Характерные черты Восточного деспотизма

2.1. Религиозное содержание власти

Наиболее отличительной особенностью древневосточной монархии был рели­гиозно-священный характер власти правителя. Монарх считался как бы живым воплощением богов на земле, носителем их воли и единственным законным представите­лем. Соответственно он получал право на полномочия, которые ре­лигиозными представителями приписывались богам. Во взаимосвязи власти монарха с символами религиозных культов было еще много от пережитков родоплеменного уклада: почитание мифического ос­нователя племени, символический тотемизм. Но в период ранних государств это мифологическое воспреемство обеспечивало условно национальное единство страны. Ранее всего это выражалось в спе­циальной титулатуре правителей, должной подчеркнуть всеобъем­лющий, общенародный характер их власти: египетские фараоны звались «царями Верхнего и Нижнего Египта», вавилонско-аккад-ские правители — «царями множеств», «царями Ура, Шумера, Ка-Ури» и т. д., китайские императоры простирали свое условно-поли­тическое господство до пределов «Поднебесной».[4]

Божественное происхождение власти должно было показать и выразить неограниченный ее характер на земле, в том числе и по­тому, что ограничивать божественную по своему содержанию власть неразумно и не в интересах людей: она мудра, направлена ко всеоб­щему добру. «Он тоже бог, не знающий себе равного, и не было по­добного ему прежде, — говорилось о фараоне в эпоху Среднего цар­ства. — Владеет он мудростью, замыслы его прекрасны и повеления отменны; по приказу его входят и выходят». Повелитель «дан лю­дям от бога», он обрел «царскую власть в яйце» (т. е. в первоначаль­ном зародыше), «зачат от семени божьего»... Соответственно, древ­невосточный правитель становился первым и наиболее законным представителем народа и пред богами. Он считался либо персональ­но верховным жрецом, либо главой жреческой иерархии, он мог проводить любые культовые церемонии (кроме связанных с силами зла, смерти и т. п. — что также весьма показательно). Священный характер власти правителя был настолько безусловным, что за ним признавалось право вводить почитание новых богов, отменять по­клонение прежним.

Правитель мог ввести и собственный культ, объявить себя собст­венно богом страны (как, например, лугаль Нарам-Суэн в Аккаде или китайские ваны). Это создавало представление о неприкосно­венности, священности самой особы правителя и даже его изображе­ний. Покушения на власть приравнивались к святотатству и кара­лись отныне самыми тяжкими из известных наказаний: смертью, изгнанием. Однако это накладывало на правителя и особые обяза­тельства в отношении образа жизни: он практически не мог появ­ляться перед лицами простых смертных (либо появлялся в каком-то особом, отстраненном виде — в символических одеяниях), жил в особом мире дворца по строгим канонам. Царю Древнего Востока невозможно было игнорировать и всевозможные предсказания и пророчества — вплоть до того, что он должен быть насильственно умерщвлен, если срок его «земного пребывания» истекал. (Поэтому столь важную роль при дворе восточного владыки играли астролог, маг, предсказатель-халдей.)

Религиозно-священный характер власти главным образом опре­делял преемство власти правителя. Строгого порядка престолонас­ледия, тем более жесткого соблюдения принципа передачи престола от отца к сыну, древневосточная монархия не знала. Более важным, чем следование семейной традиции старшинства, здесь считалась условная пригодность к выполнению воли богов, некая предначер-танность, особая отмеченность судьбой. Нередко трон переходил по принципу родового старшинства братьям и племянникам, наследо­вать могли и женщины. Наследие престола от отца к сыну считалось исключением и, для того чтобы быть признанным, нуждалось в ос­новательной мотивации. Эту мотивацию создавали, как правило, мифологизированные качества наследника: родство с богами, особая избранность. Вместе с тем не считалось недопустимым, чтобы пре­стол получил кто-либо из совершенно посторонних прежнему пра­вителю. В таких случаях происходила процедура священного узако­нения через символический брак с богиней, посредством священного по своему смыслу (хотя не исключался и реальный брачный союз) бракосочетания с кем-либо из женской линии прежде царствующего дома.

2.2. Особенности власти древневосточного правите­ля

Государственно-правовое положение и содержание власти древневосточного правителя никак не были связаны с отождествлением монарха с го­сударством вообще: правитель занимал свое место среди других тра­диционных институтов, которые считались столь же обязательными частями власти (например, жреческое правление или жреческий суд). Неограниченность правителя означала только отсутствие ря­дом с ним определенных политических учреждений, которые бы как-то регламентировали его власть. В отношении же принадлежа­щих правителю полномочий древневосточная монархия не была неограниченной по содержанию власти.

Законодательная власть древневосточного правителя была далеко не всеобъемлющей. В политическом ук­ладе древнего общества законы вообще занимали особое место: наи­более общие правила жизни вели свое происхождение от легендар­ных времен, приписывались богам, и цари не наделялись правом творить законы. Более того, требования традиции были определяющими и для правителей. «Цари, — описывал деятельность фараонов древнегреческий писатель Диодор, — не вольны были поступать по своему усмотрению; все было предписано законами, и не только го­сударственная, но и частная обыденная жизнь. Им прислуживали не купленные люди и не рабы, а сыновья верховных жрецов, заботливо воспитанные, в возрасте старше 20 лет... часы дня и ночи, когда ца­рю надлежало выполнить какую-либо из своих обязанностей, пред­писывались законом и не могли нарушаться даже по собственному желанию царя...»[5]

Монарх мог устанавливать новые правила жизни подданных по­ средством собственных распоряжений — указов, декретов и т. п. Однако эти правила, во-первых, не должны были противоречить традиции (другой вопрос, кто и как решал, проводят эти указы «во­лю богов» или нарушают ее), во-вторых, они не могли посягать на самые принципиальные основы правопорядка. Так, в Древней Ин­дии, где право правителя на издание декретов было наиболее безус­ловным, предписывалось, чтобы эти акты не касались кастового строя и правил человеческого бытия, диктуемых верой. В Древнем Вавилоне, даже в периоды наиболее сильной и централизованной царской власти, новоиздаваемые законы не касались того, что было отрегулировано традицией или более давней практикой правоприме­нения. Первые писаные законы, касавшиеся регулирования судо­производства, появлялись как раз в стремлении охранить традицию, древние порядки, остановить развитие в жизни нежелательных со­циальных явлений.

Наиболее полной была власть древневосточного правителя в делах управления. Монарх обладал закон­ченными правами по организации публичных работ, ирригации, строительству, в том числе военных укреплений (хотя строительст­во крепостей, стен и т.п. всегда рассматривалось как специфические функции и право монарха, которое как бы требовало особого оправ­дания). Он определял долю продукта, подлежащую отчуждению для создания государственных и личных царских запасов, а также раз­меры повинностей, какие надлежало выполнять. Как высший воена­чальник, монарх устанавливал основы военной организации в стра­не, порядки воинской службы, назначал военных начальников. Он мог устанавливать разного рода пожалования и иммунитета (приви­легии) в пользу отдельных сановников, областных правителей, горо­дов, мог жаловать земли из царских фондов, определять выдачи из царских запасов. Полномочия правителя включали и распоряжение жизнями, имуществом и рабочей силой всех подданных без исклю­чения: «Вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмет, и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; И поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его; И дочерей ваших возь­мет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы; И поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет и отдаст слугам своим; И от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть и отдаст евнухам своим и слугам сво­им; И рабов ваших, и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет и употребит на свои дела; От мелкого скота вашего возьмет десятую часть, и сами вы будете ему рабами...».

Беспрекословные хозяйственно-распорядительные полномочия монарха были одной из наиболее характерных черт всей древнево­сточной монархии. Они были взаимосвязаны с той огромной ролью, какую вообще играло государственное хозяйство и его организация в жизни древневосточного общества, и с тем вторичным, подчинен­ным значением, какую имела частная собственность. Вместе с тем монарх, будучи собственником труда населения, произведенных продуктов, никогда не рассматривался как вообще верховный собст­венник территории, земель и т. п. (даже если имелось соответствую­щее представление о возможности такого единоличного обладания, а не об управлении по воле богов). Даже в Вавилоне, где значение го­сударственно-распределительной системы было одним из наиболее сильных, цари скупали земли у частных владельцев на общих осно­ваниях.

Управленческие полномочия древневосточного монарха не были законченными и в другом отношении. Практически во всех извест­ных государствах рядом с монархом стоял главный управитель — подлинный глава государственной администрации. Формально он подчинялся власти верховного управления правителя, но самостоя­тельность его была столь велика, полномочия — столь реальны, а связь с разного рода догосударственными институтами (советами знати, старейшин и т. п.) столь непосредственной, что его вполне можно назвать соуправителем государства. Не случайно в большин­стве эта должность вручалась или старшему родственнику правите­ля, или представителю жреческой верхушки, или наиболее видным из служилой знати. По-видимому, невозможно было для монарха произвольно сменить этого главного администратора. Нередки были случаи (особенно в Древнем Египте), когда бывший первый админи­стратор принимал на себя власть и наследие престола. Только в ор­ганизации армии монарх был действительно верховным и непосред­ственным, единственным начальником; армия и была опорой для его властной деятельности. Но лишь тогда это создавало основу для общегосударственного доминирования, когда само положение госу­дарства (как в Ассирийской державе) было в значительной степени порождением военной деятельности и военной политики.

Государственная власть древневосточного правите­ля не заключала в себе судебных прав — это бы­ло одной из важнейших особенностей этого типа государственности в целом. Монарх считался носителем высшей справедливости, творителем воли богов — ив качестве такового мог помиловать пре­ступника, воздать «всякому жалобщику справедливость». К помощи монарха как выразителя права прибегали, когда наличное право не давало возможности решить дело — древнеиндийская традиция, на­пример, прямо предписывала это, в этом смысле египтяне называли фараона «правогласным».[6] Иногда эта роль монарха обретала особый смысл, и появлялась особая царская юстиция: таким был библейский царь Соломон.

Заключение

Своеобразие восточной истории лучше всего постигается через сравнение восточных и западных государств, способов их проис­хождения и их отношения к человеческой индивидуальности и свободе. В западной истории государство возникает как следст­вие выделения человеческих индивидуальностей с их жаждой власти и собственности. В результате появляется необходимость, в стоящей над обществом власти. Эта власть (государство) охра­няла новый порядок, т. е., с одной стороны, позволяла выделив­шейся группе сохранять свое преимущество, а с другой — уме­ряла индивидуальные и групповые столкновения, вводила их в общественно приемлемые рамки. Иными словами, на Западе воз­никновению государства предшествовало проявление человече­ской свободы, происходившее в своевольно-необузданной и вар­варской форме. И если попытаться сформулировать главную суть государства такого типа, то можно сказать, что государство Запада — это форма социального осуществления свободы. Оно создавалось как ответ на своевольные проявления свободы, но оно же и защищало свободу своих граждан (сначала немногих избранных, но потом, с течением веков, этот круг постепенно расширялся и охватил собой всех).

В восточной истории потребность в государстве возникла раньше, чем стали обнаруживать себя явные ростки внешних про­явлений свободы и индивидуальности человека. Дело в том, что вы­жить на Востоке можно, лишь практикуя орошаемое земледелие и постоянно создавая общественные запасы зерна (на случай неуро­жая, стихийных бедствий и т. п.). Все это требовало огромной и пла­номерной затраты ресурсов, жесткого административного управ­ления и объединения множества изолированных сельскохозяйст­венных общин в одно целое. Так уже в III тысячелетии до нашей эры на территории Египта, Междуречья и Индии возникают пер­вые восточные государства. Этот тип государства родился не из по­требностей социальной свободы, а из потребности жесткого объе­динения, что было ответом на вызов конкретных природных усло­вий. В основе древневосточного государства лежит идеал абсолютного единства, отрицающий проявление индивидуальнос­ти и свободы человека. В этом и состоит духовная суть восточной деспотии. Такой тип государственности характерен для всех стран Древнего Востока — Египта, Индии, Шумера, Китая.

Восточная деспотия управляется огромным бюрократическим аппаратом, а ее единство олицетворено фигурой правителя, облада­ющего абсолютной властью над жизнью и смертью своих подданных. Если в западной истории государство зависит от общества и так или иначе выражает интересы группы свободных людей, то тут все об­стоит иначе. Здесь нет свободных людей — свободных воинов и соб­ственников, а есть только государственные рабы, крестьяне (часто находящиеся в еще более жалком положении) и чиновники, осуще­ствляющие административное управление. В одном только древнем Шумере исследователи насчитывают от полумиллиона до миллиона государственных рабов, которые каждый день направлялись на ве­дение общественных работ, причем и работа и выдаваемые пайки строго документировались. Благополучие человека определяется почти исключительно его государственным рангом. Здесь нет общества — оно поглощено государством, а человек низведен до административ­ной функции. Здесь раб может возвыситься до министра, но и ми­нистр остается бесправным рабом государя и всей системы.

И верховный властитель почитается не за свое личное муже­ство или силу (как это, было, скажем, в европейском средневековье). Он выступает только как высшая функция государства, как вопло­щение божественного «величества». Это восточное «величество» (в отличие от наследуемого «по крови» достоинства средневековых ко­ролей) есть качество, приходящее извне и воплощающееся в чело­веке. Возможно было и развоплощение. «Величество ушло», — гово­рили древние египтяне, когда их фараон переставал (в силу разных обстоятельств) выглядеть в глазах людей настоящим властителем. И тогда наследником «величества» становился кто-то другой. Иного и быть не могло, ведь достоинство восточного владыки — это боже­ственное достоинство есть воплощение бога, и это означает не толь­ко абсолютную власть, но и возможность иного воплощения того же самого божества. Оборотной стороной божественного достоинства восточного владыки является пренебрежение его индивидуальным бытием, если только оно пытается заявить о себе как о самостоя­тельной сущности. Эта роль восточного владыки становится более понятной, если мы вспомним фигуру царя-жреца, осуществляющего свою власть только в качестве мистического по­средника между божественной природой и человеческой общиной. Подобного рода функция в преобразованном виде сохранилась и в культуре Древнего Востока, где верования еще не до конца отдели­лись от мифов, родившихся на заре человеческой истории.

Список использованной литературы

1.Василев Л.С. История Востока: В 2-х томах.Т.1-М.1995

2.Графский В.Г. Всеобщая история государства и права. М. «НОРМА», 2007

3.Жаров С. Н. Три лика китайской культуры: конфуциан­ство, буддизм, даосизм.-Воронеж, 1995

4.История государства и права зарубежных стран. Часть1. // Под ред. О.А. Жидкова, Н.А. Крашенинниковой. М. «НОРМА», 2007

5.Крамер С. История начи­нается в Шумере / Пер. с англ. 2-е изд. М., 1991.

6.КузнецовВ.И. Древний Китай, М. 1997.

7.Ламберг – Карловски К., Саблов Д. Древние цивилизации. Ближний Восток и Мезоамерика. М. 1992

8.Мечников Л.И. Цивилизации и великие исторические реки: Географическая тео­рия развития современных обществ.-М.2007

9.Омельченко О.А. Всеобщая история государства и права. Том 1, М., 1999г.

10.Хрестоматия по истории Древнего Востока. М. 1997

[1] Жаров С. Н. Три лика китайской культуры: конфуциан­ство, буддизм, даосизм. -Воронеж, 1995-С.34

[2] Мечников Л.И. Цивилизации и великие исторические реки: Географическая тео­рия развития современных обществ.-М.2007-С.67

[3] Василев Л.С. История Востока: В 2-х томах.Т.1-М.1995.-С.232

[4] Мечников Л.И. Цивилизации и великие исторические реки: Географическая тео­рия развития современных обществ.-М.2007-С.132

[5] Василев Л.С. История Востока: В 2-х томах.Т.1-М.1995.-С.239

[6] Мечников Л.И. Цивилизации и великие исторические реки: Географическая тео­рия развития современных обществ.-М.2007-С.145

Поиск по сайту: