ЭТЮДЫ МИЛОСЕРДИЯ

«ДОБРОТА БЕЗ РАЗУМА ПУСТА»

Бесспорно, доброта, милосердие не даны нам от природы. Доброте, как и человеколюбию учатся, воспитываются. И как принципиально важно учиться упорно и настойчиво мудрой доброте. Кстати, по В.И. Далю, – мудрый – это «в высшей степени благоразумный и благонамеренный» (т. 2, с.335). Академик Д.С.Лихачев утверждает: «Мудрость – это ум, соединенный с добротой» (1985, с. 12).

Конечно, адаптировать разум и милосердие – дело архитрудное. Об этом писал еще Ф. Шиллер (1986):

«Примирение» «разума и сердца» часто затруднено, ибо нам всем хорошо известно, что ум и доброта бывают разными. По убеждению Януша Корчака, ум бывает активный и пассивный, живой и вялый, настойчивый и безвольный, покладистый и своенравный, творческий и подражательный, показной и глубокий, конкретный и абстрактный (1990).

Не менее вариабельна и доброта наша: мужественная, неформальная, безумная, робкая, эгоистичная, щедрая, жертвенная, слащавая, слюнявая, рассудочная, рациональная…

Становится очевидной трудность адаптации доброты с мудростью, но адаптация их необходима, ибо еще Саади около 9 веков назад предупреждал:

Так, можно ли назвать мудрой доброту, когда дается излишняя «воля сердцу»? Увы! Так, к примеру, среди врачей бытует мнение: никогда не следует лечить или оперировать своих близких. Дело, конечно, не в фатальности, а скорее всего в том, что когда чувство превалирует над разумом, оно в какой-то момент может подвести. Эту мысль В.Кованов иллюстрирует горчайшим опытом профессора В.Э.Салищева. У его жены диагностирована спаечная кишечная непроходимость, но больная и слышать не хотела, чтобы ее оперировал кто-нибудь кроме мужа. И тут произошло то, что трудно себе представить.

Всеволд Эрастович, как всегда на операции, был сосредоточен и аккуратен. Но случай был крайне сложным, и он оказался подавленным сознанием огромной ответственности, которую взял на себя, согласившись оперировать близкого человека. Операция проходила не гладко и затянулась. Салищев от волнения был излишне суетлив, терялся и с трудом закончил операцию. Послеоперационный период протекал трагично. Несмотря на все принятые меры, больная умерла (1974).

Прочитав о трагедии В.Э. Салищева, я подумал, насколько прав В.Г. Плеханов (1856-1918), русский философ, заявивший: «Ум нередко умолкает, когда говорит сердце» (1989, с. 17).

К счастью, мне ни раз приходилось видеть мудрую доброту врачей в лечении своих больных родственников, когда разум и сердце «примиряются», когда торжествует проницательный ум (ingenium acutum!).

15 июня 1972 года я был направлен в Богучаны в связи с заболеванием 72-летнего врача В-й Марии Викторовны. Ее зять, Буткус Мечислав Иосифович, хирург высшей категории, за многие годы ни разу не обращался за помощью в краевой центр.

При ознакомлении с историей болезни больной у меня сложилось твердое убеждение о наличии кишечной непроходимости. Этот же диагноз был выставлен и М.И.Буткусом. До моего прибытия больной провели интенсивную консервативную терапию, не разрешившую непроходимость, но послужившую хорошей предоперационной подготовкой. Операция, проведенная мною, была технически несложной. Операционная находка была неожиданной. Выявили и удалили энтеротомическим доступом желчный камень больших размеров (4х5,5см).

Выздоровление. Мой же более опытный коллега – М.И.Буткус – преподал мне великолепный урок истинно мудрой доброты к своей родственнице.

Шота Руставели, грузинский поэт-гуманист, в XII веке по нашей теме беседы высказал весьма мудрую мысль.

Нужны ли примеры и пояснения, почему заболевший врач не должен заниматься самодиагностикой и самолечением? Вряд ли, после сказанного выше.

В последнее время много говорят о «рассудочной» и «рациональной» формах доброты. Мудры ли они? Учтем то, что по С.И.Ожегову, рассудочный, это «отличающийся преобладанием рассудка над чувством»; рациональный – «разумно обоснованный, целесообразный» (1984, с. 578 и 583). Примечательно, что рассудочною доброту, как правило, именуют моральной добротой, а вот рациональную подчас – аморальной.

«Рационалисты, - утверждает В.Т.Листовский, - отлично знают, что «хорошо» и что «плохо». Однако их нравственные понятия не согреты внутренним чувством, не служат стимулом высоконравственного поведения… «Рационалисты» даже затеяли дискуссию: «Кого из двух тонущих спасать в первую очередь – слесаря или физика?» В.Т.Листовский цитирует одного рационалиста В.Л. Последний заявил: конечно, надо спасать физика (1983, с. 73).

Рационалисты эмоционально обсуждают проблему первой помощи больным разных характера, тяжести заболевания и социального положения в обществе.

С позиции истинного гуманизма, оптимальная медицинская помощь должна оказываться тому, кто в этом нуждается прежде всего, а не тому, кто громче кричит.

Продолжу мысль Э.Асадова пословицей: «Заноза вопит, а рак молчит». И как немудро, если врач бросается в первую очередь на помощь и совершает подвиг в курации больного с занозой, с легким ушибом и пройдет мимо молчащего больного раком желудка, осложненного кровотечением.

В запасниках моей памяти истории болезни больных с острым гастритом, требующих оперативного хирургического вмешательства, и больные в состоянии комы разного генеза, которые не «вопили» о помощи.

Сегодня, из-за жесточайшего экономического и социального кризиса здравоохранение России не так уж и редко безнравственно (contra bonos mores), ибо побуждает дифференцированно лечить богатых («новых русских») и бедных. Президент РАМН, академик В.И.Покровский в интервью «Лит. газете» вынужден сказать: «Доступная медицина стала плохой, а хорошая – недоступной» (1997, 10 декабря, с. 6).

Чему же нас учит опыт врачей разных эпох и народов? Ответ однозначен: доброта врача должна быть мудрой, гуманной в курации друзей и врагов, злых и добрых, бедных и богатых. Еще в «Ежедневной молитве» врач средневековья Маймонид умоляет Всевышнего: «Крепи силы моего сердца, чтобы оно могло одинаково реагировать на страдания бедного и богатого, добро и зло, помогать одинаково другу и врагу» (Цит. по: Косарев И.И., Бухарина Т.Я., 1983, с. 24).

К великому Амбруазу Парэ (XVI век) обратился король Карл IX:

- Надеюсь, короля ты будешь лечить лучше, чем бедняков?

- Нет, ваше величество, - ответил врач, - это невозможно. Я бедняков лечу так же тщательно, как королей (Цит. по: Лихтенштейн Б.И., 1978, с. 11).

Знаменитый хирург Р.Лериш пишет о мудрой доброте хирургов, далекой от позиции узких рационалистов. «Наша хирургия гуманна. Она одинаково лечит, как простых людей, так и великих, иногда простых лучше, чем великих, бедных как и богатых, часто бедных лучше, чем богатых. Она вдохновляется одним: облегчить и вылечить. Она добросовестна. Она стремиться сделать как можно лучше, думая только об интересах больного» (1966, с. 89).

Из многочисленных примеров, мягко выражаясь, негуманного отношения к бедным приведу несколько примеров.

Первое иссечение кишечных свищей относится к XVIII веку. В Лувре хранится обоюдоострый нож с тупой пуговкой на конце, с помощью которого дворцовому цирюльнику Франсуа Феликсу удалось освободить от страданий престарелого Людовика XIV. Однако, прежде чем приступить к операции, хирург долго «специализировался» в тюрьмах и госпиталях Парижа на простых смертных. Зато этот первый серьезный успех проктологии был оценен поистине по-королевски: венценосный пациент пожаловал своему спасителю замок и назначил годовое жалованье в 40 тысяч франков» (Цит. по: Рыжих Н., 1971, с. 84).

Весьма «рациональны» были шотландские короли. Они требовали, чтобы перед тем, как работать на Родине, врачи 20 лет практиковали за рубежом, а, с учетом неизбежных ошибок, предпочтительнее во враждебных странах (Эльштейн Н.В., 1990).

Немудры и негуманны юридические законы, если они служителям Фемиды позволяют быть милосердными к преступникам и жестокими к жертвам.

Мне известна судьба одного моего больного. Группа бандитов ограбила и жестоко его избила. Пострадавший всю жизнь обречен испытывать физические, душевные и материальные муки. Он инвалид 1 группы с мизерной пенсией. Бандиты же были осуждены на скромный срок. После досрочного выхода на свободу за «примерное поведение» они садистски издеваются над своей жертвой и «жируют», «кайфуют»: ездят на «Мерседесе», пьянствуют в престижных ресторанах, «меняют женщин как перчатки», отдыхают от трудов «неправедных» на курортах высшего класса…

Ф.М. Достоевский по этому поводу пишет, что кто уж очень жалеет злодея (вора, убийцу и прочих), тот весьма часто не способен жалеть жертву его.

Так можно ли простить генерала, который затравил на глазах матери ее восьмилетнего сына? Об этом поведал Иван Карамазов, герой бессмертного творения Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Цитирую. «Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!.. Ну… что же его? Расстрелять? Для удовлетворения нравственного чувства расстрелять? Говори, Алешка!

- Расстрелять, - тихо проговорил Алеша» (1958, т. 9, с. 304).

Конечно, врачебное милосердие отличается от доброты юристов. Так, я мудрой считаю доброту врачей, о которой пишет А.Молль: «Будь то жалкий алкоголик или несчастная жертва полового заражения, будь то заика или одержимый странным бредом, для врача он – больной и должен вызывать в нем чувство жалости, желание помочь ему». Не менее современно, мудро и следующее суждение автора, что особенно бережно нужно относиться к беременным и роженицам. «Будет ли это замужняя женщина или несчастная жертва обольщения или даже проститутка – для врача это должно быть безразлично. Он имеет перед собой роженицу, т.е. женщину, которая носит в чреве своем будущего человека, и долг его помочь ей в ее тяжелом положении!» (1903, с. 405-406).

Встречаются разные суждения о милосердии к больному или раненому врагу Отечества. Не все считают лечение их сродни мудрой святости высочайшей степени.

Наши коллеги прошлых веков оправдывали свою позицию девизом: раненые враги – наши братья (hostes vulnerati – fratres). Примером может быть доктор Живаго.

В.Коротич, врач и писатель, с горечью пишет о докторе Живаго. «Интеллигент, которому выпало жить в неинтеллигентное время. Метался между фронтами, лечил то тех, то других. По критериям нашего общества он беспринципен. Ему бы белогвардейцев резать, а наших лечить. Но он был настоящим доктором, для него все они – раненые и больные. Он спасал людей. И излеченный им враг Советской власти мог почувствовать к ней уважение за заботу о людях» (1988).

Лев Разгон в повести «Непридуманное» приводит пример «политического», «фашистского» милосердия врача. «В камеру Бутырской тюрьмы принесли с допроса арестанта – старого человека, его били так сильно, что он лежал неподвижно, как мешок. И тогда надзиратель привел в камеру красивую молодую женщину в белом халате. Она, «не наклоняясь… носком маленькой элегантной туфли поворачивала голову лежащего человека, его руки, крестом раскинутые на асфальтовом полу камеры, его ноги. Потом она обернулась к надзирателю и сказала: «Переломов нет, одни ушибы…» Повернулась, и глядя на нас, но не видя, вышла из камеры» (Цит. по: Борич И., 1988).

Докторам типа врачихи Бутырской тюрьмы, да и всем коллегам, я напомню к сведению (ad informandum) строки Женевской декларации. В ней говорится: «…Я торжественно обещаю посвятить жизнь служению человечеству… Я не позволю, чтобы религия, национализм, расизм, политика или социальное положение оказывали влияние на выполнение моего долга… Я буду поддерживать высшее уважение к человеческой жизни» (1948, с. 91).

«ПУСТЬ ДОБРОТА ГОТОВА БУДЕТ К БОЮ»

В.И. Даль, толкуя слово «добрый», раскрывал его значение через понятия «мягкосердечный», «жалостливый», «иногда слабый умом и волей». И сегодня встречается мнение, что наделенные добротой, нежностью, отзывчивые люди слабы и не могут бороться за свои идеалы и принципы. А.Ахматова предлагает такой ответ на этот вопрос, близкий к идеалу:

Если зло – человеческий недуг, то борьба с ним требует и терпения, и присутствия духа, и мужества. Мужество, по В.И. Далю, это «стойкость в труде, в беде, духовная крепость, доблесть, храбрость, отвага, спокойная смелость в бою и опасностях; терпение и постоянство» (1979, с. 357).

По мнению А.А. Грандо, ежедневная деятельность врача есть постоянная, не всегда заметная со стороны героическая борьба, результаты которой сохраняют обществу многие тысячи человеческих жизней (1988).

История знает много примеров самоотверженного выполнения медиками своего профессионального и одновременно гражданского долга. Так, материалы ВОВ напоминают:

В памяти нашей хранится подвиг Януша Корчака – знаменитого врача и писателя. Когда в годы оккупации фашисты загнали варшавский Дом сирот в гетто, у Януша Корчака была возможность спастись: друзья принесли ему пропуск на выход из застенка. Он не воспользовался им. Он отказался от спасения своей жизни и свободы и вместе со своими маленькими «военнопленными» воспитанниками до конца прошел страшный путь, в лагере смерти перед газовой камерой рассказывая детям сказки, чтобы успокоить и облегчить последние минуты:

Не поддается ЭВМ число разноплановых героических подвигов наших коллег в военное время. Приведу лишь несколько примеров взятых из жизни.

Профессор Ю.М.Лубенский рассказывал мне, как во время ВОВ погиб его коллега, хирург И.Коган, 29 лет. Он оперировал солдата, раненого не осколком мины, а миной. Это маленькая мина (5 см в диаметре) взорвалась при извлечении ее из бедра.

Юрий Нагибин рассказывал о своем однокашнике, враче Павле Г. Он оперировал раненого в палате полевого госпиталя. Начался налет немецкой авиации. Он лег на раненого, закрыв его своим телом. Палатка не защитила их – они были пробиты одним осколком (1981).

А.А. Никифорова поведала о мужестве своих коллег женщин-врачей, проявленном в лагере Равенсбрюк. Их не сломили ни пытки, ни изощренные издевательства фашистов. Не взирая на постоянную угрозу смерти, врачи-женщины оказывали помощь больным и раненым лагеря (1958).

В книге Юрия Пиляра «Все это было» отражены личные переживания ада концлагеря Брукхаузена. Заключенные, профессор С.И.Решин и его коллеги, спасали заключенных от голода, болезней и экспериментов, рискуя своей жизнью (1957).

Есть место подвигам и в мирное время. Доктор Янсен погиб в канализационном колодце, спасая детей. Рассказывает об этом Б.Васильев в автобиографической повести «Мои кони» (1982).

Несколько лет назад прекрасный пример исполнения врачебного долга продемонстрировал профессор П.А.Романов, когда он, только что перенесший инфаркт миокарда, бросился на помощь погибавшему коллеге профессору И.А.Сыченикову. Начал делать закрытый массаж сердца, но не мог спасти жизнь товарища и погиб сам (Денисов И.Н. с с., 1993).

Не меньшая самоотверженность требовалась и требуется от медиков в борьбе с разрушительной мощью эпидемий, с вирусными заболеваниями. Врачи принимают на себя первый удар в столкно­вении с грозным недугом. И от их готовности к самопожертвованию зависит очень многое: в схватке с безжалостным, жестоким противником - болезнью - по­беждают лишь мужественные, иногда ценой собственной жизни.

Замечательный русский врач-терапевт М. Я. Мудров (1776 -1831) ушел на борьбу с эпидемией холеры и погиб в расцвете творческих сил, заразившись от больного (1959).

Не только во время грозных эпидемий, но и каждодневно врачу приходится работать подчас в ситуации риска, требующей боль­шого мужества, трезвости мышления и спокойствия.

В январе 1960 г. в Москву из Индии была занесена пурпурная оспа, исчезнувшая много десятилетий назад. Эпи­демия была предупреждена усилиями ученых, врачей и сту­дентов-медиков. Защищая город, страну от нависшей угро­зы, медики, конечно, рисковали своей жизнью и жизнью своих близких (Мильчаков В., 1960).

Помня о самоотверженном подвиге доктора Осипа Степа­новича Дымова, героя чеховского рассказа «Попрыгунья», мы забываем, что прототипом Дымова был один из представителей русской медицины XIX в., редактор «Летописей хирургичес­кого общества» Илья Иванович Дуброво. 20 мая 1883 г. он был ночью вызван к дочери шуйского предводителя дворянства Куроедова для проведения операции трахеото­мии. Перед операцией было необходимо удалить из гортани больной девочки дифтерийные пленки, и он высосал эти пленки ртом. Заразившись дифтерией, он проболел 6 дней и умер на 40-м году жизни.

Общеизвестны бескорыстные подвиги лауреата Нобелев­ской премии мира Альберта Швейцера (1875—1965). Он свыше 50 лет работал в тяжелейших условиях Экваториаль­ной Африки. На его счету тысячи больных, излеченных от всевозможных заболеваний, в том числе такой грозной ин­фекции, как проказа.

Хирурги волей судьбы (fatis volentibus!) должны проявлять доброту особой мудрости и воли. Вы часто можете услышать как похвалу: «О, это смелый хирург! Мужества ему не занимать!» Однако мы помним, что храбрость хирурга, рискующего жизнью больного, существенно отличается от личной храб­рости солдата, который рискует собственной жизнью.

Касаясь врачебной смелости, Е. А. Вагнер пишет, что если она импульсивно проявляется чрезмерной активностью, то такая смелость далеко не всегда обоснованна и соразмер­на знаниям, опыту и техническим возможностям, и вряд ли ее можно в себе — да и в другом — поощрять

Е. А. Вагнеру импонирует спокойное мужество хирурга. Иначе, пожалуй, и нельзя назвать исключительную собран­ность, которую ощущает врач, принимая единственно возможное, но связанное с риском решение или проводя его в жизнь. Врачебное мужество допустимо только во всеоружии знания. Идти на риск имеет право лишь тот, кто достаточно подготовлен к случайностям, которые могут встретиться (1986).

«Хирургическая смелость», как я считаю, прекрасное качество, если хирург, облаченный в латы зна­ний, опыта, хорошо знающий своего больного, владеющий техникой, идет на сложную операцию с уверенностью в по­беде. Он рыцарь хирургии, по выражению Н. И. Пирогова, «серебряные трубы поют ему славу».

Я не могу согласиться с теми, кто считает, что хирургу нужна жесткость: не жалеть человека на операционном столе, а лучше, надеж­нее и красивее наложить швы.

Прислушайтесь к размышлению поэта В. Назарова, опе­рированного на сердце прекрасным красноярским хирургом Ю.И. Блау:

Нет на свете добрей ножа,

когда правит им правота.

В час критический так нежна,

так нужна

его доброта…

Александр Нежный в книге «Возвращение жизни» отме­чает другие аспекты мужества хирурга. Оно особого рода. Всякий хирург пытается спасти человека — и каждый раз должен быть готов к тому, что дерзкий его порыв завершит­ся трагическим исходом. Хирург, по убеждению автора, должен выучиться со спокойным достоинством претерпевать страшные обвинения и незаслуженные оскорбления; уметь вынести усталость, которая валит с ног после многих часов, проведенных в операционной, преодолеть отчаяние, которое в решающий миг может овладеть хирургом. Он должен относиться к своему делу, как к служению добру и жизни (1985). Такой хирург достоин будет слов, высказанных благодар­ным человеком:

А сам ты,

славой не обласкан,

На вид совсем не божество,

Поиск по сайту: