Тяжелый век. (Мемуары) Часть 2 2 страница

1. DER JAMMERWOCH 1 страница
2. DER JAMMERWOCH 10 страница
3. DER JAMMERWOCH 2 страница
4. DER JAMMERWOCH 3 страница
5. DER JAMMERWOCH 4 страница
6. DER JAMMERWOCH 5 страница
7. DER JAMMERWOCH 6 страница
8. DER JAMMERWOCH 7 страница
9. DER JAMMERWOCH 8 страница
10. DER JAMMERWOCH 9 страница
11. I ЧАСТЬ
12. I. Организационная часть.

В 1924 году я женился на дочери Батал-Хаджи из с. Сурхахи, умершего в 191^* году в ссылке. Моя невеста была дочерью Батал-Хаджи от второго брака. Батал-Хаджи был выслан на вечное поселение в г. Козельск Калужской губернии после прокатившейся реакции, вызванной революцией 1905 года, когда опасные для царизма элементы Дагестана, Чечни, Ингушетии, Кабарды, Балкарии и других регионов были сосланы в центральные районы России под постоянным надзором. В революции 1917-1920 гг. члены семьи Батал-Хаджи активно участвовали в борьбе с белогвардейской армией и стойко защищали с. Сурхахи, награжденное ВЦИКом в 1927 году Почетной грамотой. После отступления Красной армии в 1919 году, комиссары Терской республики, в числе которых были Бутырин, Гегечкгори, Махарадзе, Орджоникидзе с семьями, остановились в с. Сурхахи у семьи Батал-Хаджи и Курки Албогачиева, откуда они уходили дальше, в горы, в с. Галашки, Мужичи, Пуй, Гули и далее в Грузию. Уход их в горы сопровождали Орцханов Хизир, Албогачиев Юсуп, Зязиков Идрис и другие, в том числе и Албогачиевы, охранявшие их от белогвардейских войск.

С установлением Советской, власти в 1920 году в Сурхахах была восстановлена мечеть, использовав для этой цели строительные материалы, выделенные Совнаркомом. Брат моей жены Магомет, 20-ти лет, участвовал в работе Всероссийского Съезда в Москве, а так же Съезда народов Востока в г. Баку. Когда я женился, отношение Советской власти к семье Батал-Хаджи было положительное, и меня никогда в этом родстве никто не упрекал.

В июле 1924 года я был направлен на краевые курсы профсоюзов в г. Новочеркасск, но с курсов меня отозвали по предложению члена бюро крайкома ВКП(б) тов. Носова, и назначили заведующим отделом здравоохранения Ингушетии. Я отказывался от этой должности, так как я не врач. Но после беседы в Ростове с начальником отдела здравоохранения Северо-Кавказского края Носовым, я согласился. В беседе с Носовым мне разъяснили мои организационные задачи, сказали, что в Ингушетии очень плохо организованна сеть здравоохранения, что требуется решительно наладить в Ингушетии обслуживание медицинской помощью.

До 1928 года я проработал в здравоохранении, создавая больничную и амбулаторную сеть, с привлечением лучших медицинских работников города Владикавказа. В создание лечебной сети Автономной области мне помогал Областной комитет партии, лично секретарь обкома Зязиков, направляя мою деятельность на улучшение состояния медицинской помощи населения в селах, аулах и далеко в горах, где еще процветало знахарство, как придаток недалекого прошлого языческого культа. Мы создавали новые и приспосабливали старые здания, реконструируя их под больницы в Назрани, Галашках, Ачалуках, Владикавказе, организовывали вновь детские сады и ясли, женские консультации. По договоренности с Народным комиссаром здравоохранения СССР тов. Семашко были приглашены и работали в Ингушетии несколько высококвалифицированных медицинских отрядов: малярийный, глазной, туберкулезный, кожно-венерологический, которые проделали большую работу и подготовили необходимые условия для оказания особой помощи, что способствовало улучшению дела здравоохранения. При облздраве из русских врачей (тогда ингушских врачей не было) организовалась общественная группа в составе известных тогда по Терской области врачей, таких как Поляков, Чеботаев, Малинин, Евплов, Максимов и др., которые занимались вопросом создания климатических и бальнеологических здравниц в таких местах, как Армхи, Ачалуки. Группа врачей ставила перед собой задачу создать русскую Швейцарию в горной Ингушетии и освоить бальнеологические особенности Ачалукинских минеральных вод и грязей. Под лозунгом создания русской Швейцарии группа врачей работала плодотворно все эти годы. По указанию наркомздрава Семашко, была назначена комплексная экспедиция в 1925 году в составе профессоров медицины, Бухмана, физики Баскакова, климатологии Ерохина, начальника Северо-Кавказского Курортного управления Бунатяна, врачей Полякова, Чеботаева, Евплова, Малинина. Экспедиция, после всесторонних обследований, подтвердили ценность района Армхи в развитии горноклиматической станции в Ингушетии, с широким диапазоном лечения легочного, костного и детского туберкулеза.

Заключение экспедиции получило начало развитию курортов в Армхах и Ачалуках. В 1926 году, проездом из Тифлиса в Москву, на станции Назрань остановился специальный поезд, с членами ВЦИК СССР, возвращающимися с сессии ВЦИКа в г. Тифлисе. Мне было поручено обкомом ВКП(б) обеспечить прием гостей. Прием части гостей был организован в доме Дидиговых (Бисултан, Куди, Сате-Ахмет, Магомет). Рыков, Микоян и другие члены правительства остались на площади, чтобы провести митинг, на который собрались десятки тысяч жителей близлежащих сел, а нарком иностранных дел тов. Чичерин совместно с Петровским и некоторыми членами ВЦИК СССР были приглашены к столу в доме Дидиговых. Национальное блюдо из курицы, приготовленное в молочном соусе с острой приправой, понравилось всем, а Чичерин сказал: "Я бывал во многих странах, но подобного прекрасного творения кухни, мне не приходилось пробовать". Он попросил отнести такое же блюдо в вагон к тов. Рыкову, чтобы он тоже попробовал это прекрасное искусство национальной кухни, что и было исполнено.

Воспользовавшись своим положением хозяина, принимающего гостей, я обратился к тов. Чичерину, показав через окно на вершину Столовой горы, и сказал, что за ней начинается горная Ингушетия, где мы планируем создать русскую Швейцарию. Я получил заверения Чичерина о поддержке перед Совнаркомом СССР в вопросе выделения средств, и он пригласил меня, назвав меня молодым другом, приехать к нему в Москву, в гости. На улице было много фотокорреспондентов и, как только мы успели выйти на улицу, как со всех сторон защелкали фотоаппараты. После окончания митинга, поезд отошел со станции Назрань, сопровождаемый верховыми всадниками до реки Камбилеевки, и ушел в сторону Москвы.

Остановкой правительственного поезда в Назрани, была отдана дань ингушскому народу за его самоотверженную борьбу с контрреволюционной армией в период гражданской войны 1917-1920 гг. в бывшей Терской области.

Будучи заведующим облздравотделом Автономней области Ингушетия, я уделял огромное внимание созданию горноклиматических станций - первых ласточек русской Швейцарии в горах Ингушетии. Но только что избранный председателем исполкома Автономной области Али Горчханов, который до этого был заведующим, облфинотделом, всегда выступал против создания курортов в области, и сильно тормозил осуществление идеи создания русской Швейцарии, а тем более вопрос выделения средств на исследовательские работы, без чего трудно было бы доказать целесообразность идеи. В нем я видел ограниченного человека в понимании перспектив развития гор, как основного богатства области, таким он и остался пока я был в Ингушетии.

В 1926 году в Москве состоялся Всесоюзный съезд заведующих областными и республиканскими отделами здравоохранения, где я был избран в президиум съезда и, по поручению среднеазиатских и кавказских делегаций, приветствовал съезд. После окончания съезда я был принят народным комиссаром здравоохранения Семашко. На приеме был обсужден вопрос оказания всесторонней помощи Ингушетии. Были выделены отряды медработников, выделено необходимое оборудование для кабинетов физиотерапии двух больниц, был решен вопрос создания пяти детских яслей, передачи Ингушетии большого количества медикаментов, а также было решено повысить на 50% заработную плату врачам, работающим в аулах горной Ингушетии, а также было оказано много другой помощи, как наиболее отсталой области Северного Кавказа, способствовавшей резкому улучшению медицинской помощи в Ингушетии. В дни съезда я был принят народным комиссаром иностранных дел Чичериным, который оказал мне исключительно теплый прием, оправдав слова, сказанные им в Назрани - "мой молодой друг".

Я напомнил Чичерину о его обещании помочь Ингушетии в создании горноклиматической станции - в горах Ингушетии. Чичерин взял телефонную трубку и начал набирать номер, поворачивая диск аппарата, который я видел впервые. Связавшись с Совнаркомом, он говорил с Рыковым о его обещании помочь Ингушетии в выделении средств на создание горноклиматической станции "Армхи", где по образу Швейцарии будут создаваться лечебные станции. "При чем, - сказал он, - горы Швейцарии ни чета нашему Кавказу". Далее он сказал Рыкову: "Мы, как Вы помните, гостили в Ингушетии, и мною было обещано, что им будет оказана помощь в создании "русской Швейцарии". Сейчас у меня товарищ по этому вопросу и никак нельзя отказать в их просьбе".

Рыков согласился рассмотреть вопрос о выделении для Ингушетии 100 тысяч рублей из резерва Совнаркома, через Народный комиссариат здравоохранения. Чичерин позвонил наркому здравоохранения Семашко об ассигновании Совнаркомом 100 тыс. рублей на создание горноклиматического станции Армхи, через Наркомздрав, поздравил меня с успехом и попросил меня поактивнее действовать и добиться осуществления своих благородных идей. После теплых проводов, мне пришлось через некоторое время еще раз встретиться с Чичериным, чтобы получить необходимую помощь в своих делах.

Через несколько дней нарком здравоохранения Семашко принял меня и представителя Ингушетии при ВЦИКе тов. Котиева Берда, где мне в присутствии руководителя Главного Курортного управления был вручен ассигнационный лист на 100 тысяч рублей. Котиев трудно верил моим словам и только тов. Семашко убедился в реальности этих слов.

Весь бюджет Ингушской Автономной области в 1926 г. - был только 900 тысяч рублей и поэтому получение средств, которые составляли более 10% бюджета, казалось невероятным. Наш представитель при ВЦИКе Котиев оказал мне большую помощь в получении необходимой консультации при решении в Москве вопросов по улучшению здравоохранения. Нужно отдать должное Б. Котиеву за его умное и деловое отношение при решении вопросов Автономной области Ингушетия. Он погиб в рассвете сил в период культа личности. Это была большая потеря для интернациональной интеллигенции нашего народа.

Приехав из Москвы домой, я подробно доложил секретарю обкома И. Зязикову о проделанной работе, а также представил ассигнацию на 100 тысяч рублей, выделенных на строительство санатория Армхи, по ходатайству Чичерина. Вызванный в обком представитель Исполкома Автономной области Ингушетии тов. Горчханов, встретил меня недовольной миной. Это у него на роду было написано, уважать подхалимов, что у него было ведущим в его деятельности и с этим он ушел в могилу в период культа личности.

Инженерам Алексееву и Ибрагиму Базоркину срочно было поручено подготовить проектно-сметную документацию на строительство санатория в Армхах, с устройством горных дорог и мостов через Терек и Армхи. Тогда не существовали государственные подрядные организации и поэтому были назначены открытые торги по строительству объектов.

На торгах в местхозе победу одержал Льянов Амирхан, приняв на себя подряд:

1. строительство мостов через Терек и Армхи;

2. строительство семикилометровой горной дороги от Военно-грузинской дороги до местечка "Мохкати", которое находилось на высоте 1200 м. над уровнем моря;

3. строительство одноэтажного здания санатория и всех бытовых служб;

4. прокладка водопровода;

5. благоустройство соснового лесного массива в зоне строительства. Одноэтажное здание санатория располагалось на площадке под названием "Мохкати", на высоте 1200 м. над уровнем моря, на месте, где в древности язычники-ингуши устраивали всенародные праздники. На площадку вела узкая пешеходная горная тропинка по краю обрыва ущелья Армхи. Нужно было пробить семикилометровую дорогу в скалах, а в некоторых местах - у отвесных скал, для проезда автомашины. Одновременно со строительством дорог, велось сооружение санаторного корпуса из местной сосны. Распиливая сосновые бревна на доски вручную маховыми пилами, возводились стены. Некоторые материалы и изделия завозились из Владикавказа на вьючных лошадях и ослах. День и ночь стоял непрерывный гул взрывов скального грунта по трассе дороги, строился железобетонный арочный мост через Терек и два деревянных моста через Армхи.

К концу 1926 г. дорога была закончена, а строительство санатория завершилось к началу 1927 года. Сквозной проезд на автомашинах был открыт из Владикавказа и начался массовый поход туристов в горы Ингушетии, для которых недалеко от города оказались доступными трущобы гор, со всеми неповторимыми прелестями природы.

К маю 1927 г. было отпраздновано торжественное открытие первой горноклиматической станции, на котором присутствовали гости из Грузии, Чечни, Осетии, Дагестана и Азербайджана. По поручению Ингушского обкома ВКП(б), я пригласил гостей к накрытому столу и приветствовал их, почтивших нашу область своим присутствием, когда впервые в истории ингушского народа открывается горноклиматическая станция - первая ласточка "русской Швейцарии", возвещающая о наступлении весны на неприступных горах Главного Кавказского хребта, несущая в эти горные трущобы очаг культуры и здоровья для страждущих.

Известный врач, осетин Шанаев, в своем выступлении сказал: "Я люблю вас, ингушский народ, и свою любовь и радость изложил в своем подарке к этому ДНЮ, в стихах". Я запомнил только начало этого стихотворения:

"Мечтал ли ты, лихой ингуш,

Когда-нибудь увидеть тут,

Меж дивных сосен, яблонь, груш,

Что в диком виде тут растут,

Дом для страждущих людей.

Благодарить кого же надо,

Завминздрава Тангиева, доктора Полякова,

Обком Ингпартии большевиков и т.д.".

Потом, обняв и поцеловав меня, старик Шанаев вручил мне свои стихи, как подарок души, как он выразился. На этом торжественном собрании председатель Исполкома Автономной области Ингушетия тов. Горчханов объявил, что мне и доктору Полякову устанавливается, за наш труд по созданию станции "Армхи" право бесплатного ежегодного отдыха в санатории пожизненно.

Я и моя семья ни одного дня не пользовались этим правом. Перед своим отъездом на учебу в Ленинградский институт, я передал все исторические материалы, в том числе и стихи Шанаева, Мальсагову И., который возглавил курортное управление в связи с моим отъездом. В мае 1927 года курорт Армхи принял первых больных. По заключении физика профессора Баскакова, который в районе Армхи обнаружил выходы радия, этот район был очень благоприятный для лечения больных. Один из врачей, работавший в период нашего выселения в санатории Армхи, тов. Георгадзе, рассказал мне, что его исследования с морскими свинками в санатории, приводит его к мысли, что курорт Армхи может оказывать исключительную роль в излечении силикозной болезни - профессиональной болезни шахтеров. Видимо, прогноз профессора Баскакова имеет какой-то смысл и надо врачам нашей республики глубже исследовать возможности этого района.

Одновременно, с созданием горноклиматической станции Армхи Владикавказская врачебная общественность оказала большую помощь здравотделу по созданию бальнеологического курорта в районе Средних Ачалуков, с разливом минеральных вод. С давнейших времен были известны благоприятные действия серной воды и грязи на многие суставные болезни и кожные заболевания. Совместно с врачами Поляковым, Максимовым, Евпловым мы посетили в Средних Ачалуках в 1925 году небольшое местечко, которое природа одарила разнообразными источниками, в природе встречающиеся только далеко друг от друга. Мы увидели на месте, что в шалашах разместились люди из далеких сел и аулов, и в совершенно неустроенных источниках без всякого медицинского надзора сидели больные, неспособные двигаться без посторонней помощи. Там же были обнаружены ценные питьевые источники. Первое наше посещение этого места, положило начало активной работы по созданию ванного помещения, чтобы больные могли пользоваться целебными источниками в гигиенических условиях. Здесь так же, как и в случае с курортом в Армхах, в лице председателя Исполкома Автономной области Горчханова я встретил противника в расходовании денег на создание гигиенических условий у источников.

При поддержке секретаря обкома ВКП(б) Зязикова были, за счет больничного строительства, выделены небольшие средства и в 1926 г. у серных источников было построено временное деревянное здание на 10 ванн. Таким образом, больные, проживавшие ранее в шалашах и палатках, могли под надзором медработников принимать ванны. Надо сказать, что большую помощь нам оказал профессор химии Сельхозинститута в городе Владикавказе тов. Штебер, который произвел анализ всех Ачалукских вод, обеспечив, таким образом, научную основу нашим начинаниям. Ладыженский, работник Ингушского местхоза, когда-то принимавший активное участие в выпуске "Нарзана" в Кисловодске, предложил возить воду из Ачалуков в город Владикавказ и на лимонадном заводе газировать, чтобы дать эту воду врачам, для определения ее вкусовых и лечебных качеств. В организации выпуска минеральной воды "Ачалуки" денежную помощь оказывал заведующий областным местхозом Ингушетии тов. Альдиев Султан, который читал, что это производство имеет большое будущее. Одному осетинскому художнику заказали этикетку на бутылку минеральной воды "Ачалуки" - скачущего на фоне Столовой горы всадника. Бутылки с газированной водой подавали на заседания областного исполкома и рассылались для отзыва, лучшим врачам города Владикавказа. Ладыженский своим упорным трудом добился признания Ачалукской минеральной воды и высокой его оценки учеными.

В 1927 году в Ингушетию приехали секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) тов. Чудов и председатель Северо-Кавказского крайисполкома тов. Иванов, которые, после поездки по области, приняли участие в заседании Президиума исполкома Автономной области. Выступая на заседании тов. Иванов разносил Исполком за расходование средств на Ачалуки. Выступивший на заседании председатель Исполкома Автономной области тов. Горчханов, возложил всю ответственность на меня, подставив меня для избиения. Раздался голос Иванова, о привлечении меня к ответственности за эту затею с минеральной водой. Шагая по залу, он выражал свое возмущение незаконным расходованием средств.

Единственное, кто мог меня поддержать, это секретарь обкома ВКП(б) Зязиков И. Я, как и все, знал, что он человек небезразличный к лучшим идеям. Он поддержал меня и не допустил, чтобы я был наказан.

После установления Советской власти, нас, некоторых участников гражданской войны, сразу же приняли в марте месяце 1920 г. на организованные впервые Терскообластные парткурсы инструкторов в г. Владикавказе, после окончания которых, начали работать на партийной советской работе. Нас, ингушей и чеченцев, на курсах было семь человек. Там же на курсах я вступил в партию

РКП(б), и после окончания этих курсов, начал работать инструктором Назрановского (Ингушского) окружкома РКП(б). Таким образом, я стал семнадцатым членом партии из ингушей. Среди вступавших со мною в партию на курсах 1920 года, были ингуши: Банхаев Магомед, Арчаков, Льянов, Амирханов, чеченец Ошаев Халид. Из них в живых к 1957 году остались только я, Амирханов Виси и Ошаев Халид.

Моя работа инструктором в Ингушском окружкоме РКП(б) состояла в разъяснении населению значения Советской власти, проведении культурно-просветительских мероприятий с помощью передвижной киноаппаратуры в селах и аулах округа, партийно-организаторская работа на местах, доклады на тему текущего дня и т.п. Религиозные предрассудки нашего народа были весьма сильными, да и мы сами несли на себе родимые пятна прошлого в своем подсознании. Кинокартины антирелигиозного содержания не имели успеха, и, зачастую, население их встречало с явным недовольством, хотя это не препятствовало нашей работе, и мы доходчиво разъясняли политику Советской власти, прокладывая русло первых ручейков в осторожной форме. Меня и других коммунистов ингушей стремились осудить из-за показа кинокартин антирелигиозного содержания. Помню случай, когда в день мусульманского праздника курбан я приехал домой. Тогда пятницу официально праздновали. Моя мама зарезала барана в честь этого праздника. Когда я пришел домой, она заявила мне, что ей запретили давать мясо этой баранины кушать мне как коммунисту, иначе святость жертвы будет нарушена и предложила курицу специально зарезанную для меня.

Сейчас уже эти чрезмерные святоши, когда-то в прошлом запрещавшие кормить меня, обрушивая божий гнев на голову моей бедной матери, прозрели под воздействием времени, и не гнушаются кормить своих детей – коммунистов "святым" мясом. Воспитание - большое дело и, как жернова мельницы мелят зерно, перемолоты временем все те противоестественные явления, служившие серьезной преградой нормальному течению новой прогрессивной жизни.

В 1920 году, будучи уже членом РКП(б), по призыву ЦК РКП(б) коммунистов на фронт, я ушел в Красную Армию. Сначала я служил инструктором Советской секции политотдела войск Терской области, а затем был переведен в Особый отдел войск Терской области уполномоченным по борьбе с бандитизмом и вел борьбу с зеленой Армией - бандой в районе Святого креста - Моздока и других районов Ставрополя и Терской области.

В период гражданской войны, как было отмечено выше, существовала вражда между ингушами и казаками, а теперь контрреволюционная верхушка казачества, зачинщик этой вражды, нашла себе неразрывных друзей среди ингушских абреков из с. Плиево, и неуловимо действовали с ними в совместных операциях.

Укрепившиеся традиции гостеприимства ингушского народа, принесшие столько горя и несчастия этому народу, в силу которых оказывалось покровительство гонимым судьбою разным людям, независимо оттого, что это за люди - добропорядочные граждане или преступники, всегда оставляли свой отпечаток в жизни этого народа. Этим святым традициям гостеприимства злоупотребляли и русские, и казаки, и осетины, и кабардинцы, и дагестанцы, и грузины - все, кто искал защиты в беде. Это было унаследовано еще с тех времен, когда Кавказ был ареной полувековой битвы кавказских народов с колонизаторской политикой царского самодержавия. Времена эти ушли в небытие, оставляя отголосок прошлого гостеприимства, овеянного святостью в человеческих отношениях.

Мне пришлось слышать рассказы старика чеченца на берегу реки Терек, недалеко от селения Толстов-Юрт, о событиях далекого прошлого, периода рождения песни "3лой чечен ползет на берег, точит свой кинжал". Старик рассказывал: "Было время, когда на берегах Терека лилась кровь. Приехал для встречи с представителями чеченского села Толстов-Юрт генерал русской армии. На просьбу выделить чеченского представителя, генералу был представлен старик-чеченец, своим внешним видом не отличавшийся от других чеченцев. Генерал был озадачен простотой его наряда. Генерал спросил у старика: "Разве Вы будете решать важные государственные вопросы, которые я вам задам?". Был задан вопрос: "Почему Вы не поступаете как другие народы - кабардинцы, осетины, ингуши и др., не склоняетесь к миру с царской армией и почему Вы выступаете против наших войск, чем Вы отличаетесь от других народов, проявляя гордость и неповиновение?". Старик ответил: "Мы, чеченцы, гордимся своей традицией гостеприимства и помощи в беде любому человеку, какой бы веры, расы, нации он не был. К нам бегут сюда русские из кабалы рабства России, ваши солдаты от вашей бесчеловечной экзекуции, представители покоренных вами соседних народов и все они находят братский приют на чеченской земле. Их принимают под защиту и у нас имеются целые поселения беглых русских людей. Они совместно с нами делят и радость и горе. Скажите генерал, какой другой народ идет на такие жертвы ради своих гостей? Вот поэтому мы горды своими традициями!" Генерал ответил: "Ты умный старик и поэтому будь посредником между нашими войсками и чеченцами в установлении мира!" Старик ответил на это: "У меня не хватит ума быть посредником между войсками белого царя, равными по храбрости которых они не встречают, и чеченцами, считающими себя гордыми и непоколебимыми в соблюдении своих народных традиций и в защите своих бедных лачуг на родной земле".

Один из руководителей зеленой банды - казачий подполковник Лебедев Петр (кличка Петя), именем которого пугали матери-казачки своих детей ("замолчи, иначе придет Петька и заберет тебя), обосновался в районе Ингушского села Яндырка и, совместно со своими единомышленниками, неуловимо вел жизнь грабя казачьи станицы Слепцовская, Карабулак, Нестеровская и др., и создавая у казаков неуверенность в мирной жизни. При этом в грабежах всецело обвинялось население ингушских сел.

По поручению Особого отдела через ингушей я добился установления связи и встречи с главарями банды - офицерами, среди которых был и Лебедев. Встреча происходила в лесу, что против Слепцовской, недалеко от с. Яндырки. Не буду утруждать читателя подробностями о том, как меня доставили туда, как охраняли и как они устраивали жилье в шалашах и как они выглядели. После долгих бесед о бесцельности их действий, о необходимости прекратить грабежи, Петр Лебедев согласился сложить оружие и сдаться Советской власти. Сдав мне оружие, он попрощался со своими единомышленниками, и выехал со мной в г. Владикавказ. Надо упомянуть о том, что я имел мандат Особого отдела с большими полномочиями, среди которых было и такое, что лица находящиеся при мне не подлежат обыску и аресту. Только такой щит обеспечивал неприкосновенность Лебедеву, иначе его могли на месте расстрелять, так как он был известным казаком из станицы Слепцовская. В город Владикавказ мы приехали вечером и зашли на квартиру его сестры. При виде Лебедева сестра от испуга лишилась сознания, его племянница, девушка, бросилась обнимать дядю. Я оставил Лебедева на квартире, а сам поехал в Особый отдел. В Особом отделе не было руководства, все были в театре, куда я поехал и сообщил начальнику Особого отдела войск Терской области тов. Демиденко И его заместителю тов. Уральскому о доставке Лебедева. Через некоторое время руководство Особого отдела прибыло в отдел, куда я доставил Лебедева. После собеседования с тов. Демиденко и Уральским ему выдали документ о реабилитации с указанием, что без ведома Особого отдела он аресту не подлежит. Дальнейшую работу по ликвидации деятельности разбойничьих казачьих банд Сунженской группы вел другой товарищ совместно с подполковником Лебедевым, что хорошо было завершено. А я тем временем занимался районом Георгиевска и Святого Креста.

Совместно с товарищами из Особого отдела, летом 1920 года мы выехали в сторону Святого Креста для участия в крупной операции по борьбе с зеленой бандой Ставрополья. Доехав до Георгиевска, мы выехали на поезде, который следовал до Святого Креста. Поезда в то время сопровождала железнодорожная охрана. На паровозе стоял пулемет "Максим". Не доезжая до первой полустанции кажется, она называлась пяти- или десятиминутка, хорошо не помню, поезд, остановился над оврагом у леса, где протекает река Кума. В окне вагона; промелькнули вооруженные лица в белых войлочных шапках и кубанках. Оказалось, что нас остановила белая казачья зелёная банда. Они окружили поезд, а охрана с пулемётом бездействовала. В вагон ворвались казаки с пистолетами и начали нас, пассажиров, выгонять из вагонов в лес. Я и мой товарищ с пассажирами вышли из вагона и пошли в лес. Не прошло и 10 минут, как со стороны Георгиевска начался обстрел из пушки и мы все бросились к реке, а банда, бросившись бежать, беспорядочно обстреляла нас, убив и ранив несколько граждан. В мутной, желтой, глинистой воде реки Кумы мы избежали ранений. В скором времени с бронепоезда высадились красноармейцы и начали прочёсывать лес. Никто из нападавших бандитов не был убит и никто не был задержан. Они все растаяли в этой незнакомой нам местности. Нападавшие были одной из контрреволюционных казачьих банд, действовавших в районе Святого Креста. Убитые и раненые пассажиры были подобраны, а мы с товарищем на том же поезде доехали до Святого Креста и влились в оперативную группу. Мы пробыли там 10-12 дней до окончания операции и не имели успеха в связи с тем, что преследуемые зеленые возвращались к мирной жизни в казачьих станицах и никто не выдавал их, боясь мести после ухода оперативных воинских частей.

Особый отдел организовал из ингушей отряд 70-80 человек под руководством работника Особого отдела моего двоюродного брата Тангиева Багаудина. Отряд был составлен из людей, ранее бывшими абреками. Отряд должен был вести борьбу с зеленой бандой. Члены отряда проделали большую работу по ликвидации зеленой банды, но заодно сами начали наживаться, приобщаясь к захвату чужого добра. Отряд был распущен, а Тангиев Багаудин направлен на Западный фронт в Особый отдел, где и пробыл до окончательной победы Красной армии, а потом стал агрономом и, находясь в период ссылки чеченцев и ингушей в Казахстане, в 1947 г. сгорел, спасая скот во время пожара на ферме животноводческого колхоза.

К этому времени на территории Терской области и Ставрополья наступило успокоение, грабежи прекратились, и население начало залечивать раны, нанесенные народному хозяйству в период революционных боев.Ингушетия граничила с меньшевистской Грузией. Поэтому на границе Ингушетии вдоль Грузинской территории и на горных высотах Главного Кавказского хребта располагались наши пограничные части. В укрепленном пункте на Военно-грузинской дороге около с. Ларс стояли пограничные столбы и будка с черно-белыми полосами. В начале февраля части Красной армии перешли границу Грузии для оказания помощи восставшему грузинскому народу. В Дарьяльском ущелье меньшевистское укрепление было неприступным, и наши войска не смогли прорвать оборону. Пришли на помощь Красной армии, По-просьбе грузинских товарищей, ингуши во главе с Хаматхановым Магомедом, - бывшим красным партизаном и через горные, труднопроходимые тропы вывели часть Красной армии в тыл Дарьяльскому проходу. Ударив с юга, они обеспечили, таким образом, проход наших войск через Дарьяльское ущелье без кровопролития. Совместно с наступающими войсками при освобождении Грузии, я с группой Особого отдела, возглавляемой заместителем начальника Особого отдела войск Терской области тов. Уральским, ушел в Грузию, в распоряжение Особого отдела Отдельной Кавказской Краснознаменной Красной армии (ОКА).

Я вернулся обратно в Ингушетию через три года - в 1923 году в распоряжение Обкома РКП(б) Горской Республики. После окончательной победы революции огромное количество людей, ранее принадлежавших к враждебному революции лагерю, вынуждены были перейти на сторону Советской власти и совместно со всем народом осуществлять преобразования в нашей стране.

Наряду с этим, в социализм как червь вползли затаенные враги революции несущие в себе элементы предательства. Неслучайно оказываются предателями такие как Пеньковский - уроженец г. Владикавказа. Быть предателем своей родины, если даже ты противник власти, огромное и ничем неоправданное преступление и народ не может дать прощение такому поступку. Предательство и измена во все времена истории человеческого общества остаются подлыми и омерзительными. Таких явлений по логике в Советской жизни не должно быть.

Но в период культа личности Сталина, когда лучшие сыны революции поплатились своей жизнью, стало возможным существование во власти таких людей, рожденных этим черным периодом, поднятых историей на гребень власти, а затем занявших место Иуды.

Многие народы и народности подверглись лишению законом установленных прав. Вот эти иуды, о которых я говорил выше, и были усердными поварами в апартаментах Берия, Кабулова и др. исполнителей воли Сталина, подготовивших обоснование выселению чеченского и ингушского народов. Как иначе можно понимать выступление бывшего председателя совнаркома Северо-Осетинской АССР Газаева в 1944 г., после нашего выселения, лившего грязь на наш народ или Джигкаеву представлявшую осетинскую интеллигенцию, которая в кандидатской диссертации бросала лживые обвинения против чеченского и ингушского народов в следующих выражениях: "Чеченцы и ингуши не раз учиняли кровавую расправу над мирными жителями городов и сел Северной Осетии..." или "контрреволюция опиралась на такие реакционные бандитские народности, какими являлись чеченцы и ингуши..."

Не могу понять, как мог повернуться язык у этой писаки, которая своим образованием обязана Советская власти, в борьбе за которую ингушский народ пролил море крови, подверглись сожжению и разорению десятки ингушских сел и аулов. Положение ингушского народа в период революционных боев было доведено до невыносимо тяжелого, на него не раз накладывали контрибуцию, и так нищенствующий народ был доведен до полного обнищания. Все это было вызвано участием ингушей в борьбе на стороне революции.

Видимо для Джигкаевой была важна не правда истории, а ей было необходимо вылить как можно больше яда, накопленного своей ненавистью к Советской власти. Надо было ей объективности ради свой талант использовать для раскрытия на конкретных примерах подлинных душ своих соотечественников, руководителей Северо-Осетинской АССР, показать как некоторые из них, пригретые кровавыми руками Берия, Кабулова и их сподвижников, создали для них специальную дачу под Владикавказом, как на этой даче устраивались оргии, ели поджаренных целых баранов на вертеле наподобие шашлыка, запивали это отборными винами, и обслуживали их, со всеми последствиями, молодые девушки из Осетии, призванные удовлетворять прихоти этой шайки преступников, маскирующиеся под защитников спокойствия страны. Вот это правдивое описание было бы прекрасным творением Джигкаевой, которое показало бы историю развития культа личности.

Когда читаешь написанное Джигкаевой, то невольно приходится сопоставлять высказывания о роли ингушей в установлении Советской власти на Северном Кавказе некоторыми врагами революции. Находясь в изгнании, верховный главнокомандующий контрреволюционной белогвардейской армии генерал Деникин писал в своих мемуарах "История русской смуты" (том IV, "Вооруженные силы юга России"), изданных в Берлине в 1925 г. (стр.97): "Участие этого народа в политической жизни края далеко не соответствовало его численному составу. Ингуши наименее численный и наиболее спаянный и сильный военной организацией народ, оказался по существу вершителем судеб Северного Кавказа. Моральный облик определен был давно, уже учебниками географии, главный род занятий - скотоводство и грабеж... последнее занятие достигло особенного искусства. Политические тенденции исходили из той же тенденции. Ингуши стали ландскнехтами Советской власти, её опорой... Одновременно они стремились завязать отношения с Турцией и искали турецкой помощи из Стамбула и немецкой из Тифлиса. В августе 1918г., когда казаки и осетины овладели Владикавказом, ингуши своим вмешательством спасли Терский совет комиссаров, но при этом жестоко разграбили город и захватили государственный банк и монетный двор. Они грабили всех соседей - казаков и осетин во имя исправления исторических ошибок своего малоземелья, большевиков в уплату за свои труды и службу, кабардинцев просто по привычке и владикавказских граждан за их беспомощность и несопротивление, их ненавидели все, а они занимались своим ремеслом дружно и организованно с большим размахом, став таким образом наиболее богатым племенем на всем Кавказе". Вот и сравните слова генерала Деникина, неудачного поборника династий Романовых, изгнанного с территории России, со словами "ученого" Джигкаевой. Какой парадокс возник в советской историографии.

Наряду с некоторыми представителями соседних народов, настроенными явно против ингушского народа, были и подленькие сынки своего народа, содействовавшие осуществлению этой трагедии.

В совокупности всех этих обстоятельств и была сварена кухня, печальный итог которой, был обрушен на честный и гостеприимный ингушский народ, катастрофическое положение которого трудно было выразить человеческим языком, когда раздетые и разутые в холодную зиму, люди, были брошены в неустроенные степи Казахстана и Киргизии.

Жизненный путь, в предшествовавший переселению период истории нашего народа, у меня сложился, как и у всякого советского гражданина. Я работал, отдавая все силы борьбе за претворение в жизнь больших проектов, предусмотренных, планом первой пятилетки развития народного хозяйства нашей страны.

После окончания Ленинградского института промышленного строительства я более 15 лет находился вне Чечено-Ингушской Республики, на стройках тяжелой индустрии. Я застал Отечественную войну будучи главным инженером строительства Лысвенского металлургического и турбогенераторного заводов, треста "Севуралтяжстрой". Дни и ночи, в голоде и холоде трудились строители обеспечивая наращивание мощности металлургического завода по выпуску оборонной продукции, особенно необходимой в результате оккупации немецко-фашистскими войсками западных районов Советского Союза, что лишило страну промышленного потенциала.

Среди коллектива строителей из-за отсутствия овощных продуктов питания появилось заболевание цингой. В закрытой столовой ограниченного состава руководителей металлургического завода и строительной организации был скудный рацион без овощей, также способствовавший распространению цинги. Батальоны трудовой армии, приданные нашей стройке в дополнение вольнонаемному составу, укомплектованные немцами, латышами, эстонцами западными украинцами и представителями других народностей, забранных из действующей армии, из-за потери доверия, так же испытывали затруднение с нормальным питанием, вызванное отсутствием свежих овощей и продуктов, что способствовало заболеванию цингой. Появились случаи ловли собак и их скрытого употребление в пищу отдельными лицами из батальона. У меня также появились признаки болезни, был потерян вкус еды, во рту стало неприятно, зубы начали шататься; но думать об этом не было времени. По предложению секретаря Лысвенского горкома партии тов. Чернышева, был использован народный способ борьбы с цингой - пить настойку пихтовой хвои. Тот, кому когда-либо пришлось лечиться этой настойкой, знает неприятный вкус этой настойки. После того, как начали пить эту настойку, случаи заболевания цингой стали намного реже. Солдаты трудовой армии, получая обед, ужин, должны были, не отходя от окна, выпить кружку настойки пихтовой хвои.

Помню свою беседу с полковым комиссаром о прекращении ловли собак солдатами из батальона состава западных украинцев. Подозреваемого в ловли собак солдата комиссар вызвал к себе и говорит ему: "Ты чего дружище сам ешь, а с другими не делишься?" "Она маленькая, больших уже нет, и себе не хватает - отвечает солдат, тем самым признав свою вину. Были приняты строгие меры по прекращению собакоедства, хотя собак в этом районе уже и не осталось.

Круглосуточно на казарменном положении самоотверженно трудились строители в стужу уральских морозов 1941 -1942 гг., вводя в строй один за другим новые и реконструируя старые цеха, повышая в сотни раз мощность завода по выпуску тяжелых снарядов, авиабомб и другой оборонной продукции. В начале 1942 года строительство основных цехов завода было завершено и бесконечным потоком пошла боевая продукция на фронт. За очень короткий срок каждый свободный клочок земли территории завода был застроен и весь завод выглядел как бесконечно длинный и широкий корпус, протянувшись на километры в ложбине реки Лысва от старой плотины, загородившей реку ещё в прошлом веке.

Тяжёлые условия строительства цехов, вызванные геологическими данными слоев берега реки Лысва, создавали очень большие трудности, в решении которых вкладывалось много разнообразных инженерных идей, решая вопросы конструкции по ходу выполнения работ.

В разгар строительных работ на территории завода сгорел один из старых действующих цехов - вольцетокарный и создалось весьма тяжелое положение на катных станах из-за отсутствия вальцев, ранее обрабатываемых в этом цехе. Наркомстрой установил полуторамесячный срок восстановления цеха, возложив всю ответственность за своевременное окончание восстановительных работ на руководство управления "Севуралтяжстрой", т.е. на меня и начальника управления.

Я подготовил график, поставив себе задачу восстановить цех в двадцать пять дней. Мы сделали эту работу в срок, тем самым, обеспечив нормальную работу по изготовлению вальцов так нужных для боевой продукции. Никто из нас - строителей не уходил из восстанавливаемого цеха в течение двадцати пяти дней, пока цех не был пущен в эксплуатацию. Такой же напряженный ритм мы поддерживали на всех участках стройки, сознавая свой долг перед теми, кто с оружием в руках отстаивал честь и свободу нашей родины. На стройке завода постоянно находились уполномоченные из Наркомстроя и Наркомчермета СССР, которые контролировали наши действия по вводу объектов в срок. Каждый из цехов - авиабомбовый, снарядный, бронеизделий и др. - имел твердый срок окончания работ, за срыв которого нас предупреждали об ответственности перед военным трибуналом по всей строгости законов военного времени. В это время, Наркомстрой и Наркомчермет были переведены из Москвы на Урал, где им ближе было осуществлять руководство стройкой.

Помню, сооружался снарядный цех, с реконструкцией старого цеха. На площадке находились представители Наркомчермета, выполнявшие функции контроля. Оставались считанные дни до срока пуска цеха, когда прораб обратился ко мне, и попросил разрешить производство бетонных работ по арке перекрытия цеха, запрещенные представителем Наркомчермета, Я поднялся на крышу цеха, где производились бетонные работы, совместно с секретарем Горкома ВКП(б) и начальником городского отдела НКВД. Проверив в чем дело и поняв, в чем претензия представителя наркомата, дал разрешение продолжить производство работы, несмотря на категорический протест с его стороны. Очень много встречал на своем пути безответственных контролеров, для которых важно снять с себя ответственность от возможных аварий, заявив письменный протест, а не деловым отношением разрешать возникшие трудности в производстве.

В данном случае, претензия состояла в укладке бетона не пластичного. Контролер из Наркомчермета не понимал, что прочность бетона зависит при одинаковых составляющих бетона от водоцементного фактора, при вибрировании бетон должен быть еле заметно влажный. Я приказал этому авторитетному представителю наркомата черной металлургии немедленно оставить цех и дать строителям возможность работать.

Об этом случае мною было доложено заместителю наркома тов. Коротову и назначен представитель заказчика, солидный инженер-строитель, эвакуированный с Украины, что помогло ускорить ход строительства. В реконструируемом снарядном цехе стояли сотни токарных станков по обработке тяжелых снарядов их заменили автоматами, кажется, полученными из Америки. Заказчик выдал чертежи фундаментов, по которым были выполнены железобетонные фундаменты с оставлением шанцев для болтов. Когда прибывшие станки начали устанавливать, оказалось, что проекты фундаментов даны неправильно и требуется много переделок. Тогда в дни войны был приказ наркома, запрещающий переделку строительных работ без разрешения наркома, а виновных в неисполнении приказа следовало привлекать к ответственности. В это время на Лысвенском металлургическом заводе находился заместитель наркома черной металлургии Коротов, который на совещании просил меня переделать фундаменты, иначе вся затея по внедрению автоматических токарных станков была бы сорвана и, тем самым, не был бы обеспечен выпуск снарядов. Коротов обещал ночью получить разрешение, которое было получено до утра. Прямо с совещания я переключил большее количество людей, работавших беспрерывно на ликвидации брака. К 10 часам утра все фундаменты под станки были забетонированы и пропарены под брезентовым устройством. Не прошли и сутки, как все станки стояли на новых фундаментах. Через несколько дней они уже работали с невероятной быстротой обрабатывая двухпудовые снаряды. Красивое зрелище представлял при потушенном свете выход светящейся стальной стружки токарного автомата. Этот и другие цеха один за другим вводились в эксплуатацию.

За сорокалетнюю практику строителя я видел много безответственных контролеров, техников, инженеров, для которых ничего святого не было в осуществлении крупных строительных работ на важнейших участках ведущей промышленности. Как много приходилось и приходится втолковывать иному самодуру, как лучше и быстрее осуществить строительство.

Таких самодуров у нас много, они очень живучи. Я помню случай, когда в 1938 году приехал на Урал, на строительство Алюминиевого завода главным инженером управления. Это был период, когда только что был создан наркомат строительства по инициативе тов. А.М. Микояна. Весь строительный коллектив завода вошел в состав строительного треста. Управляющий треста и ряд инженеров руководящих строительством были переброшены на другую стройку. Первым наркомом был назначен тов. Гинсбург, ранее работавший в системе Народного комиссариата тяжелой промышленности. В числе переведенных был и я. Во вновь образованном коллективе появились старые и новые люди. Нам, новым, прошедшим школу на важнейших стройках страны, было легко осуществлять уже известные прогрессивные методы производства бетонных и железобетонных работ: пропарка конструкций с повышенной температурой, укладка смесей бетона поверхностным и глубинным вибрированием. Прорабом на строительстве Красногорской ТЭЦ работал молодой и талантливый инженер. На него ополчились представители заказчика ТЭЦ, забраковав фундамента под турбогенератором, мотивируя это наличием в бетоне раковин. Гидротехники, надо сказать, всегда укладывают бетон, строго соблюдая технические условия. Мне пришлось оградить инженера от незаслуженных обвинений и доказать, что незначительное наличие раковин в бетоне - это не всегда брак. Ученые, приглашенные из Свердловского индустриального института, подтвердили наши расчеты и вся мышиная возня старых работников была отклонена. 3-й электролизный цех должен был собираться из сборных железобетонных конструкций. В зимних условиях 1938 г. начальник производственного отдела треста, по специальности - инженер-гидротехник, узнав, что мы уже на вторые сутки начали монтировать пропаренные железобетонные конструкции, запретил производство работ, да ещё обвинил меня, что конструкции перепарены, заметив на поверхности белый налет, что никак нельзя было отнести к браку. Этот инцидент был так же отведен приглашенными авторитетами из Уральского индустриального института, подвергнув испытаниям образцы. Таким образом, пропарка с повышенной температурой нашла одобрение на строительстве треста "Уралалюминстрой", так как этот способ, ранее примененный на ведущих стройках страны, вполне себя оправдал. К концу 1941 г. положение с питанием на строительстве "Севуралтяжстрой" было несколько улучшено за счет передачи нашему строительному управлению Каменского совхоза со стадом дойных коров, пчелиных пасек и другого вида сельскохозяйственных объектов, обеспечивших нас в дальнейшем нормальным питанием. Был выделен табак и спирт, весьма нужный в условиях суровой зимы Урала и все это положительно отразилось на работоспособности коллектива строителей. Как раз в это время Наркомстрой сосредоточил в Чусовой свои ресурсы и решил забрать у нас лучшие бригады строителей. Мой протест о невозможности выделить этих людей, так как сроки ГКО будут сорваны, и мы должны будем нести ответственность перед военным трибуналом, не возымел действия. Тогда я поставил вопрос перед начальником главка тов. Юдиным о моем освобождении, если спишут рабочих для "Чусовстроя". Инцидент был улажен, рабочих не дали, мне словесно сделали внушение. Лучше, конечно, внушение, чем идти под трибунал, за срыв выпуска боевой продукции, в результате несвоевременного ввода цехов в эксплуатацию.

Весну 1942 года мы встретили организованно. Один батальон из 1000 человек с лопатами мы поставили копать землю и посеяли картошку и лук и этим обеспечили питание на стройке. Ещё в январе было предсказано, что обильное таяние снегов вызовет подъем воды на Лысвенском озере и может смыть плотину заградившую реку Лысву и поэтому необходимо забить сваи Ларсена, полученные с Украины ещё до войны, нарастить плотину ещё на 80-90 сантиметров и устроить деревянный быстроток. Для выполнения этой работы прибыл к нам заместитель начальника главка тов. Хараковский с группой инженеров и на месте подготовил приказ главка об укреплении плотины и устройстве быстротока. На месте были субподрядная организация "Уралсибспецстрой". Так как, по приказу наркома ответственность за выполнение работ по плотине возлагалась на главк "Севуралтяжстрой", следовательно, заместитель начальника главка Хараковский нес личную ответственность за это. Видя, что субподрядчик "Сибспецстрой" слабая организация, он решил по приказу всю ответственность возложить на наше управление, а на меня, как на главного инженера, возложить личное руководство, со всеми вытекающими последствиями. Произошел крупный разговор с заместителем начальника главка, во время которого я его обвинил в том, что он несвоевременно поднял вопрос, пропустив осенне-зимний период, а теперь свои грехи приказом возлагает на нас. Хараковский изменил приказ, возложив ответственность на "Сибспецстрой", а к нашему управлению обращалась просьба оказать содействие "Сибспецстрою". Плотину мы отсыпали на 60 сантиметров, забили все сваи и успели сделать быстроток. На наше счастье вода поднялась только на 20-30 сантиметров и весенний паводок закончился благополучно, иначе весь завод, расположенный на берегу ложбины реки Лысва, при срыве плотины, мог быть разрушен и вода могла смыть все промышленные сооружения Лысвенского металлургического завода.

Тагил, Чусовая, Березняки, Лысва, Пермь и другие города Северного Урала, превратились за очень короткий срок в мощные промышленные районы, способные удовлетворять нарастающую потребность фронта в различной военной продукции.

Очень мало написано о героическом и самоотверженном труде мужчин и женщин Урала в период Отечественной войны и, надо полагать, об этом будет написано в назидание потомкам.

Считаю своим долгом напомнить, что еще в 1939 г. меня вызвали в Москву в Наркомстрой в "Главуралстрой", к главному инженеру главка Арапову и в беседе с ним мне предложили выехать в город Лысву в управление "Севуралтяжстрой", где велась работа по повышению мощности Лысвенского металлургического завода, выпускавшего оборонную продукции. Мне было сказано, что там работает начальником строительного управления молодой инженер тов. Гущин В.М., на которого имеются жалобы в ЦК ВЛКСМ от молодых комсомольцев, прибывших по призыву комсомола на новые стройки. Меня просили поехать в должности главного инженера с тем, чтобы после ознакомления с работой, принять на себя руководство строительным управлением вместо Гущина. Я согласился и поехал. На месте ознакомился с работой управления, поговорил с начальником Гущиным и с молодежью, приехавшей на стройку. Через месяц я поехал в Москву и объективно доложил состояние дел, считая совершенно нецелесообразным менять начальника, тем более, что он весьма толковый и деловой инженер. Я объяснил, что с молодежью мы нашли общий язык и романтики начали хорошо понимать, стоящие перед ними задачи. Совместно с главным инженером главка Араповым мы были в ЦК ВЛКСМ, где я объяснил все по порядку. После объяснений, дали согласие не снимать начальника с должности. Вот таким образом было снято обвинение с начальника. Мне с первых дней понравился тов. Гущин, как умный и толковый человек и с ним можно было работать. Я не помнил ни одного случая разногласия, мы друг друга понимали в работе, а это было большое дело. Ни один из нас не игнорировал распоряжение другого. Я ни разу не говорил тов. Гущину, что стоял в 1938 году вопрос о его снятии с занимаемой должности и о своей поддержке его в этом вопросе. Я несколько раз предлагал ему вступить в партию, но он отделывался, говоря, что надо же кому-то быть беспартийным большевиком. Очень часто я упрекал тов. Гущина за матершину, которую он употреблял при проработке прорабов, мастеров, за несдержанность, которую он иногда позволял себе на оперативке, на что он отвечал, что, мол, мы, русские люди, без громких слов не понимаем друг друга. Но, несмотря на это, мои упреки имели, хотя и небольшие, но успехи. Таким образом, основная тяжесть строительства была нами совместно преодолена.

1941 год. Надвигалась война. Готовились земляные емкости для приема мазута и нефти, необходимые для мартеновских печей и прокатных станов, отправлялась на запад строительная техника, бронировались инженерно-технические работники и квалифицированные строители.

На площадку прибыли части трудовой армии, а затем батальоны из состава представителей западных украинцев, латышей, латвийцев, эстонцев, немцев и др. Я имел воинский билет и звания военный инженер 2-го ранга запаса первой очереди.

Семья моя с детьми-учениками находилась в Орджоникидзе (бывший Владикавказ). Жена приехала в начале июня в Лысву, в надежде переехать ко мне с детьми на постоянное место жительства и подготовить квартиру к переезду. Климат в Лысве очень хороший, тем более для меня, больного тропической малярией. 21 июня с утра мне позвонил военком Лысвы, приглашая на рыбалку, но я отказался, так как мы с женой собирались на базар и в магазины. Домой вернулись пораньше и решили немного отдохнуть. Что-то с утра радио не работало, после обеда вдруг заговорило о передаче важного сообщения. Через несколько минут мы узнали о начале войны. Жена встревожилась, что детей оставила одних в Орджоникидзе.

На следующий день я отвез жену в г. Пермь и последним поездом с большим трудом отправил в Москву и оттуда в Орджоникидзе.

На второй день, несмотря на броню, меня позвали в военкомат и отправили в г. Пермь (Молотов) на сборный пункт командного состава.

Ночью 25 июня на сборный пункт приехал управляющий трестом "Севуралтяжстрой" тов. Улицкий и увез меня обратно в г. Лысву, а военному комиссару Лысвы, округ сделал выговор за нарушение брони.

Трест наш переименовали в номерную часть, а управление переименовали в Особое строительное управление "Севуралтяжстрой".

Вернувшись с полпути на фронт, я целиком окунулся в дела. Строительство завершалось в условиях военного времени: работая на казарменном положении не считаясь временем. Основную массу рабочих составляли строительные батальоны, а вольнонаемный состав уральских рабочих самоотверженно и с высокой дисциплиной выполнял возложенное на них задание, хотя с питанием было трудно. Рабочие, прорабы, мастера уральцы, как никогда и нигде трудились. Я всегда с большим уважением вспоминаю дружный коллектив, обеспечивший подъем мощности завода в несколько сот раз, изобретательно решая трудные проблемы, возникавшие на строительстве.

Во второй половине 1942 г. я получил приказ народного комиссара по строительству Гинзбурга (тогда он, будучи народным комиссаром, возглавлял строительство танкового завода) выехать по месту жительства. Я выехал в распоряжение Чечено-Ингушского обкома ВКП(б). К этому времени, на подступах к Северному Кавказу прорвались немецко-фашистские войска.

Я доехал водным путем до г. Саратова. Дальше добираться по Волге не представлялось возможным, т.к. в некоторых местах р. Волга минировалась самолетами противника и многие пароходы, следующие до Астрахани, были потоплены. В Саратове, пересев на поезд, я добрался до Астрахани, где в это время происходила бомбардировка немецкими самолетами. Пароходные рейсы из Астрахани в сторону Кавказа были прекращены и выезд был затруднен. Я пришел в Астраханский окружной комитет ВКП(б) и просил помощи в выдаче мне документа о невозможности проехать, чтобы я мог вернуться обратно, на Урал, или, как члену партии, командиру запаса, дать возможность зачисления в воинскую часть через военкомат. Секретарь окружкома ВКП(б) договорился с начальником гарнизона и я получил разрешение на посадку в десантное судно, перевозящее войска Северной группы к Кавказским берегам, в Махачкалу.

Со мной были один грузин, следующий на Кавказ для производства эвакуации, и один русский товарищ с женой, следующий в Чечено-Ингушский обком ВКП(б) в качестве секретаря одного из районов ЧИАССР. Танкера с войсками вышли в море и простояли на рейде два дня, а затем под охраной эсминцев прибыли в порт Махачкала.

В Махачкале я обратился к своим товарищам по совместной работе на строительстве "Двигательстроя", к председателю Президиума Верховного Совета Дагестанской АССР тов. Тахтарову и заместителю председателя Совнаркома ДАССР тов. Тарасову. Они меня ознакомили с ситуацией в Чечено-Ингушетии и просили остаться работать у них, так как в районе Северного Кавказа сложились неблагоприятные условия на фронте и пассажирское движение в ту сторону прекращено. Это был период, когда г. Махачкала с садами, парками и площадками, был превращен в большой табор эвакуированного населения.

По моей просьбе тов. Тахтаров перебросил меня на машине до Хасавюрта и там, на станции, я встретил группу командного состава чеченцев и ингушей, призванных в армию и следующих на платформах с эвакуированным оборудованием в сторону г. Баку. Встречу с ними я напоминаю лишь для того, чтобы со всей решительностью отбросить досужие разговоры того периода о том, что ингуши и чеченцы дезертируют из армии. Они, в самый критический момент, оставив семьи, как и другие, выполняли свой долг перед родиной и ехали на фронт, чтобы влиться в ряды действующей армии. Они не убегали, как стремились утверждать о них ответственные лица из местных казаков, всегда враждовавших с ними еще с периода покорения Кавказа.

На станции Хасавюрт, я устроился на платформе порожняка, следующего за эвакуацией оборудования с прифронтовых зон, и прибыл в г. Грозный ночью, утром отправился в обком ВКП(б). Всюду чувствовалось напряженное состояние у моста через Сунжу, что против здания Совмина ЧИАССР, производилась работа по закладке взрывчатки. По улицам двигались воинские части, напоминая подготовку к обороне города Грозного. Оборонные работы производились на подступах к городу и в самом городе. Сооружались противотанковые рвы и укрепленные орудийно-пулеметные полуподземные бетонные сооружения. С западной стороны города сооружались открытые противотанковые рвы, заливаемые нефтью и мазутом для поджога немецких танков в случае их прорыва. В воздухе находились немецкие разведывательные самолеты.

После обеда с секретарем обкома ВКП(б) тов. Ивановым, мне было предложено выехать в Пригородный райком ВКП(б), для того, что вести подготовительные работы по организации партизанского движения. Тогда это был прифронтовым районом Чечено-Ингушетии.

В аппарате обкома ВКП(б) народу было мало, многие были эвакуированы. Только небольшая часть сотрудников оставалась работать. С первым отходящим порожняком-поездом, работники транспортного отдела помогли мне доехать д Консервного завода (современно с. Майское) Пригородного района, где я и слез и направился в с. Базоркино к своим двоюродным братьям. От них я узнал, что моя семья эвакуирована из города Орджоникидзе и находится где-то в горах. Мою жену они больше месяца не видели и не знают, где она в данное время находится.

В тот же день я уехал в с. Шолхи, где находился Пригородный райком партии, и встретился с первым секретарем районного комитета партии тов. Шустовым и вторым секретарем Мальсаговым Туганом - фронтовиком с перевязанной руной. Шустов предложил мне работать заведующим военным отделом и вести организацию партизанского отряда. Жить я устроился в комнате у тов. Мальсагова. Спали на одной кровати и день и ночь занимались совместно делами райкома ВКП(б).

На приближение фронта население реагировало уходом в горы со своим скарбом и скотом, было паническое настроение. Это настроение усугублялось еще и тем, что появились слухи об уходе партийных и советских работников Чахкиева, Чопанова, Аушева в горы, скрывшись от властей, и население с недоверием относилось к словам ответственных работников, что серьезно воздействовало на умы неустойчивых людей.

В это время были получены сведения, что немецко-фашистские войска заняли г. Армавир и подошли к г. Кавказские Минеральные Воды. Я договорился с Шустовым о назначении заседания райкома ВКП(б) для утверждения моей кандидатуры заведующего военным отделом и решения вопроса о досрочной поставки зерна и других сельхозпродуктов государству. На заседании районного комитета ВКП(б) решили пригласить для участия всех председателей сельских советов, колхозов и актив. На таком расширенном заседании первым вопросом утвердили меня на должность, а вторым - решили в максимально короткий срок сдать государству все сельхозпоставки и прекратить уход населения в горы, т.к. некому будет выполнять госпоставку. Заседание происходило в период, когда бесконечно шумели в небе вражеские самолеты, сбрасывая призывные листовки-прокламации к ингушскому народу, с призывами перейти на "'сторону немецко-фашистских войск, которые несут с собой свободу кавказским народам".

В своих листовках фашисты предрекали гибель Советской власти, тем самым, усиливая у населения паническое настроение. Мое утверждение в райкоме заведующим военным отделом, как коммуниста и инженера, в такой период, когда все эвакуируются, идет бомбежка Орджоникидзе и прилагающих районов, оказало успокаивающее воздействие на участников заседания.

По просьбе тов. Шустова, я рассказал на заседании о больших вооружениях, которые готовятся на Урале, обеспечивая, таким образом, действующие армии необходимым оружием. Я рассказал, что, несмотря на оккупацию промышленно развитых западных районов нашей страны, уже успели создать новую оборонную промышленность в глубоком тылу - на Урале и в Сибири, что является залогом неизбежных побед нашего народа. Ночью, после совещания, все участники разъехались по местам для решения поставленных задач. За очень короткий промежуток времени были выполнены две годовые нормы плана госпоставок.

Один из присутствовавших на заседании райкома ВКП(б), утром, когда я приехал в с. Базоркино для выполнения решения райкома, сказал мне: "Ты житель нашего села, твои близкие и родственники живут здесь, а ты после долголетнего отсутствия приехал в тот момент, когда судьба Кавказа предрешена и немецко-фашистские войска уже находятся под Орджоникидзе. И ты на заседании громогласно заявил, что ты коммунист и инженер, и начал вести партийную работу, а все это может трагически обернуться против нас, твоих родственников, с приходом немцев".

Я не буду называть его имени, он был одним из тех, кто растерялся и на кого панически подействовал прорыв немецких войск на Кавказе на подступах к районам Чечено-Ингушетии. Его освободили от занимаемой должности и на его место назначили другого товарища - Харсиева, ранее осужденного на 20 лет. но реабилитированного, и который много сделал для улучшения работы в с. Базоркино.

Самое страшное на войне, это - паника и немцы пользовались этим оружием всеми доступными средствами для деморализации наших тылов. Вполне естественно, что отдельные сельские работники, слабые характером, поддавшись панике, теряли способность разумно соображать. Но этим настроением были заражены немногие.

В последние дни октября 1943 года неожиданно прорвались немецкие войска к городу Орджоникидзе и достигли Военно-грузинской дороги и аэродрома г. Орджоникидзе. Наши войска отходили по направлению к Грозному. Артиллерийскому обстрелу подвергалось уже селение Шолхи, где находился райком ВКП(б) и другие районные организации. Оборонительные рубежи наши войска начали занимать вдоль берега Камбилеевки. Изможденные многодневными боями, с суровыми лицами, военные располагались на извилинах речки, наспех сооружая окопы, пулеметные гнезда и артиллерийские точки. Немецкие самолеты постоянно вели беспорядочный пулеметный обстрел по отступающим частям и населенным пунктам.

Поиск по сайту:

Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.036 сек.)