Возникновение, особенности записок Гёсса и история их публикации

Рудольф Франц Фердинанд Гёсс

Комендант Освенцима

КОМЕНДАНТ ОСВЕНЦИМА

Автобиографические записки Рудольфа Гёсса

Предисловие

Возникновение, особенности записок Гёсса и история их публикации

Бывший оберштурмбанфюрер СС Рудольф Гёсс, который с лета 1940 г. по январь 1945 г., в общей сложности три с половиной года руководил концентрационным лагерем Освенцим, и поэтому по праву может быть назван комендантом Освенцима, был арестован британской военной полицией 11 марта 1946 г. вблизи Фленсбурга (Шлезвиг‑Гольштейн). За протоколом первого допроса, проведенного 13/14 апреля 1946 г. британской военной контрразведкой,[1]последовали слушания в Нюрнберге. Там в апреле Гёсс выступал в качестве свидетеля по делу главного обвиняемого Кальтенбруннера, а в середине мая он был допрошен сотрудниками американской юстиции в связи с так называемыми «процессом Поля» и «процессом И.Г.Фарбен».[2]

25 мая 1946 г. Гёсс был выдан Польше, где Верховный народный трибунал, начавший процесс по делу военных преступников, выдвинул против него обвинение. До начала процесса в Варшаве прошло 10 месяцев. Лишь 2 апреля 1947 г. Верховный народный трибунал Польской Республики вынес Гёссу приговор, который был приведен в исполнение 14 днями позднее. 16 апреля 1947 г. Гёсс был повешен в Освенциме. Время между выдачей Польше и осуждением Гёсс провел в следственной тюрьме Кракова, где с сентября 1946 г. по январь 1947 г. шло предварительное следствие.

Во время заключения в краковской тюрьме Гёсс написал часть обширной рукописи, важнейший фрагмент которой здесь впервые публикуется на языке оригинала – немецком. Этот фрагмент занимает 237 листов, исписанных с обеих сторон. По времени и причинам возникновения, а также по содержанию эта рукопись (на 237 листах) разделена на две части. Одна ее половина представляет собой последовательное повествование на 114 листах, которое Гёсс озаглавил как «Моя душа. Становление, жизнь и переживания» – это описание внешней стороны жизненного пути и внутренней жизни (автобиография). Другая часть представлена 34 рукописями весьма неравного объема. Большей частью речь в них идет о руководстве СС (Гиммлере, Поле, Айке, Глобочнике, Генрихе Мюллере, Эйхмане и др.),[3]а также о ряде эсэсовских функционеров, игравших в Освенциме главные роли. К этой части примыкает и небольшая группа записок, посвященных определенным темам (исполнение приказа об уничтожении евреев в Освенциме, трудоиспользование заключенных, внутрилагерный распорядок и др.)

В то время, как Гёсс писал автобиографический отчет по собственной инициативе (он приступил к этому занятию лишь в январе‑феврале 1947 года, после окончания предварительного следствия и в ожидании начала процесса), записи, сделанные между октябрем 1946 г. и январем 1947 г., находятся в более или менее тесной связи с допросами, которые провел краковский следователь доктор Ян Сень. Поскольку польская сторона не только хотела быстро подготовить материал, необходимый для вынесения приговора по делу Гёсса, но и, учитывая роковое историческое значение Освенцима, желала собрать как можно более полные сведения об этом лагере, беседы с Гёссом распространились также на вопросы, касающиеся не только его самого.[4]Сыграла свою роль и подготовка к проведению в Кракове следующего процесса Верховного народного трибунала – по делу 40 штабных служащих Освенцима.[5]Следует также учесть, что и на следствии в Кракове проявилась та же особенность, которая была замечена еще в Нюрнберге: комендант Освенцима оказался подследственным, в высшей степени готовым к сотрудничеству; эта неожиданная готовность, подкрепленная хорошей памятью, как правило, позволяла ему отвечать на поставленные вопросы точно и адекватно. Гёсс проявил своего рода запоздалый интерес к предмету разговора – это явствует уже из допросов со стороны американского военного трибунала в Нюрнберге;[6]эта особенность поведения Гёсса была отмечена и благодаря сообщениям д‑ра Сеня о проведенных им допросах в Кракове. Спонтанные высказывания, поправки, приходившие Гёссу на ум, свидетельствовали о его готовности чуть ли не дружески помогать следователю.

Хотя в Кракове Гёсс был поставлен в известность о том, что польское уголовно‑процессуальное законодательство предоставляет ему право отказываться от своих показаний, он это право никак не использовал. Напротив, в своих дополнительных записях, которые Гёсс вручил польскому следователю, он добровольно дал весьма детальные и деловые сведения о многочисленных персонах и доверенных ему секретах. Гёсс писал эти сообщения между допросами. Частично они стали итогом его подготовки к очередным допросам. Иногда подобные письменные показания создавались задним числом, ради дополнения уже сделанных заявлений. Некоторые темы Гёсс освещал и по собственной инициативе.

О психологических основах такого поведения речь еще пойдет. Однако совершенно очевидно, – это явствует из сверки и пересмотра показаний и записей Гёсса, – что они ни в коем случае не являются продуктом тщеславия. Несмотря на множество перспективных искажений и обилие ретуши, эти записи потрясают своей бухгалтерской сухостью и деловитостью.

Потребность заполнить время заключения работой, желание поделиться с судом своими знаниями и опытом – все это подтолкнуло Гёсса к написанию автобиографии. Разговоры с польским следователем, а также с краковским тюремным врачом и психиатром доктором Батавией утвердили его в этом намерении – после того, как стало очевидным, что комендант Освенцима никак не может быть причислен к «обычным преступникам», Гёсс, естественно, ощутил растущий интерес к своей личности.

Благодаря дружескому содействию д‑ра Яна Сеня и бывшего директора Музея Освенцима К.Смоленя, Институт современной истории располагает фотокопиями всех сделанных в Кракове записок Гёсса, которые и послужили основой настоящего издания. Оригиналы находятся в Министерстве юстиции Польши (Варшава) и наряду с другими немецкими документами времен германской оккупации принадлежат администрации польской Главной комиссии по расследованию преступлений национал‑социализма в Польше (Głowna Komisja Badania Zbrodni Hitlerowskich w Polsce). В ноябре 1956 г. редактор данного издания имел возможность с ними ознакомиться. Формальная аутентичность записок твердо установлена в результате экспертизы, материалом для которой послужили и записи Гёсса, сделанные им еще раньше.[7]Тем не менее, о подлинности записей свидетельствует прежде всего их психологическая и историческая достоверность. То, что писал Гёсс, и то, как он писал, ясно указывает на авторство коменданта Освенцима, хорошо знакомого с описанным объектом. Одновременно такая осведомленность является и признаком того, что мы имеем дело с записями, сделанными добровольно, без каких‑либо посторонних влияний или манипуляций. К тому же многие подробности краковских записок и удивительная, нарастающая откровенность автора уже были зафиксированы в нюрнбергских протоколах и в рассказе д‑ра Гилберта о Гёссе.[8]

Подобно запискам, возникшим между допросами, автобиография Гёсса также обязана позыву исповедаться следователям. Безотказно функционировавший комендант Освенцима проявил себя и как образцовый подследственный, который не только аккуратно раздавал знания о концлагере и об уничтожении евреев, но и стремился также облегчить работу тюремного психиатра, ради чего он написал подробный отчет о себе самом, о своей жизни и о своей, насколько он ее понимал, «душе». Такой контекст объясняет и странности поведения, еще более явно запечатленные в автобиографии Гёсса: усердно‑торопливая добросовестность человека, признающего какой‑либо авторитет лишь в службе, исполняющего свои обязанности, будь он палач либо арестант, лишь на вторых ролях, всегда отрекавшегося от своей личности, и в форме автобиографии услужливо предавшего свое «Я», свое ужасающе пустое «Я» суду – ради того, чтобы послужить делу.

Насколько кошмарными были обстоятельства, сделавшие возможными данные записки, настолько они, как исторический документ, представляют и уникальную, в том же смысле, личность автора. Читателю предлагается не только полнота фактов, но одновременно и взгляд в глубины психологии, взгляд на интеллектуальные и душевные структуры, которые в обычных условиях не смогли бы стать явными. Уже семь лет назад необычность этого источника подтолкнула варшавскую Главную комиссию к первой публикации записок Гёсса в переводе на польский язык. Они были напечатаны в бюллетене Главной комиссии по расследованию преступлений национал‑социализма в Польше (том VII), который в 1951 г. был выпущен варшавским издательством Министерства юстиции. Кроме автобиографии, в это издание вошли и некоторые из кратких особых записок Гёсса. Вступление к данной публикации написал уже упоминавшийся польский криминолог, профессор д‑р Станислав Батавия (согласно сообщению профессора, он провел в общей сложности 13 многочасовых бесед с Гёссом). Затем в 1956 году варшавским Юридическим издательством было выпущено второе, полное издание записок Гёсса на польском языке под названием «Wspomnienia Rudolfa Hoessa, Komendanta Obozu Oswiemskogo» («Мемуары Рудольфа Гёсса, коменданта лагеря Освенцим»). Оно включило в себя все записки Гёсса, в том числе автобиографию, а кроме того, оба прощальных письма – Гёсс написал их 11 апреля 1947 г. своей жене и детям. Оба письма перед отправкой из Польши в Германию были сфотографированы.[9]Предисловие ко второму польскому изданию написал д‑р Сень. Издание было снабжено комментариями и некоторыми пояснениями.

С обоими польскими изданиями ознакомились лишь немногие специалисты в Германии и в странах Запада,[10]а ослепительно‑ужасающее содержание этого документа дало одному французскому писателю повод для перенесения действия в роман.[11]И все же знакомство с записками Гёсса больше не может ограничиваться столь узким кругом. Их польского перевода явно недостаточно. Издания требует сам оригинал, написанный на немецком языке. Специфический стиль записок, которому, по свидетельству сочинителя, придавалось важное значение, может быть понят только в немецком оригинале. Постоянная вычурность в выборе слов и выражений, с помощью которых Гёсс хотел показаться эстетом, его стесненные изобразительными клише «саморазоблачения», наконец, нацистский жаргон, к которому Гёсс все же случайно, но постоянно прибегает, – все это в переводе неизбежно теряется.

При подготовке немецкого оригинала издатели не сочли уместным следовать польскому примеру и публиковать все записки Гёсса. Подобная публикация возможна, но едва ли она желательна в данном случае. В автобиографии Гёсс очень часто касался вещей, о которых он уже рассказал теми же словами в других рукописях. Эти многочисленные повторения были учтены. К тому же краковские записки Гёсса – лишь часть того, что он уже сообщил, начиная с момента своего ареста. Действительно сплошная публикация всех высказываний Гёсса об Освенциме, концентрационных лагерях и т. д. означала бы и публикацию протоколов всех его допросов. Наконец, из‑за своей бессодержательности, а также субъективности суждений многие записи просто не заслуживают публикации.

Поэтому настоящее издание ограничивается публикацией написанной в январе‑феврале 1947 г. автобиографии. Кроме того, оно включает в себя две особые записки, созданные Гёссом в ноябре 1946 г. Фактически они стали окончанием автобиографии. Эти записки отобраны прежде всего потому, что они содержат сообщения об Освенциме. А поскольку оба документа опираются на жизненный опыт и переживания самого Гёсса, издатели и дополняют ими автобиографию. На ряд важных показаний Гёсса, не вошедших в данное издание, справочный аппарат дает ссылки.

По поводу редакторской работы необходимо добавить также следующее: из текста изъяты четыре фрагмента размером в несколько страниц; эти изъятия оговариваются и обосновываются в соответствующих местах.[12]Кроме того, был исправлен ряд сравнительно нечастых орфографических и синтаксических ошибок. Правке подверглась и своеобразная пунктуация, присущая запискам Гёсса. Сами по себе речевые обороты и стиль, напротив, везде остались нетронутыми. Уточнение незначительного количества слов вызвано необходимостью реконструкции неразборчивых фрагментов текста. Уместной оказалась и расшифровка при публикации большей части сделанных Гёссом сокращений – особенно тех, которые (к примеру, наименования чинов и др.) были обычны в эсэсовском обороте, но большинству читателей все же непонятны. Были сохранены лишь прочно укоренившиеся, а также официальные сокращения, часто повторяющиеся в изложении Гёсса (к примеру, КЛ – концентрационный лагерь). Хотя Гёсс весьма часто и не всегда к месту подчеркивал отдельные слова и целые предложения, все участки текста, которые он таким образом отметил, выделены курсивом.

Чтобы автобиография, написанная без каких‑либо интервалов, оказалась более удобной для чтения, она была разбита на 10 озаглавленных частей. Соответствующие названия главам дал не Гёсс, а редактор. Уместным оказалось также сделать, в дополнение к данному предисловию, ряд примечаний, пояснений, исправлений и ссылок на другие источники. Эти примечания относятся лишь к лицам, местам, учреждениям и отдельным фактам, особо важным для понимания автобиографии Гёсса. Тем не менее, эти примечания не ставят перед собой цели как‑либо исправить субъективные и часто неверные суждения, содержащиеся в записках.

Издатели признательны польским коллегам за проявленную любезность, а также за помощь, оказанную ими при подготовке научного издания записок Гёсса. Особую благодарность они хотели бы выразить г‑ну д‑ру Яну Сеню (Краков), Музею Освенцима и г‑ну Германну Лангбайну из Освенцимского комитета (Вена).

Поиск по сайту: