Ноября 3072 года. Регент Рамон Николавич влетел на мостик своего флагмана ровно за десять минут до нужного времени, закрепился ботинками в специально предназначенном для этого

Регент Рамон Николавич влетел на мостик своего флагмана ровно за десять минут до нужного времени, закрепился ботинками в специально предназначенном для этого креплении, после чего обернулся к капитану корабля. – Объявляйте общую тревогу.

- Есть, общая тревога, регент. – Регент тета-XII Дафни Коста опустила голову в отрывистом кивке, после чего провозгласила – Всем постам, общая тревога.

Мостик незамедлительно заполонил стремительный звон общей тревоги. Панели белого света отключились, оставив для освещения лишь тусклые синие лампочки над головами. Появились стоящие по тревоге дежурные, торопливо принявшись сменять прежних вахтенных. Вахтенный боцман начал перекличку каждого отсека, поскольку теперь на корабле действовала боевая готовность. После каждого его рапорта Коста отзывалась кратким "Превосходно, боцман"

Многое должно было быть проделано за эти десять минут

И очень жаль.

Враг ведь мог и не даровать им эти десять минут.

Николавич глянул на Косту. Для своих лет она неплохо выглядела – за сорок, подтянутая, симпатичные маленькие грудки, очаровательные голубые глаза. Вод только волосы выдавали истинную ее историю – иссиня-черные, начинающие седеть, длинные настолько, что спускались ниже шеи – необычное дело для космонавта. Впрочем, она увязала их в миленький тугой хвост, так что ни единой прядки не выдавалось наружу.

В этом была вся Коста – в любой момент готовая рискнуть, но не ослаблявшая контроль ни на секунду.

В стремительной очередности тревога заткнулась, вахтенный офицер общей тревоги объявил, что принимает вахту, а боцман доложил, что боевая готовность введено по всему кораблю.

И Коста и Николавич смотрели на старомодный хронометр, висящий над главным экраном. Шесть минут, восемь секунд.

Очень хорошо, решил Николавич.

Слабая тень улыбки коснулась уголков губ Косты.

После того как суматоха тревоги сменилась напряженным безмолвием готовности, Николавич опустил глаза и осознал, что стиснул кулаки. Размяв пальцы, он заставил себя расслабиться лишь для того, чтобы минутой позже вновь обнаружив кулаки сжатыми.

Долгий, едва слышимый вздох сорвался с губ Николавича, и он распрямил пальцы вновь.

И не то, чтобы он ожидал каких-то проблем, он считал, что ему известно в точности, что именно вынырнет через временное окно в пиратской прыжковой точке через… он покосился на хронометр, три минуты, двадцать три секунды.

Но людей, верящих в ожидаемое, вселенная обычно первыми и убивает, так что вновь стиснув кулаки, в этот раз он разжимать их не стал.

И, что странно, пока они ждали, в памяти Николавича всплыла охота, в которой он принимал участие несколько лет назад.

* * *

Некогда, еще будучи юным адептом, размещенным на Терре, Николавич принимал участие в охоте на горного льва.

Это было в Северной Америке, в гористой местности, называвшейся Колорадской возвышенностью, унылой, поросшей полынью местности, усеянной кустарниками и можжевельником, подернутым снегом. Холодный и редкий горный воздух на каждом вздохе пронзал грудь подобно ножу.

Первое, что изумило его в охоте, это какая она шумная. Проводник притащил с собой пятерых гончих, и первую часть охоты Николавич провел, вслушиваясь в то, как они скулят, как фыркают в снег, да рвутся с поводков, готовые броситься в погоню.

А затем они унюхали следы.

Жуткие следы, кстати. Четыре подушечки, как у обычной домашней кошки, только гораздо, гораздо больше. Больше даже широко расставленной ладони. Во рту у Николавича внезапно пересохло, и он крепче прижал к груди винтовку. Внезапно он осознал, что зверь, на которого они охотятся, запросто может прикончить их сам.

Проводник нагнувшись, выпустил неиствующих собак, и те рванули вперед. Гончие тут же затерялись среди можжевельника, но охотники побежали за ними, на лай.

* * *

Николавич вновь обнаружил себя уставившимся на старый хронометр, пристально следящим за ходом узкой стрелки, ведущим отсчет.

Три минуты.

Две.

Одна.

Николавич облизнул губы.

- Засек импульс! – завопил адепт с поста оружейного контроля.

Взгляд Николавича метнулся к хронометру. Сорок семь секунд отщелкали, прежде чем адепт доложил – Капитан, засекаю одиночный прыгун, прибывший в систему.

- Подтвердить принадлежность. – рубанул Николавич.

И на этих словах все на мостике замерло, став безмолвным как вакуум, недвижимым как смерть.

* * *

Обычно в охоте на львов собаки загоняют большую кошку на дерево, затем приходят охотники и стреляют в нее.

Эта кошка оказалась для такого слишком умна.

Каким-то образом лай собак стал громче и безумней. Каким-то образом охотники припустили быстрее. Сам Николавич помчался быстрее.

Он пулей вылетел на прогалину, упиравшуюся в серую стену потрескавшегося гранита, пяти, шести метров высотой. Кошка умудрилась забраться в расщелину и лишь одна или максиму две собаки за раз могли ее достать.

Николавич услыхал ужасный звук, что-то среднее между криком и ревом, и массивная лапа, выметнувшись, влепилась в одну из собак.

Вопль боли и собака рухнула, за лаем он теперь отчетливо мог слышать скулящие стоны –звуки неприкрытых мучений, для которых не требуется речи.

Еще один вопль и еще одна собака упала.

Николавич рванулся вперед, осознав, что блокирует дорогу другим охотникам, осознав что смертельно рискует, но также и осознав, что другого выбора нет.

Оточенный навык тактика сообщил ему, что через минуту, возможно две, лев поубивает всех собак, охотники же попросту не смогут их спасти, не стреляя при этом по своре. А как только с собаками будет покончено, лев сбежит.

Или займется охотниками.

Встав в какой-то паре метров от них, Николавич напрягся, подымая ружье.

Именно тогда он, как следует, сумел разглядеть кошку.

Огромный кот, метра три от носа до кончика хвоста, весом в добрых семьдесят кило, с черными кончиками ушей, прижатых к черепу, с сузившимися золотыми глазами. Лев зарычал, обнажая трехсантиметровые клыки.

Николавич застыл.

Лев прыгнул.

Самое невероятное зрелище, что Николавич когда-либо видел – кот стремительно сжался, и затем он уже в воздухе прямо над его головой, устремляясь прочь от собак, прочь от людей. Стоит ему коснуться земли, и его, быстрого, как лазерный луч, уже не будет.

Так что Николавич перекатился и выстрелил.

* * *

- Капитан, получаем надлежащий подтверждающий код, – оторвался от консоли адепт. – Прыгун действительно "Благословенное видение"

И в ту же самую секунду звук и жизнь вернулись на мостик "Красного ангела"

И плотоядная улыбка расползлась по лицу Николавича.

* * *

Невероятно громкий хлопок заполонил все окрест.

Багровая роза распустилась на темно-желтой груди льва, и он рухнул оземь.

Николавич опустил ружье, часто втягивая колючий зимний воздух, смешавшийся с едкой химической вонью сгоревшего пороха и железистым привкусом крови.

* * *

Стоя на мостике "Красного ангела" он вспоминал, как желал льва. Чудесный зверь, сильный и храбрый, гораздо благороднее лающей своры дворняжек, полагающейся в нападениях на гораздо лучших, чем сами они, лишь на численное свое превосходство.

Собаки, решил Николавич, дэвионовские мехи не более чем собаки, дворняжки, прячущиеся по лесам, выжидая счастливого случая накинуться на льва и задавить его.

Являясь командиром могучего флота, Николавич идентифицировал себя с могучим горным львом, но в его положении имелась одна большая разница.

Горный лев не может призвать своих собственных собак, если что.

Орбитальный док круизной линии "Трехлунье"

Поиск по сайту: