Нью-Йорк. Девушку нужно напоить — таково первое правило

Девушку нужно напоить — таково первое правило.

Если она не будет готова вот-вот отключиться, то может взбрыкнуть и все испортить прямо посреди веселья. Случалось, что кто-то пугался и хватался за вещи, но обычно одной бутылки пива было достаточно, чтобы убедить ее остаться. В конце концов, изначально она пришла сюда именно за этим.

В каком-то смысле эту идею подсказал им тренер. Кое-кто из ребят злился из-за времени, которое отводилось им для игры на поле, вспыхивали ссоры, игроки «подрезали» друг друга, как только тренер отворачивался. «Футбол — командная игра, — говорил он, — здесь нет места соперничеству». Он пытался убедить их, что качество игры напрямую зависит от взаимоотношений за пределами поля. «Посетите вместе Эмпайр-стейт-билдинг, — советовал он, — сходите в боулинг, съешьте пиццу в "Маленькой Италии"». Но футбольная команда Колумбийского университета выбрала другое совместное развлечение.

Вокруг их команды всегда крутились девушки — футбольные фанатки, которых заботил не столько спорт, сколько то, чтобы их видели в компании с победителями. По молчаливому согласию право выбора одной из толпы принадлежало игроку, забившему больше мячей. Он усиленно потчевал избранницу спиртным, хотя обычно они уже приходили готовыми и сговорчивыми, а после перепихона интересовался, не хочет ли она продолжить с кем-нибудь из его друзей. Как только девушка отключалась, ее трахали все одиннадцать игроков команды.

Джек продирался между собравшимися, пытаясь добраться до святого Грааля с пивом. Он был не в восторге от этой традиции, ему никогда не нравилось делиться тем, что он считал своим. Но в этом сезоне он забил больше всех мячей, был первым… и притвориться, что он единственный, было несложно.

Он наполнил два пластмассовых стаканчика и вернулся. У девушки были зеленые глаза и грудь, которая, похоже, уместилась бы в его ладони. Ее имени Джек не помнил.

— Держи, — протянул он ей стаканчик со своей самой ослепительной улыбкой.

— Спасибо. — Она взяла пиво и тут же прижалась к нему, как будто ее толкнули в спину. — Извини. Слишком много людей.

Она состроила ему глазки, чуть скосила их из-под ресниц, и член Джека напрягся, как железнодорожный костыль.

— Может, пойдем куда-нибудь в более тихое место?

— Идем.

Он потянул ее за руку в спальню. Чад, его сосед по комнате, стоял у двери.

— Оставь и мне немного, — сказал он.

Джек закрыл дверь. Девушка обошла комнату, прикоснулась к трофеям на полках, к его спортивной форме, к потрепанному футбольному мячу, который еще в детстве подарил ему отец.

Джек положил руки ей на плечи.

— Понравилось что-нибудь?

Она повернулась к нему.

— Да.

И поцеловала его.

Музыку нужно было прикрутить. Джек натянул на голову подушку, чтобы заглушить звук. Один бас его убивал.

Рядом с ним, разметавшись, лежала на животе девушка. Наверное, он отключился. После всего. Забиться бы сейчас под одеяло… Вот только его ждут игроки команды.

Тук, тук, тук.

— Джек! — раздался из-за двери приглушенный голос Чада. — Джек, выходи!

Голый Джек скатился с кровати и приоткрыл дверь.

— Я еще не закончил.

— Не о том речь. Приехала твоя мать.

— Мама?

Несмотря на то что его родители жили в Верхнем Ист-Сайде, откуда до университета было рукой подать, виделись они редко. Старшее поколение Сент-Брайдов вращалось в других кругах.

Уже почти полночь. Завтра суббота. Джек взглянул поверх плеча Чада и заметил безупречно одетую мать, которая смотрелась здесь, как тепличное растение в зарослях сорняков. Он надел джинсы, натянул через голову рубашку. Выходя из комнаты, он увидел, что Чад расстегнул джинсы и устроился рядом с девушкой.

Джек почувствовал укол совести. Синтия. Ее зовут Синтия. Она рассказала ему о своем отце фермере, который косил сено кругами и все кролики выбегали в центр круга.

— Чад, — негромко позвал он.

Тот поднял голову.

— Что?

«Может быть, она не хочет? Может, нужно, по крайней мере, ее спросить, а не будить, грубо наваливаясь?»

— Джек! — пробормотала она и потянулась, стараясь сбросить с себя Чада.

«Это не мое дело, — пожав плечами, решил Джек. — Не мое».

Выбросив ненужные мысли из головы, он попытался пробраться через толпу. За последние двадцать минут людей собралось еще больше, если такое вообще возможно.

— Мама, что с тобой?

Анна-Лиза взглянула на сына. Хотела что-то сказать и прикрыла рот рукой.

— Мама, я могу объяснить…

Она подняла глаза, в них стояли слезы.

— Джек, твой отец умер.

На похороны пришло огромное количество народу: финансовые воротилы, светские львицы и даже мэр Нью-Йорка Эд Коч. Джек бродил по дому, где провел детство, в темно-сером костюме, который надевал на собеседование при поступлении в университет, отвечал на рукопожатия и принимал соболезнования. Все хотели поговорить с ним, выразить сочувствие и сообщить, что его отец был великим человеком.

Мать сказала: «Не выдержало сердце». Ее до сих пор трясло. Джек решил, что причина в том, что ее не оказалось рядом с мужем, когда случилось несчастье. Она находилась в одном из своих «крестовых походов» и приехала домой, когда ей сообщили, что Джозефа Сент-Брайда увезли в пресвитерианскую церковь.

Джек решил сбежать от доброжелателей к себе в комнату. Она до боли напоминала его комнату в общежитии — повсюду футбольные трофеи и связанные с ним предметы. Джек сел на узкую кровать и погладил пальцами голубую ленту на спинке кровати. За игру в премьер-лиге. Ему было десять.

Играть в футбол его научил отец. Каждую субботу они гоняли мяч в Центральном парке. Джек закрыл глаза и представил, как маленький мальчик (он сам) и молодой мужчина (его отец) пытаются пробить оборону противника. Джек вздрогнул, когда понял, что сейчас он до боли похож на отца.

В коридоре раздались шаги. Наверное, это мама. Идет, чтобы велеть ему надеть приличествующую случаю мину и скорбеть на глазах у всех. Шаги стихли у двери комнаты, и Джек услышал разговор двух коллег отца.

— Такой молодой, — вздохнул один.

— Да, — засмеялся его собеседник. — Но какая смерть!

Приглушенный смешок.

— Знаешь, да? Кончил… и умер.

Джек вышел из комнаты, не глядя на смущенных мужчин. В гостиной он нашел глазами мать.

— Можно тебя на минутку?

— Подожди, милый, — ответила Анна-Лиза.

— Нет, сейчас.

Джек не слышал, как мать объяснила, зачем ей нужно срочно отойти, но последовала за сыном в отцовскую библиотеку — большую, отделанную красным деревом комнату, забитую книжными полками.

— Что за спешка? Почему нельзя было поговорить после похорон? — удивилась Анна-Лиза.

— Отчего он умер?

— Я же тебе говорила. Не выдержало сердце. Врачи сказали: внезапная остановка.

Джек шагнул вперед.

— Мама, как умер отец? — негромко спросил он.

Она долго смотрела на сына.

— У твоего отца случился сердечный приступ. Когда он резвился на проститутке.

— Что-о?

— Я бы предпочла, чтобы присутствующие об этом не знали. Может быть, я себя обманываю, но если это, что маловероятно, еще не стало достоянием общественности, я бы хотела сохранить этот факт в тайне.

— Папа не мог так поступить. — Джек отрицательно покачал головой. — Он любил тебя.

Анна-Лиза коснулась его щеки.

— Недостаточно сильно.

Как и любого мальчика из приличной нью-йоркской семьи, мама постоянно предостерегала Джека, чтобы он держался подальше от этой части города, потому что здесь могли пырнуть ножом, ограбить и даже убить. Такси остановилось у многоквартирного дома, которыми, по всей видимости, изобилуют обветшалые районы всех крупных городов. Анна-Лиза расплатилась с водителем и ступила на заплеванный тротуар, как будто входила в замок.

Джек не понимал мать. Сам он еще даже не простил отца, что уж говорить о том, чтобы наведаться к проститутке, которую он трахал перед смертью. Ему было любопытно, как мать намерена преодолеть первую преграду — запертую входную дверь. Но она нажала на кнопку звонка под номером квартиры, на которую ей указали, и четко произнесла:

— Я насчет Джозефа.

Что-то зажужжало, и дверь открылась.

На третьем этаже их уже ждала женщина — худая, изможденная, с рыжими торчащими в разные стороны волосами. Она стояла, скрестив руки на груди, как будто тянула невидимую ленту. Когда она увидела Джека, ее рот округлился в беззвучное «О».

— Ты… ты так на него похож!

Джек отвернулся, делая вид, что рассматривает облупившиеся стены в коридоре.

Мать шагнула вперед.

— Здравствуйте, — сказала она, протягивая руку.

Джек знал, что мать долгие годы работала с неимущими, и все равно был потрясен тем, настолько естественно она держится.

— Я Анна-Лиза Сент-Брайд.

Женщина заморгала.

— Вы А? — спросила она.

— Прошу прощения?

Та опомнилась и, зардевшись, посторонилась.

— Проходите, пожалуйста.

Вся квартира была не больше комнаты в пентхаусе, где вырос Джек. Они оказались в гостиной — уютном уголке, где стоял потрепанный диван с цветастой обивкой и телевизор. «И здесь они этим занимались?» — удивился Джек. Горло жгло огнем. Ему хотелось прокричать, как он ненавидит эту квартиру, эту женщину. Ненавидит за то, что она украла его отца. Имея такую жену, его отец бегал вот к этой?!

— Я сама хотела вам позвонить, — призналась хозяйка. — Но все не решалась. Он кое-что здесь оставил… Джозеф.

Она полезла в ящик и достала отцовский золотой «ролекс». Анна-Лиза взяла часы, погладила выгравированную надпись. «Д. на вечную память. С любовью, А.»

Джек прочел надпись поверх материнского плеча. Хмыкнул.

— На вечную память.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы вернули часы, — сказала Анна-Лиза, вздернув подбородок.

— Скорее всего, она собиралась их присвоить, да ты объявилась, — пробормотал Джек.

— Джек! — одернула его мать. — Мисс…

— Роза. Просто Роза.

— Роза, я пришла вас поблагодарить.

— Вы… хотите поблагодарить… меня?

— Врачи сказали, вы от него не отходили. Если уж я… не смогла быть с Джозефом в последние минуты, я рада, что рядом с ним находился близкий человек. — Анна-Лиза кивнула, как будто убеждая себя, что говорит правильно. — Он часто… у вас бывал?

— Раз в неделю. Но я не брала у него денег. Клала их назад в бумажник, когда он спал.

Для Джека это оказалось последней каплей. Он заслонил собой мать, на шее вздулись вены, в висках стучало.

— Ты дешевая грязная шлюха! Неужели ты думаешь, что ей приятно это слышать? Неужели ты не понимаешь, что делаешь только хуже?

— Джек, прекрати! — решительно осадила его мать. — Я к тебе и пальцем не прикасалась с тех пор, как тебе исполнилось десять. Но видит Бог, я тебя отшлепаю. В поступках твоего отца эта женщина не виновата. Если она делала его счастливым, раз уж я не смогла, то она меньше всего заслуживает, чтобы на нее орали.

По лицу Анны-Лизы текли слезы. Джек был уверен: останься он еще хоть на секунду, и его сердце просто разорвется. Он нежно коснулся материнской щеки, почувствовал под своими пальцами ее скорбь.

— Мама, — убитым голосом прошептал он. — Давай уйдем.

— Это вы делали его счастливым.

От тихого, словно воспоминание, голоса Розы они обернулись.

— Он говорил только о вас. Уверял, что не заслуживает такой женщины, как вы.

Анна-Лиза закрыла глаза.

— Спасибо вам за эти слова, — негромко произнесла она.

Она прищурилась и взглянула на Розу. Джек замер. Он уже видел такое выражение у матери на лице — признак «крестового похода».

— Мама, не нужно!

Но Анна-Лиза уже схватила Розу за руку.

— Вы не должны так жить.

— Мои таланты не очень-то востребованы.

— Можно заняться чем-то другим. Начать с чистого листа.

— В монастырь я не собираюсь! — решительно заявила Роза.

— Тогда поедем со мной! — заполнила неловкое молчание словами Анна-Лиза. — Мне нужна домработница, — объяснила она, хотя Джек отлично знал, что у них уже есть одна. — Я буду прилично платить, плюс проживание и питание.

— Я не могу… не могу жить у вас. Джозеф…

— …сейчас улыбается, — закончила Анна-Лиза.

Джек решил: в этом есть некая высшая справедливость — эта проститутка буквально будет убирать за собой грязь. Для Анны-Лизы подобный благородный поступок не новость: у его матери такое большое сердце, что люди натыкаются на него и, сами того не осознавая, оказываются в плену ее порядочности. Возможно, у мамы был свой расчет, потому что присутствие Розы не позволяло забыть Джозефа.

С другой стороны, может быть, мама просто хотела убить Розy, когда та заснет.

Анна-Лиза надела часы мужа на руку, хотя они были слишком большими.

— Роза, — сердечно произнесла она, — познакомьтесь с моим сыном.

— Я хочу, чтобы она до конца дней мелькала у меня перед глазами, — тем же вечером призналась Анна-Лиза сыну. — Может быть, еще даже удастся ее полюбить.

— Что там любить? — удивился Джек.

— Твой отец думал по-другому. Его выбор я одобряю.

— Ты не должна за него отвечать. Даже мать Тереза так бы нe поступила.

— Матери Терезе муж не изменял, — скривилась Анна-Лиза. — Когда уходишь, Джек, тебя вспоминают по делам твоим, а не по толу, что ты хотел, но не сделал. Твой отец слишком поздно это понял.

Джек поцеловал мать в щеку.

— Я хочу вырасти и стать таким, как ты.

Они помолчали.

— Обязательно станешь, — ответила наконец Анна-Лиза. — Я в это верю.

Такси остановилось у общежития в начале девятого. Даже с улицы Джек видел в окнах силуэты, слышал тяжелые басы. Казалось, он никуда не уезжал, как будто вечеринка продолжалась несколько щей, за исключением того, что его собственный мир переменился. Он открыл дверь ключом, вошел и увидел сидящего на диване Чада. С ним было еще несколько игроков их команды. Какая-то девушка лежала у Чада на коленях, словно вязаная накидка.

— Привет! — поздоровался Чад и, оттолкнув девушку, подошел к Джеку. — Жаль твоего старика, дружище.

Джек пожал плечами.

— Спасибо. Я хотел бы побыть один.

Чад сунул ему в руки холодное пиво.

— Может, тебе нужно отвлечься от грустных мыслей? — многозначительно спросил он.

Джек вернул ему бутылку.

— Я не в настроении, Чад.

— Уверен?

Джек кивнул, но потом взглянул на улыбающуюся девушку и сказал:

— Возможно, ты прав.

На лице Чада заиграла понимающая ухмылка. Он повернулся к девушке и с печальным видом сообщил:

— У Джека недавно умер отец.

Она вздохнула:

— Бедняжка!

— Ему нужно выговориться, — намекнул Чад.

Джек был у себя в комнате. Рядом сидела девушка, которую, как оказалось, звали Мэнди, и держала его за руку, а он обнимал ее — и все против своей воли. Казалось, его тело двигалось самостоятельно, а мысли были где-то далеко. Когда пришли слезы — горячие, громкие всхлипывания, которые пробили его внешнюю броню, — Мэнди еще крепче прижала его к себе и погладила по голове.

— Мне так жаль… — с трудом произнес Джек. — Правда, очень жаль.

В это мгновение он подумал о Розе. Потом о девушке, с которой переспал в ночь, когда умер отец. Интересно, где она сейчас и что будет вспоминать о том вечере, когда все игроки команды уже давно о нем забудут? Подумал, что приюты его матери переполнены женщинами, которые не знают, как себе помочь.

Если он в следующий миг умрет, то что после себя оставит?

Джек поставил Мэнди на ноги.

— Идем, — негромко велел он.

Они прошли через гостиную, и все удивленно посмотрели на них.

У двери Джек поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Иди домой и сделай вид, что никогда сюда не приходила.

Чад выругался громко и витиевато. Джек прислушался к звуку удаляющихся шагов. Таких легких, словно снежинки, и таких же бесшумных, но они отдавались грохотом в его душе.

— Господи! — заорал Чад, как только Джек обернулся. — Как ты мог?

«А разве я мог по-другому?» — подумал Джек.

Поиск по сайту: