|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Абсолютный отшельник
– Все есть в тебе уже с самого твоего рождения. Ты всего лишь вспоминаешь то, что уже знаешь, – объяснял ему отец. «Все во мне. Все уже во мне…» Он всегда считал, что, только путешествуя и набираясь опыта, можно понять мир. Значит, он будет заново открывать то, что уже знает? Что всегда знал? Эта мысль его преследовала: все уже в тебе. Мы не узнаем ничего нового, мы находим в самих себе спрятанные истины. Значит, младенец – мудрец? Зародыш обладает энциклопедическими знаниями? Доктор Гюстав Рубле был известным врачом, он был женат, имел двоих детей, его уважали соседи, но эта мысль-воспоминание – о том, что все с самого начала уже есть в нас, – не отпускала его. Он заперся в своей комнате и принялся медитировать. Ни о чем другом он думать уже не мог. «Так значит, все уже во мне. Значит, – спрашивал он себя, – жить на свете бессмысленно?» Он помнил, как Эркюль Пуаро, герой романов Агаты Кристи, распутал немало полицейских загадок, сидя в кресле в домашних тапочках. Гюстав Рубле тоже заперся у себя в комнате. Его жена, уважавшая его путешествия внутрь себя, приносила ему подносы с едой. – Дорогая, – сказал он ей однажды, – понимаешь ли ты, что меня терзает? Жить ни к чему. Мы ничего не узнаем, мы только заново открываем то, что и так знаем давным-давно. Жена села рядом с мужем и тихо сказала ему: – Прости, Гюстав, но я тебя не понимаю. Я ходила в школу, где нам преподавали историю, географию, математику, даже физкультуру. Я научилась плавать кролем и брассом. Я вышла замуж за тебя и научилась жить вдвоем. У нас родились дети, и я научилась воспитывать их. Я ничего этого не знала до того, как начала жить. Он задумчиво грыз кусочек хлеба. – Ты уверена в этом? А ты не думаешь, чт оесли бы ты пристальнее заглянула в себя, то могла бы получить все эти знания, не выходя из комнаты? Вот я, например, проведя два дня в одиночестве, понял больше, чем если бы два раза обогнул земной шар. Она не могла не возразить. – Если бы ты обогнул земной шар, ты узнал бы, как живут китайцы. – Но я и так знаю. Я нашел это в себе самом. Я спросил себя, как живут все народы Земли, и увидел мгновенные, как вспышка, картинки, как будто живые почтовые открытки, рассказывающие об их жизни. И до меня тысячи отшельников точно так же путешествовали в воображении. Валери Рубле тряхнула красивой рыжей шевелюрой. – Я считаю, что ты ошибаешься. В замкнутом пространстве твое восприятие, разумеется, ограниченно. Настоящая жизнь шире твоего сознания. Ты недооцениваешь разнообразие мира. – Нет, это ты недооцениваешь могущество даже одного-единственного человеческого мозга. Валери не стала спорить. Она не стала приводить аргументы, которые ей казались очевидными. Что же касается ее мужа, то он больше не принимал пациентов и не хотел видеть никого, даже своих собственных детей. Только жена его могла к нему заходить, но с условием – не делиться с ним внешней информацией, способной смутить его покой. День за днем Валери продолжала кормить его, ухаживать за ним и поддерживать его. Пусть она не разделяла его убеждений, но и тревожить его не хотела. Гюстав очень похудел. Человек не сможет стать свободным, пока он должен есть и спать, подумал он. Надо выйти из этой рабской зависимости от сна и еды. Он начал рисовать схемы на большой черной доске. Потом он попросил кое-какое электронное оборудование. Затем Гюстав пригласил к себе бывших коллег по работе, все вместе они долго делали какие-то расчеты и, наконец, нашли решение. Рубле объяснил своей жене суть эксперимента, на который он решился: – Проблема – это тело. Мы завернуты вплоть, наполнены кровью и костями, которые требуют питания, которые изнашиваются, которые испытывают боль. Тело нужно защищать, согревать, кормить, за ним нужно ухаживать вовремя болезни. Тело должно спать и есть для того, чтобы поддерживать циркуляцию крови. А вот у мозга потребностей гораздо меньше. Валери боялась понять. – В основном активность нашего мозга тратится на решение разного рода физиологических задач. Поддержание жизнеспособности и защита нашего тела отнимают всю нашу энергию. – А как же наши пять чувств? – Наши чувства нас обманывают. Мы деформируем сигналы, которые они нам посылают. Мы хотим познать мир, а живем во власти иллюзий. Наше тело тормозит нашу мысль. Гюстав опрокинул стакан воды, и жидкость пролилась на ковер. – Есть содержимое и сосуд, – заметил он. – Разум и тело. Но без стакана жидкость продолжает существовать, и разум, лишаясь тела, освобождается. На мгновение Валери подумала, что ее муж сошел с ума. – Да, но освободиться от тела – значит умереть, – возразила она растерянно. – Не обязательно. Можно избавиться от тела, сохранив разум, – ответил он. – Достаточно поместить мозг в питательную среду. Тут она все поняла. Чертежи, наваленные кучей на столе, обрели смысл. Операция состоялась в четверг. В присутствии жены, двоих детей и нескольких доверенных друзей Гюстав покинул свое тело. Для того чтобы стать абсолютным отшельником, он решил под- вергнуться самой радикальной из всех ампутаций – ампутации всего тела. С величайшей осторожностью его коллеги открыли черепную коробку, словно капот машины. Они положили костную тюбетейку – ненужную теперь крышку – в алюминиевую банку. Мыслительный орган был перед ними, розовый, трепещущий, погруженный в искусственные грезы, навеянные анестезией. Хирурги последовательно отключили все, связующее мозг и тело. Сначала они перерезали оптические нервы, затем слуховые, потом артерии, омывающие мозг кровью. Они тщательно отделили спинной мозг от оболочки позвонков. Они извлекли мозг и опустили его в сосуд, наполненный прозрачной субстанцией. Артерии теперь могли получать сахар и кислород непосредственно из этой питательной ванны. Оптические и слуховые нервы были накрыты капюшонами. Чтобы сохранять постоянную температуру мозга и питательного раствора, хирурги установили систему обогрева термостатом. Что же делать с телом? Гюстав Рубле все предусмотрел еще при жизни. В завещании, составленном перед экспериментом, доктор просил, чтобы тело его не хоронили в фамильном склепе. Поскольку наука помогла ему освободиться от ярма, Гюстав платил ей любезностью, предоставляя в ее распоряжение эти несколько килограммов внутренних органов, хрящей, костей, крови и желез. Пусть ученые делают с ними все, что им заблагорассудится. – Папа умер? – спросил сын Гюстава. – Нет, конечно. Он жив. Он просто… сменил облик, – ответила ему потрясенная мать. Маленькую девочку тошнило. – Ты хочешь сказать, что папа теперь вот это? И она показала пальцем на мозг, плавающий в питательном растворе. – Да. Вы больше не сможете с ним говорить или услышать его, но он все время о вас думает. Я, по крайней мере, в этом убеждена. Валери Рубле теперь только поняла, что произошло. Дети вырастут без отца. А она состарится без мужа. – Что же мы будем с ним делать, мама? – спросила маленькая девочка, показывая на сосуд, в котором мирно плавала розовая студенистая масса. – Мы поставим папу в гостиную. Так мы все-таки будем его все время видеть. Сначала сосуд торжественно царил посреди комнаты. Подсвеченный, словно аквариум, он был окружен почтением, как тот, кем он был: главным членом семьи. Дети иногда разговаривали с тем, кто был похож на большой розовый овощ, парящий в жидкости. – Ты знаешь, папа, я сегодня в школе получил хорошие оценки. Я не знаю, слышишь ли ты меня, но я уверен, что ты этому рад, правда? Валери Рубле с горечью смотрела на своих детей, беседующих с сосудом. Она замечала, что и сама порой говорит с мозгом. Она спрашивала его советов, главным образом, о ведении семейного бюджета. Гюстав был (когда-то) так силен в этом, что она надеялась: ответ в конце концов как-нибудь просочится сквозь стенки сосуда. Что же касается доктора Рубле, то он жил в покое, недоступном чувственной стимуляции. Он не спал, не грезил: он размышлял. Вначале, конечно, он сомневался, правильное ли решение он принял. Гюстав думал о своей семье, о друзьях, о пациентах, чувствовал угрызения совести от того, что покинул их. Но очень скоро исследовательский азарт взял свое, и доктор погрузился в уникальный эксперимент. Сколько отшельников до него мечтали обрести подобный покой! Теперь, даже если его убьют, он не почувствует боли. Скорее всего. Перед ним расстилалась бескрайняя степь его знания, знания вообще. Ему принадлежала бесконечная панорама его внутреннего мира, суля самое немыслимое путешествие – прыжок в бездну. Годы шли. Валери Рубле старела, а на розовом мозге ее супруга не появилось ни одной морщинки. Дети вырастали, по мере их взросления сосуд занимал все меньшее место в их жизни. Когда купили новый диван, Гюстава, не долго думая, запихнули в угол гостиной, рядом с телевизором. Никто больше не подходил поговорить с ним. Идея установить рядом с отцом аквариум родилась только спустя два десятка лет. Раньше на это, быть может, и не решились бы, но за двадцать лет плавающий в прозрачном сосуде мозг, честно сказать, превратился в часть обстановки. Вслед за аквариумом с рыбками рядом с Гюставом появились цветы в горшках, затем африканская скульптура, потом – галогенная лампа. Валери Рубле умерла, и ее сын Франсис в приступе гнева чуть было не разбил сосуд с этим столь ко всему равнодушным мозгом. Гюстав так никогда и не узнает, что же случилось в этом мире. Его жена умерла, а ему, по-видимому, на это наплевать. Есть ли хоть какое-нибудь чувство у этого куска плоти? Сестра Карла удержала брата в последний момент: сосуд уже был поднят над кухонной раковиной. Но припадок ярости не прошел без следа: Гюстав переехал из гостиной на кухню. А годы шли и шли… Карла и Франсис умерли, в свою очередь. Перед смертью Франсис сказал своему сыну: «Ты видишь этот мозг в сосуде? Это мозг твоего деда, размышляющего вот уже восемьдесят лет. Ему надо помогать. Поддерживай нужную температуру и меняй время от времени питательный раствор. В общем-то ему для жизни нужно всего лишь немного сахара. Литра глюкозы ему хватает на полгода». И Гюстав продолжал размышлять. За десятилетия он проник во многие тайны. Экстракция собственного мозга дала ему не только возможность абсолютной сосредоточенности, она продлила ему жизнь. И если вначале было трудновато, то теперь эффективность его медитации росла быстро и неуклонно. Он решал все больше задач и решал их все быстрее. Эти решения пересекались, рождали новые вопросы, на которые, в свою очередь, находились новые ответы. Мысль его ширилась, подобно кроне дерева, ветви становились все длиннее, тоньше и сложнее, переплетаясь и выпуская новые ветки. Конечно, иногда ему не хватало вкуса пирожных со взбитыми сливками, его жены Валери, его детей, некоторых телевизионных сериалов, неба, покрытого облаками или звездами. Он охотно бы посмотрел на ночь какой-нибудь фантастический фильм. Он грустил о некоторых ощущениях: о наслаждении, о холоде, о тепле. Даже о боли. Без стимуляторов, скажем честно, жизнь приятнее, но и скучнее. Но он не раскаивался в том, что решился на эксперимент, пусть цена и была высокой. Он понял смысл жизни, устройство мира. Гюстав научился черпать в себе самом невиданные силы. Исследуя такие участки мозга, о существовании которых и не подозревают простые смертные, он открыл 25 уровней сознательного воображения, каждый из которых насчитывал сотню сложнейших фантазмов. Он изобрел революционные концепции. Какая жалость, что он не мог поделиться ими с остальными людьми! Под 25 уровнями сознательного воображения он нашел 9872 уровня бессознательного воображения. Он только теперь по-настоящему полюбил органную музыку, ту самую, что таит в себе самый широкий выбор тональностей. Какая жалость, что у него больше не было ушей для того, чтобы еще раз услышать этот инструмент! Внук Франсиса умер, но перед смертью сказал своему сыну: – Ты видишь сосуд там, наверху, на кухонном буфете? В нем мозг твоего прадеда. Меняй иногда в нем питательный раствор и не выставляй его на сквозняки. А Гюстав продолжал размышлять и исследовать свое сознание. Теперь его занимало не воображение и не воспоминания, а нечто совершенно другое. Он назвал этот участок мозга «Осмосом». Это был способ мыслить, раньше никогда не применявшийся человеком и позволявший «осмосировать» все, начиная с самых простых концепций. «Осмосирование» веселило разум и открывало новые уровни воображения. Уровни, расположенные под бессознательным. Расположенные как раз в участке Осмоса. – Мама, а что это за кусок мяса в банке там, наверху? – Не трогай его, Билли. – Это рыба? – Нет, все не так просто. Это один из твоих предков. Он живой, но от него остался только его мозг. Наша семья хранит его как сувенир. Надо только следить за его температурой и подкармливать глюкозой. Два дня спустя Билли привел к себе домой приятелей. Все были заинтригованы банкой. – Вау… давай ее снимем и посмотрим поближе? – Нет, мама сказала, что ее нельзя трогать. Под Осмосом Гюстав обнаружил еще более потрясающий участок, где рождались самые фантастические сны и приступы безумия. Он окрестил находку Онирией. Она включала 180 000 уровней понимания и вдохновения и сотрясалась волнами совершенно сюрреалистических идей. Гюстав был счастлив, ему было уже совсем не скучно в своем сознании. И вдруг он ощутил какое-то покалывание. – Нет, перестань! – кричал Билли. – Если ты выльешь на него весь кетчуп, мне на ужин не останется! Мозг Гюстава Рубле почувствовал изменения в составе питательной жидкости. Новый компонент спровоцировал появление чудесных галлюцинаций. Волны превратились во взрывы света. За десять минут он пробежал все 180 000 уровней Онирии. Дети заметили слабые сокращения мозжечка. – Он живой. Это штука двигается. Похоже на то, что твой предок любит соус! А если добавить немножко уксуса для пробы? Вспышка. Обрызгивание дало еще больший эффект. Невероятный эффект. Страшные события потрясли внутренний мир Гюстава: черные торнадо, всплески светящейся оранжевой жидкости среди темно-синих скал, моря дымящейся крови, какие-то смеющиеся лица, летучие мыши с головами в виде морских коньков-карликов… Разум Гюстава путешествовал в потустороннем мире всех галлюциногенных препаратов. Трава на лужайке превратилась в крошечные острые шпаги, Гюстав был рад тому, что у него даже во сне нет больше ног. Его летящий мозг лишь слегка поцарапался о заточенные кончики. Он приподнял лужайку, словно кусок паласа, и обнаружил под Онирией новый мир: «Катарсис». Это была целая вселенная со звездами, галактиками, планетами, и вся она размещалась в его мозгу, как раз под его снами. В глубинах чудесного мозга Гюстава таился добрый миллиард звезд. Когда мать Билли вернулась домой, ее ждал там удивительный спектакль: дети покрыли мозг предка взбитыми сливками «шантийи» и сухофруктами и продолжали бросать в банку все, что подвертывалось им под руку. – Не хотите ли еще немного варенья, господин Мозг? Мать Билли прогнала детей, и сочла необходимым, преодолевая отвращение, прополоскать мозг предка под струей водопроводной воды, прежде чем вновь поместить его в чистый аквариум. Пресная водопроводная вода разрушила тысячи нервных клеток. В конечном итоге она оказалась для мозга губительней, чем кетчуп. Еще совершенно пьяный от взбитых сливок и томатного соуса, Гюстав на огромной скорости летел над духовными космическими мирами, описать которые человеческие слова не в силах. Альберт Эйнштейн утверждал, что люди используют всего лишь 10 % от возможностей своего мозга. Он ошибался. Гюстав Рубле убедился в том, что они используют одну миллионную часть. Вопреки запрету, а может быть, именно благодаря ему, друзья Билли теперь весьма интересовались сосудом и его странным обитателем. И мальчик решил немного подзаработать, организуя показ за плату. – Это что у тебя? – Мой предок. – Мозг? – Ну да, ему надоело жить в теле. – Он был ненормальный. – Нет, он не был сумасшедшим. И мама говорит, что он до сих пор живой. Возбужденный гость окунул руки в питательную жидкость и достал из нее мозг. – Эй! Осторожно! Не трогай его! – закричал Билли. Испуганный малыш выронил мыслительный орган прямо на плитки пола. – Положите моего предка обратно в его ванну! Но остальные дети уже забавлялись, перекидывая мозг друг другу, словно мяч для регби. – Отдайте мне моего предка! – возмущался Билли. Мозг переходил из запачканных чернилами рук в руки, вымазанные вареньем. В конце концов, один малыш забил гол, закинув его в мусорное ведро. Билли не решился достать мозг оттуда. Он предпочел сказать матери, что его украли. Отец Билли вывалил содержимое ведра в мусорный бак, стоявший перед их домом. Гюстав, лишенный питательного раствора, слабел. Он не понимал, что происходит. Бродячая собака вызволила его из его бедственного положения. Животное не знало, что этот кусок мяса был в действительности Гюставом Рубле, самым древним и самым абсолютным отшельником в мире, потому собака просто-напросто съела его. Таков был конец необъятной мыслительной работы человека, ушедшего искать самого себя в себе самом. Гюстав исчерпал себя до дна. В конце своих поисков он рухнул в пропасть, от которой закружилась его голова. Смерть стала последним волнующим приключением, и он принял ее спокойно. Закончив есть, собака негромко рыгнула. Остатки идей Гюстава Рубле растаяли в вечернем воздухе.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.009 сек.) |