|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ЭТИКЕТНаиболее наглядным проявлением общественного этикета являлись нормы общения и поведения на ныхасе — народном совете взрослых мужчин общины. На ныхасе, как и в хæдзаре, наглядно отражался принцип «почетный — менее почетный» в организации пространства. У «ныхасы хистæра» было персональное место — «хистæры бандон» (скамья старшего) или «хистæры дур» (камень старшего). Далее следовал порядок, по которому хистæртае («старшие») восседали на нихасе полукругом, остальные стояли. Ближе всех к хистæртае стояли мужчины среднего возраста, еще дальше стояли мужчины помоложе — 30-25-летние и далее всех — молодежь. Присутствие в общественном месте, особенно на ныхасе, было честью и вырабатывало определенные требования к внешнему виду. Мужчины приходили вооруженные кинжалами и в хорошей одежде. Общество становилось полукругом. (У осетин очень часто в ситуациях, где требуется массовое присутствие мужчин, упоминается их обязательное построение полукругом. Оно не предполагает рассаживания). Стоять в общественном месте было необходимо по определенным правилам: не облокачиваясь, не горбясь, не жестикулируя, придерживая кинжал, т.е. следовать поведенческим требованиям, позволившим сделать вывод о «природной гордости, свойственной горцу, которая выражается в его взглядах, походке», замеченной авторами XIX века. Требования, формирующие неписаный свод правил мужского поведения, возможно, хранят память о воинской культуре алан: строение полукругом — военный смотр; рука на кинжале — некогда распространенную клятву оружием, а также подтверждение боеготовности, которую вместе со сдержанностью и учтивостью, было необходимо демонстрировать на ныхасе. В общественном этикете оружие выполняло атрибутивную, т.е. символическую роль, являлось даже необходимой деталью официозного одеяния взрослого мужчины. Обязательное условие ношения оружия в присутственных местах послужило поводом для заключения, что «на аульном сборище имеют право присутствовать собственно только мужчины, способные носить оружие». Мужчина должен был быть легко вооружен не только на нихасах, но во всех торжественных случаях, даже на танцах, т.е. всюду, где собиралось хотя бы какое-то общество. Оружие являлось своего рода символом парадности. Это мог быть просто кинжал, который висел на поясе с левой стороны как необходимое украшение и принадлежность костюма. Нельзя обойти вниманием и воинские нормы обхождения, культурное наследие скифов, сарматов и алан, существенно повлиявшие на формирование осетинского традиционного этикета. Воинский этикет, воинское мировоззрение, в значительной степени характеризующие суть образцов мужского поведения, сложились под воздействием энергичных импульсов скифо-сарматского культурного единства. В целом, именно воинские приоритеты лежали в основе традиционной поведенческой культуры осетин в целом, являлись сутью ее национальной специфики. История становления и развития воинской идеологии осетин обусловлена целым рядом примечательных особенностей, в частности, формированием требований к внешнему облику. «Что во Владикавказе поражает более всего, так это типы настоящих горцев. Иной и одет бедно, и лошадь-то у него не Бог весть чего стоит, а вся фигура всадника, с его оригинальной посадкой, закутанного в башлык, в бурке, надетой на бок, с винтовкой за плечами, шашкой и кинжалом так и просится на картину». Существование предъявляемых к всаднику требований эстетического характера отражено в нартовском эпосе. Надев доспехи своего отца, взобравшись на его коня, эпический Тотрадз обращается к матери: «Посмотри на меня — если я красив как наездник, то еду к нартам, если же нет — не еду». Конный воин имел высокий престиж в народном мировоззрении осетин. Интересны поведенческие стандарты, исполняемые всадником при встрече с женщинами. Показателен следующий сюжет: «У дороги... стояла большая кавалькада вооруженных с ног до головы всадников, которые при виде приближения женщин слезли с коней и почтительно их пропустили. Проходя мимо них, женщины, потупив взоры, проходили молча, «...если всадник едет навстречу идущей женщине, то он считает долгом приличия слезть с коня и, ведя его на поводу, пропустить мимо женщину и тогда уже садиться. То же самое, если бы всадник стоял, а женщина проходила бы». Интересно, что принятый этикет общения мужчин и женщин несколько смещен в отношении мужского поведения. Женщина должна исполнять комплекс стыдливости («нымд») в присутствии мужчин, конных и пеших без изменения. Однако, если она на почтительном расстоянии уступает дорогу пешему мужчине, то всадник должен не только сам остановиться и дать дорогу женщине, но и спешиться при том. Женщины редко появлялись на улицах без мужского сопровождения. Но если такое случалось, любой встречный всадник, пусть даже посторонний, считал своим почетным долгом сопроводить ее в качестве охраны, следуя поодаль и не вступая в разговоры. Совершенно очевидно, что всадник исполнял более древние пласты этикета, небезосновательно называемого рыцарским. Существует немало описаний некой картинности, столь свойственной всадническому, т.е. по сути воинскому поведению: «Всадник вскинул руку в приветствии, но прежде, чем хлестнуть коня и ускакать, постоял». Высокий престиж конного воина в народном мировоззрении проецируется в наиболее характерном приветствии, адресуемом всаднику: «Да пошлет тебе Бог прямой путь». Это приветствие содержит в себе не только пожелание хорошей дороги, но и всех качеств, связанных с понятием прямого: справедливости, благородства, так приличествующих конному воину. Воинский этикет содержит и некоторые тактические стереотипы, способные в определенных ситуациях послужить сигналом. Эпический Сослан, уполномоченный вернуть на пир оскорбленного Арахдзауа, рассуждает следующим образом: «Как мне быть? Догнать его? Он подумает, что я его преследую. Обогнать и выехать навстречу? Может подумать, что я в засаде сидел и ждал его. Будь что будет, поеду сторонкой». Достаточно разнообразны знаки миролюбия, ограждающие от проявлений грубой стихии физических столкновений. К поступкам-сигналам, способным предотвратить поединок, отменить его, относится следующий: «Он без слов повернулся лицом к гранитной стене, опустив вниз дуло берданки. Этим он дал понять, что не хочет с ним сражаться и он может держать путь дальше». И, напротив, к шаблонам поединкового поведения, переходящим в категорию этикетных норм, относятся действия, служащие символикой победы, принятые в конкретном обществе. Например, этический Созрыко подошел к врагу и «снял с него оружие в знак победы». Один из наиболее существенных компонентов воинской этики — представление о священности жилища: «Прошу тебя, стань моим посланцем. И вот что скажи ему по моему поручению: «Не заставляй меня прийти к тебе в дом. Знай, что я нарт Батраз. С войной я пришел к тебе, выходи же навстречу». Этот принцип получил свое выражение не только в недопустимости боя возле дома, но и в особенностях всаднического поведения (останавливаться у жилища можно только лицом к нему, коня оставлять также развернутым к жилищу и т.д.). Почитание жилища присутствовало и в поведенческих стандартах примирения: «...бросили они в разные стороны свое оружие, подали друг другу руки и крепко обнялись. — Раз мы стали друзьями, должен ты побывать у меня в доме». Интересной чертой воинского этикета была организация посредничества, назначение места и времени для поединков. «Если он нарт, то скажи ему, что у нартов день поединка — пятница, и я буду гонгов к этому дню. А местом нашего поединка пусть будет берег моря». В эпосе зафиксировано также приглашение зрителей на бой. Самой тактикой боя предусмотрены некоторые поведенческие нормы, имеющие этическое содержательное наполнение: «Не подобает мне рубить тебя еще раз. Нарты Æхсæртæггатæ поражают с первого, подобно молнии удара!». По-видимому, некогда запрещалось добивание соперника в личном поединке. Воины были ответственны друг перед другом, а также перед обществом за потерю товарища: «Прощайте, нартские воины! Я остаюсь здесь... Но когда будете возвращаться, и нартские девушки будут поджидать вас, стоя на кургане, и не досчитаются одного, скажут: «Видно продали нарты товарища и едут теперь делить то, что получили за его голову». Упоминание о девушках, угроза их укора воинам совсем не случайны, поскольку за женщинами оставлена существенная возможность создания общественного мнения, более того, именно в сфере воинских нравственных установок. В эпосе содержится следующая реплика матери: «Торопитесь на место поединка. Если мой сын сражен ударом в грудь, то принесите его ко мне. А если же в спину нанесен ему смертельный удар, то на свалку выкиньте его — не достоин он, чтобы с почетом хоронили его на кладбище. Не место там трусу, сраженному во время бегства». Известно, что женщина была наделена правом предотвращения поединка при условии исполнения некоторых символических действий: «Мальчик! Вот видишь, снимаю с седой головы шаль и прошу тебя... не убивай его». Воинский кодекс не позволял пренебрегать просьбой женщины, сопровождающейся обнажением головы, что указывало на высшую степень мольбы. Существенный компонент воинского кодекса (нравственного и поведенческого) — это опека над нуждающимися в помощи и обратившимися за ней. Чаще встречается установленный речевой шаблон: «Эй, Нарт Сослан, я тебе поручаю мою жизнь». Информативно и продолжение сюжета: «Торопился нарт Сослан на помощь к матери своей и не взял он с собой ничего съестного. Но даже в голову ему не пришло бросить на голодную смерть человека. Поскакал он в лес и вернулся оттуда с тушей оленя. Развел он костер, насадил мясо на вертел и только после этого, пожелав голодному доброго дня, хлестнул коня и помчался своей дорогой». Сослан — один из основных культурных героев осетинского эпоса. Поэтому все, приписываемые ему поступки, являются эталонными, т.е. образцовыми поведенческими моделями в различных этикетных ситуациях. Прямая преемственность с воинским этикетом прослеживается в поведенческих стандартах проведения охоты. В народном представлении удачливый охотник считался любимцем высших сил. Выраженную престижность имела охота на оленя. Весьма популярно было благопожелание убить оленя — «саг амар», т.е. быть всегда удачливым на охоте. Охота, как промысловая, так и любительская, сопровождалась действиями, связанными с почитанием охотничьего божества Æфсати и применением так называемого охотничьего языка. Специальное божество, корпоративный, «шифрованный» язык, которым пользовались охотники во время промысла, а также связанные с охотой сказания, предания, песни и т.д. свидетельствуют о высокой престижной значимости этого занятия в прошлом. Охота в качестве развлечения предлагалась почетному гостю. Сопровождение гостя составляли, как правило, лучшие охотники селения («цуанонтæ»). Гость в этом случае из попечения одной семьи, принимавшей его, переходил под покровительство всего селения. К концу XIX в. охота сделалась роскошью особо избранных людей, убить зверя теперь считается удовольствием, а мясо его лакомством, а не насущной нуждой. Впоследствии все более приобретая спортивно-развлекательный характер, охота, тем не менее, организовывалась с учетом всех требований общественного этикета. В осетинский этикет самым серьезным образом были включены взаимоотношения, составляющие возрастное соподчинение. Понятия «æмгар» («ровесник»), «хистæр» («старший») и «кæстæр» («младший») входили в качестве важнейших компонентов в необычайно устойчивую систему этических воззрений осетин. Термин, обозначающий старшего «хистæр», восходит к древнеиндийскому «hvaistra», что означает «главный деятель», «главный участник какого-либо действия». Поведение старших также было регламентировано и подчинялось ряду нормативных действий, входящих в общий идеологический фон этикета. Старший должен быть чрезвычайно предупредителен в выражении недовольства младшими, не допускать прямых упреков и угроз в обращении к конкретному лицу, использовать с этой целью иносказания и намеки. Замечание следовало адресовать группе сверстников без прямого обращения к провинившемуся, даже несколько отстраненно: «Это нехорошо». Иногда даже похвала, произнесенная в определенном контексте: «А ведь предки твои были достойными людьми», действовала более эффективно, чем порицание. Этикет ограничивал старшего в словесных назиданиях, обязывая являть собой и своим поведением личный пример. Старшему приличествовало говорить коротко, не прибегать к пренебрежительному тону, замечания делать косвенно, в общении с младшим признавать и уважать его достоинство. Практическое действие «кæстæриуæг» (младшинства) следующее: «Лучшие из нартовской молодежи прислуживали на пиру, а кто помоложе — был на посылках». «Фæсивæд» (дословно — «смена») — старшая молодежная группа. За ними общество наблюдает особенно, именно им адресует мировоззренческую установку, зафиксированную в нартовском эпосе: «Лучше всеобщая погибель, чем плохое потомство». Это этикетно обособленная группа. «Почетные бывалые старики ущелья вызывали отличившихся, благодарили их за смелость, ловкость и мужество, им преподносили почетный бокал», — наблюдали современники. Представление о том, что одно из самых высоких жизненных достижений старших — это достойное потомство, также отражено в эпосе: «Когда старший Уалхаг приходит к вам на ныхас, каждый из вас должен снимать шапку и класть ему под ноги. У Уалхага такой доблестный сын». В осетинском этикете важное значение придается нормам общения с противоположным полом. В народном сознании сложились также и образцы идеального мужского и женского поведения. Мужская стилистика традиционного поведения во многом характеризовалась исполнением нормативных действий, как уже указывалось, воинского происхождения. Вот некоторые нюансы: доказательством позорного легкомыслия для мужчины было выхватывание оружия сгоряча. Обычай запрещал также обращать оружие на женщину, считая такой акт крайне недостойным и недопустимым для мужчины. Предание говорит, что первыми видами оружия были камень и палка, в связи с чем регламент распространялся и на них. Поэтому, когда по дороге мужчина шел с палкой, а навстречу ему шла женщина, он обязан был укрыть палку от нее, как вид оружия. Описаны древние конкретные предписания для встречи вооруженного мужчины с женщиной на улице: «Женщине должен отдать свой правый бок, палку же из правой руки взять в левую. Потому что палка тоже æхсар (оружие) есть, а на женщину æхсар не должен быть обращен». Имея прагматический смысл изначально, это обыкновение сохранялось в форме устоявшейся привычки. Справа в дороге всегда располагались женщины, либо старшие. Поведение женщины тщательно и строго регламентировалось. Прослеживаются некоторые стереотипы, которые можно суммировать следующим образом: 1) по формам обращения. Например: «Подошла она к дверям Урузмагова дома и позвала: «Кыс-кыс!». Не позволял ей обычай в присутствии мужчины назвать Шатану по имени»; 2) по темпу и даже тембру речи: «Девушки между собой не говорили, а перешептывались, как будто кого-то стыдились»; 3) в некоторых ситуациях женщинам приличествовало молчание: «Слушайте, невестки наши благонравные, молчащие при старших!»; 4) табуирование, т.е. запрет произносить имя мужа и его родственников: «Однажды больная молодая осетинка так и не смогла нарушить запрет и назвать городскому врачу фамилию своего мужа»; 5) запретительные предписания, исполняемые женщинами («нымд»). Например, пожилые осетинки считают неприличным для себя называть предметы, употребляемые в смысле ругательства: например, вместо «осел» они говорят «хæссæн» (тот, кто несет), вместо «свинья» — «къахаг» (та, что роет). 6) другие предписания пластически-жестового характера: двигаться грациозно, не жестикулировать, не общаться с посторонними мужчинами, не появляться в местах массового скопления мужчин без сопровождения и т.д. Идеал внешности и поведения девушки-невесты составляли требования широкого спектра — облика, т.е. красоты, стати, изящества, а также сноровки, соблюдения установленных предписаний в общении с юношами. В эпосе содержится такой образ достойной девушки:
Ее шелковая коса — до пят, Взгляд ее черных глаз — яркое солни, Когда она берется за работу — у нее волчья хватка,
Когда она выходит по воду, кажется, Что она плывет как утка. Рано утром, когда она проходит, Свой тонкий стан слегка сгибая, Лунный свет льется из ее белого гогона Свет утреннего солнца — из ее собственного лица
У нартовских юношей холеные кони, Джигитуя перед ней, падают без сил. Краса-Агунда прелестным оком С высокой скалы не взглянет вниз.
Последние строки стихотворного описания передают не тщеславие красавицы, как может показаться, а требования этикета, предъявляемые к девушке в ситуациях общения с юношами, в частности, «нымд»: не смотреть в глаза, не смеяться, не разговаривать громко и т.д., то есть не допускать ни малейших проявлений какой бы то ни было активности в общении с противоположным полом. Если женщины избегали общения с мужчинами, особенно посторонними, то в отношении девушек строгое затворничество не приветствовалось: «Девушки не скрываются от глаз посторонних людей и чужестранцев и могут ответствовать скромно на все их вопросы, но не заводить с ними продолжительных разговоров». Тем не менее общение девушек с юношами-ровесниками организовывалось с исполнением всех поведенческих регламентации касавшихся женщин. Держать себя девушка должна была чинно, не позволять нескромных выходок перед парнями, не допускать неуместного проявления темперамента. Разрешение посещать танцы знаменовало рубеж девичьего совершеннолетия. Общение молодежи происходило в основном на «хъазт» (танцах), на которых присутствовать замужним женщинам и женатым людям считалось неприличным. Вместе с тем, несмотря на внешнюю суровость, осетин никогда не позволял себе грубого отношения к женщине. Большим позором считалось рукоприкладство, оскорбление или унижение ее в какой бы то ни было форме. Общественным мнением однозначно осуждался мужчина, который, вопреки обычаю, поднимал руку на женщину, словом или действием оскорблял ее честь. Об исключительном положении женщины-осетинки в обществе свидетельствует и нераспространение на нее кровной мести. Какая бы вражда ни была между фамилиями, во мщение никогда не вовлекались женщины. Более того, даже самые непримиримые враги прекращали сражение, если женщина, обнажив голову, бросала платок между враждующими. Осетинский этикет предписывал мужчине оберегать женщину, помогать ей, не возлагать на нее тяжелый труд. Просьбу женщины о помощи мужчине предписывалось выполнять. Примерами уважительного и почтительного отношения к женщинам изобилует нартовский эпос. Жизнь Нартов — это постоянное соперничество, организуемое в различных формах: от состязательных танцев до открытых столкновений. В ряду самых настоятельных потребностей Нартов — постоянное повышение своего престижа вообще, а в глазах женщин — в особенности. Зачастую женщины — побудительная сила осуществления мужских подвигов. Грозные, бесстрашные нарты очень опасаются женского порицания и делают все возможное, чтобы его избежать. Этикетный статус женщины, зафиксированный в стереотипах общественного этикета, был достаточно высок. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.008 сек.) |