АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

РЫБЬЕ СЛОВО

Читайте также:
  1. III. Трудности словоупотребления
  2. IV. Исследование словообразования
  3. IV. СЛОВО СТАНОВИТСЯ ЖИВЫМ
  4. IV. Слово становится живым
  5. Word formation (словообразование)
  6. Августа 2012 - Слово правды
  7. Але сучасникові, не обізнаному з дайбозькими обрядами, важко зрозуміти таке словосполучення — «водіння Куста». Доконче потрібно зробити історичний екскурс.
  8. Безаффиксальный способ словообразования
  9. Бог верен исполнить Свое Слово
  10. БОГЪ – говорящий, передающий информацию и сотворяющий, созидающий словом.
  11. В АЛСН числового и частотного кода в схемах кодирования станционных путей ПС однопутных участков
  12. В АЛСН числового и частотного кода при электротяге постоянного тока схемы кодирования рельсовой цени в маршрутах отправления путей 2П. и 411 кодовключающее реле

 

Рыбу не так-то легко поймать: рыба хитрая тварь – она не верит в справедливость.

Бертольт Брехт

 

Несмотря на то, что Соединёнными Штатами втайне сформирована, как говорят, специальная группа войск для защиты свободы и демократии от Божьего гнева в день Страшного Суда, успех этой затеи кажется крайне сомнительным. Чему быть, того не миновать.

Точную дату конца света вычислить никому не дано, однако мнится, что, скорее всего, он выпадет на выходные. И когда прольются на землю гибельные чаши, и случится битва при Армагеддоне, и будут зачищены те, что со знаком Зверя, – тогда с водохранилищ и затонов начнут помаленьку возвращаться любители подлёдного лова, так и не узнавшие, о чём говорили семь громов.

Заметив на обугленной почве обломки снятых печатей, оттиски копыт панцирной саранчи и нисходящий с небес лучезарный четвероугольный Иерусалим, новички, понятное дело, оцепенеют. Ветераны поведут себя спокойнее. Народ тёртый, многое повидавший. Сколько раз уже уходили они на рыбалку при тоталитарном режиме, а возвращались при демократическом! А сколько раз наоборот!

Новичок Корней Челобийцын был из возрастных да поздних. Ему бы по дому что смастерить, пивка попить, с женой у телевизора посидеть. На лёд его сманил сосед Викентий по кличке Дискобол: толстый, шумный, неопрятный, вдобавок неутомимый враль, за что и был столь унизительно прозван. Водкой не пои – дай подбить кого-нибудь из знакомых на совместную авантюру. Одному-то, чай, скучно! И хотя любой знал заранее, что связываться с Дискоболом – себе дороже, тем не менее попадался вновь и вновь. Цыганский гипноз, не иначе.

Пробный выход по перволёдью обернулся для Корнея отмороженной скулой и лёгким вывихом ступни. До конца ему озлобиться помешали новизна впечатлений и приятное открытие, что сам-то Викентий, оказывается, лишь хвастать горазд, а на деле рыбак… Как это говорится? Непоимистый? Неуловистый? Хреновенький, короче.

«Съезжу ещё раз – и обловлю», – решил Корней.

Этого требовали скула, ступня и жажда справедливости.

 

***

 

Добраться до Слиянки можно было одним способом: пролегала туда ржавая железнодорожная ветка, по которой временами ковыляла грузовая самодвижущаяся платформа, принадлежащая Андрону Дьяковатому. Зимой она обрастала дощатыми стенками и потолком, и всё же окочуриться в ней было проще простого. Поэтому, выбравшись из навылет просвистанной заиндевевшей хибары на колёсах, рыбаки сразу устремлялись в «грелку» – ветхое строение посреди степи, бывшее когда-то кассой и залом ожидания, а ныне приватизированное тем же Андроном.

В круглой железной печке давно бурлил огонь, стены отдавали влагу, за наполовину стеклянным, наполовину фанерным окошком снежно мутнел четвёртый час утра, а под пухлым простёганным дранкой потолком тлела на кривом шнуре желтоватая лампочка, хотя, откуда Андрон брал электрический ток, уму непостижимо. Провода со столбов по всей округе были срезаны и пропиты в незапамятные времена.

Пристроившийся неподалёку от источника тепла Челобийцын огляделся. Отогревшиеся рыболовы священнодействовали – производили таинственные операции с мотылём и вели глубокие беседы, перекладывая слова степенным неторопливым матом. Не желая чувствовать себя ущербным, Корней тоже достал раскладную шкатулку с мормышками и, прикидывая, что бы с ними ещё такого сделать, вопросительно покосился на густо изрисованную печку, где тут же наткнулся на короткий бросающий в дрожь стишок, которого раньше не замечал:

 

Морозцем тронутый прудок

Блестел, как новенький пятак.

Ещё похрустывал ледок.

Ещё побулькивал рыбак.

 

Видя, что друга хватил столбняк, Викентий по прозвищу Дискобол озабоченно засопел, придвинулся поближе – и чуть не спихнул с лавки. Покачнулась в литровой банке вода, насыщенная нервным серебром мальков.

– Видал? (Видал?) – торопливо спросил ненавистный сосед-искуситель. У Викентия вообще была странная манера речи. Он не просто удваивал слова – он как бы пояснял их в скобках, должно быть, для вящей доходчивости. – Был (был!) у нас тут (у нас тут!) такой Софрон (Софрон!), так вот он (он!) как раз и сочинил (сочинил!). И… (слышь-слышь-слышь!) тут же в полынью (в полынью!) – и с концами… Тпсшь? – Так в произношении Викентия звучало звукосочетание «ты представляешь?»

– Могли и сами утопить, – сердито заметил Корней. – За такое стоило…

Но стремительный Дискобол уже напрочь забыл о трагической судьбе охальника, чей стишок, пощажённый, видать, из суеверия, до сих пор красовался на печке. Теперь внимание Викентия привлекла раскрытая шкатулка на коленях соседа и друга.

– А мормышки (мормышки!), – возбуждённо заговорил он. – Мормышки шлифовать надо…

Издав мысленный стон, Корней попробовал прикинуться, что дремлет, однако Дискобол его растолкал.

– Ты слушай (слушай!). Мормышки (мормышки!)…

Но тут, к счастью, всё вокруг, как по команде, зашевелилось, загомонило и дружно подалось на выход. Наверное, клёв объявили.

 

***

 

Пейзаж… Ну, какой пейзаж может быть ночью в пойме? Так, чернота. Единственно: бледнел вдалеке пласт тумана, то ли подсвеченный невидимой луной, то ли прильнувший к озарённому фонарями шоссе. А ещё, если не обманывало зрение, мерцало впереди среди мглы кромешной нечто крохотное, золотисто-паутинчатое, еле уловимое, возможно, потустороннее. И чем пристальнее всматривался Корней, тем отчётливее оно становилось, нисколько не делаясь от этого понятнее. За свои пять выходов на лёд ничего подобного Челобийцыну видеть ещё не доводилось. На фонарик рыболова – не похоже. Да уж не бродит ли там, чего доброго, призрак беспутного Софрона, начертавшего кощунственный стишок на печке и угодившего за то в полынью?

Нет, не бродит. Мерцающее пятнышко пребывало в полной неподвижности.

Значит, просто стоит. Поджидает.

Корней хотел подумать об этом весело, но весело не вышло. Вышло жутковато. Украдкой бросил взгляд на Викентия – и тут же проклял себя за проявленную слабость. Бывалый Дискобол – тёмная округлая масса на смутном сером фоне – с хрустом, ничего не страшась, пёр вперевалку по насту – и говорил (говорил!). Что-то, видать, плёл о своих рыбацких подвигах.

Может, просто не замечает?

Корнея Челобийцына вновь обуяла лёгкая паника: призрачное золотистое мерцание заметно приблизилось, но так и не пожелало отлиться во что-нибудь привычное, земное.

До разгадки оставалось примерно сорок шагов… тридцать… двадцать… десять…

Ну слава тебе, Господи! Неведомый призрак обернулся всего-навсего полиэтиленовым шалашиком с горящей свечой внутри. Оказывается, они давно уже шли по заснеженному льду, а не по земле. Из полупрозрачного укрытия недвижно торчали наружу два огромных и, кажется, опушённых инеем ботинка. Словно бы владелец их был заживо вморожен в морщинистый подсвеченный с изнанки торос.

Последовала уважительная минута молчания. Затем Викентий, утративший, как злорадно отметил про себя Корней, свою обычную говорливость, огласил предутреннюю мглу угрюмым вопросом:

– Клюет?

Ответили не сразу. Корней уже начал беспокоиться, когда ботинки чуть шевельнулись, и в шалашике глуховато прозвучало:

– Есть немного…

– Всю ночь здесь? – не удвоив и на этот раз ни единого слова, то ли скорбно, то ли ревниво спросил Дискобол.

Из шалаша отозвались утвердительным мычанием, и Корнею Челобийцыну захотелось вдруг обнажить голову.

Постояв, двинулись дальше. Что тут ещё скажешь?

– Слышь-слышь-слышь… – снова становясь самим собою, шумно зашептал неотвязный Викентий, как только они отдалились от осиянной палатки на порядочное расстояние. – Знаешь, кто это? Про Портнягина (Портнягина!) слыхал, нет? Колдун… Тпсшь?.. Глеб Портнягин! Вот это он и был…

Челобийцын оглянулся.

– Колдун?

– Если хочешь знать (если хочешь знать!), – обиделся Дискобол, – колдуны (колдуны!) – самые классные рыбаки! Захочет (захочет!) – всех обловит. Рыбье слово знает… Тпсшь?

– Рыбье слово? – переспросил Корней, с новым интересом всматриваясь в мерцающий из тьмы вигвамчик. Тщетно пытаясь обловить Дискобола, он беседовал с бывалыми, выпытывал у них секреты, посещал рыбацкие сайты, листал пособия, просматривал видеофильмы, а вот прибегнуть к колдовству почему-то не догадался.

 

***

 

Светало. Неподалёку обозначились торчащие изо льда редкие обмороженные камыши. Спрашивается, стоило ли переться в такую даль, чтобы снова выйти к берегу? Изрядно озябший Корней Челобийцын сидел перед лункой на заплечной коробке, сделанной из морозильной камеры бывшего холодильника, и уныло поддёргивал отполированную о валенок мормышку. Непоседливый Дискобол, тряся привязанным к ватной заднице матерчато-проволочным стульчиком, бегал от дырки к дырке. Временами хватал ледобур и просверливал ещё одну – быстро-быстро, пока рыба не уплыла.

Рыба неизменно оказывалась проворнее: на снегу в противоестественных позах коченели всего три весьма скромных окунька, которых Викентий почему-то с гордостью именовал «милиционерами».

– Почему «милиционеры»? – не выдержав, спросил Корней.

– Полосатые (полосатые!), – объяснил тот.

– И что?

– Ну… палки (палки!) у гаишников… тоже ведь полосатые!

Объяснение показалось притянутым за уши, а то и придуманным на ходу. Дискобол – он и есть Дискобол.

Сам Корней, увы, не мог похвастаться даже и такой незначительной добычей. Единственного окунишку размером с мизинец он отпустил, велев ему, как того требует традиция, привести дядю и дедушку. Однако полосатый Павлик Морозов надул – никого не привёл. Хотя, может, и пытался привести, а дядя и дедушка, выслушав, поступили с ним, как с тем пионером.

Надежды обловить Дискобола таяли с каждой минутой. Справедливость упорно не желала торжествовать.

Наконец Корней Челобийцын поднялся и начал собирать свои рыболовецкие причиндалы.

– Хватит! – объявил он. – Иду оттаивать.

Честно сказать, имелось сильное опасение, что не переносивший одиночества сосед, увяжется за ним в «грелку», но, слава Богу, Дискоболу померещился клёв. Корней повесил ящик на плечо и, опираясь на пешню, двинулся к темнеющему вдали укрытию. Отойдя шагов на сто, оглянулся и, удостоверившись, что Викентий увлечён бурением очередной лунки, взял курс на серый полиэтиленовый шалашик.

Успел вовремя: колдун уже сматывал удочки.

Был он высок, широкоплеч, а когда обернулся, оказалось, что ещё и очень молод. Молод до неприличия. Конечно, возраст ловца измеряется не годами, а временем, проведённым на льду, но одно дело рыбалка, другое – магия.

Может, потомственный? С трёх лет колдует?

– Ну и как улов? – поинтересовался Корней.

– Так себе… – равнодушно ответил Глеб Портнягин, чем не на шутку озадачил любопытствующего.

– Почему? – вырвалось у того.

Колдун пожал плечами.

– А мне говорили, ты рыбье слово знаешь, – растерянно сказал Корней.

– И не одно, – с прежним безразличием откликнулся таинственный рыбак.

– Это даже со словом улов такой? – ужаснулся Челобийцын.

– Почему со словом? Без…

– Так ты ж его знаешь!

Молодой кудесник с холодком посмотрел на собеседника. Подобным взглядом вас мог бы одарить гроссмейстер международного класса, посоветуй вы ему слямзить с доски пешку противника.

– Я для чего сюда езжу? – бросил он в сердцах. – Отдыхать или работать? Ещё на рыбалке я не колдовал!

Корней почувствовал себя неловко и, чтобы сгладить бестактность, предложил помочь с разборкой шалашика. Портнягин, не ломаясь, согласился, и до «грелки» они добирались вместе. Поговорили заодно…

– Ну, Дискобола ты и без рыбьего слова обставишь, – пренебрежительно усмехнулся Глеб, выслушав сетования Корнея.

– Не обставил же… – вздохнул тот.

– А ловишь давно?

– Да шестой раз уже…

– Но первый-то раз – обловил?

– Нет…

Глеб покосился на спутника, как тому показалось, с сочувствием.

– Это хуже, – подумав, молвил он. – Новичкам обычно везёт. Вернее, не то что везёт… Ну, знаешь, как на лохотроне: сперва выиграть дадут, а увлечёшься – тут же и облапошат. А если сразу ловля не пошла… Тогда тебе и впрямь без рыбьего слова никуда…

– Ну так скажи, – отважился Корней.

Они уже подошли к строению вплотную. Молодой колдун остановился и весело оглядел попутчика.

– Сказать, что ли?

Тот не в силах выразить согласия вслух смог лишь меленько покивать. Портнягин слегка округлил обессмыслившиеся глаза, после чего беззвучно открыл и закрыл рот.

– Примерно так, – пояснил он.

То ли издевался, то ли в самом деле что-то по-рыбьи произнёс. Поди пойми!

 

***

 

В деревянном продымленном чреве «грелки» они обнаружили ещё человек семь – должно быть, из числа тех, что подобно Глебу Портнягину провели ночь на льду. Отогреваясь – кто из термоса, кто из фляжки, – рыбаки внимали очередной байке.

– Молодой был, – снисходительно признавал ошибки юности морщинистый ветеран. – Переходил Ворожейку – слышу: лёд подо мной хрустит, гнётся. Лёг, пополз. А он – сильней. Хотел уже обратно ползти. И тут сзади – треск, грохот… Ну, думаю, всё! Оборачиваюсь… – Ветеран неспешно затянулся крохотным окурком, исторг изо рта дымного дракончика и заключил сокрушённо: – …а меня трактор обгоняет…

Судя по выражению лиц, история была давно известна, и тем не менее ржали все громко, долго и самозабвенно.

– Врёт? – тихо спросил Корней, опускаясь на лавку рядом с Глебом.

– Рыбаки не врут, – философски отозвался тот. – Незачем. Ври, не ври – всё равно никто не поверит…

– И с трактором – правда?

– Конечно.

– Чудеса! – язвительно произнёс Корней.

– Никаких чудес. Оттепель была, а потом – мороз. Ну и слоёнка вышла: сверху ледок, под ним – вода, а дальше уже настоящий лёд, толстый… Верхний слой трактор ломает, по нижнему – едет… Я смотрю, сильно тебя Дискобол достал?

– Дверь в дверь живём, – сообщила сквозь зубы жертва человеческого общения. – Потому и хочу обловить, чтоб заткнулся…

– У-у… – соболезнующе протянул Портнягин. – Ладно! – решил он, поразмыслив. – Только никому ни слова! А то они с меня с живого не слезут… Мелочь есть?

– Зачем?

– Затем, что бесплатно никакое колдовство не сработает. Давай монетку, а я тебе сейчас заговор на бумажке напишу… Дома его наизусть заучишь…

– На улов заговор?

– Хм… – Портнягин задумался, окинул собеседника оценивающим взглядом. – Нет, языком ты его, понятное дело, так и так не обловишь… Может, не на улов, а? Может, сразу от злого человека-порчельника? Глядишь, отвяжется…

– На улов, – затрепетав, попросил Корней.

 

***

 

Как и всякий поборник справедивости, Корней Челобийцын был натурой доверчивой, хотя и знал по опыту, что нельзя доверять ни слухам, ни средствам массовой информации, ни, Боже упаси, соседу Викентию. Теперь выяснялось, что нельзя доверять и колдунам.

На следующие выходные Дискобол увлёк жертву своего темперамента аж за Чумахлинку. А тут ещё для полного счастья ударила оттепель. Лужицы на льду, стоило ветерку нажать посильнее, рябили, переползали с места на место. Словно кто-то слегка наклонял затон, сливая воду то в одну, то в другую сторону.

Челобийцын сделал всё, как полагается: трижды повторил затверженный назубок заговор, довольно длинный, временами невразумительный. «Как поп стоит на ердани, не шевелится и не похаживает, так бы и у меня раба Божия Корнея рыба с лучу не шевелилась и не похаживала…»

С какого лучу? И почему бы, интересно, рыбе не шевелиться? Если, конечно, не дохлая!

Поначалу, правда, почудилось, что заговор действует: первую щучку вытянул именно Корней. В предвкушении триумфа исполнил предписанный колдуном обереж, с риском для нижней губы трижды пробормотав в отверстую мелкозубую пасть следующую дурь: «Чур моей рыбы, и чур моего промыслу, чур моей думы, чур меня раба Божия…»

Но дальше – как отрезало. Поклёвки пошли скупо, реденько. И, хотя на сей раз превосходство Викентия выразилось всего в двух рыбёшках, затон Корней Челобийцын покидал в тихом бешенстве. В тихом – потому что положение у него было теперь самое дурацкое. Рассказать кому – на смех ведь подымут! Копеечное колдовство – на копейку и сработало.

Однако досада и жажда правды ворочались в Корнее столь неистово, что, вернувшись в город, он не выдержал: разузнал, где живёт этот самый Портнягин, и пошёл разбираться. Кстати, никакой тот был не колдун – так, ученик колдуна… И здесь наврал! Собственно, наврал-то не он, наврал Дискобол…

Всё равно обидно.

 

***

 

Обманщика Челобийцын не застал. Встретивший гостя старичок в ветхом халате и не менее ветхих шлёпанцах, оказавшийся впоследствии известным баклужинским кудесником Ефремом Нехорошевым, недружелюбно известил, что ученик его ушёл по вызову.

Что ж, может, оно и к лучшему. Раз учитель – пускай в угол поставит! Корней кратко изложил суть дела, после чего был приглашён в комнату и усажен в облезлое кресло, где подробно, взволнованно обличил неправоту Глеба.

– А чего это ты всё по два раза повторяешь? – хмуро поинтересовался колдун.

Корней прислушался к отзвуку собственной речи – и похолодел.

– Нет (нет!), – поспешил оправдаться он. – Я (я!)…

Ужаснулся – и умолк окончательно. Сволочь Дискобол! Верно говорят: с кем поведёшься…

Старый чародей озадаченно почесал кончик носа.

– Бумажка с тобой? – спросил он.

Притихший Челобийцын вручил ему текст заговора. Старый колдун водрузил очки, углубился в чтение.

– А сам ничего не перепутал?

– Нет, – буркнул Корней. – Могу наизусть…

– А ну-ка!

Ни разу не сбившись, правдоискатель злобно отбил натвердо заученную белиберду.

– Странно… – Кудесник помрачнел. – Может, ты, того… повторить забыл?

– Повторил три раза! – Раздосадованный Корней был неумолим. – И обереж – тоже три раза повторил!

– А рыбачил где?

– За Чумахлинкой. Напротив Сызново.

Старичок прыснул.

– На! – решительно сказал он, возвращая бумажку. – Нашёл, где улов колдовать! Ничего у тебя в тех местах на заговор не пойдёт. Разве заплывыш какой…

– Почему?

– Это ж красная зона! Там рыба ещё с антирелигиозных времён ни во что не верит. Ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай! Ни в наговоры, ни в заговоры, ни в Божью кару…

– До сих пор? – поразился Корней.

– А ты думал! Снежные люди вон на Памире по сей день, говорят, советской власти верны… Не зря ж против них американцы операцию затевают!

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.014 сек.)