|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Парадигма М. ЭйнсвортПосле того как Дж. Боулби под эгидой Всемирной организации здравоохранения опубликовал свою работу о последствиях недостаточности материнского ухода (1951), та же организация (ВОЗ) поручила Мэри Эйнсворт произвести оценку последствий сепарации ребенка и матери; Эйнсворт представила несколько критических работ (Ainsworth, 1961), продолжая сотрудничать с Боулби, именно в то время, когда он занимался драматическим пересмотром своих позиций, о котором речь шла выше, в результате чего он выдвинул гипотезу взаимной и общей привязанности. В 1969 г. М. Эйнсворт предложила эксперимент «незнакомой ситуации», который теперь принято считать «парадигмой привязанности» (Ainswort et al., 1969). Речь идет об исследовании, проходящем в лаборатории и направленном прежде всего на то, каким образом ребенок в возрасте одного года вновь встречает свою мать после длящейся несколько минут разлуки. Ребенок и мать играют в обычной комнате, где находятся игрушки, в присутствии незнакомого третьего лица. Мать выходит из комнаты, а наблюдатель пытается играть с ребенком, который с ним познакомился. Затем мать возвращается, а незнакомец выходит. Цель эксперимента — изучить условия повторной встречи матери и грудного ребенка. Эксперимент нередко нуждается в повторении.
Успех этой процедуры был и остается значительным, особенно в США. В настоящее время она применяется к отцам с их детьми, чаще в возрасте 18 месяцев. В настоящее время наблюдается настоящий эпистемологический скачок; только что изложенные соображения объясняют его тактическую важность в глазах тех, кто забывает о связях Боулби с психоанализом и хочет доказать с помощью процедуры «незнакомой ситуации», что можно признать равнозначными внутренние модели привязанности и психические репрезентации матери, существующие у ребенка. Впрочем, мы помним, что Боулби открыл дорогу в этом направлении, предпочитая пользоваться понятием «познание», которое осуществляет ребенок, а не говорить о его фантазиях о матери.
Термин «внутренняя рабочая модель» был предложен в 1943 г. К. Крейком (Craik, 1943)и принят Боулби, поскольку он давал динамический образ. Мэри Эйнсворт заметила, что у матерей, чувствительных к призывам новорожденного, дети меньше плакали; у этих детей устанавливалась лучшая коммуникация с матерью к концу первого года их жизни. Эта констатация была положена в основу ее экспериментальных исследований и ее классификации детей в момент встречи на три категории: В = доверчивые, А = недоверчивые, С = амбивалентные. Недавно Мэри Мэйн предложила добавить категорию D = недоверчивые-дезорганизованные (Main et al, 1985). Во всех работах этот автор настаивает на непрерывности между категориями и последующим поведением детей и на соответствии этих категорий степени чувствительности матери. Таким образом, можно понять, что, по мнению авторов, придерживающихся ее взглядов, можно говорить о трансгенерационной передаче и особенно о том, что репрезентация матери для ее ребенка практически эквивалентна этой рабочей модели привязанности. Мы не продолжаем эту практически дословную выдержку из работы Мэри Мэйн с коллегами относительно определения внутренней рабочей модели привязанности. Читателю становится ясно, что они подводят нас к когнитивистским воззрениям, ясно изложенным в недавней работе И. Брезертона (Bretherthon, 1989). Этот автор сравнивает качество коммуникаций между младенцем и взрослыми и сопоставляет их функционирование взаимодействия с внутренней рабочей моделью привязанности. Он отмечает также, что возможные трудности в коммуникации в рамках отношений с объектом привязанности распространяются на коммуникации с третьими лицами, когда речь идет о привязанности. Здесь он упоминает исследования по изложению сценариев привязанности на основе семейных фотографий или сцен, сыгранных «клоунами» перед этими детьми в возрасте шести лет. Дети из группы, ранее обозначенной как «доверчивая», дают более оптимистичное изложение сценариев или описание фотографий, представляющих расставание. Эти исследования, проведенные Джудит Кассиди и Мэри Мэйн, сейчас готовятся к публикации. Они вдохновились ситуацией Томаса, описанной супругами Робертсон. В 27 месяцев он был разлучен с матерью на десять дней и содержался у них. Когда в начале его пребывания ему показывали фотографию его матери, он целовал ее и не хотел с ней расставаться. Немного времени спустя он стал отворачиваться от нее и уходил, если ему пытались ее показать. Мэйн и Голдвин работают в настоящее время над структурированным опросником для взрослых об их воспоминаниях об отношениях привязанности с родителями и их впечатлениях о влиянии этих отношений на их отношения привязанности с собственными детьми в настоящее время. Брезертон, сообщающий об этих исследованиях, упоминает и работы своих сотрудников, изучающих отношения привязанности родителей к их детям и зависимость этих отношений от связей, существовавших когда-то у них самих с их собственными родителями. Передача моделей привязанности не всегда однородна: Брезертон говорит здесь о последствиях «привидения в детской», по метафоре, предложенной Седьмой Фрайберг (1975), т. е. о событиях, которые препятствуют трансгенерационной передаче цепочки репрезентаций рабочих моделей (Bretherthon, 1989). Мы вернемся к важности этой ссылки, которой автор воспользовался, чтобы рассмотреть уместность использования теории {когнитивной) репрезентаций в исследовании этих рабочих моделей. Вспомним здесь вместе с Брезертоном, что этот подход противопоставляет рабочую память долгосрочной памяти. Предлагалось использовать понятие схем или сценариев, из которого вытекает их распределение, их индексация в зависимости от других воспоминаний, их краткое изложение, что приводит в конце концов к большому разнообразию структур опыта, индексированных в пространственно-временном, причинном, мотивационном и аффективном плане. Именно эти схемы, происходящие от «мини-событий», организуются в длинные последовательности воспоминаний, подобные сценарию (Bretherthon, 1989). Цепочки, составленные на основе «мини-событий» (например, ситуации вскармливания вне зависимости от контекста), обобщают последовательности событий в рамках декларативной или семантической памяти, иерархия которой идет от самого конкретного к самому абстрактному. Эти иерархии подвергаются новым вкладам. Таким образом, одно и то же событие может быть соотнесено с разными шкалами анализа. Эти модели памяти психических репрезентаций были предложены, чтобы сделать возможной работу над упорядочиванием понимания повседневного процесса мышления ребенка и взрослого. Они хорошо применимы к разработке репрезентаций рабочих моделей привязанности в том, что касается не только объекта привязанности, но и самого субъекта. В описываемой здесь работе Брезертон анализирует три репрезентационных схемы объекта привязанности: Таким образом, репрезентация рабочих моделей привязанности строится на основе гаммы опытов, основанной на возникновении непредвиденных обстоятельств, приобретающих размеры события: это последнее организуется в рамках семантической или эпизодической памяти, но по схемам, число которых не бесконечно и которые объединяют репрезентации себя и фигур привязанности. Эти рабочие модели доверчивой и недоверчивой привязанности, кроме их исторического содержания, возможно, еще отличает иерархия репрезентаций, которую мы только что упоминали: Непоследовательные и противоречивые модели не дают доступа к автобиографии (Le Ny, 1991); такая теория подтверждает существование вытеснения, что предполагает возможную модификацию рабочих моделей привязанности. Кстати, довольно любопытно, что Брезертон в заключении своей работы высказывается в этой связи в пользу «держащей окружающей среды» и становится адептом корректирующего эмоционального опыта. Несмотря на эти аспекты относительного пересечения между когнитивистской теорией привязанности и психоаналитическими подходами к этой проблеме, следует признать, что теория рабочей модели отвергает правомерность психоаналитических положений о психических репрезентациях. Репрезентация рабочих моделей привязанности и репрезентация объектов Вместе с тем не следует забывать, что французское слово «представление» («репрезентация») напоминает о спектакле, т. е. о мечте, имеющей определенное развитие. Кстати, отличая мнестический след от представления, не готовился ли Фрейд предложить еще одно противопоставление, отличающее представление (репрезентацию) вещи от репрезентации слова. Первая принадлежит к области бессознательного и близка к галлюцинации и сновидению — мы еще вернемся к этому; но вследствие этого репрезентация вещи исходит от увиденного. Представление, выраженное в слове, заставляет вновь пережить сознательное восприятие, которое оно характеризует своим наименованием; значит, репрезентация слова исходит от услышанного. Такое определение области представления исключает регистр эмоции и аффекта, с чем были бы согласны когнитивисты. Но, связывая участь репрезентаций с экономическим регистром импульсивной жизни, психоаналитическая теория делает репрезентацию представителем импульса, «его уполномоченным»: вот почему следует напомнить здесь психоаналитическую теорию репрезентации объекта, т. е. объекта инвестиции импульсов. Фрейд писал в 1925 г.: «Грудь (т. е. ее репрезентация) рождается от отсутствия груди». Он хотел сказать, что в тот момент, когда ослабевает единство новорожденного с материнской заботой, младенец способен реактивировать с помощью своей ауто-эротической деятельности мнестические следы, запечатленные во время переживания удовлетворения потребностей. Так рождается галлюцинация орального удовольствия и репрезентация объекта удовлетворения, грудь, созданная желанием младенца, которое опирается на опыт; репрезентация психически представляет объект импульса. Эта теория репрезентации объекта желания имеет два последствия, которые мы бы хотели кратко напомнить: Другими словами, именно мини-сепарация с объектом вызывает его репрезентацию; эта последняя репрезентация уже является мини-фантазией, которая выразится в сценарии, фантазией скорее орального характера, которая уже впоследствии будет насыщена превратностями истории этого субъекта,— они придадут смысл этим первым галлюцинированным опытам. Благодаря этой теоретической справке можно заметить тесные связи между репрезентациями и фантазийной жизнью, строящейся исходя из инвестирования объектов импульсами и аффективными фиксациями. Предлагая распространить на человеческого ребенка программу обобщенной привязанности, Боулби нанес серьезный удар по теории рождения репрезентации объекта на основе его импульсного инвестирования. Отныне требовалось описывать связь между младенцем и его воспитателями, исходя из интерактивной модели, основанной на программе привязанности и ее внутреннем динамизме, который Дж. Боулби представил как рабочую модель, понимающуюся на основе теории развития Пиаже и кибернетических теорий. Выше мы уже отметили, что современные экспериментаторы предпочли изучать репрезентации этой внутренней модели привязанности на основе ког-нитивистских теорий декларативной и процедурной памяти. Два пути открываются перед психоаналитиком: Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.) |