ПРОМЕТЕЙ ПРИКОПАННЫЙ

Древний хаос потревожим.

Мы ведь можем, можем, можем.

Сергей Городецкий

Странное дело: в любом более или менее престижном районе города, где многоэтажники воюют с особняками за передел территории, а аршин земли стоит дороже, чем на кладбище, обязательно отыщется утонувший в бурьяне и вроде бы никому не нужный пустырь, этакий затерянный мир, реликтовый клочок того, что в доисторические времёна именовали частным сектором. Из желтоватого облака тростниковых метёлок выдаётся мусорный курган, чем-то напоминая «Апофеоз войны» художника Верещагина, а чуть поодаль торчит углом серый, как наждак, перехлёстнутый ветхими рейками рубероид крыши. Оказывается, кроме бродячих котов и бомжей, здесь ещё обитает хомо доместикус – человек прописанный.

В течение полувека кто только не точил зубы на этот пустырь, намереваясь заложить там супермаркет, а то и небоскрёб! Да и сам хомо доместикус спал и видел, что назначат домишко на слом, а его переселят в какую-никакую однокомнатку, пусть без огорода, зато с удобствами.

Но каждый раз обязательно что-нибудь да мешало. То претенденты друг друга перестреляют, то власть сменится. На самом деле причина, конечно, глубже: заведомо лежит на домишке обережное заклятие – и поди различи, само оно образовалось или же кто с умыслом зачаровал.

Если с умыслом, то надобно первым делом взять лопату и, освятивши её в церкви, проверить, не прикопан ли где в огороде котёл с золотыми десятками. Прикопан – значит и переезжать не стоит: район престижный, прямой резон отстроиться на месте. Не прикопан – стало быть, заклятие, скорее всего, самородное. Тут, хочешь не хочешь, вызывай специалиста, а уж тот смекнёт, что к чему.

О самородных заклятиях споры идут не первый век. Некоторые обскуранты (есть они и среди колдунов) отрицают в принципе возможность такого явления, однако сегодня в продвинутом обществе подобные взгляды лучше не оглашать. Принято думать, что добрые две трети совпадений и случайностей в нашей с вами жизни вызваны не злонамеренными, а именно самородными чарами. Простейший пример: расположение звёзд на небе. Их ведь никто нарочно там не расставлял! Хотя нам от этого, разумеется, не легче.

Или вот додумались делать лапшу в виде букв. Интересно, отдаёт ли себе хоть кто-нибудь отчёт, сколько стихийно сложившихся заговоров, какую неведомую кабалистику он каждый раз зачёрпывает ложкой и, как это ни грустно, поглощает и переваривает вместе с куриным бульоном?

К самородным обычно относят и неумышленные заклятия: чередуя различные действия, человек нет-нет да и совершит нечаянно какой-нибудь колдовской обряд. Скажем, встанет с левой ноги или водку не до дна выпьет. Последствия общеизвестны.

Устраняются напасти такого рода, как правило, легко, хотя существуют и здесь свои тонкости. К примеру, первое средство от сглаза (постучать по дереву) известно каждому, однако далеко не все знают, что разные породы дерева по-разному отзываются на стук. Допустим, по древесностружечной плите стучать бесполезно, а по ясеню и авокадо, имейте в виду, просто опасно. Так откликнется, что мало не покажется.

К сожалению, многочисленные проходимцы, выдающие себя за гадалок и знахарей, весьма успешно пользуются нашей неосведомлённостью. Наплетёт с три короба о напущенной соседом порче, а порча-то вся в том, что чистку зубов надлежит начинать не справа налево, а слева направо – как пишем.

Что же касается неуязвимого для гири и бульдозера домика, то тут закавыка, понятно, посерьёзнее, ситуация наверняка запущенная: поспорить можно, что, придя по вызову, обнаружишь целый колтун самородных и неумышленных заклятий. За год не распутлякаешь. Впрочем попадаются иногда такие спецы – в любой путанице нужную ниточку отыщут. В позапрошлом, дай Бог памяти, году обратилось семейство с Новостройки к одному колдуну. Та же история: сорок лет сноса ждут – не дождутся. Того и гляди домишко сам развалится безо всякой гири. Случай, что говорить, трудный. Но, правда, и колдун был известный – Ефрем Нехорошев. Старичок уже, капризный, идти никуда не хочет. Семейство в слёзы. Уговорили, на частнике привезли. Походил он по двору, посмотрел. Видит: по проволоке цепная шавка бегает, надрывается. От конуры до крыльца. «А собачку вашу, – спрашивает, – как зовут?» – «Мальчиком», – отвечают. «А прежнюю как звали?» – «И прежнюю Мальчиком». – «Ага, – говорит. – Тогда дождитесь, как эта издохнет, а следующую Дружком назовите. Или Шариком». – «И всё?!» – «И всё».

С тем и отбыл.

На следующий день собачка, понятно, сдохла. Взяли щеночка, назвали Шариком. И что ж вы думаете! Месяца не прошло – предлагают переселиться, ордер приносят на квартиру улучшенной планировки – в новом доме, в строящемся. А обратись страдальцы наши к кому другому – ещё неизвестно, что вышло бы.

Переехать, правда, так и не переехали: лопнула фирма, только фундамент заложить успела. А хибарку-то снесли уже. Семейство в суд. Так до сих пор и судятся. Живут где-то у родственников… А не фиг было псину травить! Кудесник же ясно сказал: «Дождитесь, пока издохнет». А они на радостях не утерпели, видать…

Хуже всего, что история в газеты попала. Естественно, один умник решил провернуть то же самое своими силами. Трёх собачонок, изверг, извёл – ясное дело, без толку. Чародей выискался! А там, между нами, всего-то и надо было, что воробья из-под конька крыши выгнать.

***

Обитатели пустыря, о котором пойдёт речь, поступили проще: не ходя ни к каким колдунам, сдали свою реликтовую жилплощадь приезжему квартиранту, а сами подались куда-то на заработки. Они бы её, может быть, и совсем продали, но законы не обойдёшь – заклятье не позволит.

Жилец оказался тихий, за периметр пустыря выходил только в магазины, причём чаще в хозяйственные, чем в продовольственные. Если не копался в огороде, то сидел целыми днями у окошка и мастерил что-то невразумительное. По слухам, чёрный ящик с красной кнопкой.

И как-то сразу не по-хорошему зашевелился бурьян вокруг отданной внаём халупы. Сгинули куда-то бомжи и бродячие кошки, зачастили к серой дощатой калитке почтальоны, коммивояжёры, работники социальной сферы, мелкая предвыборная сволочь. Узенькая прерывистая стёжка углубилась, расширилась, достигла статуса народной тропы. Что вынюхивали – непонятно. Потом нагрянул спецназ. Обложили пустырь, изготовились к захвату, как вдруг заколебались и, не дождавшись внятного приказа, рассеялись. Не иначе опять обережные чары сработали: как ни крути, а угроза домику при штурме возникала прямая. Спецназ – он ведь покруче бульдозера будет. В бульдозере хотя бы подствольный гранатомёт не предусмотрен.

Возможно, в загадочном квартиранте заподозрили террориста-рационализатора. Мигрант, вдобавок выходец из Царицына, этого извечного рассадника злых гениев. Недаром же именно там, стоило всё позволить, были придуманы и вечный двигатель, и машина времени, и усечённая финансовая пирамида. Собственно, их и раньше придумывали, но как-то, знаете, по-доброму, ради общего блага.

Если вникнуть, самородок-изобретатель – тоже в каком-то роде стихийно сложившееся заклятие. Не учили его, не воспитывали – до всего самодуром дошёл. Ну книжки читал, ну фильмы смотрел, так ведь в произведениях искусства неумышленных чар, пожалуй, больше, чем в жизни. Взять литературу. Метафора (это вам любой колдун скажет) строится по законам симпатической магии, а стало быть, запросто может сработать, как заклинание, особенно при декламации. Посмотрите на любителей поэзии! Посмотрите на этих романтических мымр в очках и кривобоких узкоплечих недомерков, половина из которых ещё и заикается. Порченые поголовно!

Кинематограф – и вовсе чума. Вот запретили двадцать пятый кадр – а проку? В результате фильмы теперь сплошь монтируют из одних двадцать пятых кадров – и попробуй что-нибудь докажи!

То ли дело при советской власти! В ту пору каждая метафора тщательно проверялась и обезвреживалась цензурой. Не обходилось, конечно, без перегибов: шили образ там, где его и в помине не было. Допытывались, например, кого ты имел в виду, написав «листья падают». А ведь имел кого-то… Поди теперь вспомни!

Где вы, безмятежные времена, когда образ психопата-учёного был неведом самородкам из захолустья – тем самым самородкам, по поводу которых ещё Салтыков-Щедрин брюзжал, будто они употребляют все свои способности или на то, чтобы изобретать изобрётенное, или на то, чтобы разрешать неразрешимое! Стоило идиллически прозрачному пруду социалистического искусства замутиться, провинциальные кулибины, поражённые чёрной магией Голливуда, призадумались: а нужно ли вообще осчастливливать человечество? Может, действительно, проще взорвать его к едрене фене?

И, как только в очередной раз кому-либо из них удавалось разрешить неразрешимое, подобная возможность представлялась.

***

Достигнув вершины бугра оземленелых обломков, Глеб Портнягин осторожно раздвинул бурьян. За дощатым, серым от дождей забором виднелся в меру ухоженный огородишко. Помидоры на грядках надували бледно-зелёные щёки. Вообще чувствовалось, что нынешний жилец тяпкой владеет неплохо. Сам он, кстати говоря, в данный момент, пригнувшись, подкрадывался к беспечно розовеющему плоду, причём делал это по науке, заходя против ветра. Если верить современным ботаникам, срываемый помидор с помощью запаха информирует собратьев о своей беде – и те, обороняясь, начинают накапливать нитраты.

Глеб усмехнулся. Ботаники – они и есть ботаники. Конечно, растения общаются между собой, но только не с помощью запахов, а с помощью флюидов, которым совершенно всё равно, куда в этом грубоматериальном мире дует ветер.

Глубоко утонувшее в пухлой белёной стене окошко смотрело прямо на Портнягина. Два нижних стекла были чёрные, пыльные, верхнее от старости подёрнулось радужной поволокой. Попасть в него отсюда камушком – раз плюнуть. Случись такое – тугой, намертво затянувшийся узел самородных заклятий, оберегающих дом от сноса, начнёт помаленьку распускаться – и, глядишь, недельки через две развяжется окончательно. Разумеется, Глеб Портнягин, самостоятельно это стёклышко нипочём бы не вычислил – ученику, тем более только начинающему постигать азы колдовства, подобная задача явно не по зубам. Про зачарованное окошко ему рассказал наставник – старый колдун Ефрем Нехорошев, побывавший здесь вчера в астральном виде и самолично всё исследовавший.

Зная склонность своего ученика к волевым, а то и вовсе хулиганским решениям, выбивать стекло он запретил ему категорически, потому как возможен откат, то есть переход порчи на того, кто неумело её снимает. По уровню опасности подобные операции подчас сопоставимы с ликвидацией взрывного устройства, так что недоучке в это дело лучше не лезть.

– Заклятие-то обережное, – с недоумением напомнил Глеб. – Какая ж тут опасность?

– От иного оберега, – угрюмо отвечал ему наставник, – сам в прорубь сиганёшь. Заключённых тоже вон на зоне оберегают. Пуще глаза. Я ж тебе про ту семейку с Новостройки – рассказывал?

Как именно оберегают заключённых на зоне, Глеб знал не понаслышке. История с невинно убиенным Мальчиком также была хорошо известна Портнягину.

– А пацанёнка с рогаткой подговорить? Сам же сказал: порча только на тех переходит, кто о ней знает…

– Не суетись, торопыга, – насупив кудлатые брови, осадил прыткого питомца Ефрем Нехорошев. – Нехай усё идёть своим чередом…

Если помните, Андрей Болконский в романе графа Толстого, желая выразить пренебрежение, произносил русские слова с французским акцентом. Старый колдун Ефрем Нехорошев в подобных случаях переходил на суржик.

– А без меня оно своим чередом идти не может? – прямо спросил Глеб.

– Может.

– Зачем тогда посылаешь?

– А чтоб самому не ехать, – невозмутимо отвечал колдун. – Честно тебе, Глебушка, скажу: не люблю я с этим народом якшаться. Не люб-лю…

– С каким ещё народом?

– Увидишь…

…Портнягин с сожалением бросил ещё один взгляд на тускло-радужное стекло и, вздохнув, двинулся в обратный путь.

***

Узкая, извилисто сбегающая с курганчика тропка вывела Глеба на крепко утоптанную поляну под сенью одичавшей сливы общественного пользования. С четырёх сторон высился бурьян. Посередине чернело пепелище, из которого выдавался клыком полусгоревший обуглившийся пень. На земле какое-то тряпьё, пара разнокалиберных деревянных ящиков для сидения. На меньшем выжжены в столбик раскалённой проволокой три слова: «Матрос», «Партизан» и «Железняк». Видимо, клички прежних обитателей здешних мест.

Нынешняя компания в интерьер решительно не вписывалась: двое мужчин, оба в костюмах, при галстуках. Чуть поодаль, опершись на снайперскую винтовку, хранила презрительное молчание костлявая блондинка в белых колготках, белой блузке и шортах защитного цвета. Блёклые рыбьи глаза, подбородок – как у таранного броненосца.

– А где поп? – негромко спросил Портнягин (от серого дощатого забора их по прямой отделяло метров тридцать, не больше).

– Кадить пошёл, – любезно сообщил тот, что пониже ростом, милый улыбчивый интеллигент. И всё-то в нём было прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Вот только о руках трудно что-либо сказать – руки он почему-то всё время держал в карманах.

– Что-то я его во дворе не видел, – заметил Глеб.

– Ну, значит, не дошёл ещё…

Из-за бугра послышался стук по дереву, лязг цепи, надрывный лай, потом заглушаемые захлёбывающимся рычанием голоса. Улыбчивый интеллигент оглядел собравшихся на поляне.

– Малый джентльменский набор, – сказал он.– Кстати, Поликрат Поликратыч, а почему я здесь не вижу криминалитета? Репутацию бережёте?

– Тупые они, – угрюмо отозвался дородный Поликрат Поликратыч. Лицо у него было обширное, озабоченное. Официальное. – Нюансов не ловят. Прикопают без намёка, а я отвечай потом…

– Прометей прикопанный, – с удовольствием изрёк его рафинированный собеседник. – И какие же требования выдвигает этот ваш самородок?

– Никаких.

– Как? Вообще?

– Вообще.

– Так может, он не психопат-учёный, а просто психопат? В этот его ящик с кнопкой кто-нибудь заглядывал?

– Да все кому не лень! Сам обычно хвастаться ведёт…

– И что там внутри?

– В принципе вообще… физик один смотрел – говорит: бред сивой кобылы.

– Тогда, простите, из-за чего весь сыр-бор?

Официальное лицо закряхтело, достало носовой платок и, расстелив, с омерзением присело на ящик с тремя кликухами.

– Физик, – повторило оно тоскливо. – Мало ли что физик! В Царицыне вон Чернобров машину времени изобрёл. Тоже вроде бред, но… работает же!

На поляне тревожно задумались. Любой самородок опасен в первую очередь своей непредсказуемостью. Не имея ни малейшего понятия о существующей в научных кругах конъюнктуре, он по простодушию вторгается в такие области познания, куда серьёзные исследователи давно уже договорились не соваться ни при каких обстоятельствах.

Хотя встречаются отморозки и среди профессионалов. До сих пор памятен скандал, учинённый в начале двадцатого столетия известным авиахулиганом Сикорским. Знал же, знал, что мотор в аэроплане принято ставить точно по центру! Вот расчёты, вот формулы, вот наконец честное слово академика: поставишь сбоку – закружится самолёт и упадёт. И что ж вы думаете? Назло всем четыре мотора на крыльях укрепил. Мало того: в полёте из озорства половину с одной стороны взял и выключил. А народ-то внизу – стоит смотрит! Видят: не крутится, не падает – летит себе и летит. Пришлось из-за него, баламута, всю аэродинамику переписывать…

– Тогда уж скорее Пандора, чем Прометей, – неожиданно промолвил интеллигент. – Тем более ящик у него…

Вынул руку из кармана и рассеянно взглянул на часы. Рука оказалась под стать облику, изящная, с ухоженными ногтями, но почему-то этот простой жест сильно взволновал представительного Поликрата Поликратыча. Официальное лицо поспешно встало с дощатой тары и отступило подальше, словно гранату из кармана вынули.

– А вы что молчите, молодой человек? – нервно спросило оно Глеба – явно для того, чтобы как-то оправдать странную свою ретираду.

– А что такое?

– Ну вот физик говорит: бред сивой кобылы. А вы что скажете? Вы же… э… без пяти минут специалист… Есть там колдовство? В принципе вообще…

Ученик чародея внутренне приосанился.

– Колдовство есть везде…

– Нет, я в смысле… в самом приборе.

– Так, чепуха, – равнодушно изронил Глеб.

Поликрат Поликратыч остался недоволен его ответом.

– А почему ваш руководитель сам не прибыл? – несколько раздражённо спросил он. – Нет, вы поймите, я вообще в принципе против вас ничего не имею, но… возраст, опыт… Всё-таки не кто-нибудь – исполнительная власть просит выступить в качестве эксперта. Мне кажется, Ефрем Поликарпович мог бы отнестись к такому предложению и повнимательней…

– Хворает, – скупо отмерил информацию Глеб Портнягин.

– А позвонить ему нельзя? В принципе вообще…

– Можно. Сам сказал: ежели что стрясётся – звони.

– Ипсэ диксит, – непонятно прокомментировал интеллигент, задумчиво разглядывая произрастающий на сливовой ветке мужской рваный носок.

– Ну так позвоните! – приглушённо, учитывая опасную близость объекта, рявкнул Поликрат Поликратыч.

– Разве что-нибудь стряслось? – не понял Глеб.

– А когда стрясётся, поздно будет! – Не совладав с чувствами, официальное лицо опрометчиво повысило голос. За бугром немедленно загремела цепь, грянул заполошный лай и, кажется, лязгнула щеколда. – А, чтоб тебя! – Поликрат Поликратыч замолчал, успокоился и снова обратился к Портнягину, взяв тоном ниже. – А на доме? Вы вроде говорили: на нём заклятье лежит…

– Лежит, – согласился тот.

– А если снять?

– Тогда через полмесяца дом под снос пойдёт.

– И что?

– Н-ну… тут уж не до изобретений станет.

– Мысль, между прочим, здравая, – заметил интеллигент.

– Здравая она! – вполголоса вспылил Поликрат Поликратыч. – Этот придурок за полмесяца триста раз кнопку нажать надумает! – посопел, прикинул. – И потом, – добавил он как бы про себя, – это ж всё и без колдовства можно решить… Прислать бульдозер…

– Попробуйте, – хладнокровно согласился Портнягин. – Спецназ, по-моему, уже вызывали.

К представителям власти, тем более исполнительной, он испытывал после отсидки стойкую неприязнь.

Костлявая блондинка слегка изменила позу.

– Кадс леший тур ходит бля? – надменно осведомилась она, не поймёшь на каком языке. Возможно, даже на русском.

Все повернулись в ту сторону, куда теперь был устремлён её таранный подбородок. Вскоре там зашуршали, закачались тростники – и на поляну вышел поп с ещё дымящимся кадилом.

– Заодно исповедал, – старательно окая, с удовлетворением оповестил он и небрежно передёрнул затвор. На утоптанную землю посыпались остатки курящегося ладана.

– Выяснили что-нибудь? – кинулся к пришедшему Поликрат Поликратыч.

Священнослужитель ухмыльнулся.

– Тайна исповеди, сын мой, – несколько глумливо напомнил он. – Тайна исповеди.

– Не морочьте голову, капитан! Вы такой же поп, как я дьяконесса!

– Так ведь тайна исповеди, она ж не только в церкви соблюдается, – резонно возразил тот. – В нашей конторе с этим делом, пожалуй, ещё и построже будет. – Нахмурился, принялся разоблачаться. – Значит, так, – известил он, отставляя кадило на освободившийся ящик. – Если нажать на красную кнопку, мир погрузится в хаос. Ну, это и без исповеди было известно…

На поляне задумались вновь. Портнягин попытался представить всемирный хаос, не смог, но на всякий случай содрогнулся. Уж больно зловеще звучало.

– А кстати, зачем? – снова вмешался интеллигент.

– Что зачем?

– Зачем ему погружать мир в хаос?

– Да он сам ещё не решил. Колеблется. То ли ради добра, то ли…

– Потому и не нажимает?

Капитан упаковал рясу и кадило в спортивную сумку, чиркнул «молнией».

– Нет, – сказал он, вздохнув. – Просто ящик у него пока до ума не доведён. На целую планету мощности не хватит. Даже город целиком не накроет…

– Хм… Стало быть, для нас разницы – никакой?

– Для нас – никакой. – Капитан вскинул сумку на плечо и двинулся в сторону тропки.

– Вы куда? – всполошился Поликрат Поликратыч.

– На службу. Задание выполнено. А мне ещё сегодня маньяка брать.

– Ну что за бардак! – с горечью вымолвило официальное лицо, когда тростники вновь сомкнулись за сотрудником органов. – Тут весь город навернуться может, а он какого-то маньяка шугать пошёл!

– Вообще-то у меня тоже дел полно… – подал голос Портнягин.

– Ну уж нет! – вскинулся представитель власти. – Этак все разбегутся!

– Да что ж вы так сердечко-то своё золотое надрываете, Поликрат Поликратыч! – посетовал интеллигент. – Успокойтесь. В нерадивости вас не упрекнёшь: рукопашника вызвали, колдуна вызвали, чудь эту белоглазую… Велено вам было держать руку на пульсе? Вот и держите дальше! Всё идёт по плану: снайпер не стреляет, колдун не колдует…

Услышав про чудь белоглазую, костлявая блондинка медленно повернула голову и брезгливо оглядела говорящего.

– Не пойму только, чем вам так дорог этот псих? – проникновенно продолжал интеллигент. – Этот ваш Прометей прикопанный! Что вы с ним церемонитесь? Кнопка есть? Есть. Значит, часть взрывного устройства. Раз часть взрывного устройства – значит террорист. Ну что мне вас, учить, что ли?

– «Ястребы» наши сусловские не позволят, – расстроенно признался Поликрат Поликратыч, снова присаживаясь на ту же тару с тремя кликухами. – Попробуй тронь – такой шум поднимут…

– А «ястребам» он зачем?

– Ну как зачем! Вдруг в самом деле заработает ящик… Тогда будет чем глобалистов пугнуть… если сунутся…

– Так в первую очередь нас же самих накроет!

– Н-ну… – закряхтев, отвечал Поликрат Поликратыч. – Считается, что нам вроде меньше терять…

– Ох, братья вы мои по разуму! – язвительно вымолвил интеллигент. – Да примите вы его службу, в какой-нибудь, я не знаю, исследовательский институт! Положите жалование, лабораторию оборудуйте…

– А вот этого уже оппозиция не допустит, – хмуро отозвался Поликрат Поликратыч.

– Тьфу на вас! – сказал интеллигент. – Мне, что ли, тоже на разведку сходить?

И, не дожидаясь разрешения, скрылся в высокорослом бурьяне, по-прежнему держа руки в карманах. Со стороны можно было подумать, что у него там с каждого бока по пистолету.

– Кто он такой? – спросил Портнягин. Своей бесцеремонной манерой разговаривать с властями, интеллигент ему очень понравился.

– Кто-кто! – буркнул Поликрат Поликратыч. – Незлобин.

– Сам?! – не поверил Глеб и ошалело уставился вослед живой легенде.

Из-за бугра вновь послышался стук в калитку, но на этот раз собака почему-то даже не пикнула.

***

О Родионе Незлобине Портнягин много слышал, но никак не предполагал встретиться с ним, так сказать, вживе. Тем более при подобных обстоятельствах.

Удивительна судьба этого человека. Удивительна и в чём-то даже назидательна. Хлипкий студентик с философского факультета обитал в самом криминальном районе Баклужино. Местное хулиганьё повадилось каждый день встречать его в подворотне и бить морду на удачу. Суеверие, конечно, дикое, но отморозки искренне полагали, что после зубодробительного обряда им обязательно улыбнётся счастье.

И вот однажды кто-то из сокурсников, желая, очевидно, подшутить над бедолагой, подарил ему по случаю свежей мордобоины самоучитель какого-то ещё неслыханного в здешних местах восточного единоборства, отпечатанный в Японии, да ещё и иероглифами. Наивный Родион принял книжку чуть ли не со слезами благодарности и с тем же усердием, с каким корпел над диалогами Платона, взялся за древнее боевое искусство, поскольку иного выхода не видел.

Языка он, ясное дело, не знал, но тексты были обильно снабжены рисунками, правда, очень схематичными, так что приходилось напрягать не только мышцы, но и извилины. Вот, например, картинка: один человечек изображён присевшим на корточки, второй стоит перед ним и держит сидящего за подбородок. Поясняющих стрелок нет. Что куда вывихивать – непонятно. А главная загадка: каким образом противник оказался на корточках?

Компьютерная программа-переводчик скорее усложнила дело, нежели упростила. На монитор выползала такая жутковатая бредятина, что оторопь брала. Наконец спустя полгода студентик решил для пробы оказать лёгкое сопротивление нападающим. Неизвестно, кто был больше потрясён случившимся: сам Родион Незлобин или его жертвы. Во всяком случае, наутро все они, за исключением сильно травмированных, явились к нему с изъявлениями добрых чувств и признанием своей глубочайшей неправоты.

Но наверное сильнее всех оторопел, услышав о происшествии, шутник-сокурсник, ибо подаренная им книжка была пособием по возвращению к жизни извлечённых из воды утопающих.

После такого казуса иной на месте Родиона Незлобина по меньшей бы мере смутился, однако ежедневные мордобои в подворотне и чтение античных авторов выковали в нём философский ум. К тому времени он и сам уже пришёл к выводу, что успеха можно достичь лишь в результате досадной ошибки. Было бы, согласитесь, грешно упустить столь драгоценную возможность.

Став пятикратным чемпионом Суслова в боях без правил, Незлобин решил, что этого вполне достаточно, и перешёл на тренерскую работу, причём учениками его были в основном приезжие японцы, которые, как известно, тоже не лыком шиты и ни за что не упустят шанса воскресить какое-нибудь своё древнее боевое искусство, будь то дзюдо (в прошлом – род массажа) или, допустим, каратэ (в старину – способ выбивания циновок).

***

Пятикратный чемпион вернулся довольно быстро, причём вид у него был крайне смущённый.

– Что?! – ахнул, отшатнувшись, представитель исполнительной власти.

Родион Незлобин хотел беспомощно развести руками, но, поскольку руки у него по-прежнему располагались в карманах, ограничился тем, что беспомощно развёл локти.

– Казните, Поликрат Поликратыч, – покаялся он всё с той же обезоруживающей улыбкой. – Виноват…

Поликрат Поликратыч, взявшись за приостановившееся сердце, обречённо ждал продолжения.

– Как-то всё само собой вышло, – с неловкостью признался Незлобин. -Хотел он мне руку пожать, а я машинально…

– Жив?!

– Жив-то жив… А в сознание пришёл – к ящику своему кинулся… Пришлось привязать.

– Как?!

– Шнуром от удлиннителя. К стулу. Вы уж строго не судите, Поликрат Поликратыч…

Представитель исполнительной власти очумело оглядел присутствующих.

– Все свободны, – хрипло бросил он, но тут же спохватился. – Нет, только вы, госпожа Скучайте! А вы… – Поликрат Поликратыч повернулся к Глебу, – срочно звоните своему руководителю! Хворает он там, не хворает… Пусть едет. Машину – пришлём.

Ученик чародея выхватил сотовый телефон.

Старый колдун Ефрем Нехорошев откликнулся не сразу.

– Ну и что у нас там плохого? – мрачно осведомился он.

– Психа к стулу привязали, – отрапортовал Глеб.

– И что?

– Теперь тебя ждут. Машина уже едет.

– У, грыжа мудяная! – заругался кудесник.

Значит, прибудет.

«Белая колготка», как её мысленно окрестил Глеб, с прибалтийской обстоятельностью разбирала и укладывала в бархатные ниши специального кофра непригодившийся огнестрельный инструмент.

***

Логово учёного психопата, на взгляд Портнягина, мало чем отличалось от жилища старого колдуна Ефрема Нехорошева: такое же захламлённое, с паутиной по углам, кругом разбросаны какие-то совершенно невразумительные предметы. Сам жилец ёрзал, примотанный к шаткому стулу, пытаясь его своим ёрзаньем развалить. Рот жильца был заткнут каким-то, видать, подобранным с пола артефактом. Чёрный ящик располагался на подоконнике в аккурат под тем самым стёклышком радужного отлива, что вот уже столько лет хранило домишко от сноса.

Четверо мужчин остановились перед частично обездвиженным самородком.

– Развяжите, – приказал колдун.

Трое встревоженно переглянулись.

– Так ведь он же… в отместку… – ужаснулся Поликрат Поликратыч. – Кнопку нажмёт!

– Нехай жмёт, – равнодушно позволил Ефрем.

– А-а… – сообразил Незлобин. – То есть всё-таки…

С уважением поглядел на колдуна и принялся отматывать узника от стула. Стоило последнему витку электропровода упасть на пол, освобождённый Прометей стремглав бросился к чёрному ящику и утвердил палец на красной кнопке. Потом спохватился, воткнул вилку в розетку и лишь после этого выдернул кляп изо рта.

– Всем покинуть помещение, – сиплым голосом выдвинул он первое условие. – Иначе…

– Пошли, пошли отсюда… – миролюбиво заворковал старый колдун, подталкивая остальных к выходу. На пороге оглянулся. – А ты, милок, не серчай… – успокоил он тяжело дышащего самородка. – Это ограбление. Просто видим: взять у тебя нечего – ну и…

Во дворе раззявившая было пасть шавка увидела Незлобина и, поджав хвост, юркнула в конуру. Не залаяла она и после того, как серая дощатая калитка закрылась со стуком за незваными гостями. Пёс его знает – вдруг вернётся!

– Спасибо вам! – обессиленно выдохнул Поликрат Поликратыч и, повернувшись к старичку колдуну, принялся с благодарностью трясти его хрупкую ручонку. – Какой вы всё-таки психолог…

– Это ты о чём? – подозрительно осведомился тот.

– Ну как же! Я-то грешным делом думал: нажмёт сейчас, не дай Бог… – Представитель власти содрогнулся и с ужасом оглядел курган обломков и заросли бурьяна, видимо, представляя, как всё это погружается в бездну мирового хаоса.

– Позвольте, – озадаченно сказал Незлобин. – То есть вы тем не менее полагаете, что установка действующая?

– Нешто я знаю? – благодушно усмехнулся Ефрем Нехорошев. – Может, и действующая…

На вершине бугра колдун с учеником, приотстав, задержались.

– Сам-то не боишься? – вполголоса спросил Портнягин.

– Чего?

– Ну… хаоса там…

– Эх, милай! – развеселившись, отвечал старый колдун Ефрем Нехорошев. – Нашёл, чем пужать! Да по сравнению с нашим бардаком ихний хаос – это почти порядок!

Глеб ошарашенно оглянулся на тусклое радужное стекло в окошке домика.

– Тогда, может, вернуться да самим кнопку нажать? – неуверенно подначил он.

– И думать не моги, – сурово оборвал наставник. – Сколько раз повторять: всё должно идти своим чередом… И потом, знаешь, Глебушка, – признался он вдруг с неловкостью.– Как ни крути, а чужой он, хаос-то, пришлый. А к бардаку вроде привыкли уже, можно сказать, душой прикипели…

ЧИСЛА

Раз-два-три-четыре-пять…

Фёдор Миллер

Цифры, составляющие дату рождения Глеба Портнягина, в сумме давали семёрку, что уже само по себе свидетельствовало о нешуточных магических способностях. Трудно сказать, как бы сложилась судьба юноши, родись он в стране с иным летосчислением, однако, живя в Баклужино, Глеб просто не мог не стать учеником колдуна, даже если бы сильно постарался.

А старался он сильно. Рос хулиганом, взломал в порядке самоутверждения продовольственный склад, угодил за решётку, и быть бы ему – чем чёрт не шутит! – вором в законе, когда бы не магическая цифра семь. Кстати, о взломе. Ни за какие коврижки не приблизился бы Глеб Портнягин к железной складской двери, овладей он предварительно хотя бы начатками астрологии, потому что в тот погожий апрельский вечер все светила беззвучным хором отчаянно и тщетно кричали ему с небосклона: «Не надо, Глеб! Ну его на фиг, этот продовольственный склад!»

И как бы там ни ёрничал Гераклит, говоря, что «многознание никому не прибавляло ума, в чём легко убедиться на примере Пифагора», прозорлив был великий геометр: миром действительно правят числа. Другое дело, что не всегда понятно, чем они при этом руководствуются. Почему, например, с жалобами на плохое качество колдовства клиенты шли гуртом к старому чародею Ефрему Нехорошеву именно во вторник, когда тяжёлыми днями в народе считаются понедельник и пятница?

Ещё с вечера Глеб Портнягин прикинул на клочке бумаги, что его ждёт завтра: сложил цифры грядущего вторника с собственной семёркой – и в сумме ничего хорошего не получил. Проще, конечно, было подбить итог на калькуляторе, но вычислительная техника при всей её точности меняет качество знаков, что неминуемо ведёт к ошибочным выводам. Поэтому строгая традиция требует карандаша и бумаги. По схожим причинам истинные колдуны, воздействуя на расстоянии, никогда не пользуются цифровыми фотографиями.

Так или иначе, но результат Портнягина решительно не устроил – и, перевернув листок, юный чародей начал расчёты сызнова, умышленно прибегнув к более сложному способу. К счастью, нумерология распадается на несколько школ, каждая из которых достойна равного уважения. Так что выбор целиком зависит от вас. Первый метод исчисления основывается на переводе в цифровые величины текста священных книг, второй – на геометрии Великой Пирамиды в Гизе, третий – на измерениях мавзолея В. И. Ленина на Красной площади, в пропорциях которого, как недавно установили оккультисты, тоже таится глубокий мистический смысл. Есть и другие способы, но эти три – самые распространённые.

Перепробовав всё, что знал, и ухлопав на нелюбимую арифметику добрых полчаса, упрямый ученик колдуна добился-таки относительно благоприятного ответа и, спалив бумагу на свечке, смешал растёртый в ступке пепел с молотым кофе, каковой затем и употребил – на ночь глядя.

***

Утро следующего дня началось вполне терпимо, согласно расчётам. Обиженных клиентов набежало немного, и, что самое ценное, ни одна их претензия не касалась впрямую Глеба Портнягина. Последний челобитчик, как водится, оказался стервознее всех. С виду было ему лет двадцать пять, не больше. Хрящеватый кадык, глаза маньяка. И голос – бабий, вредный.

– Погоди-ка, – сразу же прервал его Ефрем. – Ты откуда взялся такой? Мы ж с тобой не встречались ни разу…

– Ну да! – воинственно отвечал ему на повышенных тонах молодой скандалист. – Лично – ни разу! Зато я с вашего сайта полгода не вылезал!

Портнягин сидел у окна и запитывал положительной энергией крепко подсевший амулет. При слове «сайт» отложил резную деревяшку на подоконник и с надменным изумлением повернулся к жалобщику. За дела компьютерные и сетевые он отвечал персонально.

– И что? – не понял колдун.

– А у вас там приметы на сайте! Целый список! Как будущую жену выбирать! По имени, по гороскопу, по морде…

– Ну правильно…

– Да как же правильно, если я по ним такую стерву выбрал?

– Например! Хоть одну примету назови…

– «Нельзя жениться в мае, иначе век маяться». Ещё и пословицу привели: «Рад бы жениться, да май не велит»!

– А ты когда женился?

– В марте!

– А кто в марте – тому век материться…

– Не было этого на сайте!!!

– Было. И не шуми, а то проверим! Ещё какие приметы?

– Ну вот хотя бы… «Кто щекотлив, тот и ревнив». Щекотал-щекотал её до свадьбы – ни разу ведь не хихикнула, мымра, зубами только скрипела! А чуть обвенчались – каждый день скандалы закатывает!

Старый чародей восторженно уставил желтоватые глазёнки на потерпевшего – и захихикал сам.

– А после свадьбы щекотать не пробовал?

– Вы что, прикалываетесь? – взвизгнул гость.

– Мудёр… – с наслаждением выговорил Ефрем. – Ох, мудёр… Если ты на Глебушкином сайте ума набирался, думаешь, невеста твоя глупее тебя, что ли, была? Наверняка тоже там паслась… Все приметы срисовала. И про щекотку…

Скандалист поперхнулся, но быстро пришёл в себя.

– Щекотку? Допустим! – снова ринулся он на приступ. – А цвет глаз?

– На контактные линзы не проверял? – задумчиво спросил колдун.

– Ах, контактные… – задохнулся тот. – Ловко у вас всё получается! А с паспортом как быть? Имя, дата рождения, место рождения… Что ж она, и гороскоп срисовала? Или с поддельным паспортом замуж выходила? Мы же с ней по зодиаку подходим идеально! По таблице по вашей…

– Ну так имя тем более сменить недолго…

– Имя? Допустим! А дату? Цифры-то не обманешь!..

– Эх ма! – шлёпнул себя по коленям старый чародей. – Ты где живёшь, мил человек? В Африке или в Суслово? Который уже год как позволили, а тебе всё невдомёк…

И обмяк скандалист. Вспомнил. Действительно, несколько лет назад был принят закон, разрешающий менять не только неблагозвучные имена и фамилии, но и неблагозвучные даты рождения, если они оскорбляют религиозное, национальное или партийное достоинство владельца. Скажем, демократ, а родился седьмого ноября. Или, положим, смотришься на тридцать, а в паспорте все сорок пять.

Поражённый внезапно открывшейся истиной склочник онемел и пару секунд сидел неподвижно. Наконец судорожно передёрнул хрящеватым своим кадыком, встал и походкой зомби направился к дверям. Следующего жалобщика старый колдун Ефрем Нехорошев не дождался. Кончились.

– А знаешь, Глебушка, – умиротворённо молвил он. – Пойду-ка я прогуляюсь. Уж больно погода хорошая. Да и утомил он меня что-то…

– А если кто опять нагрянет? – встревожился ученик. – Кому их принимать, мне, что ли?

– Тебе, Глебушка, тебе… – ласково подтвердил кудесник. – На кого ж ещё свалить-то? Только на тебя…

– Эх, ничего себе, кармическая сила! – пробормотал Портнягин.

В глубине души он был даже польщён – столь высокое доверие оказывалось ему впервые, хотя заговаривать зубы обиженке – удовольствие, честно признаться, ниже среднего.

***

Оставшись один, Глеб оторвал четвертушку ксероксного листа и, не увидев на краю стола позитивно заряженного карандашного огрызка, стиснул кулаки, огляделся. Прикормленный барабашка опять позволял себе лишнее.

– Шутик, блинн!.. – неистово взвыл Портнягин, а когда снова повернулся к столу, там уже лежал пыльный «паркер» с золотым жалом, подобранный Бог знает на какой обочине. Стало быть, в исчезновении карандаша проказливый барабашка не был повинен ни сном, ни духом – принёс с перепугу первое подвернувшееся под астральную хваталку.

Что ж, кто-то теряет, кто-то находит… Убедившись, что предмет роскоши, оброненный неким состоятельным лохом, не содержит порчи, ученик колдуна обтёр пыль и, водрузив колпачок на место, отправил «паркер» в задний или, как его ещё называют, чужой карман.

(А огрызок карандаша обнаружился за ухом. За правым, естественно. Заложишь за левое – добра не жди…)

Итак, вооружась заговорённым стилом, Портнягин сверился с дорогими, тоже, кстати, добытыми Шутиком часами, и склонился к столу, желая попрактиковаться всё в той же нумерологии. Для начала смекнул в столбик, долго ли будет отсутствовать Ефрем. Получилось: недолго. Тогда он решил подсчитать, предвидятся ли посетители и, если да, то сильно ли достанут…

– Я смотрю, у вас и дверь нараспашку… – прозвучал в прихожей приятный девичий голос.

Ну вот, можно уже не подсчитывать.

– Минутку… – попросил Глеб и на всякий случай проверил, что творится под койкой. Там было всё спокойно. Натасканная на незваных гостей учёная хыка и маленький перелётный барабашка Шутик мирно дрыхли в дальнем углу, уютно свернувшись в единый энергетический клубок. Гляди-ка, подружились! А ведь мерещилось поначалу, что смертоубийства не миновать. Славно, славно…

– Прошу! – крикнул Портнягин. – Входите…

Вопреки ожиданиям из прихожей возникла отнюдь не ровесница, но дама лет тридцати-пятидесяти. Уточнить навскидку возраст Портнягин бы не рискнул, однако не было сомнений, что вошедшая принадлежит к тем редким натурам, имеющим возмутительную для подружек манеру хорошеть с годами.

Наука физиогномика часто сталкивается с загадочным явлением: прямой зависимостью между образом жизни и чертами лица. Пустишься во все тяжкие – тут же увеличивается нижнее веко. Исполнишься теплоты и сердечности – нос принимает луковичные очертания. Чуть добьёшься успеха – выпячиваются губы. Простейший пример: классическое пропорциональное ухо свидетельствует о счастливом детстве, однако, стоит детству стать несчастным, как уши делаются бесформенными, бледными, а то и вовсе рваными. Известно также, что, чем выше они расположены, тем значительнее уровень интеллекта. В некоторых университетах, по слухам, даже собираются заменить выпускные экзамены замерами с помощью системы антропометрических линеек.

С точки зрения эзотерики, всё объясняется просто: изменяясь, душа преображает тело. Так, отмечены были удивительные случаи, когда раскаявшийся матёрый преступник перерождался целиком не только внутренне, но и внешне: вплоть до отпечатков пальцев.

Короче, как поучал не раз в подпитии старый охальник Ефрем Нехорошев, девичье лицо – всё равно что голая болванка. Нет в нём завершённости. Вот покроется лет через двадцать художественной резьбой – тогда уже можно судить…

В лице вошедшей завершённость присутствовала. Мало того, такое впечатление, что, убери с него морщины, всё испортишь.

Достигнув середины комнаты, гостья приостановилась.

– Как здорово… – заворожённо произнесла она, оглядывая лежащий в живописном беспорядке колдовской инвентарь.

Привыкши иметь дело с озабоченной осунувшейся клиентурой, Портнягин слегка был сбит с толку. Пришелица же тем временем приблизилась к древнему трюмо, с уважением огладила облупившийся тёмно-красный лак рамы. Трюмо это, между прочим, запросто фиксировало неотраженцев, то есть субъектов, способных, изгнав все мысли до единой, стать невидимыми в зеркале. В любом, кроме этого. И посторонним его трогать не стоило.

– А вам – сюда? – прямо спросил Портнягин.

Обернулась, уставила на Глеба тёмные весёлые глаза.

– Колдун здесь живёт?

– Здесь…

– Значит, сюда.

– Ну… присаживайтесь тогда…

– Спасибо, я, с вашего позволения… – И она прямой наводкой нацелилась на подоконник, где лежал подзаряженный амулет. – Какая деревяшка интересная…

– Если вы присядете, – терпеливо пояснил ученик чародея, – мне легче будет работать. Вот, кстати, кресло…

– Да?.. – с сожалением отозвалась она и, взглянув ещё раз на амулет, двинулась, куда было велено.

– Понимаете, – с прежней беззаботностью продолжала гостья, опускаясь в кресло. – По Зодиаку я – Рыба…

Рыба? Вообще-то Рыбы в незнакомом месте ведут себя по-другому. Либо теряются от робости, либо от робости хамят. А такая вот непринуждённость им, мягко говоря, не свойственна.

– Меня зовут Глеб, – с намёком представился Портнягин, сам наслаждаясь собственной вежливостью.

– Ой, да какая разница, как кого зовут! – сказала она.

Что ж, анонимность – неотъемлемое право клиента.

– Слушаю вас, – вдумчиво подбодрил ученик колдуна.

– Так вот… муж у меня – Овен…

– А-а!.. – с интонациями Ефрема Нехорошева радостно возопил Глеб. – Так чего ж вы, матушка, хотите? Это ж полная несовместимость… Овен – знак Огня. Рыба – знак Воды. Либо вы его потушите, либо он вас высушит…

– Ну да, ну да… – с готовностью покивала она. – И свадьба у нас была в пятницу… тринадцатого…

– Как же это вас угораздило? – с сочувствием и в то же время с укоризной покачал головой Портнягин.

– Да так уж вышло. Остальные-то дни расхватаны были… И это ещё, я вам скажу, не всё!

– А что ещё?

– Оба свидетеля – разведённые, кольцо уронила… – принялась перечислять странная гостья. – Дорогу нам все кому не лень переходили, каблук сломала, смотрелась в зеркало – впереди меня подружка влезла… Всё-таки какая деревяшечка симпатичная! – снова поразилась она лежащему на подоконнике амулету.

– Вот такую деревяшечку, – назидательно молвил Глеб, – перед обручением надо было заказать. А не сейчас…

Приведённых предзнаменований хватило бы на десять свадеб с лихвой. Однако Портнягина смущала ребяческая беспечность неудачницы. Минутку-минутку… Ребяческая? Глеб присмотрелся – и обратил внимание, что верхняя губа дамы имеет младенческую припухлость. Согласно физиогномике, пришелица просто забыла повзрослеть. Именно этот феномен специалисты и называют секретом вечной молодости («вечной», разумеется, не от слова «вечность», а от слова «век»). Ничего сверхъестественного: впади в детство, минуя зрелость, – вот и весь секрет!

Тогда, конечно, поведение её становится понятным. Возможно, попала под сочетание Луны с этим… как его?.. Ладно, потом посмотрим! Попала, короче…

– Да Бог с ними с приметами, – легкомысленно отмахнулась она. – Вы мне вот что лучше скажите… Есть же, говорят, у супругов критические годы, когда браки чаще всего распадаются… То ли пять, то ли семь лет…

– А как же, – солидно проговорил молодой колдун. – Целые науки этим занимаются: астрология, нумерология… Оп-паньки, – выдохнул он вдруг, сообразив. – Вы который год замужем?

– Двенадцатый.

– И-и…

– Вполне счастлива.

– Как? Вообще? – всполошился Глеб.

– Ну да «вообще»! Долгов – выше крыши, детишки тоже – те ещё оторвы, хлопот с ними полон рот. С мужем только повезло. Если не врёт, то и ему со мной…

– Но если у вас в супружеской жизни и так всё хорошо, – с искренним недоумением спросил Портнягин, – зачем было к колдуну идти?

Честно говоря, внутренне он уже начинал закипать. Мало того, что припёрлась неизвестно зачем, ещё и на мировоззрение посягает! На секунду даже мелькнула мысль: порчу, что ли, на неё навести – чтоб знала?

– Да понимаете… – замялась она. – Странно как-то, согласитесь, всё получается. Кругом люди как люди, а мы… Смотрю: в газете ваша рекламка с адресом. Как раз шла мимо… Вот и подумала… Вдруг вы объясните!

– Так… – пробормотал ученик чародея, тщетно потирая лоб. – Может, в паспорте ошибка? – с надеждой спросил он, припомнив разговор Ефрема со склочным молодым человеком. – Или нарочно дату поменяли…

– А смысл?

Да, действительно… Одно дело, когда подгоняешь свой гороскоп под гороскоп жениха (или там невесты) и совсем другое, когда наоборот.

В этом состоянии крайней озадаченности и застал воспитанника старый колдун Ефрем Нехорошев, вернувшийся с недолгой, в полном соответствии с нумерологией, прогулки.

– Трудный случай? – как всегда с подковыркой осведомился он, смерив гостью взглядом и поприветствовав кивком.

– Да вот ни приметы на неё, ни числа не действуют, – пожаловался Глеб. – Двенадцать лет с мужем живёт – и хоть бы хны!

– А тебе сколько, матушка, лет?

– Пятьдесят два.

– Так чего ж ты хочешь? Кто после сорока в брак вступил – хоть гороскопы на него не составляй! Весь цикл напрочь отшибает. Не у всех, конечно, но случается, случается…

– Вроде климакса что-то? – дерзко спросила гостья.

Шутка Ефрему понравилась. Смеялся долго.

***

– А правда, – с недоумением сказал Глеб, когда, проводив неуязвимую для чисел и знамений посетительницу, оба подсели к столу побаловаться кофейком. – Почему так? До сорока действует, а после сорока – хрен…

– Да понимаешь, Глебушка… – закряхтел старый колдун. – С возрастом-то люди умнеют… иногда… А как поумнел – считай, фраер порченый, ничем его не проймёшь: ни планидами, ни приметами… На всё ему наплевать, для него счастье, вишь, главное… Это если, конечно, поумнел… – Отпил крохотный глоток, посмаковал. – Не ждал, что так скоро вернусь?

– Ну как не ждал? – с гордостью отвечал ему Портнягин. – Вычислил…

Чашка старого чародея со стуком опустилась на блюдце.

– Расчёт покажь… – внезапно потребовал Ефрем.

Портнягин подал исчёрканную четвертушку ксерокского листа. Колдун насупил брови, надел очки.

– Математик… – сказал он, спустя малое время, как клеймо приложил. – Лобачевский… Семь и восемь у тебя четырнадцать получается?

– Где? – вскинулся Глеб.

– Да вот… А я, главное, не пойму: что это меня раньше времени домой потянуло? Ты с числами-то осторожнее в следующий раз!

Портнягин схватил заговорённый огрызок карандаша и кинулся пересчитывать. Спустя минуту поднял очумелые глаза.

– Не понял! Расчёт неправильный, а всё равно сработал?

– А ты думал? Как ошибёшься – так оно всё и выйдет. Что в жизни, что в колдовстве…

– Погоди! – спохватился Портнягин. – А как же у этого… у клиента у твоего… Жена паспортные данные сменила, а всё равно стерва!

– Стало быть, и старый паспорт где-нибудь прячет… – пояснил колдун. – На всякий случай…

– Так их же уничтожают!

– Значит, запасной был. А то сам не знаешь, как это делается! Соврала, что потеряла. Новый выдали. Ну а с ним уже дату рожденья менять пошла…

Поиск по сайту: