КОРОЛЬ И ПРАВИТЕЛЬ 4 страница

— Да, его специально прикопали в тени бархана, чтобы не так быстро помер: крепко, видать, они на него обиделись... Можно его напоить?

— При второй стадии — только мелкими порциями. Слушай, а как ты догадался?..

— Честно сказать, я искал труп.

С этими словами Цэрлэг поднес к почерневшим и растрескавшимся губам закопанного свою кожаную флягу. Тот дернулся и начал судорожно глотать, однако его приоткрывшиеся глаза остались мутны и безжизненны.

— Стоп, стоп, парень, не спеши! Слышь, чего доктор говорит: не все сразу. Ну‑ка, давай вытащим его наружу: тут все рыхлое, так что обойдемся без лопаты... Взялись?..

Чуть разворошив песок, они ухватили человека под мышки и — «Три‑четыре!..» — выдернули его, как морковку из грядки. «Т‑твою‑то мать!..» — с чувством произнес орокуэн, стиснув рукоять ятагана: песчаные потоки разом стекли с одежды спасенного, открывши их изумленным взорам зеленый камзол гондорского офицера.

Впрочем, на интенсивность реанимационных мероприятий это открытие ничуть не повлияло, и минут через десять пленник уже был, по выражению Цэрлэга, «пригоден к употреблению». Муть, заполнявшая его серые глаза, растаяла, и теперь они глядели твердо и чуть насмешливо. Скользнув взглядом по обмундированию «спасителей», он в полной мере оценил свое положение и представился, к немалому их удивлению, на правильном орокуэнском, хотя и с акцентом:

— Барон Тангорн, лейтенант Итилиенского полка. С кем имею честь?

Для человека, который чудом избегнул мучительной смерти — и тут же обнаружил, что ему предстоит умирать по второму разу, гондорец держался просто превосходно. Разведчик оглядел его с уважением и отошел чуть в сторонку, сделав знак товарищу — давай ты.

— Военлекарь второго ранга Халаддин и сержант Цэрлэг, Кирит‑Унгольский егерской. Впрочем, теперь это уже несущественно.

— Отчего же? — приподнял бровь лейтенант. — Весьма достойный полк. Если мне не изменяет память, мы с вами встречались прошлой осенью у Осгилиата — итилиенцы тогда держали оборону с южного фланга. Клянусь кулаком Тулкаса, это была превосходная баталия!

— Боюсь, сейчас не лучший случай предаваться воспоминаниям о тех рыцарственных временах — нас интересуют события менее отдаленные. Что за отряд вырезал кочевье? Имя командира, численность, задание, направление дальнейшего движения? И не советую темнить: как вы догадываетесь, мы не расположены к сантиментам.

— Вполне законно, — пожал плечами барон. — Более чем... Отряд сформирован из вастакских наемников, командир — Элоар, эльф; насколько я понял, он состоит в родстве с кем‑то из лориенских владык. Численность — девять человек. Задание — челночное патрулирование зоны, прилегающей к тракту, и зачистка территории в целях борьбы с повстанцами. Вы удовлетворены?

Халаддин непроизвольно зажмурился, и перед глазами у него вновь возник игрушечный бактрианчик из шерстяных ниток, втоптанный в застывшую кровяную лужу. Вот, значит, как это у них называется — «зачистка территории». Что ж, будем знать...

— А как вы, барон, оказались в том прискорбном положении, в коем мы вас застали?

— Боюсь, эта история столь невероятна, что вы мне все равно не поверите.

— Ну, тогда я вам скажу. Вы пытались воспрепятствовать этой самой «зачистке» и ранили при этом кого‑то из наемников. Или даже убили?..

Гондорец поглядел на них в явном замешательстве.

— Откуда, черт побери, вам это известно?

— Не важно. Странно, однако, ведет себя гондорский лейтенант...

— Он ведет себя так, как и надлежит солдату и дворянину, — сухо ответил пленник. — Надеюсь, вы не рассматриваете мое нечаянное признание как попытку купить себе жизнь?

— О, не беспокойтесь, барон. Полагаю, нам с сержантом следует вернуть вам долг, хотя бы частично: теперь, похоже, наш черед совершить глупость...

С этими словами он оглянулся на орокуэна; тот чуть помялся, но махнул рукою — поступай как знаешь.

— Простите за не вполне праздное любопытсво: а что вы станете делать, если мы вас освободим?

— Право же, затрудняюсь... Здесь, в Мордоре, если я попаду в руки эльфов, они завершат начатое людьми Элоара, хотя, может, и не столь экзотическим способом.

В Гондор мне дорога закрыта — мой государь убит, а служить его убийце и узурпатору я не собираюсь...

— Что вы имеете в виду, барон? Мы ведь не имели никаких новостей со дня Пеленнорской битвы...

— Денетор умер ужасной смертью — якобы сам себя сжег на погребальном костре, — а на следующий день, как на заказ, возник претендент на престол. Дело в том, что, по древней легенде, которую никто никогда не воспринимал всерьез, правившая Гондором Анарионская династия лишь хранит престол для потомков мифического Исилдура. Вот такой «потомок» вдруг и сыскался — некий Арагорн, из северных следопытов. В качестве подтверждения своих династических прав он предъявил какой‑то меч — якобы это легендарный Андрил; кто и когда его видал, этот самый Андрил? Кроме того, он провел несколько показательных исцелений посредством наложения рук: правда, почему‑то все исцеляемые были из тех, кто пришел вместе с ним с севера... Наследный принц Фарамир удалился в Итилиен, где «княжит» под присмотром капитана Берегонда — того самого, что засвидетельствовал «самосожжение» Денетора.

— И что же, никто на Закате даже рта не раскрыл?

— Тайная стража Арагорна — болтают, будто она состоит из оживленных эльфийскими чарами мертвецов, — быстро отучила гондорцев задавать подобные вопросы. Йомером они вертят как хотят, что неудивительно: его сестра вместе с Фарамиром находится теперь под стражею в Итилиене. Впрочем, судя по всему, и сам Арагорн лишь марионетка в руках эльфов, а реально правит Гондором его жена, присланная из Лориена, — Арвен.

— А что у нас, в Мордоре?

— Барад‑Дур разрушен до основания. Сейчас эльфы формируют что‑то вроде местной администрации из всяческих отбросов. Как мне сдается, они заняты уничтожением любых проявлений культуры и целенаправленно охотятся на образованных людей. По‑моему, они всерьез решили вернуть вас в каменный век.

— А вас?

— Думаю, нами они займутся чуть погодя; пока что мы им нужны.

— Ладно, — прервал наступившее молчание Цэрлэг. — Для начала надо все‑таки похоронить людей с кочевья. А потом вы как знаете, но я лично собираюсь получить должок с этого самого... как бишь его — Элоар? Хозяйка синей юрты доводилась мне троюродной теткой, так что теперь он мой кровник.

— А что, если я составлю вам компанию, сержант? — спросил вдруг Тангорн и в ответ на недоуменный взгляд орокуэна пояснил: — Они забрали с собою мой фамильный меч. Снотворное — неплохо бы его вернуть; да и вообще я не прочь передать этим ребятам приветик с того света.

Некоторое время разведчик в упор разглядывал гондорца, а потом кивнул:

— Тангорн... Я ведь тебя помню по прошлогоднему Осгилиату. Это ты тогда свалил «короля копьеносцев» — Дэцзэвэга.

— Точно. Было такое дело.

— Только вот меча по твоей руке у нас не найдется. Ятаганом когда‑нибудь работал?

— Да уж как‑нибудь разберусь.

— Ну и ладненько.

ГЛАВА 11

Мордор, близ Старого Нурнонского тракта.

Ночь с 11 на 12 апреля 3019 года

— А где вы изучали язык, барон?

— Вообще‑то я больше шести лет провел в Умбаре и в Кханде — если вы это имеете в виду. Но начинал еще дома: у принца Фарамира (мы с ним дружны с детства) великолепная библиотека — все, разумеется, на восходных языках; что называется, не пропадать же добру... Я, собственно, затем и отправился в Мордор — напоследок пошарить по пепелищу. Набрал целую сумку книг — ее, кстати, тоже прибрали, вместе со Снотворным, эти ребята. — Тангорн кивнул в сторону скрытой во тьме двугорбой дюны, где сейчас остановился на ночлег вытропленный Цэрлэгом отряд Элоара. — Нашел среди прочего страничку превосходных стихов, совершенно мне незнакомых:

Клянусь четой и нечетой,

Клянусь мечом и правой битвой,

Клянуся утренней звездой,

Клянусь вечернею молитвой...

Не знаете, часом, что за автор?

— Это Сахеддин. Он, вообще‑то говоря, не поэт, а маг и алхимик. Время от времени публикует стихи, утверждая при этом, будто бы он всего лишь переводчик текстов, созданных в иных Мирах. А стихи и в самом деле отличные, вы правы.

— Черт побери, забавная идея!.. Ведь описывать Мир можно массой способов, но истинный поэтический текст, где нельзя заменить ни единой буквы, — наверняка самый точный и экономный из них и уже в силу этого должен быть самым универсальным! Если и есть что‑то общее для разных Миров, это будет поэзия — ну, если не считать музыки... Такие тексты должны существовать помимо нас, изначально вписанные в картину Сущего и Мыслимого — шумом морской раковины, болью отвергнутой любви, запахом весенней прели, — надо лишь научиться распознавать их... Поэты делают это интуитивно, но, может быть, ваш Сахеддин действительно открыл для этого формализованный метод — почему бы и нет?

— Ну да, нечто вроде современной науки поиска рудных жил — взамен ненадежных озарений рудознатцев... Значит, вы тоже полагаете, что Мир есть Текст?

— Тот мир, в котором живу я, — без сомнения; впрочем, это дело вкуса...

«Да уж. Мир есть Текст, — подумал Халаддин. — Любопытно было бы как‑нибудь перечесть на трезвую голову тот его абзац, в коем прописано, что в один прекрасный день я в компании двух симпатичных профессиональных убийц (а кто ж они еще?) приму участие в охоте на девятерых нелюдей (чего ради? чем эти отличаются от прочих?), а в последние минуты перед боем, чтобы хоть на миг забыть о медном привкусе во рту и мерзком сосущем холоде в животе, буду предаваться глубокомысленным рассуждениям о поэзии... Воистину, автор такого текста далеко пойдет, воображения ему не занимать».

Тут его размышления были прерваны, поскольку яркая двойная звездочка над гребнем укрывшего их бархана мигнула, будто бы закрытая силуэтом ночной птицы. Значит — все... эх, глотнуть бы сейчас... Присев на корточки, он принялся запихивать в заплечный чехол свое сегодняшнее оружие — коротенький, непривычной для него конструкции орокуэнский лук и колчан с шестью разномастными с бору по сосенке стрелами. Тангорн же, для которого возможности Цэрлэга были пока в диковинку, в немом изумлении уставился на разведчика, бесшумно возникшего из темноты в нескольких шагах от них.

— Ваши перешептывания, прекрасные сэры, слыхать шагов за тридцать. Так что, будь на месте тех охламонов мои ребята, вы бы уже считали Звезды на ризах Единого... Ну ладно, проехали. Похоже, я успел ухватить своего кровника за самый кончик хвоста. Как я понимаю, их отряд держит путь к тому опорному пункту на тракте, про который рассказывал барон; до него, по моим прикидкам, осталось миль пять‑шесть, а там их уже не достать. Так что диспозиция у нас будет такая...

Барханные пески упирались здесь в закатную окраину обширного — десятки квадратных миль — хаммада: море, безмолвно катящее штормовые валы на угрюмый каменистый пляж. Самая большая волна, как ей и положено, вздымалась над самой кромкою берега — огромная дюна, протянувшаяся на полмили в обе стороны от горящего у ее подножия костра. Место для лагеря эльф выбрал с умом: спину прикрывает откос дюны высотою футов сорок, а перед глазами ровная как стол поверхность хаммада: двое часовых, отодвинутых вдоль линии подножия дюны ярдов на двадцать к югу и северу от костра, полностью перекрывают направления возможного нападения. Правда, с топливом тут плоховато, но ведь саксаул горит долго и жарко, почти как уголь; притащил каждый на горбу по десятку полешек в руку толщиной — невелик труд, и грейся потом целую ночь...

«А это не ловушка? — обожгло вдруг Халаддина. — Мало ли что Цэрлэг все вокруг обнюхал... Слишком уж те беспечны. Жечь костер — это еще ладно, его видно только со стороны хаммада, а там, по идее, никого быть не должно. Но то, что часовой подходит к огню — подкинуть дровишек, да и согреться чуток, — это уже полное безумие, он ведь после этого слепнет минуты на три, не меньше...» Именно во время такой вот отлучки «южного» дозорного они и подобрались к его посту шагов на двадцать; тут разведчик оставил их с бароном и растаял во мраке: ему еще предстояло, обогнув лагерь справа, по хаммаду, подползти к «северному» часовому. «Нет, — одернул он себя, — не надо шарахаться от собственной тени. Просто они настолько отвыкли встречать сопротивление, что почитают охрану стоянки за проформу. Тем более — последняя ночь в рейде, завтра смена — баня там, выпивка, все такое... Опять‑таки — получить премиальные по числу отрезанных оркских ушей... Интересно, детские уши идут по той же цене или малость подешевле? А ну‑ка прекрати! Прекрати немедленно!! — Он изо всех сил закусил губу, чувствуя, что его опять начинает трясти, как тогда, в кочевье, когда он увидал изуродованные трупы. — Ты должен быть абсолютно спокоен — тебе ведь сейчас стрелять... Расслабься и медитируй... Вот так... Вот так...»

Он лежал, вжавшись в мерзлый песок, и пристально разглядывал силуэт дозорного; тот без шлема (это правильно — иначе хрен чего услышишь), так что стрелять, наверное, лучше в голову. Вот ведь забавно — стоит себе человек, глядит на звезды, размышляет обо всяких приятных — в своем роде — вещах и не подозревает, что на самом деле он уже покойник. «Покойник» тем часом с завистью оглядел семь фигур, разлегшихся вокруг костра (трое к югу, трое к северу и один к закату, между огнем и откосом), а затем, воровато отвернувшись, достал из‑за пазухи флягу, глотнул, крякнул и шумно обтер губы. А‑атлично... Ну и бардак... Интересно, как это понравится его «северному» напарнику? И тут сердце Халаддина дало перебой и со свистом оборвалось куда‑то в пустоту, ибо он понял — началось! Да причем давненько началось, только он — придурок, раззява! — все прошляпил; да и барон не лучше, два сапога пара... Потому что «северный» часовой уже бессильно оплывал наземь, опираясь спиною на крепко обнявшего его Цэрлэга: мгновение — и, бережно и бесшумно опустив тело вастака на песок, разведчик втек в заполненный спящими световой круг, точно лис в кроличий садок.

Заторможенно, будто во сне, Халаддин привстал на одно колено, натягивая лук: боковым зрением он заметил справа уже изготовившегося к рывку барона. Часовой, похоже, уловил‑таки какое‑то движение во мраке, но, вместо того чтобы тут же заорать: «Тревога!!!», принялся (случается ж такое помрачение мозгов!) судорожно прятать за пазуху неуставную флягу с выпивкой. Этого мига как раз и хватило Халаддину, чтобы, дотянув пятку стрелы до подбородка, привычно опустить наконечник на дюйм ниже мишени — головы четко подсвеченного сзади дозорного; двадцать шагов дистанции, неподвижная цель — младенец и тот не промахнется. Он даже не ощутил боли, когда спущенная тетива стегнула его по левому предплечью, ибо в тот же миг до него донесся хлопок попавшей в цель стрелы — сухой и звучный, как будто в деревяшку. Вастак вскинул руки — в правой так и зажата злополучная фляга, — провернулся на пятках и медленно повалился навзничь. Барон ринулся вперед и уже миновал убитого, когда от костра донесся придушенный вопль — ятаган сержанта обрушился на первого из тех троих, что лежали с северной стороны костра, и тишина мгновенно разлетелась на тысячу звенящих и воющих осколков.

Халаддин тем временем, согласно диспозиции, огибал лагерь по периметру, держась за световым кругом и вопя на разные голоса: «Окружай, ребята, и чтоб ни одна сука не ушла!!» — ну и все прочее в этом роде. Одурелые спросонья наемники, вместо того чтобы немедля рассыпаться в стороны, инстинктивно жались к костру. На южном фланге Тангорн столкнулся с троими; один тут же свернулся калачиком, бережно держась за живот, а барон уже успел подобрать выпавший из его руки меч, широкий и — хвала Туласу! — прямой, отшвырнув прочь ятаган, с которым ему пришлось начинать бой: свет от костра при этом упал на его лицо, и двое оставшихся вмиг побросали оружие и рванули прочь, истошно вопя: «Гхэу, гхэу!!!» (вурдалак, в которого якобы обращаются непогребенные мертвецы). Не ожидавший такого Халаддин начал стрелять по ним с запозданием и, похоже, так и не попал — во всяком случае, они оба канули в ночь. Цэрлэг в суматохе успел ранить еще одного из «северных» вастаков и теперь, отбежав чуть в сторону, звал:

— Эй, Элоар, где ты, трус?! Я пришел к тебе взять цену крови за Тэшгол!

— Я здесь, Морготово отродье, — откликнулся насмешливый голос. — Иди ко мне, я почешу тебе за ушком! И — уже своим:

— А ну, без паники, трупоеды! Их всего трое, и мы сейчас сделаем их, как маленьких! Мочите косоглазого — он старший, и не подставляетесь ихнему лучнику!

Эльф возник чуть правее костра — высокий, золотоволосый, в легких кожаных доспехах, — и каждое движение, каждая черточка его облика рождали завораживающее ощущение гибкой, смертельно опасной мощи. Чем‑то он походил на собственный меч — тонкий мерцающий луч из голубоватого звездного льда, при одном лишь взгляде на который делалось холодно в груди. Цэрлэг с хриплым криком взмахнул ятаганом — ложный выпад в лицо и сразу по дуге справа на опорное колено, Элоар небрежно отразил удар, и всем, включая даже военлекаря второго ранга, стало ясно — сержант отхватил кусок не по своим зубам. Мастер скрадывания и просачивания нарвался на мастера‑фехтовальщика, и весь вопрос в том, с которого выпада тот его убьет — со второго или с третьего. А лучше всех это понял Тангорн, который в мгновение ока перемахнул пятнадцать ярдов, отделявшие его от места схватки, и обрушился на эльфа слева, бросив беспорядочно отступавшему разведчику:

«Спину мне прикрой, дуралей!!»

Работа истиного профессионала — не важно, в какой области, — всегда захватывающее зрелище, а уж тут сошлись Мастера — высший класс. Жаль, зрителей было маловато, да и те, вместо того чтобы следить за перипетиями сценического действа, занимались в основном собственными делами — пытались убить друг дружку, а это занятие, как легко догадаться, требует известной сосредоточенности. Тем не менее оба партнера вкладывали в работу всю душу, и их филигранные па математически точно вписывались в перфорации смертоносных кружев, выплетаемых сверкающей сталью. Кстати, Тангорнова ремарка насчет «прикрыть спину» тоже была более чем уместна: сержанту пришлось немедленно принять бой с обоими оставшимися в строю вастаками — один из них, по счастью, сильно хромал. Халаддину, вооруженному одним лишь луком, ввязываться в ближний бой — да и вообще вылезать из темноты — было категорически запрещено; стрелять же по этому калейдоскопу своих и чужих было бы чистым безумием, так что он лишь перемещался в некотором отдалении, высматривая подходящую цель.

Мало‑помалу стало ясно, что Тангорн одолевает. Хотя его вастакский меч был на добрых три вершка короче, он сумел дважды зацепить противника — в правое предплечье и в ногу, над самым коленом. Эльфы, как известно, плохо переносят кровопотерю, так что выпады Элоара теперь с каждым мигом теряли свою стремительную точность; барон теснил его, спокойно выжидая мгновение для решительного удара, когда случилось нечто необъяснимое. Эльфийский клинок вдруг дрогнул и отклонился в сторону, полностью открыв корпус Элоара, и меч гондорца молниеносно поразил его в нижнюю часть груди. Халаддин невольно сглотнул, уверенный, что из спины эльфа сейчас вылезет дымящееся от крови лезвие — такого удара не выдержала бы ни одна кольчуга, не то что кожаные доспехи... Но от этих доспехов клинок Тангорна отскочил как от заколдованных; эльф же, явно знавший, что так оно и будет, перехватил меч обеими руками и тут же обрушил на врага чудовищной силы рубящий удар — сверху вниз. Ни уклониться, ни отвести этот удар в сторону барон уже не мог. Он успел лишь припасть на одно колено и принять меч Элоара на свой — «острие против острия»; хлипкая вастакская сталь разлетелась вдребезги, и эльфийский клинок чуть не на треть вонзился ему в бедро. Тангорн сумел еще откатиться в сторону, избежав следующего, пригвождающего к земле, удара, но эльф настиг его одним прыжком, и... И тогда Халаддин, сообразив, что выжидать‑то, пожалуй, уже нечего, выпустил стрелу.

Впоследствии он понял, что выстрел тот был просто невозможен. Доктор и так‑то стрелял весьма посредственно, а уж бить навскидку не умел вовсе; тем более — по движущейся цели: тем более что Элоар был почти закрыт от него сражающимися вастаками и Цэрлэгом. Однако факт остается фактом: он тогда выстрелил не целясь — и пущенная им стрела угодила эльфу точнехонько в глаз, так что тот, как принято говорить, «умер раньше, чем тело его коснулось земли».

ГЛАВА 12

Костер к тому времени почти потух, но схватка продолжалась и в сгустившемся мраке. Оба вастака как заведенные продолжали атаковать Цэрлэга; дважды Халаддин стрелял по ним — едва лишь те отрывались от сержанта, и оба раза мазал самым позорным образом. Наконец хромающий вастак пропустил еще один удар; уронив меч, он опустился на карачки и со стонами пополз прочь, волоча раненую ногу. Халаддин плюнул было на доходягу — хрен бы с ним, не до него, — но вовремя заметил, что тот подобрался к одному из тюков и, сидя прямо на земле, уже вытащил из него лук; сунув же руку в свой колчан, он, разом оледенев, нащупал в нем одну‑единственную стрелу. Они одновременно взяли друг дружку на прицел, но тут нервы у доктора сдали: он спустил тетиву — и сразу отпрыгнул вправо, уловив в тот же самый миг смертоносное дуновение, прошелестевшее полутора футами левее его живота. Вастаку повезло меньше: он, сделав свой выстрел, не мог увернуться и лежал теперь навзничь, с халаддиновой стрелою, засевшей под ключицей. Цэрлэг тем временем обманным движением заставил своего противника раскрыться и нанес ему удар в шею; все лицо орокуэна было теперь сплошь покрыто липкими брызгами, а уж про руку‑то и говорить нечего — с пальцев чуть не капало... Ну что, вроде как все?.. Виктория, мать ее так...

Халаддин, не теряя ни минуты, навалил дров в угасающий костер и, устроившись так, чтобы не загораживать свет, одним отработанным движением распорол липнущую к пальцам штанину Тангорна. Крови было порядком, хотя для такой глубокой раны можно считать, что не так уж и много — бедренная артерия по крайней мере не задета; хвала Единому, что эльфийские клинки чуть ли не втрое уже вастакских. Так... жгут... Теперь затампонировать... Сержант, обойдя стоянку, деловито прикончил двоих вастаков, подававших признаки жизни, и опустился на корточки рядом с военлекарем.

— Что скажешь, доктор?

— Ну что — бывает и хуже. Кость цела, связки, сколько я вижу, практически не задеты, самые крупные сосуды — тоже. Подай‑ка вон ту тряпицу.

— Держи. Идти он сможет?

— Шутить изволите?..

— Тогда, ребята, — разведчик тяжело поднялся на ноги и зачем‑то тщательно отряхнул песок с колен, — тушите свет и сливайте воду. Двое‑то удрали, и гнаться за ними по этой темнотище уже без смысла. Еще до рассвета они добредут до этого своего опорного пункта на тракте — заплутать по дороге им просто негде, чеши себе прямиком на север по краешку хаммада. Как только развиднеется, они начнут прочесывание. Улавливаете?

Тангорн внезапно приподнялся на локте, и Халаддин с ужасом понял, что тот оставался в полном сознании все то время, пока они ковырялись в его ране. Костер ярко высветил лицо барона, оранжево блестящее от пота; голос его, впрочем, ничуть не утратил прежней твердости, разве что чуть осел:

— Не берите в голову, парни. В конце концов я должен был стать покойником еще позавчера; доведись мне переиграть кон, я распорядился бы отсрочкой точно так же... — С этими словами он резко оттянул вниз свой ворот, открывая сонную артерию. — Давайте, сержант, — чик‑чирик, и дело с концом... а то больно уж неохота обратно — по шейку в песочек. Уносите ноги, и удачи вам. Жаль, наше знакомство было столь скоротечным, но тут уж ничего не попишешь.

— Я, барон, человек простой, — спокойно отвечал Цэрлэг, — и привык действовать по уставу. А пункт сорок второй, к вашему сведению, говорит ясно: «укол милосердия» дозволяется лишь при прямой угрозе того, что раненый попадет в руки врага. Вот появится прямая угроза — завтра, к примеру, — тогда и поговорим.

— Не валяйте дурака, сержант! За каким хреном гробиться всем троим — меня‑то этим вы все равно не спасете...

— Р‑разговорчики в строю!! Вместе пришли — вместе и уйдем, а на прочее — воля Единого. Доктор, осмотрите тючок эльфа — нет там аптечки?

Халаддин мысленно обозвал себя ослом: поискать эльфийскую аптечку мог бы догадаться и сам. «Так, что там у него?.. Великолепный лук и колчан на тридцать стрел, каждый наконечник заключен в кожаный чехольчик — ага, значит, отравленные; чудо‑оружие, непременно наложу на него лапу. Бухта эльфийской веревки — полфунта весу, пинта объему, сто футов длины, выдержит трех мумаков; в хозяйстве сгодится. Эльфийские галеты и фляга с эльфийским же вином (которое и не вино вовсе); превосходно — сейчас же дам глотнуть барону. Кошель с золотыми и серебряными монетами — надо думать, для расплаты с вастаками, сами эльфы вроде бы деньгами не пользуются; пусть будут, запас карман не тянет. Письменные принадлежности и какие‑то записи... рунами... черт, темнотища, ничего не разберу; ладно, будем живы — прочтем... А, вот и она, хвала Единому!» Открыв же аптечку, он обомлел: чего тут только нет, и все — самое лучшее. Антисептики — паутина с серо‑зелеными пятнами целебной плесени; обезболивающее — шарики сгущеного млечного сока лиловых кхандских маков; кровоостанавливающее — толченый корень мандрагоры с заоблачных лугов Мглистых гор; стимуляторы — орехи кола из болотистых джунглей Харада; тканевой регенератор — бурое смолоподобное мумие, способное в пять дней срастить сломанную кость или заживить трофическую язву; и много чего еще, с чем пока не было времени — да и нужды — разбираться. Эх, только бы Цэрлэг придумал способ сбить со следа погоню, а уж он поставит барона на ноги максимум за неделю...

Орокуэн между тем перетряхивал вастакские вещмешки на предмет фляг и пищевых рационов — в их положении лишние десять — пятнадцать минут роли уже не играют: нужна идея, а не будет идеи — все одно кранты. Значит, так... Можно уйти в хаммад — он знал неподалеку несколько останцов с хорошими расселинами, но там, надо думать, будут шарить в самую первую очередь. О том, чтобы зарыться в песок, не может быть и речи: по безветрию следовую дорожку дочиста не затрешь — вытропят только так. Единственное, что приходит на ум, — со всех ног рвануть на закат, в сторону гор, и попытаться достичь края лессового плато Хоутийн‑Хотгор с его выдутыми ветром пещерами, но это больше тридцати миль по прямой, и с неходячим раненым на горбу тут, конечно, голяк... На этом месте его размышления прервал оклик чуть ожившего после пары хороших глотков барона:

— Сержант, можно вас на минутку? Осмотрите, пожалуйста, эльфа...

— А чего его разглядывать? — недоуменно поднял голову разведчик. — Я уже проверил — дохлый, как змеиный выползок.

— Я не о том. Все думаю — что ж это за такой кожаный нагрудник, что меч его не берет. Проверьте‑ка — не поддето ли под ним что‑нибудь эдакое...

Цэрлэг хмыкнул, но прервал свое занятие и вразвалку подошел к убитому. Достав ятаган, он засунул лезвие под нижний край кожаных доспехов эльфа и одним движением вспорол их от паха до горла — как будто потрошил большую рыбину.

— Гляди‑ка, и впрямь кольчуга! Да какая‑то странная, сроду таких не видал...

— Как будто бы светится, да?

— Точно. Слушай, ты знал или сейчас допер?

— Если б знал, то не купился бы на его фокус с незащищенным корпусом, — проворчал Тангорн. — Это ведь мифрил. Я и не мог пробить эту кольчугу, да и никто в Средиземье не сможет.

Цэрлэг послал барону острый внимательный взгляд — профессионал оценил профессионала. Подошедший Халаддин помог сержанту снять с мертвеца эту драгоценную чешуйчатую шкурку и теперь внимательно разглядывал ее. Металл в самом деле слабо фосфоресцировал, напоминая собою сгусток лунного света, и был теплым на ощупь. Весила кольчуга чуть больше фунта и была столь тонка, что ее можно было собрать в комок размером с апельсин; когда она случайно выскользнула из его пальцев и серебряною лужицей растеклась у ног, он подумал, что в лунную ночь вряд ли отыскал бы ее среди лежащих на земле бликов.

— А я‑то думал, мифрил — это легенда...

— Как видите — нет... Думаю, за одну такую кольчугу можно купить половину Минас‑Тирита и весь Эдорас в придачу: их осталось штук двадцать на все Средиземье и больше уже не будет — секрет утерян.

— А почему же он скрывал ее под этой кожаной декорацией?

— Потому, — ответил за Тангорна разведчик, — что только недоумок прилюдно размахивает своими козырями. Принцип Урукхая Великого: «Если ты слаб, покажи врагу, что силен; если силен — покажи, что слаб».

— Верно, — кивнул барон. — Ну и к тому же — вастаки. Прознай эти трупоеды про мифриловую кольчугу, они в первую же ночь перерезали бы ему глотку, дернули с ней куда‑нибудь на юга — хоть в тот же Умбар — и стали бы там состоятельными людьми. Если только не перекрошили бы друг дружку при дележке...

Сержант мрачно присвистнул:

— Час от часу не легче! Выходит, этот самый Элоар и вправду был у них преизрядной шишкой... Так что эльфы, надо думать, в поисках нашей шайки не поленятся перевернуть каждый камешек на хаммаде и просеять каждый бархан. Ни времени, ни людей на это не пожалеют...

Поиск по сайту: