КОНТРОЛЬНО-ИЗМЕРИТЕЛЬНЫЙ ПУНКТ

Степными ветрами обнажены

дома, как три измеренья страны.

Отсюда, где ценится каждый брусок,

где в каждую щель задувает песок,

где солнечный свет, словно магма, течет, —

отсюда страна начинает отсчет.

А воду привозят — тепла, солона,

на стенках кастрюль оседает она.

А почта приходит в особенный срок —

поздней, чем на Дальний и Ближний Восток.

А каждый характер и сложен и крут,

в нем три измеренья начало берут.

В степи ошалелые ветры спешат,

и змеи в кустах саксаула шуршат,

и к вечеру, словно рождаясь из мглы,

бредут скорпионы, остры, как углы.

Но ранней весною восходят цветы,

в них три измеренья светлы и чисты.

И песни степные сильны и грубы,

в них три измеренья — пространство судьбы.

* * *

Я не хочу спасаться,

увидеть бы в упор...

Но есть эвакуация —

и весь тут разговор.

Уверенные лица,

победу с них пиши!

И все-таки — граница,

за нею — ни души.

Ракеты — как планеты:

все ладно под корой,

но в самом центре где-то

есть неизвестный слой.

Взрываясь, фермы руша,

сползая со стола,

они сжигают души

и иногда тела.

Не твой черед сражаться...

И в степь глядишь до слез,

когда в эвакуацию

увозит мотовоз.

ОТСТАЛ ОТ ПОЕЗДА

Отстал от поезда — и рад.

Освободившись поневоле,

иду куда глаза глядят,

через деревню, через поле.

Спешить мне некуда, тем более

не скоро поезд, говорят.

В колодцах светится вода,

они чисты и неглубоки.

Как странно я попал сюда,

хоть ехал в край иной, далекий.

Спасибо быстрым поездам

и расписаниям жестоким.

Все те же домики в пять стен

или в четыре, по достатку.

Прибавилось телеантенн.

Дворняги, потянувшись сладко,

все так же лают — для порядка,

зевают и ложатся в тень.

Все та же даль, и дрожь листвы,

и мальчики с гусиной кожей.

И не идет из головы, что здесь не сын я, а прохожий,

для местных жителей похожий

на верхогляда из Москвы.

И, черт возьми, они правы.

Сколь грустно точку выставлять,

нет ничего больней итогов.

Меня деревня, словно мать,

когда-то собрала в дорогу, —

черед с другими хлопотать.

Зачем мешаться у порога.

ДОРКИ

По дороге от Шуи на Палех,

где большие, как солнце, цветы,

и поля в рыжеватых подпалинах,

и сирени сухие кусты,

где березы с корой черно-белою,

поселенья в десяток дворов

и на взгорьях окаменелые

ребра голые куполов,—

там, в заре потухающей алые,

разделенные поймай реки,

две деревни. Одна из них Малые,

а вторая — Большие Дорки.

По старинным неписаным правилам.

хоть и Малые больше Больших,

но в Больших люди церковь поставили

потому и возвысили их.

В Малых есть даже малая фабрика,

а в Больших что ни дверь — то замок,

и кувшинок тугие кораблики

на реке подпирают мосток.

Бродят псы у домов заколоченных,

птицы горькие песни поют,

и коричневые, в червоточинах

над заборами груши гниют.

Плесневеет колодец и рушится,

муть со дна поднимая весной,

лишь порой слабый голос лягушачий

прозвучит в глубине ледяной.

В церкви сено хранится забытое —

век назад не включили в отчет.

Только бродят собаки несытые,

только тихая речка течет.

Поиск по сайту: