Церковь и государство: типология и динамика их взаимоотношений в византийской истории

Константин Великий: донатисты обратились к нему, требуя суда, он же ответил, что сам ожидает Суда Христова, как же он может быть судьей тех, чрез кого и от кого он ожидает Христова Суда? В параллель к этим словам должны быть поставлены другие слова императора, которые он скажет чуть позднее, около времени I Вселенского Собора, говоря: "Я – епископ внешних дел Церкви". Он мыслит себя блюстителем, надзирателем внешних дел Церкви.

Характер императорской власти в отношении Церкви пока не предопределен. Константин является блюстителем внешних церковных дел, но каждый раз заново должен определять границы, где внешние дела, а где уже внутренние, руководствуясь при этом своей совестью. Ради блага Церкви он готов был вмешаться в дела Ее. Так, в 335 году, собирая Тирский Собор, император говорит: "Если один из вас, чему я не хочу верить, откажет мне в послушании и не приедет, то я отправлю к нему человека, который проводит его в изгнание... чтобы он твердо знал, что не следует противиться приказу императора, трудящегося на защиту истины". При Константине - свобода совести, нет гонения на язычников. При его приемниках ситуация по отношению к язычникам, достаточно противоречива. Так Констанций, притесняя язычество, продолжает платить жалование жрецам. Попытки приемников Константина законодательно изменить соотношение религиозных сил в империи наталкивались на еще большую силу язычества. Но постепенно подготавливается почва для придания христианству статуса государственной религии.

С именем Феодосия Великого можно связать возведение христианства в ранг религии государственной, господствующей. Феодосий Великий свою императорскую деятельность, прежде всего, соотносил с верой, т.е. мыслил императорскую деятельность как то, что призвано соучаствовать в домостроительстве человеческого спасения. При подготовке к походу для восстановления легитимной власти, после убийства варварами законного императора Грациана на Западе, Феодосий советовался с многими авторитетными подвижниками, предавался посту и молитве, посещал епископов и народные моления, простирался на власянице на гробах мучеников.

Император Феодосий лишил язычников и еретиков гражданских привилегий. Реальная политика императора Феодосия была, во-первых, последовательна, постепенна, т.е. начинал он с ограничения язычества, а затем постепенно эти меры переходят к жестким формулировкам вплоть до требования смертной казни к тем, кто принадлежит и реально осуществляет участие в языческом культе. Но это последовательное нарастание более жестких требований к язычникам, лишение их гражданских прав перемежалось и некоторыми послаблениями, исключениями, которые приобретали любопытный характер; иногда они были мотивированы эстетической ценностью того или иного храма, приверженностью масс людей к такого рода празднествам.

С императора Феодосия начинается совершенно новый период существования христианской Церкви в Римско-Византийской Империи в качестве господствующей, государственной. Самая политика императора Феодосия может быть кратко сформулирована в форме тезиса, принципа: "Кто не христианин, тот не гражданин".

Граница между внешними и внутренними делами Церкви может колебаться. Она устанавливается в значительной степени в соответствии с личным самосознанием, личным благочестием, личной нравственной и канонической чуткостью императора. С императора Феодосия Великого границы христианской Церкви, границы византийского сообщества как Церкви и как государства совпадают, осознаются как одни и те же границы, потому что только православные, законные члены Церкви и только они являются законными членами государства, становится более трудно проводить границу между внешними делами Церкви и её внутренними делами.

К эпохе IV Вселенского Собора, т.е. в V столетии, от времени преемников императора Феодосия (император Аркадий и Феодосий Малый) до самого Халкидонского Собора уже в реальной практике взаимоотношения Церкви и государства иногда возникают сближения, а вместе с тем возникают и противоречия. Евстафий, епископ Беритский, получил указ от императора Феодосия Малого, в котором ему давался титул митрополита. Этот епископ присвоил себе и права митрополита, т.е. реально подчиняет своей митрополичьей власти несколько городов Финикии. Действительный митрополит Финикии (Фотий) по кончине императора Феодосия подал на действия Евстафия жалобу императорам Валентиниану и Маркиану, прося их о восстановлении своих реальных канонических прав. Эта жалоба была передана на рассмотрение Вселенского Собора. Императорские чиновники, присутствовавшие на Соборе, как рассказывают деяния, сказали: "Угодно ли Собору по канонам отцев произвести исследования об этом предмете или по прагматическим указам (т.е. указам императора)?" Отцы ответили: "Никакой прагматический указ, противный канонам, не должен иметь силы, должны преимуществовать каноны отцов". Сановники спросили: "Позволительно ли другим епископам на основании императорского прагматического указа отнимать права у чужой Церкви?" Отцы ответили: "Непозволительно, так как это противно канонам". Рассмотрев этот частный вопрос, они возвратили Фотию митрополичьи права и приняли соответствующую резолюцию, согласно которой "прагматические указы, которые получили действие в других областях, да будут недействительными, но да во всем имеют силу каноны".

Таким образом Халкидонский Собор в значительной степени по инициативе самого императора Маркиана принимает решение, согласно которому канон преимуществует над законом, и там, где закон вступает в противоречие с каноном, он должен уступить ему место, должен быть отмене. Таким образом, столкновение прагматического указа и канонического установления обнаружили смежную область, общую для Церкви и для государства. Образуется смежное поле, которое выразительным образом обозначено более или менее устойчивой системой норм, эта система норм получила название " Номоканон " – некое совмещение, сопряжение государственного закона и канона, правила церковного.

Переходя к императору Юстиниану, к попытке сделать несколько замечаний по знаменитой 6 й новелле, где формулируется взаимоотношение священства и царства, уместно обратить внимание на то, что раз всё более и более внешние дела Церкви становились изнутри актуальными для власти императора как хранителя Предания, как защитника Церкви, то всё менее становится корректной самая постановка вопроса об отношении Церкви и государства, потому что и то, и другое состоит из одних и тех же членов, и император представляет это общество как глава, а так же как защитник, адвокат, эпистимонарх экклесии. Некоторые исследователи уже предпочитают говорить, что в 6 й новелле Юстиниана речь идет не о соотношении Церкви и государства, а о соотношении царства и священства внутри Церкви, внутри той политии, которая без остатка вписывается в экклесию, совпадает с ней. 6-я новелла Юстиниана озаглавлена: "О том, как необходимо хиротонисать епископов, пресвитеров и диаконов, мужчин и женщин (т.е. диаконис), и какие наказания преступающим предначертания настоящего указа". Вот куда уже простирается авторитет императора как такого защитника Церкви, который, не вторгаясь в само священнодействие, уже регулирует и упорядочивает осуществление священнодействия, создаёт, как ему представляется, в согласии с патриархом максимально благоприятные условия для такого осуществления священнодействия, которые бы соответствовали именно его священной природе.

3. "Симфония" Юстиниана Великого как византийский образец взаимоотношений императора и патриарха.

6-я новелла Юстиниана озаглавлена: "О том, как необходимо хиротонисать епископов, пресвитеров и диаконов, мужчин и женщин (т.е. диаконис), и какие наказания преступающим предначертания настоящего указа". Вот куда уже простирается авторитет императора как такого защитника Церкви, который, не вторгаясь в само священнодействие, уже регулирует и упорядочивает осуществление священнодействия, создаёт, как ему представляется, в согласии с патриархом максимально благоприятные условия для такого осуществления священнодействия, которые бы соответствовали именно его священной природе. 133 я новелла звучит: "О монахах и подвижниках и об их образе жизни". Это уже вписывается (а кто то проакцентирует как "вторгается") в монастырский устав. Но "вторгается" – это неверный акцент, потому что надо иметь ввиду, что монастыри нередко учреждались мирскими людьми. Ктитор, учреждая монастырь, участвовал и в установлении правил общежития, поэтому здесь не нужно исторически преувеличивать то, что фактически было почти исконной традицией для Византии – элемент некоего участия в регулировании, упорядочивания даже самого образа жизни подвижников.

"Величайшие дары Божии, дарованные вышним человеколюбием: священство и царство. Одно служит вещам божественным, другое управляет и заботится о вещах человеческих. И то, и другое происходит от одного и того же начала и благоукрашает человеческую жизнь, так что ни о чем так не пекутся цари, как о чести священников, а сии – и о самих царях всегда Бога молят. Если то (священство) будет во всем безупречно и причастно дерзновения к Богу, а это (царство) будет правильно и подобающим образом упорядочивать врученное ему общество, то будет благое некое согласие (симфония), дарующее человеческому роду всевозможную пользу. Посему мы величайшую имеем заботу об истинах Божиих догматов и о чести священников. Если они будут блюсти её, то, мы уверены, чрез неё великие дары мы получим от Бога, и тем, что есть, владеть будем надежно и приобретем то, что ещё не достигнуто. Всё будет благополучно и подобающе, если только начало дела будет должное и боголюбезное, а сие будет, веруем, если только сохраняется соблюдение священных канонов, которые вверили праведно воспеваемые и поклоняемые самовидцы и служители Бога-Слова апостолы, и святые отцы сохранили и изъяснили".

Вот полный текст преамбулы, в которой выражена так называемая в самой новелле теория симфонии – некоего благого согласия священства и царства. Власть светская и религиозная восходят к божественному началу, что видно с самого начала новеллы: "величайшие дары Божии".

В каноническом праве высшим юридическим авторитетом обладал не император, а Вселенский Собор. Император в отношении Церкви выступал de iure как надзирающая и координирующая, но не как руководящая инстанция. Вместе с Патриархом он был обязан следить за соблюдением канонов, однако не имел права издавать, отменять и толковать каноны и не мог без санкции митрополита принимать от клириков прошения и выступать в роли посредника или судьи по церковным вопросам. Роль императора в Церкви ограничивалась лишь несколькими административными функциями: он утверждал кандидатов на Патриаршие престолы, созывал Вселенские Соборы, утверждал соборные постановления, подкреплял особыми законами действенность церковных канонов, мог менять церковно-административную. структуру, присваивая ранги епископиям и митрополиям. Император также мог поручить епископу или гос. чиновнику разобрать то или иное спорное дело, касающееся Церкви. В особых случаях императоры брали на себя и ряд административных функций церковных властей: назначение митрополитов, вызов митрополитов в столицу на Патриарший суд, переподчинение монастырей. Поскольку Церковь не имела собственного карательного аппарата, император выступал также в роли инстанции, защищающей интересы Церкви методами принуждения.

Поиск по сайту: