УМБАРСКИЙ ГАМБИТ 3 страница

В отличие от спецлужб, создаваемых на полициейской основе (эти, как правило, навсегда сохраняют неистребимую тягу к помпезным административным зданиям на главных столичных улицах и к запугиванию собственных сограждан байками о своем всемогуществе и вездесущности), ДСД возник скорее как служба безопасности крупной торгово‑промышленной корпорации — более всего он озабочен тем, чтобы при любых обстоятельствах остаться в тени. Организационная структура Департамента скопирована с заморро — умбарских преступных синдикатов: система изолированных ячеек, соединяемых в единую сеть лишь через своих руководителей, которые в свой черед образуют ячейки второго и третьего порядков. Сотрудники Конторы живут под специально разработанной личиною не только за границей, но и дома; они никогда не носят оружия (кроме случаев, когда этого требует их легенда) и ни при каких обстоятельствах не открывают своей принадлежности к организации. Обет молчания и умберто (принцип, который Грагер некогда сформулировал для Тангорна как «За вход — дунган, а за выход — сто») объединяют ее членов в некое подобие тайного рыцарского ордена. Трудно в это поверить, зная умбарские нравы, но за три века существования ДСД (впрочем, официальное свое название Контора меняет с той же регулярностью, как змея — кожу) случаи предательства в его рядах можно перечесть на пальцах одной руки.

Задача Департамента состоит в том, чтобы «снабжать высшее руководство Республики точной, своевременной и объективной информацией о положении дел в стране и за ее пределами» (конец цитаты). Вполне очевидно, что объективен может быть только источник незаинтересованный и независимый, и потому ДСД — согласно закону — лишь собирает информацию, но не участвует в выработке политических и военных решений на ее основе и не несет ответственности за последствия таковых решений; это — измерительный прибор, которому категорически запрещено вмешиваться в изучаемый процесс. Такое разделение функций по‑настоящему мудро. В противном случае разведка начинает либо угодничать перед властями (сообщая им лишь то, что те сами хотели бы услыхать), либо выходит из‑под их контроля (и тогда начинаются такие прелести, как сбор компромата на собственных граждан, провокации или безответственные подрывные акции за рубежом; необходимость всего этого опять‑таки обосновывают посредством тщательно отпрепарированной информации).

Так что с точки зрения закона все происходившее в тот летний вечер в одном неприметном особнячке, где встретились директор ДСД Альмандин, его первый вице‑директор Джакузи, ведающий агентурной и оперативной работой внутри страны, и начальник штаба адмирала Карнеро флаг‑капитан Макариони (преодолевшие ради такого случая извечную и общую для всех Миров неприязнь между «ищейками» и «солдафонами»), носило название вполне определенное, а именно: «государственная измена в форме заговора». Не то чтобы кто‑то из них рвался к власти — вовсе нет: просто разведчики слишком хорошо предвидели, чем кончится для их маленькой процветающей страны поглощение ее жадным деспотичным Гондором, а потому никак не могли безропотно следовать в кильватере за жидко обделавшимся «высшим руководством»...

— Как здоровье вашего шефа, флаг‑капитан?

— Вполне удовлетворительно. Стилет лишь задел легкое, а слухи о том, что адмирал едва ли не при смерти, распускаем мы сами. Его превосходительство не сомневается, что через пару недель будет на ногах и ничто не помешает ему лично возглавить операцию «Сирокко».

— А вот у нас скверные новости, флаг‑капитан. Наши люди сообщают из Пеларгира, что Арагорн резко форсировал подготовку флота вторжения. По их оценкам, он будет полностью готов примерно через пять недель...

— Гром и черти!! Это же значит — одновременно с нами!..

— Именно так. Не мне вам объяснять, что в последние дни перед полным боевым развертыванием армия и флот абсолютно беспомощны — как омар во время линьки. Они готовятся в Пеларгире, мы — в Барангаре: идем фактически голова в голову, преимущество составит два‑три дня, но кто из двух эти самые дни выиграет, тот и возьмет другого тепленьким в его родной гавани. Разница — что они готовятся к войне в открытую, а мы секретим все от собственного правительства и две трети сил тратим на маскировку и дезинформацию... Скажите, флаг‑капитан, можете вы хоть на сколько‑то ускорить подготовку в Барангаре?

— Только ценой уменьшения ее скрытности... Но теперь придется рискнуть — иного выхода нет. Значит, главное сейчас — как следует запудрить мозги Приморской, 12, но это уж, как я понимаю, по вашей части...

Когда моряк откланялся, шеф ДСД вопросительно взглянул на своего товарища. Разведчики составляли весьма забавную пару — тучный, будто бы засыпающий на ходу Альмандин, и сухой и стремительный как барракуда Джакузи; за годы совместной работы они научились понимать друг дружку не то что с полуслова — с полувзгляда.

— Ну?..

— Я тут поднял материалы по главарю гондорской резидентуры...

— Капитан тайной стражи Марандил, крыша — второй секретарь посольства.

— Он самый. Редкостная мразь, даже на их общем фоне... Интересно, они всех своих подонков сплавили на отхожий промысел к нам в Умбар?

— Не думаю. В Минас‑Тирите эти ребята сейчас действуют точно так же, как здесь, — только что трупы потом кидают не в каналы, а в выгребные ямы... Ладно, не отвлекайся.

— Так вот, Марандил. Это, я вам доложу, такой букет добродетелей...

— И ты не иначе как решил его вербануть на каком‑нибудь цветочке из этого букета...

— Не совсем так. На том, что относится к прошлому, его не возьмешь — Арагорн все грехи им списал. А вот настоящее... Он ведь, во‑первых, вопиюще непрофессионален, а во вторых — совсем без стержня и держать удар категорически не умеет. Если он допустит крупную промашку, на которой его можно будет прижать, — дело в шляпе. И наша задача — помочь ему совершить такую промашку.

— Ну что ж, работай в этом направлении... А пока суть да дело — брось‑ка им какую‑нибудь кость, чтобы отвлечь внимание от Барангарской бухты. Отдай им, к примеру... да хоть все, что у нас есть по мордорской резидентуре!

— За каким чертом она им сейчас сдалась?

— Вообще‑то ни за каким, но они, как ты верно заметил, вопиюще непрофессиональны. Рефлекс акулы — сперва глотают, а потом уже думают: а надо ли было?.. Так что они сейчас наверняка примутся с азартом потрошить никому уже не нужную мордорскую сеть, забыв обо всем на свете. Опять‑таки — «жест доброй воли» с нашей стороны: это даст нам отсрочку, а ты тем временем готовь силок на Марандила.

...Пухлое досье ДСД на мордорскую резидентуру в Умбаре было в тот же вечер передано на Приморскую, 12, и вызвало там состояние, близкое к эйфории. А среди прочих наколок была в досье и такая: «Таверна „Морской конек“, одиннадцать утра нечетного вторника: взять бутыль текилы с резаным лимоном и сесть за столик в левом заднем углу зала».

ГЛАВА 41

Умбар, таверна «Морской конек».

3 июня 3019 года

Когда Тангорн толкнул слепленную — тяп‑ляп — из корабельной обшивки входную дверь и начал спускаться по осклизлым ступенькам в общий зал, пропитанный неистребимыми запахами прогорклого чада, застоявшегося пота и блевотины, было без нескольких минут одиннадцать. Народу по раннему часу было немного, но часть уже на развезях. В углу парочка халдеев вяло мутузила хнычущего оборванца: видать, пытался улизнуть не заплатив, а может, чего стянул по мелочи; на потасовку никто не обращал внимания — чувствовалось, что тут такие эстрадные номера просто входят в стоимость обслуживания. В общем, «Морской конек» был тем еще заведеньицем...

На барона никто не косился — выбранный им на сегодня прикид фартового парня был безупречен; четверо резавшихся в кости поморников с немыслимых размеров золотыми перстнями на татуированных лапах явно попытались оценить на глаз Тангорново положение в иерархии криминального мира, но, похоже, разошлись во мнениях и вернулись к прерванной игре. Тангорн меж тем небрежно облокотился о стойку и оглядел зал, шикарно перебрасывая языком из одного утла рта в другой сандаловую зубочистку размером чуть не в галерное весло. Не то чтоб он надеялся понять, кто тут осуществляет контрнаблюдение (благо достаточно для того уважал мордорских коллег), но все‑таки... У стойки потягивали ром двое морячков, судя по одежде и говору — анфаласцы, один постарше, другой совсем еще пацан. «Откуда приплыли, парни?» — дружелюбно полюбопытствовал барон. Старший, естественно, глянул на сухопутную крысу как на пустое место и до ответа не снизошел; младший, однако, не удержал морского фасона и выдал‑таки сакраментальное: «Плавают рыбы и дерьмо, а моряки ходят.» Эти, похоже, были настоящие...

Выполнив таким образом пункт о «разговоре», Тангорн царственным жестом швырнул на стойку золотую вендотенийскую ньянму:

— Текилы, хозяин, — но только самой лучшей! Вислоусый, чем‑то смахивающий на тюленя кабатчик хмыкнул:

— А она, парень, у нас одна: она же и лучшая — она же и худшая. Будешь?

— Хрена ли с вами поделаешь... Тогда уж, одно к одному, построгай‑ка лимончика на закусь.

А когда он устроился со своею текилой за левым угловым столом, то уловил краем глаза некое движение в зале и как‑то разом, не успев даже просчитать расклад, понял: все, провал. Они были здесь раньше него (голову наотруб!) — значит, это не он приволок их на хвосте; засвечена сама явка, здесь ждали мордорского связного — и дождались‑таки... Вот ведь сгорел — глупее не придумаешь... Четверка поморников разделилась — двое заняли позицию по бокам входной двери, а двое уже направлялись к нему, развинченно‑плавною походкой огибая столы и не вынимая правой руки из‑за пазухи. Будь при бароне Снотворное, он, конечно, разделался бы с этими ребятами без проблем и даже особо их не уродуя, однако безоружный (меч явно дисгармонировал бы с избранною им маской) он был теперь их законной добычей; вот тебе и — «Истинные профессионалы не носят оружия»!.. Мелькнула на миг совсем уж дурацкая мысль: грохнуть бутыль текилы о край стола и... «Что ты несешь, — тоскливо одернул он себя. — „розочка“ — не меч, ею от четверых все равно не отмахаешься; ты сейчас можешь полагаться только на голову... на голову — и на Удачу. А прежде всего надо поломать их сценарий и выгадать время...» Так что он не стал даже подниматься им навстречу; дождался, пока у него над ухом не прозвучало зловещее: «Руки на стол, и сиди как сидишь», чуть поворотился в сторону говорившего и процедил — будто сплюнув сквозь зубы:

— Идиоты!.. Такую операцию изгадить... — После чего вздохнул и устало посоветовал правому: — Закрой пасть, придурок, — назгул залетит.

— Сейчас пойдешь с нами, и без глупостей, — сообщил тот, но в голосе его отчетливо прозвучала нотка неуверенности: чеканный минас‑тиритский говор был вовсе не тем, что они ожидали услыхать из уст захваченного «орка».

— Ясное дело, с вами — куда ж еще. Ставить скипидарную клизму раздолбаям, что лезут куда ни попадя, не ставя в известность Центр... Но с вашего разрешения, — с издевательской вежливостью продолжил барон, — я все‑таки допью: за свой несостоявшийся капитанский жетон... Да не торчите вы надо мною, как Белые Башни, — куда я денусь! Оружия не ношу — можете меня обхлопать.

Правый из «поморников», чувствуется по всему, готов уже был брать под козырек. На левого, однако, все это не произвело впечатления; а может, и произвело — просто он лучше знал инструкции. Присел за столик барона напротив хозяина и сделал знак товарищу занять позицию у того за спиной.

— Руки держи на столе — иначе сам понимаешь. — С этими словами он и вправду нацедил Тангорну стаканчик текилы и пояснил: — Я тебя сам обслужу. Для верности.

— Прелестно, — ухмыльнулся барон (в действительности — решительно ничего прелестного: один напротив, фиксирует лицо и глаза, второй, невидимый за спиною, готов чуть что шандарахнуть по затылку, — расстановочка хуже некуда). — А палец ты мне тоже сам полижешь?

А когда глаза у того полыхнули злобой («Поговори, поговори у меня...»), примирительно рассмеялся — будто бы только сейчас сообразил:

— Извиняй, парень, я ничего обидного в виду не имел. До меня не сразу дошло: ты ведь, похоже, в этом городе без году неделя и даже не знаешь, как пьют текилу. Вы небось все думаете — а, самогон, дрянь! — так вот, ничего подобного. То есть конечно, ежели ее стаканами и без закуси, это и впрямь несъедобно; а на самом деле — замечательная штуковина, только пить ее надо умеючи. Тут главное что? — Тангорн расслабленно откинулся на спинку и мечтательно полуприкрыл глаза. — Главное — переслоить ее вкус солью и кислотой. Вот гляди: наносишь на ноготь большого пальца щепотку соли — чтоб она не ссыпалась, место это надо лизнуть, — с этими словами он потянулся к стоявшему посреди стола блюдечку с солью и перцем; «поморник» при этом его движении весь подобрался и опять сунул руку за пазуху, но орать «Руки на место!» не стал — похоже, натурально мотал на ус, — теперь касаешься соли самым‑самым кончиком языка, и — оп‑паньки! — Черт, черт, черт — что ж за гадостью поят в этом «Морском коньке»! — А теперь лимончиком ее, лимончиком! А‑атлично...

— А вот еще хороший способ... Наливай‑ка по второй, раз уж ты у меня сегодня заместо официанта!.. Это будет уже не с солью, а с перчиком. — Он вновь потянулся было к солонке, но замер на полпути и раздраженно обернулся ко второму «поморнику»: — Слышь, друг, сдал бы ты чуток назад, а? Терпеть не могу, когда дышат в ухо чесноком!

— Стою согласно инструкции, — сердито отвечал тот. "Дурашка, — отчего‑то подумалось барону, — «согласно инструкции» тебе прежде всего нельзя вступать со мною в разговоры... "Г" у парня мягкое, фрикативное — уроженец Лебеннина... Впрочем, это абсолютно не важно, а важно то, что стоит он не строго позади меня, а на шаг левее, и росту в нем — шесть футов без пары дюймов... Все? Да, все: голова то, что от нее требовалось, сделала — очередь за Удачей..." Секундою спустя Тангорн, все так же небрежно развалясь на стуле, дотянулся пальцами левой руки до блюдечка с красным молотым перцем и, не глядя, легким небрежным движением перебросил его за плечо — точнехонько в лицо лебеннинцу, а одновременно прямо под столом резким тычком всадил мысок башмака в костяшку голени своего визави.

Известный факт: при неожиданности человек всегда делает вдох — так что теперь «поперченный» выбыл из строя на все обозримое будущее; тот, что напротив, придушенно вякнул: «Уй, с‑с‑сука!» и, скрючившись от боли, рухнул под стол — но, похоже, ненадолго: устроить ему перелом не вышло. От дверей уже мчались, опрокидывая стулья, двое остальных — один с умбарским кинжалом, второй с кистенем, а Тангорн только еще лез за пазуху к корчащемуся на полу лебеннинцу, как‑то отстранение думая про себя: если у него там какая‑нибудь ерунда вроде кастета или выкидухи — конец... Но нет — хвала Тулкасу! — это был большой умбарский кинжал из тех, что носят на поясе горцы Полуострова: полуярдовый, плавно сходящийся на конус клинок, которым можно наносить не только колющие, но и рубящие удары; не бог весть что, но все‑таки оружие воина, а не вора.

Однако когда он сошелся с парочкой из дверей, то быстро уразумел — прорваться малой кровью не выйдет: парни не робкого десятка, а оружием (по крайней мере коротким) владеют немногим хуже него. И когда левая рука его обвисла от удара кистенем (даром что вскользь), а с тылу нарисовался третий — хромающий, но вполне боеспособный, — барон смекнул: дело дрянь. Совсем. И принялся драться всерьез, без дураков.

...Угрюмый гондольер, получивший серебряную «кастамирку», причалил к полуразвалившейся грузовой пристани и появился несколькими минутами спустя с новым платьем для пассажира — настоящие лохмотья, если сравнивать с шикарным попуганным нарядом «фартового парня», но зато без следов крови, Тангорн, переодевшись прямо на ходу — чтобы не терять времени, сунул за пазуху трофейный кинжал и серебряный жетон, снятый с шеи одного из «поморников». «Каранир, сержант тайной стражи Его Величества Элессара Эльфинита»; сержанту жетон был уже ни к чему... «Третий меч Гондора» ушел, оставив после себя убитого и двоих раненых; впрочем, о раненых, надо полагать, уже «позаботились» в лучшем виде — тайную полицию в «Морском коньке» жаловали не больше, чем в любом портовом притоне любого из Миров...

Сам он отделался двумя ранениями — оба пустяковые, считай, царапины; с онемевшей от удара рукой дело обстояло хуже, но это было наименее серьезным из того, что сейчас заботило барона. В конце концов, у него есть на такой случай кой‑какие снадобья из Халаддиновой аптечки. Итак... Четверка «поморников» канула с концами: хватятся их не раньше, чем часа через два‑три, но этот люфт по времени — единственный, похоже, плюс, который наличествует в его раскладе. Вскоре за ним начнет охоту вся гондорская резидентура и, что гораздо серьезнее, местные полицейские. Они чудовищно коррумпированны, но дело свое знают — будьте‑нате; то, что в «Морском коньке» отметился старый их знакомец барон Тангорн, они установят через своих осведомителей не позднее, чем через пару часов, сразу же блокируют порт, а ближе к вечеру начнут методично прочесывать город. На сленге разведчиков его положение называется «прокаженный с колокольчиком»: он не вправе ни обратиться за помощью к людям из своей старой законсервированной сети (его довоенные материалы по ней вполне могли оказаться в руках минас‑тиритского Центра), ни отдаться под защиту умбарской секретной службы (те могут его прикрыть, лишь если он признает себя «человеком Фарамира» — что для него категорически невозможно). Самое же печальное — он безвозвратно потерял связь с мордорской резидентурой, теми единственными, кто мог ему помочь выйти на Эландара... Короче, он провалил задание, а сам теперь помечен для смерти; то, что в происшедшем нет его личной вины, не имеет значения — миссии Халаддина суждено остаться невыполненной.

Итак, у него больше нет ни единого агента, ни единой связи, ни единой явки; а что же у него есть? У него есть деньги — много денег, больше четырехсот дунганов в шести тайниках, — да еще надежно припрятанная мифриловая кольчуга (Халаддин дал ее ему для продажи — на тот крайний случай, если не удастся найти золото Шарья‑Раны): есть пара резервных норок, из его «домашних заготовок» — их раскопают максимум через пару дней, — и есть кое‑какие старые (не факт, что работающие) связи в криминальном мире. И это, пожалуй, все... Нет даже Снотворного — меч так и остался в доме у Элвис, а о возвращении на Яшмовую улицу (равно как в «Счастливый якорь») теперь нечего и думать.

А когда гондольер высадил его поблизости от портовых пакгаузов, ему уже было ясно: единственно разумная тактика при таком сверхпоганом раскладе — блефовать напропалую. Не забиваться в тараканью щель, а напасть на них самому.

ГЛАВА 42

Умбар, Приморская. 12.

4 июня 3019 года

Мангуст неспешною походкой шел по коридорам посольства. Чем тяжелее и опаснее ситуация, тем более нетороплив, обстоятелен и вежлив (по крайней мере на людях) обязан быть командир; так что, судя по безмятежной улыбке, намертво приклеенной к Мангустову лицу, дела были хуже некуда.

Резидента, капитана Марандила, он застал в кабинете.

— Здравия желаю, господин капитан! Лейтенант Мангуст — вот мой жетон. Выполняю у вас, в Умбаре, совершенно секретное задание Центра. Сожалею, но у меня возникли проблемы...

Марандил не стал даже отрываться от созерцания своих ногтей; по всему было видать, что некий невидимый простым глазом заусенец на левом мизинце занимает его куда больше, чем неприятности какого‑то заезжего гастролера. Тут к тому же дверь распахнулась, и лейтенанта самым бесцеремонным образом отодвинул в сторонку ввалившийся следом детина едва ли не семи футов роста:

— Пора начинать, босс! Девочка — пальчики оближешь!

— А вы уж там небось закусили сладеньким... — сварливо, но как‑то по‑семейному откликнулся капитан.

— Как можно! «Право первой ночи» за сеньором, а уж мы все в очередь за вами — чай, не баре... Но барышня уже раздета и ждет с нетерпением.

— Ну, тогда пошли — а то, неровен час, замерзнет ожидаючи!

Детина заржал, а капитан начал было вылезать из‑за стола, но натолкнулся на взгляд Мангуста — и было в этом взгляде нечто такое, что он вдруг почел нужным объясниться:

— Да это из ночного улова, из мордорской агентуры! Ей ведь, стерве, потом все одно в канал...

Мангуст уже безучастно разглядывал вычурную лепнину на потолке кабинета («Экая, право же, безвкусица»): он всерьез опасался, что не совладает с переполняющим его бешенством и оно выплеснется наружу через зрачки. Конечно, разведка — жестокая штука, допрос третьей степени — он и есть допрос третьей степени, «девочка» должна была соображать, на что идет, когда ввязывалась в эти игры, тут все честно и по правилам... А вот не по правилам — абсолютно не по правилам! — было то, как ведут себя его коллеги, эта «сладкая парочка»: будто бы они не под погонами служат, а... Впрочем, черт бы с ними со всеми — наведение порядка в региональных резидентурах в задачи «Феанора» не входит, по крайней мере пока. И лейтенант вновь обратился к Марандилу, причем в столь мягко‑увещевательном тоне, что любой понимающий человек сразу смекнул бы — все, это уже край:

— Прошу простить, господин капитан, но мое дело не терпит отлагательств — верьте слову. Право же, с той работой, — он кивнул в направлении детины, — ваши подчиненные превосходно справятся без вас.

Детина просто‑таки зашелся от хохота и, явно поощряемый ухмылкой босса, лениво процедил:

— Да плюнь ты, лейтенант! Известное дело — три четверти всех проблем решаются сами собою, а остальные просто неразрешимы. Айда лучше с нами в подвал — тебе, как гостю, крошка отпустит вне очереди. Хошь — она тебе полижет, а хошь — ты ей...

Марандил с тихим наслаждением наблюдал, как опускают столичного визитера. Содействие ему оказать, конечно, придется — куда денешься, но только пускай сперва прочувствует как следует: тут, в Умбаре, он никто, а звать его — никак...

— Ты как стоишь в присутствии старших по званию? — бесцветным голосом осведомился Мангуст, смерив взглядом Марандилова холуя и чуть задержавшись на носках его сапог.

— А че? Нормально вроде стою — с ног не падаю!

— А это мысль... — задумчиво произнес лейтенант и легким, как танцевальное па, движением скользнул вперед. Он был ниже своего противника на голову и едва ли не вдвое уже в плечах, так что тот ударил вполсилы: колотуха‑то — что твоя гиря, неровен час пришибешь на хрен... Ударил — и застыл в изумлении: Мангуст не то чтобы уклонился от удара или отпрянул назад — он просто исчез, буквально растаяв в воздухе. Детина так и стоял, вытаращив глаза, пока его не похлопали сзади по плечу: «Але!» — и ведь действительно обернулся, дурачина...

Мангуст переступил через распростертое тело — брезгливо, будто это была навозная куча, — остановился перед невольно попятившимся обратно за стол Марандилом, в глазах у которого теперь плескалась откровенная паника, и сухо заметил:

— Что‑то подчиненные у вас на ногах не стоят. Голодом их морите, что ли?

— Да ты крутой парень, лейтенант! — выдавил из себя улыбку тот. — Уж не серчай: хотелось поглядеть тебя в деле...

— Я так и понял. Считаем тему закрытой?

— Ты, часом, не из этих... как их — ниньоквэ?

— Это другая техника, хотя принцип тот же... Давайте‑ка вернемся к нашим баранам. Насчет подвальных развлечений: боюсь, вам придется задержаться или даже — простите за плоский каламбур — воздержаться. Скомандуйте своим людям, чтобы начинали без вас. Да, и пускай приберут отсюда этого хамоватого юношу.

От вина, равно как от кофе. Мангуст отказался и тотчас перешел к делу:

— Вчера ваши люди пытались захватить в «Морском коньке» барона Тангорна. Что все это значит? Вы, часом, не запамятовали, что Итилиен — вассал гондорской короны?..

— Да мы и понятия не имели, что это Тангорн! Просто он вышел на накрытую нами мордорскую явку; вот ребята и решили, что это их связной.

— Ага... — Мангуст на мгновение прикрыл глаза. — Что ж, это меняет дело... Теперь нет никаких сомнений — барон накрепко повязан с Мордором. Впрочем, для них он теперь тоже засвечен...

— Не беспокойтесь — поймаем его еще до вечера. В розысках задействованы не только наши люди, но и умбарская полиция — они уже нашли одну его берлогу, он покинул ее буквально за полчаса до их появления...

— Вот это и есть предмет моего к вам визита. Вам следует немедля прекратить розыски Тангорна. Полиции наврете — дескать, вышло недоразумение, нестыковка действий двух братских спецслужб; одним словом: «милые бранятся — только тешатся»... тем более это до некоторой степени соответствует действительности.

— Не понял юмора!..

— А вам и нечего понимать, капитан. Вам знакома эта литера — "Г"? — Марандил глянул на шелковку в руке лейтенанта и отчетливо сбледнул с лица. — Бароном занимаюсь я, и вашей резидентуры дело это совершенно не касается. Отзовите своих сотрудников, а главное — повторяю — немедленно остановите умбарскую полицию: если Тангорн попадет в их руки, а не в мои, это будет катастрофа, за которую мы оба ответим головой.

— Но, господин лейтенант... Он же убил четверых моих людей!

— Правильно сделал, — пожал плечами Мангуст. — Дураков, которые начинают корешиться с задержанными, и надо убивать. На месте... Теперь так: вы прекращаете всякие активные поиски Тангорна и спокойно ждете. Не исключено, что в ближайшее время он каким‑то образом проявится сам...

— Проявится сам? Он что, псих?

— Отнюдь. Просто он, судя по всему, попал в безвыходное положение. А барон — насколько я его себе представляю — относится к людям, склонным играть ва‑банк... Так вот, если вам станет известно что‑нибудь эдакое — немедля известите меня: поднимите на флагштоке посольства вымпел Дол‑Амрота, и к вам вскоре зайдут за информацией. После чего вы навсегда забудете о том, что слышали такое имя — Тангорн. Ясно?

— Так точно! Послушайте, господин лейтенант, мы раскопали, что у него тут раньше была баба...

— Яшмовая, 7, что ли?

— Да‑а... — разочарованно протянул Марандил. — Так вы уже знаете?

— Разумеется. Похоже, он провел там позапрошлую ночь; и что дальше?

— Ну так тогда надо ее тряхнуть как следует!..

— Да? И что ж вы надеетесь из нее вытрясти? — устало поморщился Мангуст. — В каких позициях они занимались любовью и сколько раз за ночь она испытала оргазм? Что еще она может рассказать? Тангорн — не круглый идиот, чтобы посвещать любовницу в служебные дела.

— Ну, все‑таки...

— Капитан, я повторяю вам еще раз: выбросьте из головы все, что связано с Тангорном, — это теперь мои проблемы, а не ваши. Если повстречаете его на улице — перейдите на другую сторону, а потом просто подымите у себя в посольстве дол‑амротского Лебедя, ладно? И кстати — о ваших проблемах: я так понял, что вы сейчас трясете старую мордорскую сеть. Простите нескромный вопрос — для чего?

— Как это для чего?

— Так. Чем, скажите на милость, она вам мешала? И в любом случае зачем вы начали их хватать — вместо того чтобы подержать под колпаком и выяснить связи?

— Мы торопились — а то вдруг ДСД ведет двойную игру..

— ДСД?! Так это они отдали вам мордорскую сеть?

— Ну да! «Жест доброй воли»...

— Капитан, это же сказочки для умственно отсталых детишек! Вы не хотите еще разок подумать — зачем они сделали вам такой роскошный подарок? Чего от вас хотят взамен?.. Ладно, это — как уже сказано — ваши проблемы, поступайте, как знаете. Честь имею!

Мангуст направился было к двери, но на полпути вдруг обернулся:

— Да, и еще одно. Предвосхищая ваше служебное рвение, капитан... — Он чуть замешкался, будто подыскивая нужное слово, а потом отбросил свои колебания: — Так вот, если хоть кто‑нибудь из твоих людей подойдет к дому на Яшмовой ближе, чем на три полета стрелы, я тебя накормлю омлетом из твоих собственных яиц. Ты меня понял?

Они встретились взглядами лишь на миг, но Марандилу и мига хватило, чтобы уразуметь с полнейшей непреложностью: этот — накормит.

...Предвидение Мангуста оправдалось буквально на следующий день. С Марандилом пожелал срочно встретиться в городе один из оперативных сотрудников умбарской полиции, инспектор Ваддари. Инспектор не входил в число тех полицейских, что впрямую работали на гондорское посольство, однако представление обо всех этих играх имел неплохое: это был старый и опытный сыщик, ориентировавшийся в изнанке жизни как мало кто другой. И по возрасту, и по квалификации он давно уже должен был бы носить нашивки комиссара — и по этой причине брал на лапу без малейших угрызений совести. Следует заметить, что коррупция в умбарской полиции вообще была освященной веками традицией (полицейский или таможенник, не берущий взяток, вызывал опасливое недоумение не только у сослуживцев и начальства, но и у честных обывателей: «Не, ребята, к такому лучше в темное время спиной не поворачиваться»), но Ваддари от иных своих коллег отличался тем, что полученную мзду отрабатывал всегда честно и сполна, без ссылок на «объективные трудности».

Поиск по сайту: