Уж чему, а вечной смерти

не поверю нипочем.

Ведь и ангелы и черти —

люди, кто ж они еще?

Мы с земли уходим в землю,

чтобы там без лишних глаз

тот, кого мы не приемлем,

рассовал по штатам нас.

Ангел мчит, как истребитель,

от крыла исходит звон.

Люди смертны, говорите?

Но откуда взялся он?

Да и черт с хвостом, с копытом,

почерневший у котла...

«В шкуру влез», — мне говорит он.

Но ведь шкура-то была!

ДУША

Отошла, как отходят

от беды, от греха...

Тело крепкое вроде,

и душа неплоха.

Отчего не ужились,

почему вразнобой?

Кровь чернеет по жилам

без души голубой.

Непутево и круто

выбивало искру

тело — рыцарь минуты,

рукоять к топору.

А душа отлетела,

не желая губить,

а душа не хотела,

не хотела рубить...

МАСТЕРСТВО

К стене разрушенного храма

в дождливый непогожий день

пришел монах

и рухнул прямо

на грязную его ступень.

Рука сжимала кустик чахлый

на камне выросшей травы,

и было холодно,

и пахло

осенней сыростью листвы.

Вороны каркали сердито.

Одна, отчаянно смела,

слетела вниз

и с глупым видом

смотрела чуть из-под крыла.

Дождь моросил.

Под мокрой рясой

тряслись лопатки,

и монах

твердил сквозь слезы:

— Все напрасно,

бог покарал меня в грехах. —

Ворона прискакала ближе

и, шею изогнув в дугу,

прислушивалась, как все ниже

слова звучали: — Не смогу… -

Он вспоминал, как непорочно

сверкала белизной стена

и как ложились краски точно —

Христос был добр,

зол Сатана.

Теперь он стар,

слабеют руки,

и стерлась грань добра и зла.

Жизнь привела на те же круги,

но тайну веры унесла.

К стене уступчатой гранитной

идти и мне в дождливый день,

шептать забытые молитвы,

упав на грозную ступень.

ШКОЛА

Старая кладка — что ей века,

что ей дожди и стужа!

Красный кирпич, округлив бока,

горбится по-верблюжьи.

В гору вскарабкавшись от реки,

школа стоит прочно,

и на высокие потолки

фары глядят ночью.

Старая школа, три этажа.

Вырванный из тетрадки,

мой самолет, из окна кружа,

падал во двор на грядки.

Белые птицы, давние дни,

пыльный в шкафу глобус.

По потолку заскользили огни.

Это прошел автобус.

В КУРСАНТСКОЙ КАЗАРМЕ

В сапоженциях на босу ногу,

в майках, выданных в бане вчера,

под гитару, что мучит Серега,

мы готовы грустить до утра.

Пьют ребята с пристрастием воду,

курят «Приму», глядят в потолок.

И в курилке тепло от народа

и уютно от шарканья ног.

Кто-то спорит о вечных вопросах,

кто-то с жаром твердит визави

о достоинствах женщин курносых

и о склонности рыжих к любви.

А наутро, проверив затворы,

автоматы рванем на ремень

и привала дождемся не скоро,

обессиленно падая в тень.

Но, согласно уставу и чести,

мы поднимемся и под огнем

пронесем батарейную песню,

что в курилке сегодня поем.

Поиск по сайту: