Глава 10. Печень духов

Наступил май. За это время Мария окончательно выяснила отношение с Грачёвым. Мария поняла, что его она не любила, а была с ним только потому, что он бы смог её отсюда увезти. Однако, поговорив, Грачёв резко заявил, что не намерен бросать Люду (без которой он понимал, что не уедет в «Тихую долину», к тому же теперь в такое неспокойное время) на чём они и расстались. Но с обеих сторон осталась сильная неприязнь к друг другу, но больше неприязнь появилась к Виктору с той и с другой стороны. Они винили во всём его. Виктор это воспринял неспокойно, но всё же первой мыслей его было: «Даст ли Пётр теперь мне деньги». Пётр, оказывается, догадывался о таком исходе и деньги всё же даст, хоть и не все. В городе теперь жилось очень не спокойно и всё оттого, что над миром навис новый страх, страх начало полномасштабной войны.

Теперь люди стали более интенсивно копить на изолированный город от мира сего, так как после этой страшной новости сразу через час прозвучали слова из радио: «В нашем городе войны не будет! Только сейчас был подписан договор о гарантированной безопасности со всех сторон к Тихой долине!». Грачёв отказался от мысли купить машину, и вспоминал о забытом, земельном участке оставленным отцом в деревне Калинова. Вспомнив, он собрался и поехал его продавать. Люда же осталась дома, и была рада, что её муж уехал, так как в последнее время ей всё сложнее стало скрывать о ненависти к нему и к Марии. На Виктора теперь у неё были смешанные чувства.

Два Григория жили уже давно не в ладах, сразу после того как Григорий Борову наотрез заявил, что больше не пойдёт на мародёрство. Но дальше всё пошло ещё хуже на днях после ночной причуды Анатолия с гробом, с сумкой и багажником заброшенного автомобиля у них пропали все откопанные ордена. Разумеется, оба думали друг на друга, но Григорий воспринял это как некий знак и не так сильно волновался по этому поводу, раздумывая, будто с пропажей всего нарытого клада стереться его же грешок. Боров наоборот сбесился, и спокойный вид, раскаявшийся соседа только сильнее его толкало на мысль, что именно он своровал. Об отсутствии Анатолия никто не схватился, и всё снова было задумано Петром, которым оставил письмо от лица управдома, где все живущим сообщалось, что Анатолий уехал на полгода за рубеж и пока деньги никто платить не будет. Это новость всех обрадовало, особенно Люду, что так поспешно копила деньги.

Несмотря на негативную атмосферу Виктор же, на зло всем живущем плохо, чувствовал творческий подъём. Застой долгих неразрешимых вопросов прорвало, и Виктор увидел, что это хорошо. В этом была немалая заслуга и Петра, к которому Виктор, или как он себя уже называл «Отец новой науки», каждый вечер спускался. Старик за прошедшее время под ударил над физикой и другими учениями и в чём-то помог Виктору. Увидел Виктор, как в него слепо верит старик, заметил за собой изменения: бывает, начнёт говорить как профессор на лекции с кочегаром, задирая нос, важность, само собой разумеется, но главное то, как он стал себя ощущать. Вера Петра переходила в неутолимую энергию к Виктору, и тот думал, замышлял грандиозный проект всей своей жизни.

Настал тот прекрасный момент, когда прибор стоял в подвале собранный. Двое просто стояли и любовались неказистым, но эффектным строением прибора, даже ещё не испробовав. Всё строение походило на старое и не совсем безопасное сиденье у зубного с приборами на боку.

Виктор ощущал, как творит судьбу и считал всё, что сейчас будет здесь сказанное и сделанное непременно попадёт в историю человечества. И этот период будет отнюдь не сравниваться с какими-то очередными съездами политиков, не с открытием лекарства от СПИДА, ближе по величию наверно будет открытие континента, но, однако сильнее по значимости.

- Это новый путь человечества! Пришло время сгинуть этим надутым индюкам, это новая эра науки! Нет! Это есть наука, а всё до неё была детской песочницей… Лженаукой!

- Ну, если так считаешь, то давай запрыгивай в агрегат – ехидно сказал Петр.

- И запрыгну! И запрыгну! Чего мне боятся!

Виктор надел на голову шлем. Лёг на испачканное сиденье. По коже шло лёгкое волнение, но оно перебивалось адреналином. Печь сроднилось с его кровью – там и тут бурлило пламя. Ему так и хотелось закричать чего-нибудь «Эдакое». Пётр без какого-либо пафоса, которым был сейчас присущ движениям Виктора, плюхнулся поспешно на сиденье, где должен быть стоматолог. Он повернул в свою сторону панель, грубые руки на лягнись на пусковой рычаг, что был сделан не по размерам и очень трудно сдвигался с места.

Аппарат и сиденье загромыхало, потом пройдя пять минут, оно выровнялось и стало равномерно гудеть, как механический, крупный кот, малость, не довольный своим пищеварением.

- Ну, чего там? – отдаленно из шлема доходил голос Виктора.

- Сейчас, сейча-а-с, время! Пошло! – Пётр стянул жгут на руке Виктора и твёрдыми пальцами рук хирурга впрыснул под кожу испытателю наркоз. – Теперь всё пройдёт как во сне.

- Мы будем во сне!

- Разумеется, сон он и в Сибири сон…

Приятное гуденье покидала Виктора, он начинал глохнуть и слепнуть ко всему происходящему. Перед тем как заснуть он успел уловить на стене отблески пламени в печи, горячей, вечно живой, безостановочно сжигающая тонны угля…

Резкое падение. Его тело стало без телесным и он чувствовал как прошёл сквозь кресло и начинал лететь вниз, он хотел ухватиться, но вокруг была неосязаемая тьма.

Очнулся Виктор в столовой, окна были чем-то завалены, он подошёл ради любопытства к стеклу и разглядел землю.

- В земле! Чего это он в земле? – Виктор попытался это сказать, но слова не вышли из горла.

Его обуяло страсть, только сейчас он осознал, что прибор работает и теперь стоит вернуться, как все венцы славы скроют его с головой, как с крышей скрыло в землю этот дом. Робко шагая, и разглядывая те же обои и предметы, он изумлялся насколько они безлики и на обоях другой символ, а та же картина в коридоре с похожим, но с другим рисунком. В реальности на холсте изображалась бегущее стадо мустангов, тут же изображается, как мустанги бегут от огромной, морской волны. В глазах тех коней страх, не то что на реальной картине, где они беззаботно резвились по облитой медью полю.

Не зацикливаясь на лживой картине он открыл дверь в комнату к старухе Софьи Михайловне. В ней не чего нельзя было разглядеть, и он просто ступал вперёд пока, что-то не хрустнуло у него под туфлёй. В этот миг Виктор вспомнил, что с кухни взял спички и зажёг первую (Всего было четыре).

Он разглядел ту же самую комнату в которую заявился давно ещё с Грачёвым. Спичка потухла. Он зажёг снова и теперь увидел Софью Михайловну, которая что-то рисовала, он попытался спросить, та молчала, не замечая его дальше творила. Внезапно и эта потухла. Зажёг третью, что была наполовину сломана, и успел только разглядеть огромного таракана стоящего на задних мускулистых и омерзительных конечностях. Его передние и посередине лапы пытались поймать старуху, та в страхе отбросила полотно и бросилась бежать на Виктора с бело-зелённым лицом. Неполная свечка потухла, тогда-то плечом старуха свалила Виктора. Четвёртая не поддавалась. Он её сломал.

Виктор выполз из комнаты. Сзади доходили страшные звуки щебетания того самого таракана. Со всей силы он захлопнул дверь, но сразу же понял, что она не поддаётся его воле. Дверь отбросила его, а за дверью вырвался, быстро перебирая лапками таракан. Виктор побежал к двери, открыв его, скрыло землёй. Добравшись до поверхности, он начал разгребать руками к лестнице. Всё тщетно, тогда он сообразил плыть. Это удалось. Сил уже не было, также с кругозора чёрной поверхности скрылся таракан.

На втором этаже он открыл дверь в комнату к двум Григориям, оттуда вышагал Боров с маузером. Виктора спасла та же дверь, которая открывалась на себя. Он стоял за дверью в то время Боров искал маниакальным лицом кого бы подстрелить. Заглянув в комнату, он увидел Григория во лбу у него была маленькая красная точка. В руках Григорий держал некий раскрытый чемодан, в чемодане в том были насыпаны ордена. Рядом с чемоданом лежала спиной к Виктору Саша.

- Тара-к-а…стой! – слышалось за углом голос, вырвавшийся из своей спальни Борова, и резкие хлопки, издававшие маузером.

Виктор открыл дверь в комнату Люды. Из тьмы выпорхнула с пепельными крыльями Люда, та вместо рта имела клюв. За ней из комнаты вышагал тёмный, изуродованный, тощий электрик.

- Есть! Надо е-с-ть!

- Нету больше, уйди! – кричала Люда, бившись об потолок крыльями.

Тогда же Виктор отворил к Марии, там же было тихо, и никто не шумел. Он зашёл и захлопнул за собой дверь. Прямо на его глазах стены исчезли, а вместо их нарисовался небесный простор, зелёные луга и горы, и табурет…на нём обшарпанное радио.

- Всё это ждёт вас здесь, стоит только остаться – шёл весёлый голос из радио.

Виктору хотелось остаться, но он сделал усилие над собой и пошагал к двери. Трава смиренно гнулась под тёплым ветром, луга были похожи на бушующее море.

- Куда вы? Разве вам здесь не нравится?!

- Нравится – отвечал Виктор прибору.

- Тогда куда же идти, будьте там, где вам нравится!

- Так нельзя.

- И почему же?!

- Надо так. Это всё воображение. Сон.

- Но зачем его покидать, если оно лучше, чем твоя жизнь – прибор начал говорит голосом Петра.

- Там реальность, а здесь жалкое доля того, что есть там.

- Здесь тебе не надо реализоваться, не надо не о чём беспокоится….

- Это и пугает

- Тебя пугает только то, что это чьё-то воображение. Стоит ли цепляться за тот мир? Если он тоже чьё-то воображение, например бога. Я даю тебе совершенный мир, где не надо решать проблемы, что есть там. Это два мира, и этот ничем не хуже того.

- Значит, ты взял на себя роль бога?

- Нет, скорее я написал свой сценарий.

- Что за чушь ты несёшь радио!

- К чему это верность к одной действительности! Аж, воротит, бросай ты это, смотри, они все счастливы!

Виктор оглядывается и видит тот самый известный город «Тихая долина». Ему не удаётся разглядеть лица прохожих.

- И знаешь, чего Виктор….вернувшись ты не станешь богаче, тебе не падут в ноги все передовые умы.

- Иди ты к чёрту! Что ты понимаешь, старое радио!

Радио разбивается, а Виктор выбирается из комнаты. В то время в коридоре происходит хаос: Люда, ужаленная электрическим кабелем лежит на полу; Боров до стрелялся, что таракан ему ногу обглодал. Электрик, завидев Виктора бросается к нему, Виктор забирается на чердак, там через оконное отверстие падает на землю. Оказывается, крыша всё же торчала над землёй.

Прикрыв на ненадолго глаза, Виктор внезапно оказывается в кругу своих соседей. В середине круга высится крыша дома, она начинает полыхать и в дыме появляется чумазый Пётр с короной из перьев. Бельмо глаз фанатично сверкает в образе шамана, он сбрасывает с себя чью-то шкуру и вскидывает руку к затянувшему хмурыми облаками небу. Лунный свет трещинами проникает между туч. В одной руке Пётр держит кинжал в другой сырую печень. Лезвие со всей силой входит в плоть печени. Все в кругу хватаются за бока. Виктор испытывает внезапную боль и теряет последние силы, падает на колени. Кто-то начинает кричать, а кто сразу намертво повалился, зажав колени поближе к груди.

Шаман в огне хохочет и бросает печень в огонь. Виктор и другие начинают чувствовать, как внутри их что-то сворачивается. Боров от боли случайно нажимает на курок. Воздух наполняется сокрушительными выстрелами.

Крыша начинает парить к тучам. Дом постепенно вырастает из недр почвы. Но стены, объедаются тараканами, жуками, мышами, что роем слетают с исчезнувших стен. Под крышей остался только водопроводный скелет.

Из земли выбирается мертвый электрик и заарканивает гибкой, как хлыст оборванным кабелем Виктора. Кабель со всей скорости летит к его обладателю, а вместе с ним кричащий Виктор с вопросом «И это мой конец?».

Глава 11. Пётр.

С наступлением утра нашли тело Виктора в его же комнате. Они боялись спросить друг друга, видели ли они те же видения, либо всё это обыкновенный кошмар. Однако каждый в это утро представлял себя уникальным в том смысле, что ещё до захода солнца во сне увидали смерть соседа. Люда, собственно говоря, чуть не помешалась на образе мёртвого электрика и даже попыталась сходить к тому на могилу и попросить не докучать, но всё сложилось так, что он был без родни и чтобы не прибегать к трудностям его просто на всего кремировали, а где был прах, не сказали. Кремацию она восприняла как знамение того, что душа электрика не успокоилась, и от такого гнусного языческого захоронения решил довести до безумия её. Люда же в свою очередь не хотела сходить с ума и более того стремилась расстаться со всем и начать новую жизнь на закате возраста в изолированном городе «Тихая долина».

Раньше бы все восприняли это бы как «освобождение ячейки» да пожалуй, лёгкий, внезапный щёлк по сердцу, но теперь всё было иначе из-за злополучно сна. Все без исключения ощущали некое предвидение чего-то нехорошего, и это заставляло их нервничать. Сразу после смерти тут же жители узнали и то, что в их подвале живёт кочегар Пётр. Его они восприняли более легко с чередой таких обстоятельств.

Старик им сразу понравился, когда изъявил желание взять все хлопоты на себя и тем самым упростить жизнь жильцам, которым бы пришлось самим этим заняться из-за отсутствия управдома. Искать родных Пётр не стал, поэтому просто захоронил его без излишеств и торжества с убогим крестом на краю местного кладбища, специально дабы не платить за участок.

После как положено он сообщил всем о поминках и также сам всё устроил: накрыл стол на кухне, натащил недостающих табуретов, дал деньги на еду Люде, та в свою очередь приготовила первое, второе, как принято на поминках. Тогда-то вечерком за стол сели два Григория возле окон, рядом Саша, напротив сидела Мария с Евгешей, чуть дальше Люда, в центре стола сидел по-хозяйски Пётр с комично изображающем лицом глубокую печаль, но больше эта была задумчивость, чем горе по усопшему.

- Ну, что ж я тут вот – невнятно бормотал Пётр, тщетно пытаясь создать вид грустного человека. Из стола он достал бутыль с кристальной водицей, каждому было ясно, что это. Каждому разлив самогон он снова присел. Не один Пётр здесь выглядел нелепо, каждый себя так ощущал. Каждый ощущал лицемерие, лживую постановку грусти по мёртвому Виктору.

- Это вы сами? – спросил Григорий, чтобы поскорее уйти от этой нелепой ситуации.

- Конечно, конечно, вон в подвале стоит у меня…аппарат, я и… - поспешно ответил Пётр. – Ну чего уж давайте.

Стопки опрокинулись.

- Говорят же один раз только можно? – с наивностью спросил Боров Петра.

- Это только если тебе усопший не нравился, а за нашего ещё раз можно.

Стопки вновь опрокинулись. Они стали есть. Тут каждый, как за простым ужином начал говорить о своём, иногда только вспоминая цель мероприятия, снова становились опечаленными, но только на время когда молчали.

- Вот вы знаете, почему я пью? – в пустоту задал вопрос Григорий, запрокинув уже не одну четвёртую стопку.

- Знаем, как не знать. Все пьют, и ты пьёшь – отвечал Пётр.

- А если все с крыши…

- Вот когда все пойдут с крыши, тогда и ты пойдёшь.

- Нет, это родовая травма – прервала разговор Петра и Григория Саша.

- Чего это?

- Родили не так

- Как это родить можно не так?

- Не в родовой травме дело, там всех как по конвейеру, нечего перепутать – встряла в разговор Люда – Дело в голове.

- А что с ней не так?

- Слабовольный ты, и не надо здесь ссылаться на вину акушерок и врачей, что вынимали тебя «не так».

- Нет, родовая, а не правильно родить можно. Возьмут где-то начнут неправильно ребёнка доставать и вот тебе затемнение на коре мозга, а изымают эти ведь…акушерки.

- Да хватит тебе, травма, травма…

- А чего плохого в том, что ты пьёшь? – заговорил набитым ртом Боров. – Пьёшь и пей дальше, ведь хорошо тебе становится, а если хорошо то и зачем заканчивать.

- Вредно это.

- И что?

- Что вредно, что не вредно. И вот трать всю жизнь между полезным и не полезным, и всё ради того, чтобы дольше прожить? А на что тебе такая скучная жизнь? – едко смотрел Пётр на задумавшего Григория.

- А как же приятное с полезным?

- Это обман – нет такого!

- Угу, нет такого – поддакнул Боров.

- На того же Виктора посмотри – начал Пётр. – Жил тихо, скромно, как тень. И чего? Умер и нечего доброго не принёс, ради других не пожил, правда говоря пытался, но мозгов не хватило. Для себя тоже не пожил. Был или нет, вот думай теперь. Будто экскурсия, а не жизнь!

- И чего теперь, если для других жить не хочешь – начинать беспробудно пить?

- Ну, зачем сразу то беспробудно? Можно вот как сейчас!

- Можно, но я сейчас ещё хочу!

- Если хочешь, то на ещё!

Григорий в знак благодарности кивнул. Мария взяла ребёнка и ушла наверх. На кухне остались Григорий, который уже прилёг на руку спать, Люда, хлебавшая уху и Боров с Петром.

В этот момент в дом входит Грачёв, шагая в походных ботинках. Он настойчиво с каждым шагом бил по полу. Плечистый в тёмно-зелёной куртке вошёл гость на кухню на звуки звучания столовых предметов и пьяного говора.

- Что за праздник? – строго сказал Грачёв, когда с плеча снял сумку с одеждой и документами.

- Как ты можешь, сухарь! Разве это праздник? Или для тебя праздник смерть Виктора? – Шипя заговорила Люда. – Конечно, я знаю теперь, всё знаю, как Виктор встал между тобой и ею.

Грачёв был ошарашен смертью Виктора и несколько не испытывал чувства радости о котором сейчас говорила Люда. Собственно говоря, он и вовсе не чувствовал всего того угнетения, которое было на его душе до отъезда.

- Ты что несёшь, пьяная? – фыркнул Грачёв. Он схватил её и уволок в комнату, а сам вернулся на кухню. Присев, как ни в чём не бывало, он взял кусок хлеба и стал катать шарики из него. Пожалуй, на лице его была хоть какая-то капля сожаления об усопшем. Он отказался выпить и познакомился с тем, кто предлагал.

Поиск по сайту: