НА ПУТИ К ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЮ

Следующая репетиция "Горя от ума" пришлась на вечер. В театре шли спектакли, и многие, кто присутствовал на предыдущих репетициях, не смогли прийти.

В зале К.С. ожидали почти только одни участники второго акта и И.М.Москвин. Мы были несколько смущены своей малочисленностью. Здороваясь с К.С., я обратил его внимание на то, что в этот вечер в театре идут большие спектакли, в которых занято много артистов, просивших передать ему свое сожаление в том, что они не смогут быть на сегодняшней репетиции.

- Это ничего, - отвечал К.С. - Просматривая мои записи прошлых репетиций, я обратил внимание на то, что мы много говорили и работали над поисками органического действия, но мало затрагивали важнейший элемент его - словесное действие.

Между тем, на пути к перевоплощению в образ для актера исключительно важное значение имеет текст - словесное действие роли.

Мысль - слово - действие нераздельны в едином творческом процессе перевоплощения.

Я уже упоминал о "мысленном действии", которое, как мне кажется, должно помочь овладеть актеру и словесным действием и, что самое важное, логикой мышления в образе. Логика мышления в образе подразумевает не только понимание актером всех мыслей его персонажа, но и умение этими мыслями действовать. Ведь не все свои мысли действующее лицо (как и человек в жизни) высказывает вслух. Но он их имеет, они у него проходят в сознании беспрерывным потоком. Вы все знаете, как интересно бывает в безмолвной паузе следить за выражением глаз, лица героя пьесы.

Почему?

Потому что он думает, мыслит в образе в эти секунды, и мы, зрители, это видим, ощущаем, догадываемся об этих не высказанных вслух мыслях.

Это и есть действенное мышление. Оно является важнейшим элементом в партитуре роли. Как часто в результате паузы, наполненной, насыщенной действенной мыслью актера - персонажа пьесы, следуют его действия, поступки, возникает текст - словесное действие.

Вспомните сыгранные роли, и каждый из вас найдет в них моменты мысленного действия.

И.М.Москвин. Фома Опискин! У меня были совершенно определенные мысли в каждой паузе, - а их было немало в роли, - я очень любил эти паузы и наполнял их всякими "жалкими" мыслями о судьбе моего Фомы.

К.С. Помню! Очень хороший пример. Я убежден, что чем богаче собранные актером невысказанные мысли, тем глубже вскрыто им содержание образа. Из невысказанных мыслей рождается текст и возникает логика поведения образа. Мысленная, словесная и психофизическая линия жизни неразрывны в человеке и должны в таком же неразрывном единстве находиться в творчестве актера в процессе перевоплощения в образ.

Разумеется, что видеть и понимать ход действенных мыслей актера режиссер и зритель могут только через тончайшие оттенки его психофизического поведения или интонации словесного действия.

Легкий поворот головы, едва заметное движение пальцев, скользнувшая по лицу улыбка, изменившееся направление взгляда расскажут нам о внутренней жизни актера-персонажа, передадут мысли его образа.

Но для того чтобы овладеть мысленными действиями, надо упражняться в умении их накапливать, действовать ими, уметь их подчинять логике поведения образа, сквозному действию пьесы, идее драматурга.

Если никто не возражает, посвятим сегодняшнюю репетицию упражнениям, которые помогут нам уяснить роль мысленных действий в процессе перевоплощения актера в образ.

Должен оговориться, что система тренажа "мысленных действий" еще мало разработана мной, но я считаю полезным познакомить вас с ней на сегодняшней более интимной репетиции.

Итак-с, вспомним, о чем мы говорили, кажется, в первую нашу встречу: Фамусов перенес свою штаб-квартиру под дверь Софьи, чтобы убедиться в том, как будет вести себя дочь в этот день, чтобы иметь возможность еще раз допросить ее, как только она встанет с постели и появится в апартаментах. Он хочет допросить ее раньше, чем она сговорится с Молчаливым. Может быть, будет допрошена и Лиза, поскольку в это утро он ее нигде не мог найти: плутовка спряталась в комнате Софьи. Так мы говорили?

И.М.Москвин. Пожалуй, покороче, менее мотивированно в отношении переноса Фамусовым своей штаб-квартиры в гостиную, но по существу так.

К.С. Помню, мы прошлый раз искали оправдания, почему у Грибоедова помечено, что первые три действия идут в одной декорации?

В.В.Лужский. И вы нашли блестящее оправдание по линии главного происшествия первого акта - оправдание, которое вы сейчас развили.

К.С. Для того, чтобы начать акт с некоторого "разгона", я предложил бы проделать следующие действия. Вероятно, между первым и вторым действиями прошло часа три. Второй акт происходит примерно между часом и двумя дня. За это время Фамусов "хлопотал" по дому, Софья и Лиза отсыпались после тревожного утра. Чацкий мылся, чистился, переодевался, завтракал у себя дома после дороги. Молчалин, якобы занимался в кабинете Фамусова, за своим секретарским столиком, "делами", а по существу отчаянно боролся со сном, который его одолевал. Но Фамусов нет-нет, да и зайдет в кабинет. Увидит спящим - улика! "Ты что же это, братец, спишь? А ночью что делал?" Он, конечно, далек от подозрений, что Молчалин провел ночь в комнате дочери, но что они могли до полночи шушукаться в какой-нибудь гостиной, это он допускает. А это для него все равно преступление! Итак, если все согласны с таким "течением дня" у наших героев, то возьмем и начнем акт за минуту, за две до того, как начинается текст пьесы. Прошу всех на сцену.

Лужский, Степанова, Андровская, Качалов, Станицын направились "на сцену", но К.С. предложил Качалову подождать в зале выхода Чацкого. Один из молодых актеров попросил разрешения прорепетировать Петрушку "с разодранным локтем", на что К.С. охотно согласился.

В.В.Лужский вместе с Петрушкой стали было устраиваться за круглым столом посередине сцены, но К.С. остановил их.

К.С. Вы меня не поняли. Я предложил всем, находящимся в доме Фамусова, подумать и поискать, что происходит в гостиной минуты за две до начала грибоедовского текста второго акта.

В.В.Лужский. Вот я и предполагал, что Фамусов с Петрушкой усаживаются за стол…

К.С. Две минуты усаживаться за стол?! Две минуты на сцене - это колоссально много. За две минуты на сцене можно влюбиться, разлюбить и решить покончить с собой от ревности… или еще что-то в этом роде.

В.В.Лужский. Ну, тогда я, право, не знаю…

К.С. А что делают в эти две минуты перед открытием занавеса Софья и Лиза? Чем заняты?

А.О.Степанова. Вы сказали, что мы спим, Константин Сергеевич.

К.С. Я сказал, что до этого часа вы, вероятно, отсыпались, а про последние две минуты я ничего не говорил. Ох, как еще не умеют актеры слушать режиссера! Или, вернее, выбирают из заданий режиссера то, что им легче выполнить.

О.Н.Андровская. Мы готовы к любым действиям, но у нас фантазия не такая, как у вас… бедная!

К.С. Не прибедняйтесь, не кокетничайте сама с собой. Идите по логике "течения дня", и фантазия вам все сейчас же подскажет. Могли вы проснуться за пятнадцать минут до открытия занавеса второго акта?

О.Н.Андровская. Конечно, могли. Даже, наверное, проснулись.

К.С. Ну вот и договорились. Уйдите обе к себе в комнату и проснитесь там, как будто за четверть часа до прихода Фамусова в гостиную в начале второго акта. А мы отсюда, из зала, будем смотреть за тем, что будет в эти пятнадцать минут происходить на сцене, в гостиной.

В.В.Лужский. То было две минуты, а теперь уже пятнадцать.

К.С. Что делать! Вы не умеете начать действовать за две минуты до занавеса, приходится учить вас действовать за пятнадцать минут.

В.В.Лужский. Так ведь это еще труднее.

К.С. А по-моему, легче. Можно больше позволить себе разнообразных действий, а для двух минут надо отобрать самые необходимые, целесообразные. Приготовьтесь. Я хлопну в ладоши, когда начинать.

Несколько секунд К.С. выдерживал паузу. Потом хлопнул в ладоши. Сцена еще некоторое время оставалась пустой. Мы ожидали, что откроется дверь спальни Софьи и появится Лиза - Андровская. и вдруг мы увидели Андровскую, которая появилась с противоположной стороны сцены (когда так незаметно для нас она очутилась там?!). В руках она держала большой поднос, покрытый салфеткой, под которой можно было угадать контуры кофейника, чашки, сухарницы и прочих атрибутов утреннего завтрака. Андровская пересекла сцену и скрылась в спальне Софьи.

Еще через секунду в комнату заглянул Молчалин - Станицын. Он, было нерешительно двинулся к дверям спальни Софьи, но, очевидно услышав, чьи-то шаги за дверью, через которую вошел, спрятался за колонну.

В комнату вошел не Фамусов, как мы ожидали, а Петрушка с письменным прибором, с несколькими книгами под мышкой. Он стал все это аккуратно раскладывать на столе посередине комнаты, а Молчалин - Станицын за его спиной на цыпочках выскользнул из гостиной. Почти сейчас же открылась дверь спальни Софьи - и снова появилась Лиза. Увидев Петрушку, расставлявшего на столе принесенные предметы, она остановилась в дверях, несколько секунд наблюдала за ним, а затем снова скрылась в спальне.

- Это Лужский все срежиссировал, - тихо проговорил К.С. - И Петрушку вместо себя выпустил вперед, и с Андровской сговорился. Но все верно, по логике… Молодец!

Петрушка закончил устройство стола, окинул критическим взглядом свою работу и удалился доложить барину, что все готово.

Сейчас же из дверей спальни вышли Софья и Лиза. Софья даже держала кусочек сухаря в руках. Лиза без слов указала ей на стол. Они обе переглянулись. Софья недоуменно пожала плечами и быстро подошла к окну в глубине, что-то стараясь увидеть на улице.

- Это она смотрит, приготовлена ли лошадь Молчалину для ежедневной прогулки верхом, - пояснил нам К.С. Тут обе девушки услышали шум в соседних комнатах, подбежали к дверям, которые вели во внутренние покои, и, убедившись, что кто-то идет к ним в гостиную, мгновенно скрылись в спальне.

Почти вслед за ними вышел Лужский. Подозрительным взглядом окинул он комнату, как будто чувствуя, что здесь только что кто-то был. Даже как-то понюхал воздух.

"Проклятая комната! - расшифровал нам еле слышно К.С. мысли Лужского - Фамусова. - Все неприятности в доме вечно в ней происходят".

Лужский как бы случайно заглянул даже за колонны…

"И кто этих колонн тут наставил… " - снова разъяснил нам его поведение К.С., сам уже почти входя в мысли и самочувствие Фамусова - Лужского.

Мы с громадным интересом следили за Станиславским, так как знали его способность заражаться игрой актеров, забывать свои режиссерские функции, целиком отдаваясь тому, что происходило на сцене.

Лужский на секунду, опять-таки как бы случайно, подошел к дверям спальни Софьи, потом горестно вздохнул и обратился к Петрушке. Хотел, очевидно, сказать ему про календарь, открыл даже рот, но уставился на его локоть и замечательно естественно произнес, укоризненно качая головой:

Петрушка, вечно ты с обновкой,

С разодранным локтем.

Лужский сделал небольшую паузу, уселся в кресло и продолжал:

…Достань-ка календарь;

Читай не так, как пономарь,

А с чувством, с толком, с расстановкой.

К.С. Простите, что я вас прерываю, Василий Васильевич. Превосходно провели все начало сцены. Кстати, позвольте поблагодарить за то, как вы верно и остроумно "срежиссировали" паузу, которую я заказал актерам. Ваша работа?

В.В.Лужский (комически). "Неужто для друзей не сделать мне и шагу…"

К.С. (смеясь). Нет, совершенно серьезно, большое спасибо. Вы верно наметили те действия, которые могли произойти в гостиной за пять минут до начала второго акта, а ваши партнеры их отлично исполнили. Это меня радует, так как я вижу, что актеры начинают входить во вкус нового приема, а главное, начинают постигать силу логики действий. Итак-с, все было прекрасно, включая то, как вы заметили дыру на локте Петрушки, все было прекрасно до тех пор, пока вы не отдали ему распоряжения читать календарь. Вот тут позвольте придраться к вам. Что, вы предполагали, вам должен прочесть Петрушка?

В.В.Лужский. Поймали, Константин Сергеевич, - не знаю!

К.С. А для чего вам захотелось послушать календарь?

В.В.Лужский. Чтобы отвлечься от грустных мыслей о Софье и хлопот по дому.

К.С. Вот Николай Михайлович спрашивает меня часто, как надо изучать эпоху. Вот вам вопрос, связанный с эпохой. Вопрос, на котором надо остановиться по ходу действия - разбора пьесы в действии. Актер не знает содержания календарей тех лет. Да какой актер - образованнейший Василий Васильевич!

В.В.Лужский. Я знаю содержание тех лет, вернее, легко могу себе его представить…

К.С. Конечно, знаете и можете себе его представить. Но вы упустили, что это знание эпохи вам понадобится именно в этом месте действия пьесы. Значит, сколько бы лекций об эпохе ни прочесть перед началом репетиции, можно пропустить именно тот момент, когда знание эпохи нужно мне по ходу действия. Поэтому эпоху надо знать, но не вообще, а точно, конкретно к тем фактам и действиям, которые встречаются в роли актера, и в эти секунды действия пользоваться знанием эпохи. Актер же прослушает две лекции об эпохе после читки пьесы и спокоен: "Мне про эпоху рассказывали, я ее знаю". А куда, когда, для чего применять свои знания по эпохе он не знает. Встречается подходящий случай по тексту, он его пропускает. Значит, в своих мысленных действиях он не переносится в эпоху.

В.В.Лужский. А это что за мысленные действия, Константин Сергеевич?

К.С. Сегодня нам придется преимущественно к ним обращаться, ими оперировать. Прошу всех прислушаться. В жизни мы беспрерывной линией связаны с многочисленными объектами, расположенными вне нас. Проверьте каждый самого себя: вот вы уже минут сорок присутствуете на репетиции. Она является центром вашего внимания, но ответьте мне честно: кто и сколько раз успел мысленно побывать, хотя на секунду-две у себя дома?

Константин Сергеевич вопросительно и очень серьезно посмотрел на всех, кто находился рядом с ним в зале.

И.М.Москвин. Сознаюсь, побывал дома. И не раз и не два!

В.И.Качалов. Если вы называете это мысленным действием, то, признаюсь, и я "побывал" дома.

Вслед за Москвиным и Качаловым послышались признания и остальных артистов.

К.С. Это простейший пример конкретного мысленного действия. Наш дом, привычная нам обстановка наших комнат, наш домашний быт - все это, вместе взятое, благодаря своей конкретности и многолетней привычке является сильнейшим объектом человека, к которому его мысль, часто помимо его воли, постоянно возвращается, чем бы непосредственно он не был занят в данное время. Только люди с очень сильной волей умеют освобождаться от влияния этого объекта - не совершать в мыслях "путешествия", как я говорю к этому объекту.

Но, повторяю, "мысленные путешествия" домой - это пример самого простого конкретного мысленного действия. Приводя этот пример, как конкретность мысленного действия, я прошу иметь в виду, что в данном случае получается как бы известное "отвлечение" человека от его непосредственного объекта внимания. Для всех вас, кто признался мне в этом мысленном действии, это являлось отвлечением, нарушением вашего внимания к главному объекту - к нашей репетиции. Но это естественное отвлечение.

Я этим примером подчеркиваю лишь сущность, силу мысленного действия в жизни, но имею в виду, что актер по роли должен уметь совершать те мысленные действия, которые не только не отвлекают его от основного объекта внимания, но, наоборот, усиливают его внимание, делают его действенным, направленным непосредственно на конкретный объект, способствуют его перевоплощению в образ.

Сейчас, по ходу первой половины второго акта, я предвижу, что Фамусову, Чацкому и Скалозубу предстоит совершить очень большое количество мысленных действий. Вероятно, эти действия найдут и свое внешнее выражение, но оно явится самопроизвольным результатом мысленных действий. Понятна ли вам природа, сущность мысленных действий?

Л.М.Леонидов. А это не одно и то же, что и внутреннее видение?

К.С. Мысленное действие без внутреннего видения невозможно. Но, внутреннее видение может быть статично, как некий пейзаж, обстановка, картина какого-то происшествия, которое возникло в вашем воображении, про которое вы можете рассказать нам или партнеру о пьесе, но в которых вы сами не обязательно действуете, участвуете. А мысленное действие подразумевает обязательное участие, действие вашего "я" в происшествии, которое возникло в вашем видении *.

Л.М.Леонидов. Спасибо, я понял.

К.С. Давайте попробуем на тексте, на практике совершать мысленные действия. Любое положение в нашем искусстве становится до конца ясным и убедительным только на практике, на творческой практике. Всей моей системе грош цена, если она не служит практике репетиций, воплощению текста пьесы, работе актера над собой и над ролью. Умом ее можно понимать и принимать, но научить себя ею пользоваться - вот в чем вся трудность и в то же время вся ее ценность. Итак-с, продолжим репетицию. Прошу вас, Василий Васильевич, начать с "разодранного локтя" Петрушки. Вводной пантомимой к акту я доволен.

В.В.Лужский (со сцены).

Петрушка, вечно ты с обновкой,

С разодранным локтем.

Достань-ка календарь;

Читай не так, как пономарь,

А с чувством, с толком, с расстановкой.

Лужский снова усаживается в кресло, приготовившись под чтение календаря отдохнуть от тревожного утра. Петрушка из принесенных им книг выбирает календарь, развертывает его. Лужский держит паузу. Актер, играющий Петрушку, останавливается, не зная, что ему делать дальше.

К.С. В чем дело? Почему такая пауза? Отчего остановились?

В.В.Лужский. Ищу мысленное действие, Константин Сергеевич, перед тем как сказать: "Постой же!"

К.С. Что вы ищете мысленное действие, - это хорошо, но что вы устроили для этих "поисков" такую огромную паузу и остановили все действие пьесы - это никуда не годится. Вы, очевидно, придумываете (подчеркивает К.С.) мысленное действие, а не определили его себе из текста Грибоедова. Я не говорил и не рекомендовал придумывать мысленные действия.

____________________

* Говоря об "участии, действии вашего "я", в происшествии, которое возникло в нашем видении", К.С., разумеется, подразумевает не в буквальном смысле "участие" определенного действующего лица в видениях, сопутствующих тому или иному моменту его роли, но общую зараженность, увлеченность актера этими видениями, которые составляют неотъемлемую часть единого органического процесса действия актера на сцене.

В.В.Лужский. Тогда я опять ничего не понимаю.

К.С. Разберемся. Отдавая распоряжение взять календарь, читать те события, которыми заполнялись такие календари на каждый день недели, вы, как Фамусов, невольно вспоминаете, какие дела вам, Фамусову, предстоят на этой неделе. Разве для этого мысленного действия нужна отдельная огромная пауза?

В.В.Лужский. Это так просто?!

К.С. Разумеется. А белые листки для записей дел на каждый день, имевшиеся в конце такого календаря, навели вас на мысль о необходимости произвести и физическое действие - записать в календарь те дела, которые вы только что себе мысленно наметили совершить.

В.В.Лужский. Значит, к Прасковье Федоровне я "съездил" в мыслях, отдавая распоряжение читать мне календарь?

К.С. Конечно! И еще "не вернулись" от нее, так как будете вспоминать вслух - после того, как распорядитесь сделать заметку, - все, что у вас связано с этой "поездкой".

В.В.Лужский. А ну-ка, попробую!

Василий Васильевич начинает снова свой монолог, но, отдавая распоряжение читать ему календарь и усаживаясь в кресло, он, не останавливая текста, "приятно" задумывается о чем-то и, бросив взгляд на календарь в руках Петрушки, очень просто и естественно говорит:

Постой же. - На листке черкни на записном,

Противу будущей недели:

К Прасковье Федоровне в дом

Во вторник зван я на форели.

Лужский делает знак Петрушке не писать дальше и, уйдя в свои мысли, то есть отправившись именно в то "путешествие", о котором говорил нам только что К.С., как о "мысленном действии", продолжал:

Куда как чуден создан свет!

Пофилософствуй, ум вскружится;

То бережешься, то обед:

Ешь три часа, а в три дни не сварится!

В.В.Лужский (неожиданно останавливаясь). Ну что, получается что-нибудь, Константин Сергеевич?

К.С. Кое-что получается. Не хочу вас допрашивать подробно, только страна, по которой вы путешествовали в своем воображении, по-моему, была некой идиллической "Аркадией", населенной философами… Вы начали мысленно действовать, оттолкнувшись от слов "пофилософствуй, ум вскружится", а мне кажется… впрочем, вы ничего не имеете против, если я попробую сейчас сесть на ваше место и тоже "мысленно" продействовать? Не для режиссерского "показа", а чтобы проверить себя как актера?

В.В.Лужский. Ради бога, Константин Сергеевич, это так интересно!

К.С. (вставая). А присутствующие пусть нам расскажут, какие у нас обоих были объекты для наших мысленных действий.

К.С. поднимается на сцену и садится в кресло у стола. Кончая диктантом Петрушке о Прасковье Федоровне, его "мысленные действия" не отличаются от тех, которыми, очевидно, пользовался Лужский, но слово "форели" К.С. выделяет особенной интонацией, несколько растягивает его, что-то в этом слове его, видно, беспокоит. Его Фамусов явно недоволен, что "куда как чуден создан свет", его "пофилософствуй" звучит заботой о чем-то, его мучающем, а не приятными размышлениями за чашкой кофе. Необычайно конкретно, как бы прислушиваясь к тому, что делается в его организме, произносит К.С.: "То бережешься, то обед…". И тоном всем недовольного, больного хроническим катаром желудка человека он говорит: "Ешь три часа, а в три дни не сварится!" К.С. при этом не то что-то глотает, не то подавляет изжогу и, вспомнив совсем мрачное для Фамусова происшествие, приказывает Петрушке:

Отметь-ка, в тот же день… Нет, нет

В четверг я зван на погребенье.

Ох, род людской!

тяжело вздыхает К.С.

…пришло в забвенье,

Что всякий сам туда же должен лезть,

В тот ларчик, где ни стать, ни сесть.

- Ну, Иван Михайлович, - обращается К.С. к Москвину, спускаясь со сцены, - можно было определить мои мысленные действия?

И.М.Москвин. Еще бы! Форели - вещь вкусная, я их съем много, а что будет потом? Придется три дня дома сидеть, лечиться, а то еще, чего доброго, и в ящик сыграешь.

И.М.Москвин произносит эту тираду с таким мрачным юмором, что все находящиеся в зале смеются. Смеется и К.С.

В.В.Лужский. Значит, мысленные действия Фамусова, простите за выражение, весьма натуралистичны, и он страдает несварением желудка. А как же "пофилософствуй"!

И.М.Москвин. Вот он и "философствует" вокруг такой темы, как собственный желудок.

К.С. А почему он должен быть жизнерадостным эпикурейцем? Обжора и трус. И хочется поесть - и страшновато! По-моему, очень характерно для московских бар того времени.

В.В.Лужский. Значит, дальше он увидел в своем воображении собственные похороны, как его везут на Ваганьково…

И.М.Москвин. Скорее в Ново-Девичий…

В.В.Лужский. Раз помер, то уже не все ли равно куда?…

К.С. Фамусову не все равно. Надо среди своих "успокоиться". Ново-Девичье - аристократическое кладбище…

В.В.Лужский. Уговорили… Лежу, значит, это я в могилке и слышу, как на поминках обо мне говорят:

Покойник был почтенный камергер,

С ключом, и сыну ключ умел доставить;

Богат, и на богатой был женат;

перешел на текст неожиданно В.В.Лужский.

К.С. Не останавливайтесь, продолжайте! Произносите сами себе надгробное слово - вот мысленное действие, облеченное в авторский текст.

В.В.Лужский (воспользовавшись подсказанным ему К.С. Станиславским отношением к тексту, как к "надгробному слову").

Скончался; все о нем прискорбно поминают;

Кузьма Петрович! мир ему! –

Что за тузы в Москве живут и умирают!

растроганно заканчивает Василий Васильевич и, вынув платок, сморкается. И как бы вспомнив, что надо еще сделать ему, он в том же печальном тоне говорит:

Пиши: в четверг, одно уж к одному,…

Это "одно уж к одному" выходит у Лужского великолепно: совершенно ясно, что, мысленно похоронив себя, Фамусов вспоминает, чего он не успел сделать при жизни.

Пиши: в четверг…

А может в пятницу, а может и в субботу,…

что-то подсчитывает в уме Василий Васильевич:

Я должен у вдове, у докторше крестить.

Она не родила, но по расчету

По моему: должна родить. -

Лужский произносит это так убежденно и с такой грустью, что все догадываются о мысленных действиях его Фамусова.

К.С. Молодец, Василий Васильевич! Сын-то у вдовы от вас?

В.В.Лужский (в "зерне" Фамусова, грустно). От меня! Но увижу ли я его, если объемся форелей!

Зал дружно смеется.

Л.М.Леонидов. Позвольте, позвольте, как же это - у докторши сын от Фамусова?

К.С. Она же вдова! Значит, сын-то не от мужа!

Л.М.Леонидов. От кого хотите! Но почему от Фамусова?

К.С. Эпоха, батюшка, эпоха! Раз не мог стать прямым отцом, то есть жениться на вдове, то обязан был хоть крестить, крестным отцом стать!

Л.М.Леонидов. Ну и ловко же это вы "продействовали в мыслях". От форелей до незаконного сына у Фамусова…

К.С. Ничего не поделаешь! Логика действий дает огромный эффект. Силой логики действия создается образ и характер человека. Это тот путь, которым вы естественно, без насилия над своей природой, приходите к перевоплощению.

В.В.Лужский. Вы гений, Константин Сергеевич! За десять минут у вас Фамусов получил катар желудка, произнес речь на собственных похоронах и стал крестным отцом своего незаконнорожденного сына. Чем уж не социальная характеристика! *

К.С. Добавьте, что все эти действия целиком оправдывают, почему он в плохом настроении встретил Чацкого. Помните?

Вы что-то не веселы стали;…

В.В.Лужский. Замечательно. Можно пробовать?

К.С. По-моему, вы уже сейчас проделали все мысленные действия по той логике, которую мы нашли, сидя у режиссерского столика. Я следил за вами.

В.В.Лужский. Я ведь только намечал их.

К.С. Так и надо на репетиции: намечать! А полностью выявлять на спектакле.

В.В.Лужский. Значит, пошли дальше.

К.С. Пошли дальше…

В.И.Качалов (собираясь идти на сцену). Простите, что я задаю вопрос: это не то же самое - подтекст и мысленные действия?

К.С. Для меня понятие подтекста гораздо шире, глубже. Оно охватывает для меня всю внутреннюю жизнь роли - предлагаемые обстоятельства, объекты внимания, отношения, магическое "если бы" - все вместе взятое, сплетенное в один канат сквозным действием пьесы и роли, я называю подтекстом. Без подтекста нет творчества в роли. Подтекст - это то, что заставляет нас говорить слова роли, жить, действовать на сцене. Мысленные действия для меня конкретная часть подтекста. Думаю, что без мысленных действий нет, не может быть подтекста. Но подтекст в числе многих линий роли вбирает в себя и линию мысленных действий.

____________________

* Монолог Фамусова Станиславский трактовал в данном случае очень своеобразно. Для него, как артиста-художника, такая трактовка была органична, так как он выводил ее из текста Грибоедова и своего представления об образе Фамусова. Но, разумеется, можно представить себе, что артисты, которым предстоит еще сыграть эту роль, найдут свои "мысленные действия", дадут другую логическую трактовку этого монолога.

В.В.Лужский. А когда думаешь одно, а говоришь другое, хотя бы в одном слове? Говоришь: "Смешно", а думаешь: "Ах, как грустно".

К.С. Это частный случай. Подтекст одного слова. Не забывайте только: говорить - это значит действовать. Можно продолжать репетицию. На словах все ясно?

Л.М.Леонидов. На словах всегда все ясно, а выйдешь на сцену и чувствуешь себя дураком.

К.С. Для этого я и предлагаю меньше говорить, объяснять, а как можно больше действовать. Действием проверять логику фактов, отношений. Любым действием - в первую очередь действием психофизическим и действием словом. Начинайте действовать.

В.В.Лужский.

А! Александр Андреич, просим,…

Совершенно неожиданно для всех Василий Васильевич обращается непосредственно с этими словами к В.И.Качалову, который успел еще только перешагнуть через легкую переносную рампу - "бережок", которая отделяла всегда в "Онегинском" зале зрителей от "сцены".

Качалов не смутился и "на пороге" сцены поклонился Фамусову - Лужскому.

Садитесь-ка,

закончил последний свое обращение к Чацкому.

В.И.Качалов.

Вы заняты?

В.В.Лужский (отпуская жестом Петрушку).

Поди.

Да, разные дела на память в книгу вносим;

Забудется того гляди. -

все с тем же "разочарованным" отношением к жизни отвечает Лужский.

В.И.Качалов.

Вы что-то не веселы стали;

Скажите, отчего? Приезд не выпору мой?

Уж Софье Павловне какой

Не приключилось ли печали?

В.И.Качалов делает небольшую паузу и говорит вдруг вполголоса, глядя на дверь комнаты Софьи.

- Мысленно отправляюсь в комнату Софьи. Не заболела ли она? Не лежит ли в постели? Возвращаюсь обратно к Фамусову.

К.С. (тоже вполголоса И.М.Москвину и Л.М.Леонидову). У каждого из наших актеров своя привычка репетировать, и это очень хорошо. Каждый должен по-своему "переваривать" то новое, что может расширить его мастерство.

В.И.Качалов (продолжает полным голосом). У вас в лице, в движеньях суета.

В.В.Лужский (раздраженно)

Ах! батюшка, нашел загадку,

Не весел я!…

К.С. (останавливая репетицию). Василий Васильевич, у вас "в лице" была "суета", недовольство жизнью, приходом Чацкого… а вот в "движеньях" я ничего не заметил похожего на "суету". Как быть?

В.В.Лужский. Я "мысленно" суетился.

К.С. А у Грибоедова сказано: "в движеньях"…

В.В.Лужский. Но ведь с Петрушкой сцену я вел верно?

К.С. Верно.

В.В.Лужский. Повода суетиться "в движеньях" в ней нет?

К.С. Как будто нет…

В.В.Лужский. А откуда же они возьмутся с приходом Чацкого?

К.С. А как же быть с Грибоедовым?

В.В.Лужский. Мало ли что покажется автору? Может быть, для размера стихов пришлось написать "в движеньях суета?"

К.С. Ох, не похоже это на Пушкина, Грибоедова.

В.В.Лужский. Я и сам знаю, что не похоже, но не может же артист угадать, о чем думал автор сто лет назад.

К.С. Может и должен!

В.В.Лужский. Это надо быть ясновидцем…

К.С. Или следовать всегда раз принятому способу работы над ролью.

В.В.Лужский. Сдаюсь. Туп стал, не догадываюсь, что делать в данном случае, то есть для того, чтобы у меня появилась эта проклятая суета и именно "в движеньях".

К.С. Ох, капризничаете вы, Василий Васильевич, и совсем зря.

В.В.Лужский. А вы думаете, мне легко сознаться на старости лет, что я не понимаю, как мне действовать?

К.С. Старость тут ни при чем. А вы начните себе как актеру задавать самые простые вопросы по роли.

В.В.Лужский. Какие прикажете?

К.С. Ну, например, ждет ли кого-нибудь сегодня, сейчас к себе Фамусов?

В.В.Лужский. Об этом, слава богу, черным по белому написано: Скалозуба.

К.С. Зачем? Кто такой, в первую очередь, для Фамусова Скалозуб?

В.В.Лужский. И это всем ясно: жених. Кандидат в мужья Софье.

К.С. Чацкий?

В.В.Лужский. Тоже жених…

К.С. Вам, то есть Фамусову, хочется, чтобы они встретились друг с другом?

В.В.Лужский. Вряд ли.

К.С. Как вы можете этому помешать?

В.В.Лужский. Ну, развести их по разным комнатам. Чай, помещений хватит.

К.С. Что для этого надо сделать?

В.В.Лужский. Отдать распоряжение слугам.

К.С. Идите, отдавайте.

В.В.Лужский направляется к дверям во внутренние апартаменты.

К.С. (останавливает его в дверях). Стойте! Разве можно Чацкого оставить одного в комнате? Каждую минуту сюда может явиться Софья, они увидятся друг с другом, и вдруг договорятся о взаимной привязанности.

В.В.Лужский (с порога сцены). Что же делать?

К.С. Не запереть ли дверь в комнату Софьи?

В.В.Лужский. Пожалуй… (Идет к дверям комнаты Софьи, но, не дойдя до них, останавливается.) Нет, это ерунда. При Чацком запирать дверь в комнату Софьи!

К.С. Совершенно согласен с вами. Лучше уж рискнуть оставить его одного.

Лужский снова идет к дверям во внутренние покои.

К.С. А в это время Чацкий как раз спрашивает про здоровье Софьи.

В.В.Лужский. Так и есть: он влюблен в нее! Его нельзя оставить здесь. (Снова возвращается на середину комнаты.)

К.С. (обращаясь к сидящим в зале). Ну-с, как? Есть "в движеньях суета"?

И.М.Москвин. Еще какая!

В.В.Лужский. Что же это - вы мной продирижировали, и все получилось?

К.С. Я не дирижировал вами, а подсказывал вам верную логику действий Фамусова.

В.В.Лужский. И это все? Почему же я сам не мог догадаться про нее?

К.С. Вы противились ей, капризничали, не хотели обратиться к сюжету пьесы, к характеру Фамусова. Если не ошибаюсь, вам эти же действия придется еще раз повторить перед приходом Скалозуба, чтобы Чацкий мог сказать…

В.И.Качалов (подсказывает).

Как суетится! Что за прыть!

А Софья? - Нет ли впрямь тут жениха какого?

В.В.Лужский. Да-с! А ларчик просто открывался.

К.С. Совершенно верно. Даже в басне, если бы действовать по логике, то ларчик просто бы открылся.

В.В.Лужский. Прошу у всех товарищей прощения: потратил зря время на споры. Верно, занесся, закапризничал, старый…

К.С. (неожиданно очень строго). Прошу перейти к тексту Грибоедова.

В зале наступила на мгновение напряженная тишина. Все понимали положение Лужского - ему был преподан очень убедительный урок. К.С. проявил большую выдержку, задавая и отвечая Лужскому на простейшие вопросы по сюжету пьесы. Несомненно было, что Лужский, по выражению К.С., "капризничал". Но ведь это был Лужский! Отличный артист, прошедший с К.С. свою артистическую жизнь, игравший в первой постановке К.С. - в знаменитых "Плодах просвещения", поставленных К.С. в "Обществе искусства и литературы" еще в 1885 году! Наконец, это был Лужский, с первого намека час тому назад понявший режиссера и блестяще проведший на глазах у всех нас сцену с Петрушкой.

Можно ли так обращаться к Лужскому? Говорить с Лужским в таком суровом, пусть справедливом, но строгом тоне? Вот о чем думали мы, молодые актеры, не так давно пришедшие учиться в МХАТ, в тревожную паузу, наступившую после слов К.С.

Настороженно сидели Москвин и Леонидов. Чуть отвернул в сторону голову Качалов. И, пересилив себя, остановив какие-то готовые вырваться слова, с горечью произнес Лужский:

Ах! батюшка, нашел загадку,

Не весел я!… В мои лета

Не можно же пускаться мне в присядку!

Конечно, это сказал не Фамусов, а опытный, талантливый актер пожаловался на то, как трудно бывает подчас пожертвовать своими чувствами, ощущениями и подчиниться той замечательной творческой дисциплине, которой славится Художественный театр.

К.С. промолчал и не сделал никакого замечания Лужскому, тем более, что Качалов мгновенно ответил Фамусову: "Никто не приглашает вас", - как будто желая предотвратить всякую возможность остановить репетицию. Это поняли все сидевшие в эале, и по лицу К.С. скользнула улыбка, разрядившая минутное напряжение.

Когда говорят о значении этики в творческом процессе работы режиссера с актером, я всегда вспоминаю этот случай, выдержку Лужского, справедливую строгость Станиславского, дружескую поддержку товарища-партнера Качалова.

И как же замечательно, энергично, действенно, правдиво, взволнованно сыграли Лужский и Качалов свою знаменитую "перепалку" о "Софье Павловне"! Совершенно органично получился у обоих актеров и переход к монологу Фамусова: "Вот то-то, все вы гордецы!"

После слов: "Мы, например…", Лужский сделал довольно значительную паузу. Из зала нам было очевидно, что он подыскивает пример из своей жизни - совершает "мысленное действие"… и вдруг в эту минуту открылась дверь комнаты Софьи, и мимо Чацкого и Фамусова скромно проскользнула Лиза с пустым подносом и салфеткой… Лужский на секунду растерялся даже, но сейчас же воспользовался этой неожиданностью. Он посмотрел на то кресло около двери Софьи, в котором сидел утром, держа на коленях Лизу, и, решив, очевидно, что лучше себя в пример не ставить, энергично начал рассказ о "покойнике дяде Максиме Петровиче". Картину жизни последнего Лужский изобразил очень красочно, не торопясь, сам как бы присутствуя на "куртаге".

Качалов слушал его с громадным вниманием, реагировал на каждый эпизод в рассказе Лужского. В одном месте ("…он и в третий так же точно") хотел даже что-то подсказать, внести свою деталь в рассказ, но Лужский не дал ему себя прервать:

А? как по вашему? По нашему смышлен.

Упал он больно, встал здорово.

сказал он, подводя сам итог "паденьям" Максима Петровича.

Взаимодействие у Лужского и Качалова было очень большим, поэтому Василий Иванович свой ответ: "И точно начал свет глупеть" - начал не как новый рассказ-монолог, как это всегда делалось и делается в этой сцене, а, как будто продолжая рассказ Фамусова и абсолютно соглашаясь с ним. Василий Иванович даже намеренно "согрешил" против текста Грибоедова, повторив два раза слово "точно".

"И точно- точно начал свет глупеть…", - произнес он, передавая в интонации такое согласие с мнением Фамусова, что Лужский - Фамусов посмотрел на него даже с изумлением.

И дальше, отвечая Фамусову, Качалов не восставал, не протестовал против мнения Фамусова, а с горечью констатировал: "Как тот и славился, чья чаще гнулась шея".

Зато с какой гордостью, вздохнув всей грудью, произнес он: "Нет, нынче свет уж не таков".

Великолепно совершал он "путешествие в мыслях" в прошлое, великолепно совершал он его мысленно и по тем странам, откуда только что прибыл, рассказывая о том, что теперь "вольнее всякий дышит".

Образы русских свободолюбивых патриотов, будущих декабристов, невольно вставали перед нашими глазами. Мысленные действия, внутренние видения и непосредственное переключение их в "действие словом" - воздействие словом на партнера - Качалову давалось легко благодаря его любви к слову, выразительным интонациям, богатым голосовым данным, а главное - благодаря увлечению всем тем новым в актерской технике, что открывал перед актерами МХАТ гений Станиславского.

Качалов умел великолепно строить партитуру - рисунок роли, был бережлив и экономен в красках, умел сдерживать свой природный темперамент, давая ему проявляться лишь в решающих эпизодах роли. Все эти качества великого артиста сказались и на данной репетиции.

Спор с Фамусовым о том, что теперь "вольнее всякий дышит", он вел сдержанно, мягко, стараясь убедить Фамусова отказаться от его архаической точки зрения на жизнь и на людей. Качалов пока еще видел перед собой только глуповатого отца Софьи Павловны, он не делал из него символа реакционной мысли, он сохранял обличительную силу для дальнейшего, для финала четвертого акта. Поэтому Чацкий - Качалов с большим юмором, смеясь, призывал Фамусова разделить с ним ироническое отношение к тем, кто был горазд

У покровителей зевать на потолок,

Явиться помолчать, пошаркать, пообедать,

Подставить стул, поднять платок.

Ответные реплики Фамусова от этого тоже звучали легко и вызывали смех в зале, когда Лужский с изумлением говорил:

Что говорит! и говорит, как пишет!

и дальше:

Он вольность хочет проповедать!

Какая же действительно "вольность" - осмелиться не "поднять платок" и не "подставить стул" знатному покровителю! Лужский отлично доносил смысл этой "вольности" в своих ответах, все больше путаясь в ее определениях, и только когда Качалов серьезно говорил, резко подчеркивая главные слова:

Кто служит д е л у, а не лицам…

Фамусов - Лужский так же твердо и резко заявлял:

Строжайше б запретил я этим господам

На выстрел подъезжать к столицам

При этом мы отчетливо видели из зала, что в течение этого спора оба актера твердо вели линию мысленных действий. Качалов вспоминал, как он сам и его друзья "кто путешествует, в деревне кто живет…", а Лужский сочинял уже в мыслях приказ о запрещении въезда в "столицы" этим господам.

И видно было, что Фамусов - Лужский настолько отвлекся своими мысленными действиями, что уже не слышит, как Чацкий ему говорит: "Я наконец сам отдых дам…", "Я досказал", "Длить споры не мое желанье".

Нет, Фамусов Лужского его уже не слышал! И не потому, что он в какой-то момент физически заткнул уши, а оттого, что он был целиком в своих "мысленных действиях". Мы угадывали по выражению лица Лужского, по его раздраженным интонациям, что Фамусов уже сидит в кабинете губернатора и докладывает ему о "развратном" образе мыслей "рыскающих по свету" и "бьющих баклуши" молодых крамольников вроде Чацкого.

"Я вам пропишу!" - слышалось в словах Лужского: "Терпенья, мочи нет, досадно". "И знать вас не хочу…" "Тебя уж упекут. Под суд, как пить дадут".

Это был наглядный пример "отвлечения" Фамусова от основного объекта внимания - от Чацкого и мысленные путешествия по всем объектам-инстанциям, учреждениям, в которые надлежало отправиться Фамусову, чтобы сообщить, пожаловаться на "вольные" рассуждения Чацкого, и одновременно пример великолепной, органической жизни актера в образе.

Отлично обыграл Качалов это "отвлечение" Фамусова - Лужского, подчеркнутое Грибоедовым докладом слуги о приезде Скалозуба. Заткнувший уши барин уже ничего не воспринимает, уйдя целиком в круг своих мысленных действий. Чацкий - Качалов с иронической и несколько грустной улыбкой следил, слегка покачивая головой, за нелепым поведением своего бывшего опекуна и, наконец, решительно отводил, чуть что не силой руки Фамусова от ушей, говоря серьезно: "Да обернитесь, вас зовут".

И от этого движения Чацкого в совершенном испуге вскрикивал Фамусов - Лужский: "А? бунт? Ну, так и жду содома". А дальше, вылив свой гнев на, ни в чем не виноватого слугу, Лужский не забыл произвести, повторить ряд действий, заметавшись опять (как и в начале сцены приезда Чацкого) между дверями комнаты Софьи, Чацким и выходом в другие комнаты, чтобы режиссер не мог ему предъявить упрека в отсутствии "суеты", выраженной и внешне и внутренне.

Отлично провел Качалов монолог после ухода Фамусова. Насыщенный мысленными действиями - поисками среди окружающих Софью соперника-жениха, монолог этот дал нам яркий пример того, как надо актеру жить не "в себе", а действовать мыслью, словом, ставя себя в зависимость от окружающих его объектов действительности.

Только что ушедший Фамусов, Софья, так холодно его принявшая утром в этой же комнате… Где она сейчас? Кто такой Скалозуб? (Перебрал в памяти всех знакомых "не нынче-завтра генералов".) Опять вернулся к рассказу Фамусова о Скалозубе, вспомнил свои встречи, а может быть, прощание с Софьей три года назад… - обо всем этом Качалов с замечательной конкретностью рассказал нам в монологе, когда Чацкий остался один на сцене.

Перед самым выходом на сцену Скалозуба и Фамусова, Качалов хотел по традиции отойти в глубину, за одну из колонн, но тут же был остановлен К.С.

- Зачем вы уходите с авансцены, - обратился к нему К.С. - Это все штампы и дурная условность: у Фамусова и Скалозуба, мол, много текста, а Чацкий безмолвствует добрые десять минут; так оправдаем это безмолвие тем, что Скалозуб и Фамусов его не видят. Чацкий, мол, перед их приходом скрылся куда-то за колонну, в фонарь окна или за ширму. Куда только мы не прятали бедного Чацкого, идя навстречу актерским вкусам и повадкам…

В.И.Качалов. Но ведь так всегда, во всех театрах делали.

К.С. Вот-вот. Всегда и везде - значит, закон. Штамп. "Традиция!" Что же, значит, Грибоедов был глупее нас?

В.И.Качалов. Но у Грибоедова сказано…

К.С. Отчего вы остановились, Василий Иванович? У вас ведь замечательная память. Вы вспомнили, как сказано у Грибоедова про Чацкого в этой сцене?

В.И.Качалов. Вы угадали, вспомнил. В первой же строчке своего текста Фамусов говорит Скалозубу: "Сергей Сергеич, к нам (подчеркивает Качалов) сюда-с". А после слов Скалозуба: "Куда прикажете, лишь только бы усесться", у Грибоедова ремарка: "садятся все трое (опять подчеркивает Качалов), Чацкий поодаль…"

К.С. Ну вот, значит, это сцена троих - "трио", а не дуэт Фамусова со Скалозубом.

В.И.Качалов. Да, вы правы, но молчать на виду у всех, слушать, что говорят эти двое…

В.В.Лужский. Предлагать при Чацком Скалозубу жениться?!

Л.М.Леонидов. А мне, пожалуй, лучше, чтобы Чацкий был тут. Хотя мы, очевидно, молча раскланиваемся при входе и я не знаю, кто передо мной сидит, но "выковыривать" мне при нем выгодней - еще один лишний объект внимания, а следовательно, и повод к действиям.

К.С. Вот это разумный ответ.

В.В.Лужский. Ну, вот хоть убейте, не знаю, как мне вести себя при Чацком.

К.С. А вы и не старайтесь узнать-угадать. Действуйте по тексту, и все. А приспособитесь на ходу.

В.В.Лужский. Ну, это опять что-то уж совсем новое - на ходу приспосабливаться к партнеру.

К.С. А как же в жизни? Человек к человеку в семидесяти пяти случаях приспосабливается на ходу, не зная, что у него из этого получится. Даже когда человек идет на прием к врачу или к своему начальнику и заранее вырабатывает план действий, и тогда он не бывает до конца уверен, удастся ли ему провести этот план, как он его задумал. Все зависит от партнера. Поставьте и вы себя целиком в зависимость от ваших партнеров - Чацкого и Скалозуба.

В.И.Качалов. Но я ведь молчу первые десять минут.

- А это очень сильное действие на сцене - молчать. И очень сильное противодействие партнерам - молчать. Может быть, в безмолвии Чацкого и скрыт у Грибоедова весь секрет этой сцены троих - подчеркивает на этот раз К.С.

Предсказание К.С. сбылось. Сцена "троих" оказалась несравнимо насыщенней действиями-отношениями, чем обычно игравшийся "дуэт" Фамусова - Скалозуба.

Ряд мыслей и фраз получил совсем иную трактовку.

Прежде всего Фамусову - Лужскому пришлось следить с самого начала сцены за Чацким: исполнит ли последний его просьбу "помолчать". Затем мы с интересом увидели, как вежливо раскланявшись друг с другом, Чацкий и Скалозуб посматривают друг на друга, очевидно угадывая, что они соперники-женихи.

Отличная получилась пауза, когда все трое уселись по ремарке Грибоедова, и никто не знал, с чего начать беседу.

"Ах, батюшка, сказать, чтоб не забыть…" у Фамусова - Лужского получилось, как выход из создавшегося неловкого положения.

"Мы с нею вместе не служили". - Скалозуб - Леонидов "сострил" для Чацкого и для Фамусова. Чацкий - Качалов ответил ему легкой полуиронической улыбкой. Леонидов остался очень доволен, что имел успех даже у соперника, и дико вдруг захохотал, чем привел Чацкого - Качалова в полное изумление.

Лужский - Фамусов, перечисляя всю свою пристроенную к разным теплым местечкам родню, совершил в мыслях полный объезд Москвы и среди всех своих знакомых конкретно "нашел" брата Скалозуба.

Видно было, что "мысленные действия", которые вначале вызвали протест у Лужского, совершенно просто и легко возникали в его воображении, находили свое действенное решение и выражение в тексте роли. С особенной остротой для Фамусова прозвучала реплика Скалозуба о том, что его брат

… набрался каких-то новых правил,

Чин следовал ему: он службу вдруг оставил,

В деревне книги стал читать.

Ведь только что об этом говорил Фамусову Чацкий: "в деревне кто живет".

Лужский беспокойно зашевелился в кресле. Чацкий сидел рядом. Ну, как он подхватит эту тему. "Вот молодость!… читать!… а после хвать…", - неопределенно по мысли, но с тревогой произнес Лужский, поглядывая на Качалова - Чацкого. Последний был явно заинтересован поведением брата Скалозуба, но Лужский не дал ему вступить в разговор, быстро переведя последний на самого Скалозуба: "Вы повели себя исправно".

Мы, сидевшие в зале, были удивлены. Никто из нас не помнил о двоюродном брате Скалозуба как о некоей фигуре, а сегодня благодаря присутствию Чацкого этот брат вдруг вырос в единомышленника Чацкого. Да и ошибка Фамусова, похвалившего не того, кого следовало ("прекрасный человек двоюродный ваш брат"), никогда не была столь очевидна и не принималась во внимание исполнителями роли Фамусова.

Преимущество превращения сцены "двоих" в сцену "троих" было бесспорным.

Особенную остроту приобрела сцена в момент, когда Фамусов говорит Скалозубу о том, что, после того как последний получит генеральский чин, ему следовало бы "Речь завести об генеральше?"

Лужский очень ловко обыграл тему женитьбы Скалозуба. Он не только не стал скрывать от Чацкого возможности сватовства Скалозуба, а, наоборот, ухитрился, переглядываясь с Качаловым, сделать такое "предложение", как бы от имени обоих: Качалов - Чацкий был искренне изумлен этим ловким ходом Фамусова - Лужского, когда последний как ни в чем не бывало заявил: "Что ж? у кого сестра, племянница есть, дочь", - как будто он и не думает о том, что речь может идти о Софье, тем более, что к названным "категориям" невест Лужский совершенно спокойно присоединил всех московских девиц и ловко замаскировал свою мысль пространным рассуждением о достоинствах "Москвы как столицы".

В такой же замаскированной форме Лужский дал понять Чацкому, что, пока у того нет "душ тысячки две родовых", он Софье не жених.

Чацкий - Качалов отлично это понял и… помрачнел,

Так неожиданно сцена "троих" приобрела совершенно новые "подводные" ходы, наполнилась действием, и в первую очередь "мысленным действием". Рассказывая о Москве, Лужский восхищался ею, обращался не только к Скалозубу, но и к Чацкому, как бы даже провоцируя его на выступление. В конце концов, он добился своего: Чацкий запротестовал не только в своих мысленных действиях-возражениях по ходу текста Фамусова, - но и выступил с ответным "словом".

Качалов тщательно выполнил совет К.С. обращаться к объектам, расположенным не где-то "внутри" актера, а к конкретно существующей окружающей его действительности. От этого его отповедь приобрела большую, чем всегда, убедительность. Но когда Фамусову надо было предостеречь Чацкого: "Эй, завяжи на память узелок", Лужский неожиданно остановился.

- Что-то нескладно получилось, - обратился он к К.С. - в своем монологе о Москве я поставил перед собой задачу раздразнить Чацкого, мол: "Вы, нынешние, нутка", а, раздразнив его, теперь говорю: "Просил я помолчать"… Не сходятся концы с концами.

К.С. Хорошо, что вы сами это заметили. Василий Васильевич. Действительно, концы с концами не сходятся, если в монологе о Москве провоцировать Чацкого на ответ. Значит, не всякое действие годится для сквозного действия роли, - подчеркнул К.С. - Значит, кроме действий, как таковых, обязательна еще логика этих действий - логика по отношению к сверхзадаче пьесы и роли, к сквозному действию, к характеру действующего лица. Уметь выбрать каждое очередное действие, как конкретное выражение сквозного действия - трудная задача.

В.В.Лужский. Ох, боже мой, еще и логика и характер! Говорят, что только первые тридцать лет в театре трудно, а у нас в Художественном только после тридцати и начинаются все трудности. Как раньше все было просто: выучишь роль и иди гримироваться, а теперь?

К.С. Вы отчасти правы, Василий Васильевич. Я часто сам задаю себе вопрос: должен ли я так много требовать от всех вас? Ведь и с тем, чего мы достигли, можно ставить вполне грамотные спектакли. Но кто тогда будет двигать вперед наше искусство - искусство актера? Не перегонит ли нас зритель в своих требованиях, в своих наблюдениях характерного в жизни? Особенно наше столь бурно развивающееся советское общество. И вот я стараюсь отыскать законы движения вперед техники актерского мастерства. Вы полагаете, что я их все знаю? Ничего подобного. Я обращаюсь ко всем вам за помощью. Вот я открыл, как мне кажется, что действия, совершаемые в мыслях, это необходимое составное органического действия, а как ими пользоваться во всех эпизодах роли, я до конца не знаю. Сознаюсь, что с некоторым волнением я ждал сегодняшней репетиции: два громадных монолога, сначала безмолвствующий Чацкий, потом Скалозуб… Весьма трудное положение для актеров… Помогут ли им в данном эпизоде мысленные действия? Вы выбрали не то действие, Василий Васильевич, это легко поправить. Но, вы ощутили силу действия - это уже много. Василий Иванович уже не "самовыявлялся", как, бывало, говорили про монологи Чацкого, а устремлял силу грибоедовских слов на объекты, расположенные вне его актерского "я". Это уже много.

Но сколько еще впереди законов, которые нужно открыть, проверить практикой, научиться самим пользоваться ими и научить им всех других актеров! Что, например, делал, как действовал Леонид Миронович, слушая сегодня Фамусова и Чацкого?

Л.М.Леонидов. Обо мне не тревожьтесь. Ведь я генерал и на любом приеме, на балу или в гостях, я от всех принимаю рапорты и ставлю резолюции. Фамусов отрапортовал о Москве, я поставил резолюцию: "Пожар способствовал ей много к украшению". Чацкий отрапортовал мне про судей, я - тоже резолюцию: "Мне нравится…" и так далее… А принимать рапорты - это целое искусство. Надо делать вид, что все понимаешь и слышишь, тогда как сам думаешь совсем о другом, гораздо более простом и прозаичном (о чем - не скажу при дамах). Но на лице, чтобы ничего не отражалось. Иногда полезно сострить:

Не знаю-с, виноват;

Мы с нею вместе не служили.

а еще полезнее помалкивать. Вот я с удовольствием и молчу.

Леонид Миронович на минуту изображает удовлетворенное молчание Скалозуба, и мы убеждаемся, что оно вполне соответствует тупоумию самовлюбленного солдафона.

К.С. (вполголоса, как бы говоря не с Леонидовым). А действуете в это время?

Л.М.Леонидов (не выходя из образа, тоже вполголоса). Еще как! (Улыбка на лице его становится еще самодовольнее.)

К.С. (так же). Если не секрет, что делаете в мыслях?

Л.М.Леонидов. Вспоминаю, как сегодня у меня в доме… я вам скажу потом… поверьте на слово…

К.С. Верю.

В.В.Лужский. У всех всегда все получается. Какое же мне выбрать логическое действие в первом монологе?

К.С. Я бы выбрал: не дать Чацкому возразить мне, не дать ему вступить в разговор со Скалозубом.

В.В.Лужский. А если он не собирается мне возражать?

К.С. Как может Чацкий не возразить на то, что вы всех без разбора пускаете к себе в дом, да еще гордитесь этим?

В.В.Лужский. Пусть возражает.

В.И.Качалов. Пожалуйста.

В.В.Лужский.

Кто хочет к нам пожаловать, - изволь,

Дверь отперта для званых и незваных,

Особенно из иностранных;

Хоть честный человек, хоть нет,

Для нас равнёхонько, про всех готов обед.

В.И.Качалов.

Но если русский к вам заглянет,

То вряд ли дома вас застанет!

Он не родня вам, он не грек!

Он просто русский человек!

Экспромт Василия Ивановича был так неожидан, что Лужский растерялся и не смог ничего ему ответить…

К.С. Молодец, Василий Иванович! Как только Василий Васильевич задержится с текстом, сейчас же говорите вслух то, что думаете. Бейте его словом!

В.В.Лужский. Больше не поддамся, не беспокойтесь.

И, пристально следя за Чацким, Лужский продолжал свой монолог. Замысел Станиславского удался. Стоило Качалову сделать малейший намек на протест, Лужский буквально "наступал" на него словами фамусовского текста. Так случилось после рассказа о "старичках": "Поспорят, пошумят и… разойдутся".

Качалов - Чацкий явно хотел пошутить над старичками, но Лужский так энергично сказал: "А дамы? - Сунься кто, попробуй овладей", что Василию Ивановичу пришлось ограничиться улыбкой и легким движением плеч, выразившими его ироническое отношение к "столбовым" дворянам - друзьям Фамусова.

Такая же мгновенная схватка Чацкого и Фамусова произошла после перечисления имен московских грозных судей-дам: "Ирина Власьевна!… Пульхерия Андревна!"

Лужский не дал Качалову, как говорится, открыть рот и очень энергично перевел свою тему на дочек: "А дочки?., можно ли воспитаннее быть!"

И, несмотря на то, что Чацкий - Качалов даже встал, чтобы возразить Фамусову после знаменитой сентенции о том, что московские дочки

К военным людям так и льнут,

А потому, что патриотки.

Лужский и тут ему не "дал слова", встав в свою очередь и твердо заявив:

Решительно скажу: едва

Другая сыщется столица как Москва.

После столь ярко проведенной борьбы с Чацким – Качаловым, Лужскому было уже легко сказать ему вполголоса: "Эй, завяжи на память узелок" и т.д., а затем представить его Скалозубу. Но во время монолога Чацкого Лужский, как говорится, не знал, куда себя деть, что с собой делать.

- Ничего не могу придумать, - обратился он к К.С. - Никакие действия "на ум нейдут"…

К.С. Тогда позвольте, я попробую прорепетировать это место. Ведь и я когда-то мучился им. Вы так четко провели линию борьбы с Чацким в монологе о Москве, что и мне захотелось мысленно подействовать.

Станиславский и Лужский поменялись местами.

После реплики "Не я один, все так же осуждают" К.С., крайне недовольный упорством Чацкого, уселся в кресло у стола. Таким образом, он очутился между прохаживающимся по комнате Чацким и сидевшим на диване Скалозубом. Он слушал, внимательно слушал Чацкого - Качалова, и на первую его сентенцию о судьях, кончавшуюся словами: "Не замечая об себе: что старее, то хуже", повернувшись к Скалозубу, пожал плечами, вздохнул и изобразил подобие улыбки.

"…Молодо-зелено", оказал он, обращаясь к дорогому ему гостю и как бы извиняясь за Чацкого.

Но Качалов, не смутившись импровизацией К.С., продолжал еще настойчивее: "Где? укажите нам, отечества отцы…" К.С. повернулся лицом к нему, сделал ему незаметный для Скалозуба жест рукой прекратить спор и троено нахмурил лицо. Но так как Качалов не прекращал своего нападения, а, наоборот, развивал его, К.С. снова повернулся к Скалозубу и еще ласковее улыбнулся ему, прося прощения за Чацкого. Во время этой небольшой пантомимы Качалов успел уже обрисовать "прошедшего житья подлейшие черты" и обратился к Фамусову - К.С. с прямым вопросом:

Не тот ли вы, к кому меня еще с пелен,

Для замыслов каких-то непонятных,

Дитёй возили на поклон?

К.С. повернулся всей фигурой к Чацкому и прошипел сквозь зубы: "Перестань… замолчать… прекратить…" Но Чацкий не слушался приказов К.С., а с все большим и большим воодушевлением нападал на "Несторов негодяев знатных", К.С. пришлось дважды или трижды обращать улыбки к Скалозубу, прося извинить разошедшегося не в меру "родственничка", и столько же раз оборачиваться со все более и более грозными предостережениями к Чацкому.

Картина получилась исключительно выразительная. Фамусов - К.С. под воздействием монолога Чацкого буквально вертелся в кресле, как карась на сковородке. Чем яростнее обличал Чацкий, тем чаще приходилось К.С. улыбаться Скалозубу, тем чаще приходилось оборачиваться К.С. к Чацкому, грозно требуя прекращения спора.

И вдруг на самых последних строках монолога Чацкого случилось невероятное, но вполне логичное происшествие. К.С. - Фамусов до того "довертелся" между Чацким и Скалозубом, что, потеряв направление, перепутал улыбки с угрозами: Чацкому он заискивающе улыбнулся, а Скалозубу грозно прошептал: "Молчать, молчать".

Поймав себя на этой страшной ошибке, К.С. в ужасе схватился за голову, проговорив: "Уж втянет он меня в беду", и направился вон из комнаты. Так как Чацкий как раз закончил свой монолог, то К.С., задержавшись на секунду в дверях, сказал:

Сергей Сергеич, я пойду,

И буду ждать вас в кабинете.

- Ну, как я действовал? - обратился К.С. со сцены к "зрителям".

В.В.Лужский. Мне бы вы так действовать не позволили.

К.С. Почему?

В.В.Лужский. Потому что мы смотрели только за вашей игрой и не слушали Чацкого.

К.С. Значит, я переиграл, пересолил. Умоляю вас не подражать мне. Это очень большое преступление перед партнером - стремиться перехватить его тему и "закрыть" его своей игрой. Правда, я к этому сознательно не стремился, я хотел лишь найти действие Фамусова во время монолога Чацкого. Но я потерял чувство меры… Вероятно, я еще к тому же комиковал… За мной и такой грех водится.

К.С. был искренне расстроен, и его волнение передалось всем нам.

Поиск по сайту: