Я вернусь и к лирической теме,

мысль в армейской додумав одну:

почему все свободное время

посвящали мы песням и сну?

Спали, кончив разгрузку вагонов,

ожидая погрузки машин.

Спали, если везло, в эшелонах.

В компенсацию. Впрок. Для души.

Спал в лесу на привале коротком

рядовой беспокойный состав,

для просушки развесив пилотки

на густых ежевичных кустах.

Просыпался и снова шагал он

сквозь жару, и дожди, и снега,

и придуманная дорогая,

как живая, была дорога.

Перед самой прогулкой вечерней,

словно нет уже силы терпеть,

пели мы на плацу с увлеченьем,

но не то, что положено петь.

А читали мы списки наряда,

наставления, курсы, устав.

Спали, пели. Служили, как надо,

не по книгам судьбу прочитав.

СОЛДАТ

Была земля прекрасна и пустынна,

лишь по дороге, врезанной в закат,

закинув мятый вещмешок за спину,

в кирзовых сапогах шагал солдат.

С войны ли шел? Войн не было в пределах.

Шел на войну? В казармах спят полки.

Под гимнастеркой выгоревшей, белой

худых ключиц торчали уголки.

Слегка сутулясь, жилистый и прочный,

не бил подошвой, не тянул носка.

Так прямо шел, как будто двух обочин

провел пунктиры из-под козырька.

В лесах росли грибы и пели птицы,

в полях волною двигались хлеба.

Быть может, он искал ручей — напиться,

давно не отирая пот со лба?

А может быть, забыв ориентиры,

отыскивал заросший бугорок,

откуда начал путь, прошел полмира

и снова возвратился на восток?

ПЕХОТА

Древнейшее воинство в мире,

без пушки, брони и коня,

в которое метят, как в тире,

все виды чужого огня, —

солдатская слава, пехота!

Поднявшийся в бой человек,

горячий от крови и пота

и вдруг оседающий в снег.

В пехоте все просто и строго:

атака, ну две, и опять

врачи поколдуют немного,

коль будет над кем колдовать.

До боя жила, неказиста,

в шинель завернувшись, спала,

бельмом на глазу у штабиста,

зевая в окопе, была.

Попарившись в бане с охотой,

к окопу ползла прямиком

по тем же полям и болотам

и глину счищала штыком.

Награда отыщет кого-то,

а скольких уже не найдет!

Солдатская слава, пехота,

с оружием русский народ.

ВЕЧЕРОМ

Отец не любитель высоких материй,

не гнет философий, по мысли скользя.

И если он скажет о чем-то: — Не верю,

то, значит, не верит. И верить нельзя.

Свое отгорел, отметался на койках

в палатах армейских госпиталей.

Пять раз умирал, и однажды настолько,

что ныне вторично живет на земле.

Бывало, мы с ним у экрана скучали,

уют не уют, и тоска не тоска.

Бывало, вдвоем обходили ночами

все тропки военного городка.

И дождь моросил, и не хлопали двери,

о чем говорили — не вспомню теперь.

Но он без надрыва сказал: — Я не верю.

И тихо добавил: — А ты все же верь.

Поиск по сайту: