. Эдди была вне себя. А чего ему еще ожидать? — Знаю, знаю, — начал Рой. — С моей стороны абсолютно безответственно… Эдди? — Сейчас, когда дочь подошла ближе, он увидел у нее на глазах слезы. — Милая, что произошло? — Чарли Сакстон арестовал Джека. — Что? — Он сказал… Ой, папочка… Чарли сказал, что вчера ночью Джек изнасиловал Джиллиан Дункан. Рой опустился в кресло. — Джиллиан Дункан, — пробормотал он. — Господи, Пресвятая Богородица! В памяти забрезжило какое-то воспоминание, но он никак не мог за него ухватиться. Потом его осенило, и он вскинул голову. — Эдди, прошлой ночью Джек был со мной. На ее лице засветилась надежда. — Правда? — Тебе не понравится то, что ты услышишь, но мы сидели в «Петушином плевке». Надирались. — Рой скривился. — Насколько я понимаю, лучше считаться пьяницей, чем насильником. — Джек вчера был с тобой? Целую ночь? И ты можешь заявить об этом в полиции? — Он пришел часов в десять. Примерно до одиннадцати я могу за него поручиться. — А что случилось потом? Рой втянул голову в плечи. — Я… вырубился. Марлон, бармен, разрешает мне спать в задней комнате. Думаю, Джек ушел, когда бар закрылся. — А в котором часу он закрывается? — В полночь. Эдди села на диван и задумалась. — Я не видела его до половины второго ночи. Где же он был? Рой отвернулся, чтобы не видеть боль в глазах дочери. — Может быть, полиция ошиблась, — пытаясь скрыть неловкость, сказал он. И подумал: «А может, ошиблись мы с тобой».
В тюрьме ценится послушание. Если хочешь шоколадку, веди себя хорошо и тебе дадут заполнить бланк продуктового заказа. Если хочешь получить свободу режима средней изоляции, где можно и течение всего дня беспрепятственно перемещаться по общему залу, за исключением времени приема пищи, ты обязан доказать в режиме строгой изоляции, что можешь вести себя пристойно. Если хочешь погулять во дворе, должен заслужить эту привилегию. Шаг за шагом, уступка за уступкой в надежде получить взамен какое-то послабление. И наоборот: если доставляешь неприятности, будешь наказан. Поэтому Джек, еще и часа не пробыв в окружной тюрьме Кэрролла, шагал в сопровождении двух конвоиров в кабинет директора тюрьмы для дисциплинарного взыскания. Директор тюрьмы — крупный мужчина без шеи, с седым ежиком и в старомодных очках в стиле пятидесятых годов. Откровенно говоря, Джек решил, что вполне вероятно, что директор уже полвека сидит в этом кабинете и листает бумаги. — Мистер Сент-Брайд, — произнес он таким сиплым голосом, что Джеку пришлось напрячь слух, — вы обвиняетесь в непослушании конвоиру. Не очень-то благоприятное начало. Джек посмотрел поверх плеча директора тюрьмы. У него за спиной висел календарь, один из тех, что бесплатно рассылают банки. На нем был март 1998 года, как будто время остановилось. — Учитывая ваше прошлое, мистер Сент-Брайд, я уверен, вы отдаете себе отчет в том, что непослушание в тюрьме… даже самые незначительные проступки… могут оказать серьезное влияние на приговор, если вас осудят. Например, этот небольшой бунт может стоить вам от трех до семи лет заключения плюс к тому сроку, который вам дадут. — Он сложил руки на груди. — Вам есть что сказать в свою защиту? — Я ни в чем не виноват. И не хочу выглядеть как те, кто признан виновным. Директор поджал губы. — Сынок, — негромко сказал он, — не стоит себя так вести, поверь мне. Здесь твой бунтарский дух ни к чему. Если будешь держать нос по ветру и не станешь нарушать правила, твое пребывание тут будет куда приятнее. Джек молча смотрел перед собой. Директор тюрьмы вздохнул. — Мистер Сент-Брайд, я признаю вас виновным в нарушении существующих законов, поскольку вы отказываетесь надевать установленную форму. Вы приговариваетесь к трем дням карцера. — Он кивнул конвоирам. — Уведите.
Самое плохое в работе прокурора, по мнению Мэтта Гулигана, заключалось в том, что даже если ты и выиграл процесс, то не чувствуешь себя победителем. Мир слишком черно-белый. Даже если он отправит Джека Сент-Брайда за решетку на двадцать лет, это не гарантирует того, что этот ублюдок, который уже раз отсидел, не совершит очередное преступление. Это не изменит того, что Джиллиан Дункан придется жить с тяжелыми воспоминаниями. Это словно запереть в клетке слона, после того как он разгромил посудную лавку, — да, можно закрыть его на время, но все равно придется возмещать убытки за тот беспорядок, который он оставил после себя. Мэтт решил встретиться с Амосом Дунканом и его дочерью у них дома. Обычно он не наносил частных визитов, но сейчас решил нарушить правила. Пригласить пострадавшую к себе в контору — это означает выставить на передний план битву в суде, которая ей еще предстоит. Сейчас лучше не волновать Джиллиан, чтобы в тот момент, когда Мэтт наконец выложит свои козыри, она отвечала перед присяжными так, как ему нужно. Он взял чашку с кофе, которую протянула ему Джиллиан, и сделал глоток. Она присела на диван рядом с отцом. — Отличный кофе. «Кона»? Амос кивнул. — Элитный сорт. — Гавайский тоже хорош. Но, разумеется, в конторе мы радуемся и растворимому «Максвелл-хауз». — Я куплю для конторы окружного прокурора кофеварку-эспрессо, — пообещал Амос, — если вы засадите этого ублюдка за решетку. Не желая задерживаться на этом, Мэтт кивнул. — Мистер Дункан, я очень хорошо вас понимаю, именно поэтому и пришел сегодня сюда. Сент-Брайду предъявлено обвинение в изнасиловании при отягчающих обстоятельствах, что влечет за собой наказание в виде двадцати лет тюрьмы. Я решительно настроен добиться максимального срока. А это означает, что речь о сделке о признании вины не идет. — Он выйдет на свободу? Мэтт не стал делать вид, что не понял вопроса Амоса. — Сент-Брайда не выпустили под залог, поэтому до суда он будет находиться в тюрьме. После приговора он отсидит двадцать лет, а потом до конца жизни будет состоять на учете. Третье обвинение в изнасиловании — и он останется в тюрьме пожизненно. — Мэтт улыбнулся. — Поэтому нет, мистер Дункан. Он еще не скоро окажется на свободе. — Он повернулся к Джиллиан. — Мы можем организовать тебе помощь психолога из реабилитационного центра по работе с жертвами насилия, если нужно. — Мы уже об этом побеспокоились, — ответил Амос. — Хорошо. Сейчас мы занимаемся опросом свидетелей. Джиллиан, назови людей, которые могли бы, на твой взгляд, что-то знать о событиях прошлой ночи. Джиллиан взглянула на отца, который начал мерить шагами комнату. — Думаю, остальные девочки. Уитни, Челси и Мэг. Мэтт кивнул. — Детектив Сакстон с ними побеседует. — Что с результатами медицинского осмотра? — спросил Амос. — Что-нибудь обнаружили? — Узнаем через пару недель, мистер Дункан. — Две недели? Так долго? — Как только поступят результаты экспертизы, можно идти в суд, шансы у нас хорошие. Я уверен, что мы обнаружим улики, подтверждающие показания Джиллиан. — Мои показания? Мэтт кивнул. — Я собираюсь вызвать тебя для дачи показаний. Она тут же замотала головой. — Я этого не выдержу! — Выдержишь. Мы отрепетируем твои показания, никаких сюрпризов не будет. Джиллиан вцепилась в край своего свитера. — А как насчет адвоката? Откуда вы знаете, что он спросит? — И тут ее осенило. — Если результаты экспертизы докажут, что он был там, мне не нужно будет выступать в суде? Обычная реакция жертв насилия, более типичная для подростка. Мэтт мягко заметил: — Не нужно думать об этом сейчас. У нас пока нет улик. Я получил еще не все документы, еще не опросил всех свидетелей. Позвольте мне заниматься своей работой, а детективу Сакстону — своей. А потом мы объединим усилия в суде. — Мэтт помолчал. — Мне только нужно знать одно, Джиллиан, и я обязан тебя спросить: ты была девственницей до того, как это произошло? Джиллиан метнула взгляд на отца, который застыл на месте. — Мистер Гулиган… — Мне очень жаль, но ответ чрезвычайно важен. Она, не сводя глаз с отца, пробормотала: — Нет. Амос снова принялся ходить по комнате, пытаясь взять себя в руки. — Я тоже хочу помочь в расследовании, — неожиданно заявил он, чтобы сменить тему. Его слова удивили не только Мэтта, но и Джиллиан. — Спасибо за предложение. Но пусть делом занимаются профессионалы, мистер Дункан. Меньше всего нам нужно, чтобы Сент-Брайда освободили по формальным причинам. — А я его увижу? — не унимался Дункан. — Что? — Дело. Полицейские отчеты, результаты анализа ДНК. — Во время процесса, — ответил Мэтт. — Но могу вас заверить, что вы сразу же будете осведомлены обо всем, что станет известно мне. Я покажу вам все необходимые документы. Ответ несколько успокоил Амоса. Он коротко кивнул. Но Мэтта больше заботила Джилли, которая, казалось, никак не могла прийти в себя после внезапного осознания того, что придется давать показания в суде. — Джиллиан, — мягко окликнул он, — я не дам тебя в обиду! Обещаю. Морщинки на ее лбу разгладились, она натянуто улыбнулась. — Спасибо. Амос снова сел и обнял дочь, словно хотел напомнить, что он гоже здесь и готов ей помочь. Мэтт отвел взгляд, чтобы не смущать их. И клятвенно пообещал себе, что из кожи вылезет, лишь бы они могли хоть частично вернуться к той, прежней жизни, в которой еще не было Джека Сент-Брайда. Последний раз Джиллиан была в кабинете доктора Горовиц, когда ей было девять. Она помнила, как играла с куклами, пока доктор что-то писала в своем блокноте. В конце сеанса она всегда угощала ее мятным печеньем. Но потом отец решил, что Джилли е мирилась со смертью матери, и девочка перестала еженедельно посещать психиатра. — Джиллиан, — приветствовала ее доктор Горовиц, — давно не виделись! Сейчас доктор была сантиметров на пять ниже Джиллиан. Волосы на висках поседели, а на украшенной бисером цепочке она носила бифокальные очки. Она казалась старухой, и это напугало Джилли: если время так обошлось с доктором Горовиц, то это значит, что и для нее эти несколько лет не прошли бесследно. — Мне незачем было сюда приходить! — выпалила Джиллиан. — Я могу сама о себе позаботиться. Доктор Горовиц лишь кивнула. Джиллиан молчала. Она боялась говорить. Хватит уже того, что она беседовала с прокурором и детективом Сакстоном, но они, по крайней мере, ожидали получить от нее ответы. Доктор Горовиц — другое дело. Ее работа — порыться у Джиллиан в голове и узнать, ЧТО именно там происходит. — Давай вместе решим, смогу ли я помочь, — предложила психиатр. — Как ты себя сегодня чувствуешь? — Джиллиан молча пожала плечами. — Ты в состоянии есть? Спать? — Я не хочу. — Ты можешь сосредоточиться? — Сосредоточиться?! — разозлилась Джиллиан. — Да я постоянно думаю об одном и том же! — О чем? — О нем! — Мысленно возвращаешься к тому, что произошло? — Боже, да! Снова и снова, — призналась Джиллиан. — Но кажется, что это уже не я. — Ты о чем? Она понизила голос. — Как будто я сижу… где-то высоко… и вижу эту девочку в лесу… как он ее хватает… и когда он убегает, внезапно кажется, что меня больше нет. — Вероятно, ты очень расстроена. Она кивнула. К ее ужасу, на глаза навернулись слезы. — Простите. Со мной правда все в порядке. Я просто… просто… Доктор Горовиц протянула ей бумажную салфетку. — Джиллиан, ты ни в чем не виновата. Тебе нечего стыдиться или смущаться. Джиллиан подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. — Если это правда, — возразила она, — тогда почему из всех людей на земле он выбрал именно меня?
В карцере в правом углу было целое озеро мочи и засохшие пятна на цементной стене — наследство, доставшееся от предыдущего заключенного. Дверь захлопнулась, и Джек опустился на металлическую койку. Одно радовало: на нем была его одежда. Его собственная одежда. Он подумал об обладателях суперкубка, которые забили первый гол, о странах, которые выиграли первое сражение в завершившейся победой войне. Если в окружную тюрьму заточили его тело, пусть хотя бы, черт возьми, оставят в покое его свободную волю! Он пошарил под матрасом, над душем и даже в основании унитаза. «Ручку, — молил он, — обыкновенную ручку!» Но кому-то удалось изъять отсюда все, что можно было использовать хоть для какого-то развлечения. Джек сел на койку и принялся разглядывать свои ногти. Убрал катышки с джинсов. Расшнуровал кроссовки и снова их зашнуровал. Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором тут же возникла Эдди. Он помнил аромат ее кожи, тонкую нотку духов… Внезапно он почувствовал, как печет в груди, как немеет рука. Сердечный приступ. Боже, у него сердечный приступ! — Надзиратель! — что было мочи закричал он. Потом потряс койку, и она ударилась о забетонированные в стену скобы. — Помогите! Но его никто не слышал. А если и слышал, то не пришел. Джек попытался сосредоточиться на чем-то, чтобы забыть О боли. «Если бы ты страдал погонофобией, ты бы их избегал». Соберись, Джек! «Бородатых людей». «Уникальная пища, которой питается жирянка». Вдох. Выдох. «Насекомые». «У одного арктофилиста их была целая гора». «Плюшевых медведей». Он положил руку себе на грудь. Постепенно боль утихла, отступила, прекратилась. И он совершенно не удивился, что больше не слышит биение собственного сердца.
Джиллиан наблюдала, как шипит последняя свеча, превращаясь в восковую лужицу. Клочок бумаги с именем матери тлел на серебряном подносе. Джилли не сводила глаз со свечи на самодельном алтаре. «Может быть, она не является, потому что ненавидит то, во что я превратилась». Подобные мысли приходили ей в голову не первый раз, но сегодня они чуть не одолели ее. Найдя ножницы, Джилли встала перед зеркалом, взяла в руки густую рыжую прядь и резанула прямо у корней. Волосы упали на пол, словно шелковый шарф. Она отрезала еще одну прядь. И следующую… Так продолжалось до тех пор, пока ее голову не «украсили» торчащие вихры, короткие, как у мальчика. Пока ее ноги не усыпали пряди волос, словно она стояла в яме с темно-рыжими змеями. Пока ее голова не стала настолько легкой и свободной, что Джиллиан показалось: она вот-вот оторвется и улетит, как наполненный гелием воздушный шарик. «Теперь, — подумала она, — он на меня даже не посмотрел бы».
Комната свиданий в тюрьме была узкой и обшарпанной. На выщербленном столе грудой лежали потрепанные книги по праву, окна наглухо закрыты, термостат выставлен на двадцать семь градусов. На одном из двух стульев сидел Джордан и барабанил пальцами по столу, ожидая, пока в комнату введут Сент-Брайда. Джеку явно не везло: второй раз влипнуть в одну и ту же ситуацию! Но адвокату уже было известно, что не прошло и часа после приезда в тюрьму, как Джек умудрился попасть в карцер. Да уж, защищать такого — значит, сидеть на пороховой бочке. Конвоир открыл дверь и втолкнул Джека. Тот раз споткнулся и оглянулся через плечо. — Приятно узнать, что в данном заведении не действует Женевская конвенция, [x] — пробормотал он. — А с чего бы ей действовать? Сейчас не война, Джек. К тому же ходят слухи, что ты настроился воинственно, как только переступил порог тюрьмы, — поднялся с места Джордан. — Честно говоря, меня совсем не радует то, что тебя в первый же день посадили в карцер. Мне пришлось включить все свое обаяние, чтобы нам разрешили встречу наедине в комнате свиданий и не пришлось разговаривать через щелочку в железной двери. Хочешь строить из себя бунтаря? Отлично! Но только помни: все, что ты скажешь или сделаешь, обязательно дойдет до прокурора, так что процесс не обещает быть гладким. Своими словами Джордан пытался вселить страх в подзащитного, чтобы он перестал дурить. Но Джек только стиснул зубы. — Я не заключенный! Джордан слишком давно работал адвокатом, чтобы обращать внимание на подобные заявления. Отрицать свою вину — в этом его подзащитные мастера. Господи, однажды он защищал парня, которого арестовали в тот момент, когда он втыкал нож в сердце своей девушки, и который всю дорогу до окружной тюрьмы утверждал, что его приняли за другого. — Как я вчера уже сказал, тебе предъявлено обвинение в изнасиловании с отягчающими обстоятельствами. Будешь признавать свою вину? Джек опешил. — Шутите? — Ты же в прошлый раз признал. — Но это было… это было… — Он никак не мог подыскать слова. — Меня обвинили необоснованно! И адвокат объяснил мне, что так можно выйти с наименьшими потерями. Джордан кивнул. — Он был прав. — Вы не хотите знать, совершил ли я это преступление? — Откровенно говоря, нет. Для меня как твоего адвоката это неважно. — Это самое важное! — Джек перегнулся через стол и уставился Джордану в глаза. — Меньше всего мне сейчас нужен адвокат, который даже не слушает, когда я рассказываю ему правду. — Это ты меня послушай, Джек! Не я засадил тебя в тюрьму в прошлом году. И не я тебя сейчас арестовал. Осудят тебя или отпустят — я выйду из зала суда свободным и незапятнанным. Моя роль здесь — представлять твои интересы, а это означает, что я, черт побери, твоя единственная надежда! Если ты будешь мне помогать, а не пытаться каждую чертову минуту вцепиться мне в горло, бороться будет гораздо легче. Джек покачал головой. — А теперь вы послушайте. Я ее не насиловал. Я даже близко к ней той ночью не подходил. Это чистейшая правда! Я невиновен. Именно поэтому я не хочу носить их одежду и сидеть в их камере. Мне здесь не место. Джордан взглянул на помятые вещи Джека, на его полубезумные глаза. Ему и раньше доводилось работать с клиентами, которые считали, что страстные вопли о торжестве правосудия — единственный способ заставить адвоката действовать. Видимо, они так и не поняли, что хороший адвокат чует ложь за километр. — Ладно. Тебя там не было. — Да. — А где ты был? Джек поднял большой палец. — Пил, — признался он. — Ну да, — пробормотал Джордан, думая о том, что все складывается еще хуже, чем он думал. — С кем? — С Роем Пибоди. Я сидел в «Петушином плевке» до закрытия. — Сколько ты выпил? Джек отвернулся. — Больше, чем следовало. — Великолепно, — вздохнул Джордан. — Потом я пошел прогуляться. — В полночь. Тебя кто-нибудь видел? Джек на секунду задумался. — Нет. — Куда ты пошел? — Просто… бродил. За городом. — Но не возле леса у кладбища? Около Джиллиан Дункан тебя и близко не было? — Я же сказал. Я ее в ту ночь даже не видел, не то что трогал. — Удивительно, Джек. Потому что я вижу царапину на твоей щеке — ту, которую, по свидетельству Джиллиан Дункан, она тебе оставила. — Я поцарапался веткой, — сквозь зубы сказал Джек. — Угу. В лесу, в котором не был? — Джордан скользнул взглядом по избитому лицу Джека. — Это ветка тебя избила? — Нет. Парни в черных масках. — В черных масках? — повторил Джордан, не веря ни одному его слову. — За что тебя били люди в черных масках? — Не знаю. Джордан вздохнул. — Я помню, как ушел от Эдди… а потом опять увидел ее в закусочной. — Сколько всего прошло времени? — Часа четыре. — И что ты делал в эти четыре часа? Джек молчал. Джордан вздохнул. — Ты не хочешь признавать свою вину. Утверждаешь, что не был в лесу, но при этом у тебя нет алиби. В таком случае скажи, что мы имеем? — Лгунью, — отрезал Джек. — Не знаю, зачем она это делает и почему ополчилась на меня. Но могу поклясться: я этого не делал! Я не насиловал Джиллиан Дункан. — Отлично, — сказал Джордан, хотя ни на секунду ему не поверил. — Будем судиться.
— Нет, — заявил Чарли. На другом конце провода Мэтт перестал писать в своем желтом блокноте. — Что ты имеешь в виду под «нет»? — Я не могу, Мэтт. У меня нет на это времени. Мэтт отложил ручку. — Вероятно, ты забыл, как работает система, Чарли. У нас есть дело; я говорю тебе, что мне нужно; ты это достаешь. И если для этого тебе придется отложить пончик, поднять задницу и допросить Эдди Пибоди — что ж, вперед! — Мне нужно отвезти улики в лабораторию в Конкорде. Потом допросить трех девочек. Кроме того, выяснить, кто, черт возьми, украл видеомагнитофон из школьной аудитории. Неужели я забыл упомянуть, что являюсь единственным детективом в полицейском департаменте Сейлем-Фоллз? — Мне очень жаль, что бюджет вашего города не позволяет содержать двоих. Но как бы там ни было, ты единственный, кто может взять показания у Эдди Пибоди. — Ты сам можешь с ней побеседовать, — предложил Чарли. — Кроме того, не твое лицо стоит у нее перед глазами каждый раз, когда она вспоминает об аресте своего приятеля. Возможно, с тобой она будет откровеннее. Мэтт знал, что Эдди Пибоди не откажется с ним побеседовать. Черт, он мог разговорить любого. После того как люди сообщали то, что поначалу говорить не хотели, он задавал вопрос, и они начинали изливать душу. Проблема заключалась в том, что делать, если Мэтту она скажет одно, а на суде другое. — Чарли, на нее нельзя положиться. Если на суде она изменит свои первоначальные показания, я не смогу вызвать себя в качестве свидетеля, чтобы уличить ее во лжи. — Она не станет лгать. — Откуда тебе знать? — возразил Мэтт. — А что, если арест Произвел на нее слишком сильное впечатление? Кто бы тут не испугался? Она, скорее всего, решила, что останется на стороне Сент-Брайда, пока его корабль не потонул. Или станет разыгрывать из себя Мату Хари, чтобы его оправдали. Она из тех свидетельниц, из-за которых я не сплю ночами перед началом процесса. — Послушай, я знаю Эдди. Я знаю ее с детства. — Голос Чарли звучал так, как будто слова тянули из него клещами. — Она из тех, кто стоически переносит любые трудности и продолжает жить дальше, вместо того чтобы делать вид, что ничего не произошло. Если тебе поможет, возьми с собой Уэса Куртманша: его можно будет вызвать в качестве свидетеля, если придется оспаривать показания Эдди. У тебя все? Или мне пока положить вещественные доказательства в холодильник, чтобы прослушать очередную лекцию? — Чтоб тебе в пробке застрять! — рявкнул Мэтт и швырнул трубку.
С самого утра, как Эдди вошла в закусочную, у нее все валилось из рук. Она разбила три стакана, вывернула на фартук блюдо с блинами, разлила кофе на газету посетителя. — Эдди, — сказал Рой и положил руку ей на плечо, из-за чего она чуть не опрокинула полный поднос с заказом шестого столика. — Наверное, нужно вызвать Дарлу. Не обращая на него внимания, Эдди поспешила в кухню. Рой — за ней. — Спасибо тебе, Господи! — воскликнула Делайла. — Надеюсь, ты пришла перемыть это. — Она кивнула на груду грязной посуды. Эдди бросила заказ на стойку перед Делайлой. — Извини. Засыпали заказами. Повариха подняла клочок бумаги и нахмурилась. — Милая, итальянский омлет я приготовлю, но подавать буду на грязном блюде. — Откровенно говоря, Делайла, мне все равно — хоть в своей туфле подавай. Эдди из последних сил старалась держать себя в руках. Она пришла на работу в надежде, что за рутиной отвлечется от мыслей о том, что произошло. По крайней мере после смерти Хло это помогло. Но куда бы она ни ткнулась в закусочной, постоянно вспоминала о том, что Джека здесь уже нет. — Эдди, — снова раздался голос отца, — ты совсем замучилась. Никто не осудит, если ты поднимешься наверх и немного полежишь. — А некоторые даже похвалят, если ты найдешь нам нового посудомойщика, — проворчала Делайла. Это стало последней каплей. Слезы брызнули у Эдди из глаз. Она сорвала фартук и швырнула его в сторону двери. — Думаешь, я не помню, что уже три ночи не спала? Думаешь, не знаю, что у нас некому работать? Мужчину, которого я, похоже, смогла бы полюбить, арестовали у меня на глазах. И обвиняют в изнасиловании. И я не знаю, виновен он или нет. Вот что меня заботит, а не проклятая посуда, которую нужно мыть. Или заказ, который я уронила на пол. Я очень стараюсь сделать всех счастливыми. Ради всего святого, что еще вы все от меня хотите? Голос, неожиданно прозвучавший в ответ, был тихим и спокойным. — Для начала давайте немного побеседуем, — сказал Мэтт Гулиган у нее за спиной. Рядом с ним маячил Уэс.
Гулиган казался необычайно милым человеком, даже несмотря на то что собирался упечь Джека в тюрьму на двадцать лет. Когда он улыбался, обнажалась щель между передними зубами, и, к удивлению Эдди, в его глазах сквозило понимание, которое она и не надеялась увидеть. — Для вас это, должно быть, очень тяжело, мисс Пибоди, — сказал он. Уэс, который стоял в углу спальни Роя, фыркнул, но попытался скрыть свое отношение приступом кашля. — Я обязана с вами разговаривать? — Нет. Разумеется, нет. Но я бы хотел с вами поговорить, чтобы вы знали, какие вопросы я буду задавать в суде. Чтобы не пришлось резать по живому. — Он сочувственно улыбнулся. — Как я понимаю, вы были с мистером Сент-Брайдом в близких отношениях. Эдди только кивнула, поскольку была уверена, что не сможет выдавить ни единого слова из горла, в котором стоял ком. — Расскажите мне о нем. Она взяла в руки пульт от телевизора и вспомнила, как Джек смотрел викторину. — Он очень умный, — негромко сказала она. — Во всех вопросах. — Как долго вы с ним встречались? — Я наняла его два месяца назад, в марте. Посудомойщиком. — Вы тогда знали, что у него была судимость? Эдди вспыхнула. — Я думала… ему просто не повезло. Она чувствовала на себе взгляд Уэса, но намеренно его игнорировала. — Сент-Брайд когда-нибудь рассказывал вам о Джиллиан Дункан? — спросил Мэтт. — Нет. — Вы видели их вместе? — Только когда она с подружками приходила в закусочную и Джек убирал у них со стола. Она говорила и мысленно прокручивала воспоминания назад, пытаясь вспомнить, замечала ли когда-нибудь, чтобы Джек улыбался Джилли, флиртовал с ней, специально задерживался у стола. Что она недоглядела? На что не хотела обращать внимание? — Он увлекался порнографией? Эдди вскинула голову. — Что-что? — Порнографией, — повторил Мэтт. — Журналы «Плейбой», возможно, видео… сайты в Интернете с обнаженными детьми? — Нет! — В отношениях с вами он проявлял девиантное поведение? — Прошу прощения? Опять эта широкая улыбка со щелочкой между зубами. — Мисс Пибоди, я понимаю, что это довольно личные вопросы. Но, уверен, и вы понимаете, почему нам нужно знать ответы на них. — Нет, — выдавила она. — Нет, не понимаете? Или… — Нет, — перебила его Эдди, — у Джека не было сексуальных отклонений. Где-то сзади послышался шум — это Уэс задел глиняную фигурку рыбака, которая стояла у Роя на книжной полке. Он поспешно поставил ее на место и отвернулся, бормоча извинения. — Сент-Брайд применял к вам насилие? Эдди вздернула подбородок. — Более нежного мужчину я не встречала. — Он выпивал? Она поджала губы, понимая, на что намекает прокурор. Помоги ей Господь! Если Джек оступился, она не желает еще больше усугубить его вину. — Мисс Пибоди? Но ведь речь идет о девочке. Девочке, которую изнасиловали. — Той ночью он напился, — призналась она. — С моим отцом. — Ясно, — сказал Мэтт. — Вы провели ночь вместе? — Он ушел из моего дома в половине десятого. Отец был с ним до половины двенадцатого. И до половины второго ночи я его не видела. — Он сказал, где был? Эдди закрыла глаза. — Нет. А я… не спрашивала.
Мяч для гольфа пролетел над широким зеленым морем стадиона и приземлился где-то неподалеку от песколовки. Не колеблясь, Джордан наклонился и достал из висящей на дереве корзины еще один. Поднял свою клюшку, готовясь нанести удар… и вздрогнул при звуке голоса Селены. — Чье лицо вместо мяча ты представляешь, Гулигана или Сент-Брайда? Джордан повернулся и провел-таки удар. Потом прикрыл глаза от солнца и увидел, что мяч вылетел за метку. — Тебя не учили не говорить под руку, когда другие играют в гольф? Селена отложила кожуру от апельсина и сунула первую дольку в рот. — Какой из тебя игрок в гольф, Джордан? Ты дилетант! Не обращая на нее внимания, Джордан забил еще три мяча. — Хочу задать тебе один вопрос. — Давай. — Если бы тебя обвиняли в убийстве, кого бы ты взяла себе в адвокаты? Селена нахмурилась, на секунду задумавшись. — Думаю, обратилась бы к Марку Дамато. Или к Ральфу Конканнону, если бы Марк не смог. Джордан оглянулся через плечо. — Марк отличный адвокат, — согласился он. Она рассмеялась. — Боже, Джордан, тебе стоит поработать над своим лицом. Какой из тебя игрок в покер? А ну спроси, почему бы я не обратилась к тебе? Он отложил клюшку. — И почему же? — Потому что единственный, на кого я способна до смерти разозлиться, — это ты, поэтому тебя к тому времени уже не было бы. Доволен? — Не уверен, — нахмурился Джордан. — Нужно подумать. Селена посмотрела на полупустую корзину с мячами. — Ты уже спустил пар? Теперь можешь рассказать мне об утренней встрече? — Для этого понадобится шесть корзин. — Он потер шею. — Почему мне кажется, что это дело станет огромным шилом в заднице? — Потому что Сент-Брайд намеревается вытащить тебя из тепленькой постельки. Простой судебный приговор — не для тебя. Он будет признавать вину? — Нет. Мы намерены отстаивать правду в суде. — Шутишь? — Ты слышала, что я сказал. Она пожала плечами. — Хорошо. У нас есть план? — От нашего многоуважаемого подзащитного мы ничего не добьемся — у него очень кстати случилась амнезия. А это означает, что ты должна доказать, что девочка клевещет. Селена так долго молчала, что Джордан успел провести еще шесть мячей, прежде чем сообразил, что она так и не ответила. — Понимаю, — посочувствовал он, — это практически невозможно. Все, что она рассказала, пока подтверждается. — Нет, я не об этом думаю. — Она подняла глаза на Джордана. — Кто такой или такая доктор Горовиц? — Откуда мне знать? Врач из пункта оказания первой помощи? — Он или она упомянут в показаниях потерпевшей. Насколько я понимаю, это психиатр, к которому раньше обращалась Джиллиан Дункан. Впервые за сегодняшний день мяч Джордана приземлился почти у самого флажка. Он медленно повернулся и посмотрел на Селену, которая, вопросительно приподняв брови, протягивала ему последнюю дольку апельсина. Их пальцы соприкоснулись, когда он брал ее. — Интересная догадка, — похвалил он.
Единственное, что был в силах сделать Джек, — это смотреть на стопку аккуратно сложенной на стуле одежды и стараться не чесаться. Все три дня, проведенные в карцере, он старался не вспоминать о душе. Сначала он разделся до футболки. Когда футболка пропиталась потом, он снял и ее. Но перед тем как отвести Джека в кабинет директора тюрьмы, конвоир заставил его снова одеться. Футболка тут же прилипла к телу и страшно воняла. Джек жадно впился взглядом в одежду. — Соблазнительно, верно? — поинтересовался директор. — Это вещи для вас. — Нет, спасибо. — Мистер Сент-Брайд, вы слишком большое значение придаете мелочам. Джек улыбнулся. — Когда окажетесь на моем месте, вам не покажется это мелочью. — Эта одежда для вашей же безопасности. — Не для моей, а для вашей. Это вы хотите, чтобы я надел оранжевый комбинезон, чтобы все остальные здесь знали, что я подчиняюсь вашим правилам. Как только я это надену, вы сможете мною управлять. У директора блеснули глаза. Джек понимал, что ступает по очень тонкому льду. — Карцер у нас не пентхаус. Вы не можете сидеть там вечно. — Тогда переведите меня в обычную камеру, но в моей одежде. — Не могу. Джек скользнул взглядом по чистой одежде, лежащей на стуле. — Я тоже, — негромко ответил он. Директор кивнул, конвоир у Джека за спиной шагнул вперед. — Отправьте мистера Сент-Брайда в карцер еще на шесть дней. На этот раз отключите в кране воду. Джек почувствовал, как его рывком поставили на ноги. Он разгладил футболку, как будто это был королевский костюм. — Мистер Сент-Брайд, — сказал на прощание директор, — вы все равно проиграете. Джек замер на месте, но оборачиваться не стал. — С другой стороны, мне и терять-то нечего.
У Франчески Мартин было тело девушки из «Плейбоя», а ум физика-ядерщика, что никак не связывалось в головах у мужчин, которые набирались смелости пригласить ее на свидание. Но она усвоила урок: вместо того чтобы говорить ухажерам, что она занимается исследованием ДНК, Франческа просто сообщала, что работает в лаборатории, и мужчины уже сами додумывали, что она целыми днями делает чай для настоящих ученых и чистит клетки с мышами и крысами. Она положила образец под микроскоп. — Что, Фрэнки, — усмехнулся Мэтт, — взяла образец у одного из своих женихов? — Угу. Мне совершенно нечем заняться, вот и беру у себя образцы слюны, чтобы посмотреть, что прибило к нашему берегу, на тот случай, если полугодового карантина, никакой постели, после знакомства окажется недостаточно. — Она сощурилась, глядя в линзу. — Как твоя малышка? — Молли… Боже, не могу описать словами, какая она чудесная! Нужно и тебе завести своего. — Почему так происходит, что люди тут же становятся сводниками, как только сами женятся? — Думаю, всему виною Дарвин. Пытаются сохранить вид от вымирания. — Мэтт вскочил с места. — Кроме того, таким талантливым людям, как ты, нужно постоянно напоминать, что есть более приятный способ воспроизводить ДНК, чем под микроскопом. — Спасибо, мамочка, — сухо ответила Фрэнки. — Ты явился сюда специально, чтобы побеседовать о моей неудавшейся личной жизни, или по делу? — Чарли Сакстон привозил улики по делу об изнасиловании… — У меня до них еще не дошли руки, Мэтт. Вчера я была в суде, а сегодня утром… — Я тебя не тороплю, — заискивающе улыбнулся он. — Не больше, чем обычно. Просто хотел тебе сказать, что я ищу. — Дай догадаюсь, — с невозмутимым лицом произнесла она. — Сперму? — Да. И о крови на рубашке тоже хотелось бы узнать. И о земле на ботинках. — Он отошел от стола. — Через две недели будут результаты? — Через три, — пробормотала Франческа, вглядываясь в микроскоп. — Черт, за десять дней было бы просто отлично! — Мэтт поспешил уйти, чтобы не слышать возражений. — Премного благодарен. Фрэнки повернулась к микроскопу. Сперматозоиды уже замерзли, были безжизненными и без хвостиков. — Все вы так говорите, — вздохнула она.
Эдди не знала, где взять силы, чтобы постучать в тяжелые двери окружной тюрьмы. «Если не откроют, я просто развернусь и уйду, — думала она, — поеду домой и попробую в другой раз, когда наберусь храбрости». Дверь открыл надзиратель. — Чем могу помочь? — Я…я… Его лицо расплылось в добродушной улыбке. — Первый раз? Входите. Он проводил Эдди в вестибюль, где к стеклянной кабинке змеилась небольшая, похожая на ленточного червя, очередь. — Ждите здесь, — велел он. — Вам скажут, что делать. Эдди кивнула — больше самой себе, чем надзирателю, который уже ушел. Посещение по средам с шести до девяти часов. Она позвонила в справочную, это оказалось несложно. Сложнее было сесть в машину и приехать сюда. Совершенно невозможно снова видеть Джека и не знать, что сказать. После беседы с Мэттом Гулиганом она поняла, что должна сделать то, чего не сделала раньше: выслушать версию Джека, прежде чем поверить чему-то еще. Она боялась, что он ее обманет. Что время, проведенное вместе, — лишь очередная ложь. Она боялась и того, что он скажет правду, — тогда ей придется смириться с тем, что Бог настолько жесток, что позволил ей отдать свое сердце человеку, совершившему изнасилование. — Следующий! Эдди подошла к кабинке, когда стоявший перед ней мужчина прошел за решетчатые двери, и оказалась лицом к лицу с сотрудником тюрьмы, чье лицо напоминало неровную картофелину. — Имя? Сердце выпрыгивало из груди под легким жакетом. — Эдди Пибоди. — Имя заключенного, к которому вы пришли? — А, Джек Сент-Брайд. Офицер пробежал глазами список. — Свидания с Сент-Брайдом запрещены. — Запрещены… — Он в карцере. — Офицер посмотрел поверх ее плеча. — Следующий! Но Эдди продолжала стоять на месте. — А как мне его увидеть? — Увидите, когда Сент-Брайда переведут в тюрьму штата, — ответил он. Эдди оттеснили от кабинки.
«На голове у человека 100 000 волосинок». «За жизнь у человека в среднем отрастает почти 1000 километров волос». Джек почесал отросшую густую бороду. На этот раз до крови. Рациональная его часть уверяла, что он прав, что он не умрет, если недельку поживет без воды. Несмотря на ощущения, в его голове могли и не завестись вши. Но иногда ему казалось, что их тонкие, как волосок, ножки впиваются ему в кожу, копошатся на его теле. «Насекомых в 100 000 000 раз больше, чем людей». Он размышлял об этом, об этих бесполезных фактах, потому что на них сосредоточиться было гораздо легче. Эдди придет его навестить? Он вспомнит, что произошло той ночью? Неужели его в очередной раз осудят? Вдалеке послышались шаги. Обычно сюда, кроме уборщика, двигающегося по коридору в ботинках на мягкой подошве и со шваброй в руке, не заглядывала ни одна живая душа. А этот человек шагал решительно и остановился прямо у его двери. — Как я понимаю, вы не изменили своего решения, — сказал директор. — Хочу вам кое-что сообщить. Сегодня к вам приходил посетитель, которого, разумеется, не пустили, поскольку вы находитесь в карцере. Посетитель? Эдди? При одной мысли о том, что она оказалась в подобном месте, от понимания того, что ей никогда бы не пришлось через это пройти, если бы не он, Джек заплакал. Слезы текли по его лицу, смывая грязь и, вероятно, толику гордости. Он поднял руку и яростно почесал голову. «Человек, — подумал Джек, — случайно проглатывает за год в среднем четыреста тридцать жучков».
По роду своей деятельности Джордану приходилось иметь дело и с преступниками, и с теми, которые были уверены, что их подставили. Его работа состояла не в том, чтобы судить их за совершенные преступления или за неправильное толкование законов. Но у него никогда еще не было клиента, который бы столь упорно стремился к саморазрушению… и ни секунды не сомневался в том, что его подвергают судебному преследованию. Очередная группа заключенных вернулась с прогулки, нарушив беседу, которую они вели через металлическую дверь карцера. Джордан поерзал на раскладном стуле. — Это просто одежда, Джек, — устало убеждал он в десятый раз за последние несколько минут. — Всего лишь одежда. — Вы когда-нибудь слышали о человеческом кожном оводе? — негромко поинтересовался Джек. — Нет. — Это такое насекомое. Этот овод откладывает яйца на москитов. Когда москит садится на человека, личинки проникают под кожу. С током крови они могут путешествовать по телу и даже попасть в мозг. — Он грустно засмеялся. — А человек думает, что худшее, что с ним случилось, — это укус москита. «Здесь нужен психиатр», — подумал Джордан. — Что ты хочешь мне сказать, Джек? Что ты инфицирован? — Если я надену тюремную робу, то стану одним из них. Это не просто одежда. Как только она коснется моего тела, система проникнет мне под кожу. — Система… — повторил Джордан. — Ты мне будешь рассказывать о системе, Джек? Система говорит, что как только директор тюрьмы Уоркрофт решит, что твой карцер нужен ему для других целей, он отправит тебя в одиночную камеру в тюрьме штата. Если, находясь здесь, ты думаешь, что тут не курорт, то можешь мне поверить — это еще цветочки. В Конкорде, в одиночной камере, надзиратели носят полную амуницию — щиты и каски с забралами и ботинки с железными носками. Они будут повсюду следовать за тобой, когда бы ты ни покинул свою крошечную камеру, находящуюся в строгой изоляции. И возле камер стоят пуленепробиваемые кабинки, где надзиратели сидят и следят за каждым твоим шагом. Они смотрят, как ты ешь, спишь, справляешь нужду. Как ты дышишь, Джек! Ты и три других идиота, которые будут сидеть с тобой в одном блоке и которые, скорее всего, попали туда не потому, что отказались надевать комбинезон. — В тюрьму штата я не поеду. — А никто, черт возьми, у тебя и спрашивать не будет! — заорал Джордан. — Неужели ты не понимаешь? Ты уже в тюрьме. Прими это как данность. Потому что каждый раз, отвлекаясь на мысли о твоем поведении, я попусту теряю время, вместо того чтобы заниматься делом, Джек. Несколько минут из камеры не доносилось ни звука. Джордан приложил ухо к двери. Послышался тихий, усталый голос: — Меня пытаются превратить в того, кем я не являюсь. Эта футболка… эти штаны… единственное, что осталось от меня прежнего. Я должен видеть их постоянно, Джордан, чтобы не начать верить в то, что они говорят. — А что им говорить, Джек? — надавил Джордан. — Что на самом деле произошло? — Не помню. — В таком случае почему ты, черт побери, так уверен, что не насиловал ее? — возразил Джордан. Он потряс головой, пытаясь взять себя в руки. Он не намерен слушать душещипательные истории! Если его подзащитный хочет попасть в Конкорд… что ж, суд возместит Джордану расходы на проезд. — Я подал ходатайство о том, чтобы суд назначили побыстрее. Прокурор уже подписал повестку о предоставлении поименованных документов и установленной информации, — сказал он, меняя тему разговора. — Скоро мы получим от психиатра историю болезни Джиллиан Дункан. — Она сумасшедшая? Я так и знал. — Она лечилась у психиатра, когда была ребенком, и к данному делу это может не иметь никакого отношения. — Что еще у нас есть? — спросил Джек. — Ты. — И это все? — Этого вполне достаточно. — Джордан прижался лбом к железной двери. — Теперь ты понимаешь, почему мне нужно, чтобы ты в корне пересмотрел свое поведение? — Ладно. Согласие било таким тихим, что Джордан нахмурился, уверенный, что ослышался. — Что? — Я сказал, что пересмотрю. Надену комбинезон. Но вы должны оказать мне услугу. Джордан почувствовал, как снова закипает. — Я тебе ничего не должен. А вот ты… — Ради бога, принесите ручку! Это все, что я прошу. Ручку… Джордан опустил глаза на гелевую ручку, которую держал в руке. Слишком быстро у Джека менялось настроение. Он представил, как его подзащитный хватает ручку и вонзает себе в шею. — Не думаю, что это возможно… — Пожалуйста! — молил Джек. — Ручку. Джордан медленно просунул ручку через щель в двери. Через несколько минут Джек вернул ее, обмотанную выцветшей голубой тканью. Кусок футболки, понял Джордан. Джек оторвал кусок от своей чертовой драгоценной футболки, чтобы написать на нем что-то. — Вы можете передать это Эдди Пибоди? — попросил он. Джордан развернул записку. На ткани было написано всего одно слово, которое можно было рассматривать и как комплимент, и как обвинение. — Почему я должен тебе помогать? — спросил Джордан. — Ты же мне не помогаешь! — Теперь буду, — пообещал Джек. И на секунду — на этот раз Джордан не сразу вспомнил, с кем говорит, — он на самом деле ему поверил.
— Господи, Томас! — Джордан поморщился от того, как хлопнула дверь. — Можно не так громко? Увидев отца, который лежал на диване с полотенцем на лбу, Томас остановился. Селена коснулась его плеча. — Бедняжечке сегодня пришлось поработать, — проворковала она. — Он так изнервничался. — Он слышит, что ты о нем говоришь, и у него еще сильнее болит голова. Она словно наполнена чугуном, — пожаловался Джордан. — Если говорить точнее, то Джеком Сент-Брайдом, — пробормотала Селена. Томас отправился в кухню, достал из холодильника пакет молока, сделал большой глоток и вытер рот рукавом. — Отлично! — заметила Селена. — Я научился этому у своего образцового папочки. — Томас поставил пакет на стол. — А что не так с этим парнем? В закусочной он казался таким любезным. — Как и Тед Банди, [xi] — прошептал Джордан. — Тед Банди тоже там работал? — удивился Томас. — А ты не врешь? Джордан сел на диване. — Что болтают в школе? — Разное. К четвертому уроку стали поговаривать, что он бежал из тюрьмы и изнасиловал семиклассницу. — Ниоткуда он не сбежал. И его пока только подозревают в предполагаемом изнасиловании. — Он продолжает защищать своего клиента, хотя из-за головной боли готов на стенку лезть, — заметила Селена. — Удивительно, ты не находишь? — Ничего удивительного. Например, он утверждает, что любит меня, тем не менее наказывает. Томас уселся на пол и потянулся за пультом от телевизора, но Джордан оказался проворнее. — Подожди, — остановил он сына. — Рассказывай дальше. Томас вздохнул. — Думаю, что кое-кому Джиллиан жаль. — А остальным? — Остальные считают, и всегда считали, что она сука. — Сука? Разве Джиллиан Дункан не королева школьного балл? — удивилась Селена. Томас рассмеялся. — Да она покончит с собой, если ее изберут! Она считает себя выше всего этого и беспрестанно это подчеркивает. Общается со своими тремя подружками и старается оградить их от контактов с так называемыми слугами. Когда я в первый раз попытался заговорить с Челси… — Кто такая Челси? Томас смерил отца пристальным взглядом. — Папа, я уже говорил! — Ах да. — Так вот, Джиллиан была рядом и пыталась убедить Челси, что на меня даже время тратить не стоит. Я веду к тому, что Джиллиан сама напросилась: когда ставишь себя выше других, рано или поздно кого-то достанешь. Но когда я поделился своими соображениями с Челси, она сказала, что все совсем не так. — Да? — Она была там, когда выбежала Джиллиан, вся в слезах… после случившегося. Она утверждает, что Джиллиан не могла даже разговаривать. Что она до сих пор не оправилась от потрясения. Джордан снял влажное полотенце с головы, обменялся взглядом с Селеной и снова посмотрел на сына. — Томас, — сказал он, — мне хотелось бы знать, что еще будет говорить Челси.
Конверт торчал между счетами за электроэнергию и рекламной листовкой в поддержку Джорджа Буша-младшего на пост президента. «ДЛЯ ЭДДИ ПИБОДИ» было написано большими буквами незнакомым почерком. Штемпеля на нем не оказалось, кто-то бросил конверт прямо в почтовый ящик, пока она была на работе. Эдди приоткрыла конверт. Внутри лежал кусочек ткани, такой же голубой, как и футболка, которая была на Джеке в то утро, когда его арестовали. Эдди развернула его и обнаружила одно слово, написанное его почерком. «Лойал». [xii] Она опустилась на землю прямо у почтового ящика, держа в руках кусок ткани и пытаясь понять таинственное послание. Может быть, Джек обвиняет ее в том, что она не вступилась за него, когда его арестовывали? Или просит о помощи? Уголки ее воспоминаний начали коробиться, словно бумага, брошенная в огонь. Вполне может быть, что это и не прилагательное.
Крепкий, глубокий сон Джордана прервал резкий звонок. Он уронил часы с радио, когда потянулся за телефоном. — Да, — хрипло произнес он. — Вам звонят из окружной тюрьмы Кэрролла. Будете оплачивать звонок? — послышался равнодушный голос. — Вот черт! — выругался Джордан. — Простите, не понял… — Да, — воскликнул он. — Да, да! — Спасибо. Через секунду на другом конце провода раздался голос Сент-Брайда: — Джордан! Джордан, вы меня слышите? Джек задыхался. — Успокойся. Что произошло? — Нужно встретиться! — Хорошо. Я приеду завтра. — Нет, нужно встретиться прямо сейчас! — Голос Джека превратился во всхлип. — Пожалуйста. Я вспомнил. Я все вспомнил! — Уже еду, — ответил Джордан.
Спустя час, вспотевший и взволнованный после своей только что рассказанной истории, Джек стоял перед адвокатом. В тишине крошечной комнаты для свиданий, словно бомба с часовым механизмом, тикали часы. — Давай разберемся, — наконец произнес Джордан. — Ты видел, как эти предметы свисали с деревьев. Джек кивнул. — Они были привязаны. — Как мишура? — Нет, — ответил Джек. — Висели ленты и маленькие саше. Колдовские штучки. Как в кино… «Ведьма из Блэр». Джордан скрестил руки на груди. — Значит, распятия из веток, от которых бросало в дрожь, висели между деревьями, когда ты проходил мимо, в темноте, в лесу, где ты не встречался с Джиллиан Дункан. И ради этого ты меня разбудил? — Там происходило что-то странное. Я подумал, что это чрезвычайно важно для дела, но простите великодушно, если нарушил наш сладкий сон! — Да, Джек, это ерунда. Было бы важно, если бы ты вспомнил, кто видел тебя между полуночью и половиной второго ночи. Было бы важно, если бы ты просто признал, что переспал с этой девочкой. — Я не спал с Джиллиан Дункан! — завопил Джек. — Почему вы мне не верите? — Ты был пьян. Во что проще поверить: что пьяный вдрызг парень напал на попавшуюся ему на пути девушку или в эти… декорации посреди леса к фильмам «Хэллоуин» или «Крик», о которых ты рассказываешь? К тому же, должен напомнить, ничего из этих декораций ни полиция, ни мой детектив не обнаружили. Джек опустился на стул. — Я хочу, чтобы мои показания проверили на полиграфе, — решительно заявил он. Джордан закрыл глаза. «Боже, храни моего подзащитного!» — Даже если ты пройдешь тест на полиграфе, он не будет являться доказательством в суде. Ты сделаешь это только для себя, Джек. — И для вас. Чтобы вы знали: я говорю правду. — Я уже говорил, что мне все равно, совершил ты преступление или нет. Я все равно буду тебя защищать. Джек опустил голову на руки. — Если бы вы были на моем месте, — негромко произнес он, — вас бы это успокоило?
Рой в недоумении смотрел на дочь, уверенный, что ослышался. Но Делайла спросила прямо: — Ты ведешь к тому, что уезжаешь из Сейлем-Фоллз? И что за старшего остается этот старый пьяница? — Этот старый пьяница заправлял закусочной еще до того, как ты стала тут работать! — рассердился Рой. Эдди решила прекратить перепалку. — Не за старшего, Делайла. Скорее что-то сродни приходящему родителю. — В таком случае твоя маленькая закусочная быстро потеряет доверие, милая. — Я просто не понимаю, зачем тебе уезжать… на поиски, — вставил Рой. Эдди попыталась заглушить внутренний голос, который шептал то же самое. По иронии судьбы именно Джек научил ее, через Хло, что нужно оставить прошлое в покое. Что может быть болезненнее, чем неуверенность в том, совершил ли он этот ужасный поступок? Осознание того, что он ей солгал? — Я не прошу меня понять. Я просто прошу мне помочь. — Эдди повернулась к отцу. — Это ненадолго. Рой оглядел сверкающие столы и шипящую от попавшей на нее воды плиту. — А если я не захочу? Об этом Эдди не подумала. — Не знаю, — нерешительно сказала она. — Наверное, мы закроемся. — Закроемся?! — воскликнула Делайла. Рой нахмурился. — Закроемся? Мы уже много лет не закрывались. С тех пор… — С тех пор как умерла мама, — негромко закончила за него Эдди. Она глубоко вздохнула. — Дарла согласилась подменить меня в зале. Делайла, ты работаешь как обычно, только заказы тебе будет приносить другая официантка. А тебе, папа, остается общее руководство. Рой опустил глаза. — В этом я не силен, Эдди. — Неужели ты думаешь, что я этого не знаю? Неужели ты думаешь, что я просила бы тебя, если бы эта закусочная столько для меня не значила? Все эти годы я смотрела, как ты прикладываешься к бутылке, и делала вид, что ничего не замечаю. Я просто понимала, что иногда человеку нужно чем-то себя занять… и плевать на последствия! Почему же ты не хочешь дать мне такую возможность? Рой подался вперед и накрыл руку Эдди ладонью. — Почему ты так с собой поступаешь? Когда случается что-то плохое, зачем теребить незажившую рану? — Затем! — воскликнула Эдди. — А если он этого не делал? — А если Хло на самом деле не умирала? А если твоя мать сейчас войдет в эти двери? — вздохнул Рой. — Ты едешь не потому, что хочешь доказать себе, что он виновен, — скоро это решит суд. Ты едешь, потому что не хочешь признать, что правда — вот она, у тебя под носом. — Ты даже не знаешь, откуда начать поиски, — добавила Делайла. — Решу по дороге. — А если не найдешь того, что ищешь? При словах отца Эдди вздернула голову. — В таком случае я просто потеряю время. Это была неправда, и все трое это понимали. Но ни Рой, ни Делайла, ни сама Эдди не хотели признавать, что в какой-то момент сердце, которое столько страдало, разобьется.
Джордан стоял перед зеркалом в ванной комнате, обернув вокруг талии полотенце, и скоблил бритвой щетину. С каждым движением его руки в креме для бритья появлялась полоска, как будто работал снегоочиститель. Он думал о Джеке, который уже, слава богу, побрился и помылся к тому времени, когда разбудил Джордана среди ночи, чтобы поговорить о распятиях из веток или что там, черт возьми, еще свисало с деревьев! Он постучал бритвой о край раковины, промыл лезвие под струей воды и снова поднес его к подбородку. Он всегда мог построить защиту, базируясь на знаменитой «защите Твинки», [xiii] когда убийце двух человек был вынесен чрезвычайно мягкий и спорный вердикт на основании того, что подсудимый злоупотреблял фастфудом в ночь перед убийством, хотя всегда считался приверженцем здорового питания. Или он мог просто давить на то, что ухудшение физического состояния — не единственный побочный эффект спиртного, что алкоголь парализует и мысли. Возможно, он даже смог бы найти чокнутого психиатра, который засвидетельствовал бы, что употребление алкоголя вызывает расщепление личности, или придумал какое-нибудь иное модное словцо, которое бы оправдывало Джека в том смысле, что он не отдавал отчета в своих действиях. Нечто сродни признанию невменяемым… Невиновен по причине опьянения. — Папа? Томас открыл дверь, Джордан, погруженный в собственные мысли, вздрогнул. Бритва полоснула по щеке, по подбородку и шее потекла кровь. — Черт, Томас! Стучать умеешь? — Господи, я только хотел взять крем для бритья! — Он посмотрел в зеркало на лицо отца. — Лучше останови кровь, — посоветовал Томас и закрыл дверь. Джордан выругался, потом плеснул водой в лицо. В том месте, где крем попал на порез, запекло. Он вытерся полотенцем и посмотрел в зеркало. Прямо посредине правой щеки шел длинный, прямой, тонкий порез. — Боже! — подумал Джордан вслух. — Я похож на Сент-Брайда. Он несколько раз промокнул порез туалетной бумагой, пока не перестала течь кровь, потом вытер раковину и пошел в спальню одеваться. Спустя секунду он снова стоял у зеркала, еще пристальнее вглядываясь в щеку. Джиллиан Дункан утверждала, что поцарапала Джека, пытаясь сбросить его с себя. Чарли Сакстон сфотографировал царапину, когда его оформляли в участке, и этот снимок есть в деле. Но если бы сопротивляющаяся девушка оцарапала насильника, у него на щеке осталось бы четыре или пять параллельных царапин — отметины от нескольких ногтей, оцарапавших кожу. А у Джека их не было.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.132 сек.) |