БЛАТНОЙ КАПИТАЛИЗМ?

Девяностые годы стали для России десятилетием сильнейшей макроэкономической турбулентности. С декабря 1991 по декабрь 2001 года стоимость рубля по отношению к американскому доллару упала почти на 99 %. В 1998-м, три года спустя после того как удалось стабилизировать инфляцию, спекулятивный кризис прорвал оборону Центробанка, вынудив правительство девальвировать рубль. После этого многие пришли к выводу, что российские экономические реформы провалились.

И все же российский кризис не был изолированным явлением: он произошел на фоне прокатившейся по всему миру волны валютных кризисов. Как ни странно звучит статистика о падении рубля на 99 %, но, по данным МВФ, в 11 других странах, включая Белоруссию, Бразилию, Турцию и Украину, в 1990-е годы произошли еще более крупные обвалы национальных валют. Больше того, при том что в 1998-м рубль упал за два месяца сразу на 61 %, в период с января 1992 по декабрь 2001 года подобные или даже более значительные двухмесячные валютные коллапсы случались 34 раза в 20 различных странах. Также следует отметить, что последствия девальвации в России были не столь ужасными, как утверждалось в то время. Фактически за девальвацией последовало неожиданное и продолжительное повышение курса, с новой силой развернулось движение в поддержку либеральных экономических реформ.

Считается также, что сами методы экономического реформирования в России способствовали обострению экономического неравенства. Часто все беды списываются на приватизацию. Например, по мнению представителей Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), схема «акции в обмен на кредиты» привела в середине 1990-х к «резкому неравенству состояний и доходов». Неравенство в России, безусловно, заметно обострилось со времен падения коммунизма. Согласно официальной российской статистике, коэффициент Джини – показатель экономического неравенства, выраженный в цифрах от нуля (полное равенство) до единицы (абсолютное неравенство), – между 1991 и 1994 годами вырос с 0,26 до 0,41, после чего остановился на уровне примерно 0,40.

Но приватизация не могла вызвать рост неравенства в доходах населения по одной простой причине: он начался еще до приватизации. Наиболее резкое увеличение коэффициента Джини было отмечено в России в период с 1991 по 1993-й, а его пик приходится на 1994 год, когда еще не могли материализоваться какие-либо последствия приватизации, например реструктуризация или рост поступлений от дивидендов. И безработица тоже ни при чем. В 1992 и 1993 годах ее уровень не превышал 6 %. После 1994-го он пошел вверх, достигнув в 1998 году 13,2 %, но в этот период неравенство в доходах населения как раз несколько уменьшилось.

По словам Бранко Милановича, специалиста Всемирного банка по вопросам развития, 77 % подъема неравенства в доходах населения в России объясняется не приватизацией, безработицей или ростом доходов в сфере бизнеса, а увеличивающимся разрывом в уровне заработной платы. Одни работали в процветающих компаниях, стремительно богатевших в условиях свободного рынка и открытой торговли, а другие – в постепенно разорявшихся фирмах и в государственном секторе. Драматизм ситуации в связи с усилением неравенства доходов в России в значительной степени обусловлен потрясениями, неизбежно сопровождающими рационализацию экономической деятельности.

Часто можно услышать, что экономические реформы в России породили малочисленный класс олигархов, которым удалось за бесценок приобрести дорогостоящие предприятия на залоговых аукционах и затем целиком изъять из них активы. Считается, что изъятие активов и привело к застойному инвестированию и замедлению экономического роста.

Сфера крупного бизнеса в России действительно контролируется группой финансовых магнатов. Но это характерно для большинства развивающихся капиталистических стран – от Мексики, Бразилии и Израиля до Южной Кореи, Малайзии и ЮАР. Даже в развитых странах, таких, как Италия и Швеция, крупнейшие компании, как правило, управляются государством или династиями промышленников, причем зачастую несколько таких семейств контролируют большуЂю долю государственного производства посредством финансовых и индустриальных групп. Крупные бизнесмены обязательно имеют связи в политических кругах, они получают займы и субсидии от правительства (например, в Южной Корее и в Италии), участвуют в процессе приватизации (в Мексике и в Бразилии) или занимают важные государственные посты, сохраняя при этом связь с собственными компаниями (в Италии и в Малайзии). Олигархическая форма собственности возникла и в других странах с переходной экономикой, например в Латвии и в ряде государств Центральной Азии.

После финансового кризиса в Азии эта система политизированной собственности получила уничижительное название «блатной капитализм», несмотря даже на то, что на ее фоне в нескольких странах наблюдался невиданный экономический рост и что именно этой системе Малайзия и Южная Корея обязаны возрождением своих экономик. Если говорить о России, резкое снижение уровня товарного производства произошло, как уже было сказано, раньше, чем на авансцену в 1995 году вышли олигархи. Далее последовали несколько лет стагнации, после чего начался быстрый рост экономики.

Надо заметить, что компании, контролируемые олигархами, добились колоссальных успехов – гораздо более значительных, чем подобные им компании, оставшиеся под контролем государства или в управлении чиновников советского склада. Достаточно указать на три самых громких случая. Благодаря ельцинской схеме залоговых аукционов Михаил Ходорковский (ныне пребывающий за решеткой) приобрел контрольный пакет акций нефтяной компании «ЮКОС»; Борис Березовский (в настоящее время в эмиграции) вместе со своим тогдашним партнером Романом Абрамовичем выиграл на аукционе контрольный пакет нефтяной компании «Сибнефть»; Владимир Потанин приобрел компанию «Норильский никель». С 1996-го доходы и производительность всех трех компаний резко возросли, а вместе с тем поднялась и стоимость акций. В период с 1996 по 2001 год после аудиторской проверки предварительная (до вычета налогов) прибыль «ЮКОСа», «Сибнефти» и «Норильского никеля» выросла в реальном выражении в 36, 10 и 5 раз соответственно. Стоимость их акций на бирже также взлетела, причем цены на акции «ЮКОСа» и «Сибнефти» реально выросли более чем в 30 раз. Деятельность этих трех компаний оказалась значительно более успешной, чем деятельность газового монополиста ОАО «Газпром», или РАО «ЕЭС России», оставшегося в государственной собственности, или любой другой крупной частной компании типа «ЛУКойла», возглавляемой еще доприватизационным руководством.

Правда ли, что олигархи изъяли активы компаний, приобретенных ими в ходе приватизации, вместо того, чтобы инвестировать в них? Прошедшие аудиторскую проверку финансовые отчеты свидетельствуют о том, что активы компаний резко увеличились особенно за период после 1998-го. Вскоре после приватизации стоимость активов «ЮКОСа» составляла 4,7 млрд долларов. К 2001 году эта цифра выросла до 11,4 млрд. За период, по которому имеются статистические данные, активы «Норильского никеля» также возросли. Акции «Сибнефти», которые первоначально действительно уменьшились, с 1999-го ежегодно прирастают. Каждый год крупнейшие олигархи вкладывают в свои компании сотни миллионов долларов. Так, в 2001 году «ЮКОС» вложил 945 млн в основной производственный капитал. Капиталовложения в «Сибнефть» составили 619 млн долларов. Напротив, самые громкие скандалы, связанные с выкачиванием активов, имели место в государственных компаниях. Бывшие руководители «Газпрома» были обвинены в выводе активов посредством сложных сетей торговых фирм. По имеющимся данным, активы государственной авиакомпании «Аэрофлот» также сократились в период с 1998 по 2001 год.

Это, конечно, не означает, что олигархи озабочены благополучием общества, далеки от политических интриг и преданы интересам мелких акционеров. Они извлекли немало выгод из полюбовных соглашений с правительством, стремясь консолидировать контроль над своими компаниями, в массовом порядке занижали стоимость акций, принадлежавших не владевшим контрольным пакетом акционерам. Защита прав инвесторов и корпоративное управление в России по-прежнему развиты недостаточно. Но и в этом Россия не одинока: подобная ситуация типична для развивающихся стран со средним доходом, где экспроприация мелких акционеров – практика почти повсеместная. Реформы в законодательной сфере постепенно смягчают эти проблемы, но они, как правило, проводятся на более высоком уровне экономического развития, чем у нынешней России.

Утверждение, будто олигархи приватизировали компании, чтобы выкачивать из них активы, выворачивает логику наизнанку. На самом деле олигархи выкачивали средства из государственных компаний, чтобы иметь возможность при случае покупать новые. Они стремились заплатить как можно меньшую сумму за государственную собственность и прибегали к различного рода законным (а иногда и незаконным) способам консолидации своих акций. Но, став полными собственниками компаний, они начали вести себя так, как подобает в таких случаях – инвестировать в них ради повышения производительности. Они действовали по примеру других олигархов – от американцев Дж. П. Моргана и Дж. Д. Рокфеллера до итальянского магната Сильвио Берлускони.

Итак, вступив в 1990-е как разваленная централизованная экономика, Россия к концу десятилетия превратилась в стремительно развивающуюся рыночную систему. Российскую экономику, конечно, не назовешь хрестоматийным эталоном капиталистических отношений. Как и другие страны со средним достатком, Россия страдает от нерешенной проблемы неравенства в доходах населения, финансовых кризисов, разросшейся теневой экономики, тесного переплетения политической и экономической власти. Но утверждать, что российская экономика – уникальное в своем уродстве образование, было бы слишком большим – и безграмотным – преувеличением.

БАРАШКИ В БУМАЖКЕ

В конце 1990-х годов председатель Банковского комитета Палаты представителей Конгресса США Джим Лич, ссылаясь на свое исследование, проведенное среди самых коррумпированных режимов мира, писал, что режимы Фердинанда Маркоса на Филиппинах, Мобуту в Заире, Сухарто в Индонезии не идут ни в какое сравнение со «всепроникающей, допустимой в политических кругах коррупцией» в посткоммунистической России. Другие встречающиеся определения коррупции в России столь же беспощадны. В ежегодных рейтингах Всемирного банка и международной антикоррупционной группы Transparency International, оценивающих на основе ряда методик бизнес-исследований «показатели коррупции» в разных странах, России отводится место в нижней части списка. В перечне Всемирного банка за 2001-й, включающем 160 стран, Россия находится на 142-м месте, а в списке Transparency International за 2002 год она занимает 71-е место из 102.

А что говорят источники менее зависимые от оценок непосвященных? Летом 1999-го Всемирный банк и ЕБРР провели опрос коммерческих директоров в 22 бывших соцстранах. Респондентов просили определить ту часть годового дохода «компании вроде вашей», которая обычно уходит в виде неофициальных платежей государственным чиновникам, чтобы «продвинуть тот или иной вопрос». В анкете пояснялось, что речь идет о выплатах с целью облегчить общение с коммунальными службами, получить лицензию или разрешение, «подружиться» с налоговыми органами или решить проблемы с таможенной службой и импортом. Респонденты также должны были ответить, насколько возможность «проплатить» парламентский закон, президентский декрет или судебное решение непосредственно повлияла на деятельность их компании. Таким образом составители надеялись определить, до какой степени политики вовлечены в бизнес.

По обоим показателям («бремя взяточничества» и «захват государства») Россия оказалась в самой середине списка посткоммунистических стран. В среднем, согласно этому опросу, российские компании тратят 2,8 % своих доходов на взятки должностным лицам. Это меньше, чем в Украине и Узбекистане, и намного меньше, чем в Азербайджане (5,7 %) и Киргизии (5,3 %). Процент респондентов, ответивших, что их компаниям «иногда», «часто», «в большинстве случаев» или «всегда» приходится давать взятки государственным чиновникам, чтобы повлиять на содержание новых законов, декретов или постановлений, тоже довольно средний – 9. Для сравнения: в Азербайджане этот показатель составил 24 %, в Латвии и Литве – 14 %, в Белоруссии и Узбекистане – 2 %. В обоих случаях полученные данные по России практически подтверждают предположения, отправным пунктом которых является уровень ее экономического развития.

В какой же степени коррупция в России отражается на жизни рядовых граждан? В рамках исследований, проводимых под эгидой ООН среди жертв различных правонарушений, в период с 1996 по 2000 год горожанам ряда стран было предложено ответить на следующий вопрос: «В некоторых странах существует проблема коррупции в правительственных кругах и среди государственных служащих. Приходилось ли вам [за последний год] сталкиваться с тем, что государственный чиновник, например сотрудник таможни, полицейский или инспектор, требовал от вас взятку или ожидал, что вы ему заплатите?» Процент положительных ответов в России оказался близким к среднему для развивающихся стран и стран со средним достатком, в которых проводился опрос. Около 17 % россиян ответили на вопрос положительно; это меньше, чем в Аргентине, Бразилии, Литве или Румынии. И опять-таки сравнительные показатели России почти полностью совпадают с тем, чего следовало ожидать, учитывая средний доход в стране на душу населения.

Поиск по сайту: