Очерк научного творчества Л. С. Выготского

Выдающийся советский психолог Лев Семенович Выготский (1896—1934) был непосредственным и активным участником борьбы за построение научной психологии на основе диалектического и исторического материализма против субъективной идеалистической психологии и попыток построения. новой, советской психологии на основе вульгарного механистического материализма. В течение своей краткой, но чрезвычайно насыщенной творческой деятельности он написал около 180 научных работ — монографий и статей, создал совершенно новое направление в психологии, в центре которого стояла разработка конкретно психологической теории сознания, его строения и функции в поведении и всей жизни человека.

После смерти Л. С. Выготского, последовавшей в результате тяжелой болезни, труды его, лишь частично изданные при жизни, долго не публиковались. В 1950-е гг. переиздаются его отдельные работы, а в 1960 г. выходят в свет некоторые ранее не издававшиеся рукописи. В настоящее время большинство работ Л. С. Выготского уже опубликовано в шеститомном собрании его сочинений (1982—1984).

Интерес к теоретическим и экспериментальным работам Л. С. Выготского неуклонно растет как в Советском Союзе, так и за рубежом. Конечно, и в период, который внешне может показаться годами

забвения, реально осуществлялась большая теоретическая и экспериментальная работа, в которой развивались и углублялись отдельные стороны его концепции. Эта работа в первую очередь велась его ближайшими сотрудниками, учениками и последователями. Здесь прежде всего должны быть названы его товарищи по разработке новой концепции — А. Н. Леонтьев и А. Р. Лурия, его ближайшие сотрудники и ученики — Л. И. Божович, А. В. Запорожец, Д. Б. Элько-нин, Р. Е. Левина, Н. Г. Морозова, Л. С. Славина и многие другие. В их теоретических и экспериментальных исследованиях продолжала жить и развиваться концепция. Разрабатывавшаяся Выготским, она вошла в историю советской психологии как концепция исторического возникновения специфически человеческих высших процессов, как концепция исторического понимания человеческого сознания.

В 1981 г. советская психологическая общественность широко отметила 85-летие со дня рождения выдающегося ученого. На конференции, проведенной в связи с этой датой, отчетливо проявилось то громадное влияние, которое оказали взгляды Выготского на целый ряд областей гуманитарного, да и не только гуманитарного знания (Научное творчество Л. С. Выготского и современная психология, 1981).

После опубликования переводов некоторых работ Л. С. Выготского на английском языке во многих странах наблюдается большой интерес к его учению и немало зарубежных психологов занялись изучением его трудов. В США возникло целое направление, и психологи, примыкающие к нему, не только проводят теоретический анализ взглядов Выготского, но и организуют, исходя из них, специальные экспериментальные исследования.

Прошло без малого пятьдесят лет со времени смерти Л. С. Выготского, но проблемы, поставленные им, до сих пор звучат современно, а некоторые найденные им решения этих проблем непревзойдены. Выготский не оставил завершенной системы психологии, но мимо сделанного им не может пройти ни один психолог, серьезно думающий и работающий над ее построением.

Лев Семенович Выготский родился 5(18) ноября 1896 г. в г. Ор-ше. В следующем году семья Выготских переезжает в г. Гомель. Сейчас Гомель входит в состав Белорусской ССР. Именно с этим городом связаны детские, затем юношеские и, наконец, первые шаги самостоятельной жизни Выготского. В 1911 г. он поступает сразу в VI класс мужской гимназии. Судя по всему, первоначальное образование он получил в домашних условиях и проявил незаурядные способности. В 1913 г. он заканчивает гимназию с высшей наградой — золотой медалью и в том же году поступает в Московский государственный университет на юридический факультет, а с 1914 г. параллельно обучается на историко-философском цикле

университета имени Шанявского (одно из прогрессивных учебных заведений того времени). В 1917 г. он заканчивает оба университета, получив довольно солидное, главным образом гуманитарное образование — широкую ориентировку в вопросах философии, истории, литературоведения и свободное владение основными европейскими языками.

В студенческие годы интересы Выготского концентрируются в основном вокруг проблем эстетики и литературоведения. Еще будучи студентом, он начинает большую литературоведческую работу, посвященную глубокому анализу трагедии У. Шекспира о Гамлете. В личном архиве Выготского сохранилась рукопись «Трагедия о Гамлете, принце Датском, У. Шекспир», датированная 5 августа— 12 сентября 1915 г. Работу над трагедией Шекспира он продолжает и в 1916 г.; в личном архиве Выготского сохранилась довольно большая рукопись (12 тетрадей), датированная 14—28 февраля 1916 г. Мы упоминаем об этих исследованиях Выготского потому, что они послужили началом и основой его монографии «Психология искусства», законченной только в 1925 г. и сыгравшей, как мы это покажем в дальнейшем изложении, существенную роль во всем творчестве Выготского.

Уже в этот, можно сказать, юношеский период своей жизни (в 1915 г. ему было всего 19 лет) Выготский проявляет незаурядные способности глубокого аналитика и знатока философской литературы (проблемы эстетики неотъемлемой частью входили в философию), истории и современного ему состояния психологии (проблемы эстетики находились на перекрестке философских и психологических вопросов) и литературоведения. Тогда же он публикует несколько заметок и рецензий на литературные произведения, вокруг которых шли споры в литературоведческих кругах.

В 1917 г. Выготский заканчивает свое образование и возвращается в Гомель для работы. Если февральскую революцию он студентом встретил в Москве, то Великую Октябрьскую социалистическую революцию он встречает уже в Гомеле. Октябрьская революция открыла для Выготского широкие возможности общественной и преподавательской деятельности. Он преподает литературу в советской трудовой школе, в педагогическом училище, в вечерних школах для взрослых рабочих, на курсах подготовки педагогов, на рабфаке (рабочем факультете, на котором рабочие готовились к поступлению в высшие учебные заведения); читает лекции по эстетике, истории искусств, логике и психологии в различных учебных заведениях, на курсах и т. д.; заведует театральным отделом Гомельского отдела народного образования, ведет театральный отдел в местной газете, участвует в создании литературной газеты «Вереск».

Многообразная педагогическая и общественная деятельность Л. С. Выготского в гомельский период его жизни во многом определила его дальнейшие интересы в области педагогики и психологии.

В 1922 г. Выготский выступает с докладом «О методах преподавания литературы в школах». В это же время он проводит исследование процессов понимания методом многократного перевода с одного языка на другой (в личном архиве сохранилось описание исследований, датированное 1923 г.).

В самом начале 1920-х гг. Л. С. Выготский организует при педагогическом училище, в котором он преподает психологию, психологическую лабораторию и осуществляет в ней эксперименты, легшие в основу его доклада «Методика рефлексологического и психологического исследования» на Всероссийском съезде по психоневрологии, состоявшемся в январе 1924 г. (1982, т. 1). Своим докладом Выготский включается в дискуссию по центральному вопросу — о возможности объективного исследования психики, а следовательно, о возможности существования психологии как самостоятельной науки. По данному вопросу он занимает совершенно определенную позицию, отстаивая не только необходимость существования особой науки психологии, но и возможность объективного исследования ее предмета.

Для того чтобы оценить историческое значение подобного шага, необходимо представить себе атмосферу, в которой Выготский вступает в дискуссию. Шла острая борьба против субъективной психологии, против идеалистических основ этой психологии, которая еще совсем недавно занимала господствующее положение и теперь боролась за свое существование. Без преувеличения можно сказать, что это был период господства физиологического и рефлексологического направлений, основной предмет изучения которых — поведение. В школе И. П. Павлова изучение условных рефлексов использовалось в качестве средства для раскрытия основных физиологических процессов головного мозга, а высшая нервная деятельность отождествлялась с поведением. В школе В. М. Бехтерева сочетательные рефлексы изучались в качестве основной единицы поведения человека, рассматривавшегося как приспособление к среде. Но оба направления исключали возможность исследования психики объективными методами, а тем самым и психику как предмет научного познания. Психология как наука о поведении праздновала свою победу, выплескивая вместе с водой и ребенка, вместе с идеалистическим пониманием психики вообще возможность ее исследования. Всякое упоминание о психике или сознании рассматривалось как идеализм — явный или скрытый.

И в этой обстановке Л. С. Выготский выступает в качестве защитника психологии как самостоятельной науки — науки о психике и сознании. Приведем лишь несколько выдержек из его доклада. «Возможно ли научное объяснение поведения человека без психики? Психология без души, психология без всякой метафизики должна ли быть превращена в психологию без психики — в рефлексологию. Биологически было бы нелепостью предположить, что психика совершенно не нужна в системе поведения» (1982, т. 1, с. 55).

И далее: «Надо говорить прямо. Загадки сознания, загадки психики никакими уловками: ни методологическими, ни принципиальными — не обойдешь. Ее на коне не объедешь. Джемс спрашивал, существует ли сознание, и отвечал, что дыхание существует — в этом он уверен, но сознание — в этом он сомневается. Но это постановка вопроса гносеологическая. Психологически же сознание есть несомненный факт, первостепенная действительность и факт огромнейшего значения, а не побочного или случайного. Об этом никто не спорит. Значит, вопрос надо было и можно было отложить, но не снять вовсе. До той поры в новой психологии не будут сведены концы с концами, покуда не будет поставлена отчетливо и бесстрашно проблема сознания и психики и покуда она не будет решена экспериментально объективным путем. На какой ступени возникают сознательные признаки рефлексов, каков их нервный механизм, каковы особенности их протекания, каков их биологический смысл — эти вопросы надо ставить, и надо готовиться к работе по их разрешению опытным путем. Дело только в том, чтобы правильно и вовремя поставить проблему, а решение будет добыто — поздно или рано. Бехтерев в «энергетическом» увлечении договаривается до панпсихизма, до одушевления растений и животных; в другом месте он не решается отвергнуть гипотезу о душе. И в таком первобытном неведении относительно психики и будет рефлексология, пока она будет чураться психики и замыкаться в узком кругу физиологического материализма. Быть в физиологии материалистом нетрудно — попробуйте-ка в психологии быть им, и, если вы не сможете, вы останетесь идеалистами» (там же, с. 59, а также с. 459).

Если представить себе научную и общественную атмосферу, в которой прозвучал этот призыв, можно лишь удивляться научной смелости молодого ученого, только начинавшего свой путь в психологии. В этом докладе уже просматривается та проблема, решению которой и посвятил Л. С. Выготский всю свою научную деятельность, всю свою короткую жизнь. Доклад сыграл решающую роль для всей дальнейшей биографии Выготского. К. Н. Корнилов — директор Института психологии в Москве, сменивший возглавлявшего институт субъективного идеалиста Г. И. Челпанова и первым провозгласивший необходимость перестройки психологии на основах марксизма, пригласил Выготского на работу в Институт психологии, в Москву. Выготский принял предложение, в 1924 г. переехал в Москву и начал работать в Институте психологии в должности научного сотрудника. В институте он встречается с младшими по возрасту, но старшими по стажу работы молодыми психологами А. Н. Леонтьевым и А. Р. Лурия. Эти трое ученых составили единую группу, в которой ведущее положение занял Л. С. Выготский.

С 1924 г.— момента переезда в Москву — начался новый период научной деятельности Л. С. Выготского. А. Р. Лурия в своей научной

автобиографии писал: «Когда Л. С. Выготский приехал в Москву, я продолжал исследования при помощи сопряженной моторной методики совместно с А. Н. Леонтьевым, в прошлом учеником Чел-панова, с которым я сотрудничал всю дальнейшую жизнь. Мы с А. Н. Леонтьевым высоко ценили необычайные способности Л. С. Выготского и были очень рады, когда его включили в нашу рабочую группу, которую мы называли «тройка». Вместе с Л. С. Выготским в качестве нашего признанного лидера мы предприняли критический обзор истории современного состояния психологии. Наша грандиозная идея заключалась в создании нового научного подхода к человеческим психологическим процессам.

Нашим общим мнением с самого начала было то, что ни субъективная психология, предложенная Г. И. Челпановым, ни упрощенческие попытки свести всю сознательную деятельность к простым рефлексологическим схемам не могут быть использованы как модель реальной человеческой психологии. Нужно было пересмотреть прежние позиции и найти новый подход. Л. С. Выготский предвидел в общих чертах этот новый подход.

Широко используя труды немецких, французских, английских и американских ученых, Л. С. Выготский приступил к анализу того, что он называл кризисом психологии. Он обсуждал эти идеи на различных конференциях и изложил их письменно в 1926 г., когда был госпитализирован для лечения туберкулеза. К сожалению, этот труд так и не был напечатан. Во время Великой Отечественной войны рукопись была утеряна, а копия была обнаружена лишь в 1960 г. в его архиве» (1982, с. 26—27)¹.

Свидетельство ближайшего сотрудника очень важно для нас. Оно раскрывает одну из сторон деятельности Л. С. Выготского в первые годы его пребывания в Москве. На значении данной работы для всего творчества Выготского мы остановимся несколько позднее, а сейчас лишь отметим, что эта работа была не единственной.

Во-первых, Выготский продолжает начатые еще в студенческие годы литературоведческие исследования. Вернее, их следовало бы назвать исследованиями по психологии эстетического воздействия литературных произведений. Он подвергает анализу не только трагедию Шекспира, но и малые литературные формы — новеллы и басни, создает книгу, которую называет «Психология искусства». Эта книга, которую он заканчивает в 1925 г., стала его диссертацией. Осенью 1925 г. Выготский получает право на публичную защиту, но в связи с обострением болезни от публичной защиты его освобождают. «Психология искусства» не была опубликована при жизни Выготского. Только через 40 лет после ее написания и через 30 лет

¹ Рукопись Л. С. Выготского «Исторический смысл психологического кризиса» в настоящее время опубликована (1982, т. 1).

после смерти Л. С. Выготского она впервые вышла в свет (1965). Вскоре вышло 2-е, дополненное ее издание (1968)¹.

Мы не ставили перед собой задачу детального анализа данной работы с точки зрения того, какой вклад вносит эта книга в литературоведение, какие позиции занимал Л. С. Выготский по вопросам эстетики, какие взгляды подвергал критике, а какие развивал. Это дело специалистов в области эстетики. Судя по тому, что за короткий срок книга вышла двумя изданиями, она стала одной из фундаментальных работ, характеризующих развитие современной теории искусства.

Нас занимает выяснение тех мест и функции, которую сыграло это исследование в решении собственно психологических задач, стоявших тогда перед Выготским, а также влияние, которое она оказала на все его последующее научное творчество. И мы, действительно, уже в этой работе находим те идеи, которые впоследствии стали предметом специального исследования и к которым Выготский возвратился, уже обогащенный опытом теоретической и экспериментальной работы по основным и фундаментальным вопросам психологии.

Прежде всего необходимо уточнить предмет исследования, который занимал Л. С. Выготского. Название книги «Психология искусства» может наводить и наводило некоторых читателей на мысль о том, что под психологией искусства следует понимать раскрытие психологии творческого процесса авторов художественных произведений, т. е. что книга посвящена психологии творчества. Это не так. В книге речь идет вовсе не Ô психологии творчества. Об этом автор почти совсем ничего не говорит. Его интересует другое: как готовое литературное художественное произведение влияет на человека, прежде всего на его эмоциональную жизнь. Л. С. Выготский интересуется объективно существующим произведением искусства совершенно независимо от личности его творца. Он прежде всего ищет возможность объективного исследования произведения искусства.

Вот что пишет по этому поводу сам Выготский: «Центральной идеей психологии искусства мы считаем признание преодоления материала художественной формой, или, что то же, признание искусства общественной техникой чувства. Методом исследования этой проблемы мы считаем объективно аналитический метод, исходящий из анализа искусства, чтобы прийти к психологическому синтезу,—метод анализа систем раздражителей. Вместе с Геннекеном мы смотрим на художественное произведение как на «совокупность эстетических знаков, направленных к тому, чтобы возбудить в людях эмоции», и пытаемся на основании анализа этих знаков воссоздать

¹ В 1986 г. в изд-ве «Искусство» вышло 3-е издание этой книги, а в 1987 г. — новое ее издание в изд-ве «Педагогика».— Примеч. ред.

соответствующие им эмоции. Но отличие нашего метода от эстопси-хологического состоит в том, что мы не интерпретируем эти знаки как проявление душевной организации автора или его читателей. Мы не заключаем от искусства к психологии автора или его читателей, так как знаем, что этого сделать на основании толкования знаков нельзя.

Мы пытаемся изучать чистую и безличную психологию искусства безотносительно к автору и читателю, исследуя только форму и материал искусства» (1987, с. 8—9).

Таким образом, Л. С. Выготский исходит из предположения, что произведение искусства есть специально и преднамеренно организованная система, рассчитанная на вызов определенной эмоции. Ее организация состоит в придании материалу художественного произведения определенной формы, включающей композицию материала и другие, органически связанные с композицией средства данного вида искусства.

«Этот метод,—пишет Выготский,—гарантирует нам и достаточную объективность получаемых результатов и всей системы исследования, потому что он исходит всякий раз из изучения твердых, объективно существующих и учитываемых фактов. Общее направление этого метода можно выразить следующей формулой: от формы художественного произведения через функциональный анализ ее элементов и структуры к воссозданию эстетической реакции и к установлению ее общих законов» (там же, с. 27—28).

Мы не будем останавливаться на том, как Выготский ведет анализ отдельных жанров литературных произведений — басни, новеллы, трагедии, хотя это и представляется интересным, а прямо приведем те выводы, к которым он приходит на основании своего анализа. «Искусство есть социальное в нас, и если его действие совершается в отдельном индивидууме, то это вовсе не значит, что его корни и существо индивидуальны. Очень наивно понимать социальное только как коллективное, как наличие множества людей. Социальное и там, где есть только один человек и его личные переживания. И поэтому действие искусства, когда оно совершает катарсис и вовлекает в этот очистительный огонь самые интимные, самые жизненно важные потрясения личной души, есть действие социальное. Дело происходит не таким образом, как изображает теория заражения, что чувство, рождающееся в одном, заражает всех, становится социальным, а как раз наоборот. Переплавка чувств вне нас совершается силой социального чувства, которое объективировано, вынесено вне нас, материализовано и закреплено во внешних предметах искусства, которые сделались орудиями общества.

Существеннейшая особенность человека, в отличие от животного, заключается в том, что он вносит и отделяет от своего тела и аппарат техники, и аппарат научного познания, которые становятся как бы орудиями общества. Так же точно и искусство есть общественная техника чувства, орудие общества, посредством которого

оно вовлекает в круг социальной жизни самые интимные и самые личные стороны нашего существа. Правильнее было бы сказать, что чувство не становится социальным, а, напротив, оно становится личным, когда каждый из нас переживает произведение искусства, становится личным, не переставая при этом оставаться социальным» (там же, с. 238—239).

Высоко оценивая функции искусства в переделке наиболее глубоких слоев человеческой личности, Выготский придавал большое значение искусству в будущем обществе. «Поскольку в плане будущего,—писал Выготский в конце своей книги,—несомненно лежит не только переустройство всего человечества на новых началах, не только овладение социальными и хозяйственными процессами, но и «переплавка человека», постольку несомненно переменится и роль искусства.

Нельзя и представить себе, какую роль в этой переплавке человека призвано будет сыграть искусство, какие уже существующие, но бездействующие в нашем организме силы оно призовет к формированию нового человека. Несомненно только то, что в этом процессе искусство скажет самое веское и решающее слово. Без нового искусства не будет нового человека. И возможности будущего так же непредвидимы и неисчислимы наперед для искусства, как и для жизни; как сказал Спиноза: «Того, к чему способно тело, никто еще не определил» (там же, с. 250).

Если в эстетике и в эмпирической психологии специфически человеческие эмоции рассматривались как наиболее личные, интимные и индивидуальные переживания, исследование которых может быть только или субъективно-интроспективным, или чисто физиологическим, то основная мысль Выготского состоит в том, что эмоции существуют в объективной первоначально общественной форме в виде произведений искусства, в которых они материализованы особыми знаковыми средствами. Произведения искусства есть общественные орудия, посредством которых происходит переплавка эмоций и превращение их в особую сферу индивидуальной человеческой жизни, сферу настолько важную, что в нее вовлекаются самые глубокие физиологические процессы — почти все висцеральные процессы.

Таким образом, оказывается, что сформулированный Л. С. Выготским основной закон формирования специфически человеческих высших психических процессов, закон, согласно которому всякая высшая, собственно человеческая психическая функция первоначально существует во внешней интерпсихической форме и лишь затем в особом процессе интериоризации превращается в индивидуальную интрапсихическую, был первоначально намечен уже при объективном анализе произведений искусства, при выяснении общественной природы человеческих эмоций. В этом мы видим важнейшее значение для всех дальнейших исследований его работы по психологии искусства.

Однако ее значение не исчерпывается сказанным. Есть все основания полагать, что интерес к проблеме аффективной жизни человека не оставлял Выготского и в его дальнейших работах. Интересно отметить также и следующее: Выготского очень волновали взгляды Спинозы на природу аффекта и соотношения аффекта с интеллектом. В последние годы жизни он писал специальную работу, посвященную критическому рассмотрению проблем психологии эмоций, в философском плане поставленных Спинозой. В ней он рассматривал учение о страстях Декарта и Спинозы и в связи с этим дал анализ современных ему взглядов на природу человеческих эмоций в объяснительной и описательной психологии. Исследование осталось незаконченным; то, что было найдено в архивах Л. С. Выготского, опубликовано в последнем томе собрания его сочинений (1984, т. 6).

Мы относительно подробно остановились на одной из самых первых работ Выготского для того, чтобы показать внутреннюю смысловую связь между ранними и позднейшими его исследованиями. Хотелось бы особо отметить, что Л. С. Выготский рождался как психолог внутри цикла гуманитарных, а не биологических наук.

Второе направление работ Выготского в этот период связано с возникновением у него интереса к развитию детей с различными дефектами, как физическими, так и умственными (слепые, глухонемые и умственно отсталые дети). Выготский относился к числу тех психологов, которые всячески стремились к практическому использованию психологических знаний, более того, искали те области практики, в которых психология может не только быть применена, но (и это не менее важно) способных питать психологию новыми фактами и помогать в решении теоретических вопросов. «Промышленность и войско, воспитание и лечение оживят и реформируют науку»,—писал Выготский (1982, т. 1, с. 389). «До сих пор считается осквернением исследования,—поясняет Выготский свою мысль,— его соприкосновение с практикой и советуют ждать, пока психология завершит свою теоретическую систему. Но опыт естественных наук говорит о другом: медицина и техника не ждали, пока анатомия и физика отпразднуют свои последние триумфы. Не только жизнь нуждается в психологии и практикует ее в других формах везде, но и в психологии надо ждать подъема от этого соприкосновения с жизнью» (там же, с. 390).

Интерес к проблемам воспитания и обучения возник у Выготского еще в гомельский период его жизни, в связи с преподавательской работой. Он работал совместно с И. И. Данюшевским, одним из организаторов народного образования в Гомеле. Затем И. И. Да-нюшевский переехал в Москву и поступил в Комиссариат просвещения, в отдел социально правовой охраны детей. По приезде Выготского в Москву он привлекает его к разработке принципов и организации социального воспитания слепых, глухонемых и умственно отсталых детей. Уже в 1924 г. под редакцией Л. С. Выготского и

с его предисловием выходит сборник, в котором освещаются принципы и практика организации учреждений для этих категорий детей (Вопросы воспитания слепых, глухонемых и умственно отсталых детей, 1924).

В 1925 г. Выготский делегирован на Международную конференцию по обучению глухонемых в качестве представителя советской дефектологии. После доклада на конференции он посещает Германию, Голландию, Францию, где знакомится с работой психологических и дефектологических учреждений.

Именно с 1924 г. Л. С. Выготский начинает принимать самое деятельное участие в работах по дефектологии. Он в числе активных организаторов Экспериментального дефектологического института. Директором последнего становится И. И. Данюшевский, а Выготский — научным руководителем этого учреждения, включавшего ряд клиник для воспитания детей с различными недостатками в развитии, а также консультацию для детей, в которой работали совместно дефектологи, психологи и врачи. Выготский объединил работу специалистов различного профиля и внес в нее дух подлинного научного исследования. Конференции, систематически проводившиеся на основе полученных в консультации данных, превращались в научно-теоретические семинары¹.

Третьим направлением исследования Л. С. Выготского были его работы в области педагогической психологии. Он пишет большую книгу «Педагогическая психология» (1926), в которой еще присутствуют позиции реактологии, но и в ней уже чувствуется неудовлетворенность Выготского чисто реактологическим пониманием поведения, необходимость рассматривать поведение в единстве с психикой и сознанием как его регуляторами.

Приблизительно в это же время выходит большая статья Выготского «Сознание как проблема психологии поведения» (1982, т. 1), в которой он убедительно доказывает необходимость разработки проблемы сознания в качестве центральной для психологии как науки о поведении. Эпиграфом к этой статье Выготский избирает хорошо известное теперь замечание К- Маркса о принципиальном отличии человеческого труда от инстинктивной деятельности животных.

Приведем лишь несколько положений из этой статьи. «Вопрос о психологической природе сознания настойчиво и умышленно обходится в нашей научной литературе. Его стараются не замечать, как будто для новой психологии он и не существует вовсе. Вследствие этого складывающиеся на наших глазах системы научной психологии несут в себе с самого начала ряд органических пороков. Из них назовем несколько — самых основных и главных, на наш взгляд.

¹ Работы Выготского в этом направлении представлены в томе 5 собрания его сочинений (1983).

1. Игнорируя проблему сознания, психология сама закрывает себе доступ к исследованию сколько-нибудь сложных проблем поведения человека. Она вынуждена ограничиться выяснением самых элементарных связей живого существа с миром...

2. Отрицание сознания и стремление построить психологическую систему без этого понятия, как «психологию без сознания», по выражению П. П. Блонского (1921, с. 9), ведет к тому, что методика лишается необходимейших средств исследования, не выявленных, не обнаруживаемых простым глазом реакций, как внутренних движений, внутренней речи, соматических реакций и т. п. Изучение только реакций, видимых простым глазом, совершенно бессильно и несостоятельно даже перед простейшими проблемами поведения человека...

Стирается всякая принципиальная грань между поведением животного и поведением человека. Биология пожирает социологию, физиология — психологию. Поведение человека изучается в той мере, в какой оно есть поведение млекопитающего животного...

3. Самое главное — исключение сознания из сферы научной психологии сохраняет в значительной мере весь дуализм и спиритуализм прежней субъективной психологии..

4. Изгоняя сознание из психологии, мы прочно и навсегда замыкаемся в кругу биологической нелепости...

5. Для нас при такой постановке вопроса навсегда закрывается доступ к исследованию главнейших проблем — структуры нашего поведения, анализа его состава и форм. Мы навсегда обречены оставаться при ложном представлении, будто поведение есть сумма рефлексов» (1982, т. 1, с. 78—81).

6. Из этих положений ясно, что Выготский, резко критикуя рефлексологический и физиологический подходы к анализу поведения человека, вместе с тем выдвигает в качестве центральной для психологии проблему сознания. Пожалуй, в тот период он был единственным среди психологов, боровшихся против поглощения психологии рефлексологией и физиологией, кто с такой остротой и настойчивостью ставил эту проблему. Данной статьей он как бы намечает план своих дальнейших исследований.

В этой работе Выготский делает попытку создать гипотезу о происхождении и природе сознания. «У человека легко выделяется одна группа рефлексов, которую правильно было бы назвать обратимыми. Это рефлексы на раздражители, которые, в свою очередь, могут быть созданы человеком. Слово услышанное — раздражитель, слово произнесенное — рефлекс, создающий тот же раздражитель. Здесь рефлекс обратим, потому что раздражитель может становиться реакцией, и наоборот. Эти обратимые рефлексы, создающие основу для социального поведения, служат коллективной координации поведения. Из всей массы раздражителей для меня ясно выделяется одна группа, группа раздражителей социальных, исходящих от людей. Выделяется тем, что я сам могу воссоздать эти

же раздражители; тем, что очень рано они делаются для меня обратимыми и, следовательно, иным образом определяют мое поведение, чем все прочие. Они уподобляют меня другим, делают мои акты тождественными с собой. В широком смысле слова, в речи и лежит источник социального поведения и сознания» (там же, с. 95).

Мысль о единстве речи, социального поведения и сознания, о социальном происхождении сознания — основная для Выготского в тот период времени. Он находит ей подтверждение в развитии речи глухих детей. Однако обращает на себя внимание некоторое противоречие, возникающее у Выготского при анализе данной проблемы и формулировании первоначальной гипотезы о природе сознания. Противоречие видится в том, что гипотеза излагается на языке рефлексологии, чуждом проблеме сознания, на языке, возникшем при отрицании возможности его объективного изучения. Но в то время другого языка не было, и Выготский вынужден был пользоваться принятым в современной ему науке.

Конечно, предварительная гипотеза, которую формулирует Выготский, еще очень обща, но для нас важно не то, как решал эту проблему Выготский, а то, что он ее ставил. «В этом очерке только бегло и на лету намечены некоторые мысли самого предварительного характера. Однако мне кажется, что с этого именно и должна начинаться работа по изучению сознания. Наука наша находится сейчас в таком состоянии, что она еще очень далека от заключительной формулы геометрической теоремы, венчающей последний аргумент, что и требовалось доказать. Нам сейчас еще важно наметить, что же именно требуется доказать, а потом браться за доказательство; сперва составить задачу, а потом решать ее» (там же, с. 98). Эта статья еще раз свидетельствует, что для Выготского с самого начала его работы в области психологии центральной была проблема сознания. Он усиленно искал объективного подхода к ее исследованию.

Мы уже ссылались на А. Р. Лурия, который в своей научной автобиографии писал, что Л. С. Выготский в 1926 г. изложил письменно результаты анализа состояния мировой психологии в специальной работе. Работа эта была названа самим Выготским «Исторический смысл психологического кризиса. Методологическое исследование». Рукопись ее, очень важная для характеристики творческого пути автора, была обнаружена в его архиве только в 1960 г. и опубликована гораздо позже (1982, т. 1). Со времени ее написания прошло достаточно лет, но она не потеряла своего значения и по сей день прежде всего потому, что в зарубежной психологии этот кризис не преодолен и до настоящего времени. Он лишь проявляется в других формах, в связи с возникновением новых направлений в психологии, например когнитивной психологии, занявшей место классического бихевиоризма. Эта работа важна и для психологов, строящих научную психологию на основах диалектического и исторического материализма, как образец критического анализа различных психо-

логических направлений, как противоядие против разнообразных видов эмпиризма (эмпирического субъективизма) и позитивизма, могущих проникать в науку вопреки самым благим намерениям.

К сожалению, приходится констатировать, что современные формы эмпиризма подвергаются критическому анализу явно недостаточно глубоко; критика их не доводится до конца, до вскрытия философских корней и методологии в кажущихся на первый взгляд достоверными данных, полученных в тонких экспериментах и с применением самых современных математических методов обработки.

Мы не можем здесь детально излагать исследование кризиса в психологии, проведенное Л. С. Выготским. Остановимся только на самых важных положениях. В период, когда Выготский предпринял свое исследование, появились новые школы в психологии. Критика ассоцианизма привела к возникновению целого ряда новых направлений. Среди них особое распространение получили бихевиоризм (на русской почве рефлексология), представленный Д. Уотсоном и его последователями; гештальтизм, наиболее яркими представителями которого были М. Вертгеймер, В. Келер, К. Коффка; психоанализ во главе с 3. Фрейдом; персонализм, обоснованный и разрабатывавшийся В. Штерном. Каждое из этих направлений претендовало на господствующее положение в психологии, пытаясь завоевать для себя возможно более обширное пространство. Некоторые теоретики представляли себе кризис в психологии как наличие многих психологии и борьбу между ними, а в качестве выхода из создавшегося кризиса предлагали самые разнообразные эклектические соединения этих направлений. Такие тенденции эклективизма, к сожалению, имеют место и в настоящее время в зарубежной психологии. Очень распространено, например, эклектическое соединение необихевиоризма с фрейдизмом.

Выготский на основе тщательного анализа возникновения и развития этих и других направлений в психологии, борьбы за универсальное значение выдвигаемых ими принципов делает единственную для того времени попытку, раскрывающую глубокие, исходные философские корни всех этих течений. Рассмотрев, как решается гносеологическая проблема в идеализме и в материализме, Выготский резюмирует свой анализ следующим положением: «В признании коренного различия психики от физической природы таится отождествление явления и бытия, духа и материи внутри психологии, решение антиномии путем устранения в психологическом познании одного члена — материи, т. е. чистой воды идеализма Гуссерля. В различении явления и бытия внутри психологии и в признании бытия истинным объектом изучения выражен весь материализм Фейербаха.

Я берусь перед целым синклитом философов — как идеалистов, так и материалистов — доказать, что именно в этом заключается суть расхождения идеализма и материализма в психологии и что только формулы Гуссерля и Фейербаха дают последовательное реше-

ние проблемы в двух возможных смыслах; что первая есть формула феноменологии, а вторая — материалистической психологии. Я берусь, исходя из этого сопоставления, резать по живому месту психологии, точно рассекая ее на два чужеродных и ошибочно сращенных тела; это единственное, что отвечает объективному положению вещей, и все споры, все разногласия, вся путаница происходят только из-за отсутствия ясной и верной постановки гносеологической проблемы» (там же, с. 410).

Эмпирическая психология, отрицая всякую связь с философией, в действительности исходила из идеалистических представлений. «Эмпиризм в психологии,—писал Выготский,—на деле исходил столь же стихийно из идеалистических предпосылок, как естествознание— из материалистических, т. е. эмпирическая психология была идеалистической в основе. В эпоху кризиса эмпиризм по некоторым причинам раздвоился на идеалистическую и материалистическую психологии» (там же, с. 386).

В качестве движущих сил кризисов, лежащих внутри науки, Выготский указывает на практику: «Скажем сразу: развитие прикладной психологии во всем ее объеме — главная движущая сила кризиса в его последней фазе» (там же, с 387). Критикуя интроспективную психологию, он иронически замечает: «За границы идеалистической психологии переходит и психиатрия; чтобы лечить и излечить, нельзя опираться на интроспекцию; едва ли вообще можно до большего абсурда довести эту идею, чем приложив ее к психиатрии....Промышленность и войско, воспитание и лечение оживят и реформируют науку. Для отбора вагоновожатых не годится эйдетическая психология Гуссерля, которой нет дела до истины ее утверждений, для этого не годится и созерцание сущностей, даже ценности ее не интересуют. Все это нимало не страхует ее от катастрофы. Не Шекспир в понятиях, как для Дильтея, есть цель такой психологии, но психотехника — в одном слове, т. е. научная теория, которая привела бы к подчинению и овладению психикой, к искусственному управлению поведением» (там же, с. 389).

Заканчивая анализ кризиса и его причин, Выготский пишет: «Мы можем резюмировать. Причину кризиса мы понимаем как его движущую силу, а потому имеющую не только исторический интерес, но и руководящее — методологическое — значение, так как она не только привела к созданию кризиса, но и продолжает определять его дальнейшее течение и судьбу. Причина эта лежит в развитии прикладкой психологии, приведшей к перестройке всей методологии науки на основе принципа практики, т. е. к превращению ее в естественную науку. Этот принцип давит на психологию и толкает ее к разрыву на две науки: он обеспечивает в будущем правильное развитие материалистической психологии. Практика и философия становятся во главу угла» (там же, с 393).

Рассматривая положение, сложившееся в советской психологии этого периода, Л. С. Выготский высоко оценивал вклад К. Н. Корни-

лова, первым поставившего вопрос о необходимости перестройки психологии на новых основаниях, на основе философии диалектического материализма. «Работы Корнилова кладут начало новой методологии, и всякий, кто хочет развивать идеи психологии и марксизма, вынужден будет повторять его и продолжать его путь. Как путь эта идея не имеет себе равной по силе в европейской методологии» (там же, с 423).

Вместе с тем Выготский возражал против попыток непосредственно прилагать путем простого цитирования основные принципы диалектического материализма к психологии, как это делали некоторые авторы: «Я не хочу узнать на даровщинку, скроив пару цитат, что такое психика, я хочу научиться на всем методе Маркса, как строят науку, как подойти к исследованию психики» (там же, с. 421).

Выготский заканчивал работу следующими словами: «Наша наука не могла и не может развиться в старом обществе. Овладеть правдой о личности и самой личностью нельзя, пока человечество не овладело правдой об обществе и самим обществом. Напротив, в новом обществе наша наука станет в центре жизни. «Прыжок из царства необходимости в царство свободы» неизбежно поставит на очередь вопрос об овладении нашим собственным существом, о подчинении его себе. В этом смысле прав Павлов, называя нашу науку последней наукой о самом человеке...

В будущем обществе психология действительно будет наукой о новом человеке. Без этого перспектива марксизма и история науки была бы не полна. Но и эта наука о новом человеке будет все же психологией; мы теперь держим у себя в руках нить от нее. Нужды нет, что эта психология будет так же мало походить на нынешнюю, как — по словам Спинозы — созвездие Пса походит на собаку, лающее животное» (там же, с. 436).

Мы столь подробно остановились на работах Выготского ранних периодов его творческой деятельности по нескольким основаниям. Очень часто, даже в нашей стране, научную деятельность Л. С. Выготского отсчитывают от того момента, когда он начал интенсивную экспериментальную работу над проблемой исторического происхождения и развития высших психических функций. При таком подходе остается загадкой, как он пришел к этим исследованиям, как возникла та методология, на основе которой они построены. Именно в этих работах формулировались те методологические принципы, на которых Выготский строил все свои дальнейшие и экспериментальные и теоретические исследования. В ранних работах он выступает как методолог, закладывавший основы собственно научной марксистской психологии. В них можно увидеть и то, как он сам овладевал марксизмом, его духом, его методом. Громадная критическая, но одновременно и положительная работа, которую проделал Выготский, подготовила все его дальнейшие исследования; она подняла его над современной ему психологией, завершила необходимую предварительную ориентацию в проблеме и в методологических принципах ее решения.

Третий период в творчестве Л. С. Выготского — это период теоретической и экспериментальной разработки теории развития специфических для человека высших психологических процессов, социальных по своему происхождению и опосредованных особыми, выработанными в ходе исторического развития человечества средствами-знаками. Именно эту теорию история психологии связывает с именем Выготского. Сам Выготский в разное время называл ее по-разному: как теорию инструментального поведения, как теорию развития культурных форм поведения, наконец, как культурно-историческую теорию. Под последним именем она и вошла в историю, хотя это название вызывало много самых разнообразных возражений и недоумений.

Начало разработки теории относится к 1927—1928 гг. В это время при Академии коммунистического воспитания, ведущем учебном и исследовательском центре, в котором изучались основные вопросы педагогики и строительства новой советской трудовой школы, организуется кафедра психологии и при ней психологическая лаборатория. Руководителем кафедры становится А. Р. Лу-рия, а душой лаборатории — Л. С. Выготский. При лаборатории возникает особая группа, в которой теоретически и экспериментально разрабатывалась новая теория. В нее вошли Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, несколько молодых сотрудников, а также группа студентов — Л. И. Божович, А. В. Запорожец, Н. Г. Морозова, Л. С. Славина, Р. Е. Левина. Вспоминая об этом периоде работы, А. Р. Лурия писал: «Чрезвычайно трудно по прошествии стольких лет вновь ощутить тот колоссальный энтузиазм, с которым мы занимались этой работой. Вся наша группа посвящала почти весь рабочий день нашему грандиозному плану перестройки психологии. Л. С. Выготский был для нас кумиром. Когда Л. С. Выготский ездил куда-нибудь, студенты писали стихи в честь его путешествия. Когда он читал лекцию в Москве, все шли его слушать» (1982, с. 40). Сохранилось письмо, написанное Л. С. Выготским молодым сотрудникам группы: «Чувство огромности и массивности современной психологической работы (мы живем в эпоху геологических переворотов в психологии) — мое основное чувство.

Но это делает бесконечно ответственным, в высшей степени серьезным, почти трагическим (в лучшем и настоящем, а не далеком значении этого слова) положение тех немногих, кто ведет новую линию в науке (особенно в науке о человеке): тысячу раз надо испытать себя, проверить, выдержать искус, прежде чем решиться, потому что это — трудный и требующий всего человека — путь».

В чем же заключалась суть гипотезы о качественном своеобразии поведения человека, о специфических особенностях высших и

свойственных только человеку психических процессов, посредством которых человек управляет своим поведением?

Положение о культурно-историческом развитии психических процессов у человека с самого начала было выдвинуто Л. С. Выготским как противопоставление, с одной стороны, биологизаторским взглядам на развитие, с другой стороны, взглядам на развитие как на процесс асоциальный, независимый от исторического развития человеческого общества и вплетенной в него истории материальной и духовной культуры.

В то время, когда творил Выготский, были очень распространены всевозможные зооморфические теории, отождествлявшие поведение человека и животных. Этой «болезнью» был заражен весь бихевиоризм, прямо переносивший закономерности процессов приспособления к среде животных на человека и рассматривавший человеческое общество по аналогии со средой обитания животных. Аналогичной «болезнью» были охвачены и представители гештальтизма, например известный своими замечательными исследованиями В. Келер, отождествлявший интеллект человека и высших обезьян. Тем же страдала и теория трех ступеней развития К. Бюлера, внесшего в детскую психологию представление о ранних детских возрастах как о «шимпанзеподобных».

Параллельно развивались теоретические концепции, рассматривавшие саму историю человеческого общества как имманентную историю человеческого духа, а духовную культуру как независимую от общественного материального производства. Связь человека с обществом виделась как непосредственная связь с духовной культурой, вне реального места человека в обществе, его трудовой деятельности. Типичный представитель такого понимания — Э. Шпрангер.

Против этих концепций и была направлена теория, развивавшаяся Л. С. Выготским. Первоначальная его гипотеза чрезвычайно проста. Суть ее заключалась в том, что возникновение человеческого общества и самого человека определено коренным изменением процесса приспособления к среде и связано с возникновением трудовой, орудийной деятельности. Появление последней коренным образом изменяет процесс приспособления, превращая его в процесс преобразования человеком природы. Выготский предположил: если овладение силами природы происходит благодаря орудиям труда, то точно так же и овладение своими собственными силами, поведением происходит на основе особых, возникающих на основе труда, орудий культуры, таких, как язык, числовые знаки и т. п.

Выготский видел здесь возможность применения к психологии известных положений Ф. Энгельса о роли труда и членораздельной речи при переходе от обезьяны к человеку. Важно, что Л. С. Выготский обратил внимание на коренное различие между орудиями труда и членораздельной речью. Орудие направлено на природу, а члено-

раздельная речь — на другого человека, а затем и на самого себя, выступая средством, организующим коллективную деятельность уже самого первобытного общества, а тем самым и собственное поведение индивида.

Эта, кажущаяся сейчас простой, мысль содержалась в некоторых трудах Выготского уже на предшествующем этапе его работы, когда он связывал воедино три элемента, представляющих собой единую структуру: речь, социальную деятельность, сознание. Он обратился к истории культуры и нашел в ней материалы о применении уже на относительно ранних ступенях развития человеческого общества орудий-знаков, таких, как узелки для запоминания и записи, зарубки, жребий, использование для счета частей своего тела — пальцев рук и ног и т. п. Возникала задача выявить и найти в поведении человека эти формы опосредствования и их средства — знаки.

Трудность решения задачи заключалась в том, что в зрелом акте поведения и сам процесс опосредования и использование в нем тех или иных средств сняты и их невозможно обнаружить простым наблюдением. Видимо, дело происходит так же, как и в процессе труда: в готовом продукте и процесс труда и его орудия уже сняты. На снятие в продукте процесса труда и орудия труда указывал К. Маркс в «Капитале». Следовательно, доказать, что психические процессы, управляющие поведением человека и организующие его, опосредствованы, оказывается совершенно невозможно путем прямого наблюдения.

Все старые методические средства для решения данной задачи оказывались непригодными: ни классические формы интроспекции, ни эксперименты, построенные по принципу стимул — реакция, не могли дать ответа на поставленный вопрос. Возникла необходимость в создании совершенно новой стратегии и метода психологического эксперимента. И Выготский выдвинул их идею, назвав новый метод исследования экспериментально-генетическим. Сущность его заключалась в том, что в специально создаваемых экспериментальных (искусственных) условиях воспроизводился процесс возникновения новой формы поведения. В экспериментальных условиях прослеживалось, каким образом строится и развивается управление поведением с помощью особых средств-знаков.

Для исследования возникновения новой структуры психических процессов, принципиально отличных от аналогичных процессов у животных, Л. С. Выготский избрал высшие психические процессы. К ним он относил, прежде всего, произвольное внимание, произвольную или логическую память, мышление в понятиях. Начиная исследование не с элементарных, а именно с высших психических процессов, Выготский следовал методологическому принципу К. Маркса, который неоднократно подчеркивал необходимость хода исследования от высших форм к низшим, именно так сам и поступал

при исследовании истории человеческого общества. Таким образом, противопоставление Выготским высших психических процессов низшим, за которое его неоднократно упрекали, в сущности, было не противопоставлением, а методологическим принципом.

Важно отметить, что проведение исследования способом анализа, который стал использовать Выготский, сводило психологический процесс не к его элементам, а к выделению в нем далее неразложимой единицы, или, по выражению К. Маркса, «клеточки». Такой неразложимой единицей опосредствованных форм поведения для Выготского была знаковая операция.

Мы не можем подробно останавливаться на конкретных методике и результатах каждого отдельного исследования, проведенного экспериментально-генетическим методом,— они опубликованы в таких работах Выготского, как статья «Развитие высших форм внимания в детском возрасте» (она впервые была опубликована в 1929 г.) и в пятой главе монографии «Мышление и речь» (опубликована в 1934 г.).

Применение экспериментально-генетического метода совершенно меняло ход эксперимента — экспериментатор при этом выступал не как сторонний наблюдатель процесса решения задачи, предложенной ребенку, а как активный его участник, организующий сотрудничество с ребенком, предлагающий ему не только задачу, но и знаковые средства организации поведения, приводящего к решению, помогая ребенку принять и правильно использовать эти средства. Процесс формирования знаковой операции выносился наружу. Совершенно естественно, что исследования проводились главным образом с детьми, так как именно у последних еще нет развитых форм опосредствования в готовом виде, но они должны быть сформированы. На этом основании иногда считали, что подобные исследования относятся к собственно детской психологии. Конечно, результаты исследований давали материалы и для характеристики развития детей разных возрастов, но, по существу, они были направлены на решение более общей задачи — выяснения происхождения и структуры опосредствованных психических процессов.

Сам Л. С. Выготский и его сотрудники провели экспериментально-генетические исследования почти всех основных психических процессов. На начальных этапах изучались практический интеллект, восприятие, внимание и память, а затем и типы опосредствования при формировании понятий.

Первая публикация, в которой Выготский дает общую характеристику этого метода, относится к 1928 г.¹. Затем он пишет две большие работы, в которых подробно излагает проведенные исследования и обобщает полученные материалы. Это, во-первых, статья «Орудие и знак» (1930) и, во-вторых, книга «История

¹ Выготский Л. С. Проблема культурного развития ребенка // Педология. 1928. № 1.

развития высших психических функций» (1930—1931). Обе работы не увидели света при жизни автора (вторая работа была частично опубликована в 1960 г.²).

На основе проведенных исследований³ Л. С. Выготский делает ряд важных выводов. В работе «Орудие и знак» он описывает опыты по так называемому практическому интеллекту, проведенные с детьми и направленные на выявление специфики человеческого способа решения соответствующих задач, и дает критику трактовок интеллекта ребенка как аналогичного интеллекту высших обезьян. Детальный анализ процесса решения этих задач приводит его к выводу, что принципиальное различие сводится к двум основным моментам. Во-первых, в процесс решения уже очень рано включается слово: «Слова, направленные на разрешение проблемы, относятся не только к объектам внешнего мира, но и к собственному поведению ребенка, его действиям и намерениям. С помощью речи ребенок впервые оказывается способным к овладению собственным поведением, относясь к себе как бы со стороны, рассматривая себя как некоторый объект. Речь помогает ему овладеть этим объектом посредством предварительной организации и планирования собственных действий и поведения» (1984, т. 6, с. 24). Во-вторых, «ребенок вступает в отношение с ситуацией не непосредственно, но через другое лицо» (там же, с. 29).

В этой же работе Выготский формулирует такой важный вывод: «...функции, обычно считавшиеся наиболее элементарными, подчиняются у ребенка совсем другим законам, чем на более ранних ступенях филогенетического развития, и характеризуются той же опосредованной психологической структурой, которую мы только что рассмотрели на примере сложного акта употребления орудий. Детальный анализ структуры отдельных психических процессов, принимающих участие в описанном нами акте детского поведения, дает возможность убедиться в этом и показывает, что даже учение о структуре отдельных элементарных процессов детского поведения нуждается в коренном пересмотре» (там же, с. 38). Тем самым Выготский пересматривает свое прежнее представление об отличиях элементарных, низших, натуральных процессов от сложных, высших, орудийно-знаковых. На основании своих исследований он приходит к заключению, что и наиболее элементарные, возникающие на самых ранних стадиях развития ребенка акты поведения и психологические процессы, управляющие ими, уже носят специфически человеческий, опосредствованный характер, имеют сложную опосредствованную структуру.

В результате анализа материалов, полученных эксперименталь-

² Обе работы вошли в Собр. соч. Л. С. Выготского, 1984, т. 6; 1983, т. 3.

³ Частично они были изложены в ряде публикаций таких сотрудников Выготского, как А. Р. Лурия (1929) и А. Н. Леонтьев (1931).

но-генетическим методом, Выготский формулирует общий закон формирования психических функций у человека: «Всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва — социальном, потом — психологическом, сперва между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри ребенка, как категория интрапсихическая» (1983, т. 3, с. 145). В этой формулировке содержатся две мысли: первая — психические процессы у человека с самого начала социальны по своим происхождению и форме, вторая — эти процессы приобретают в ходе развития форму внутренних, индивидуальных процессов. Тем самым Выготский формулирует и гипотезу об интериоризации как о процессе, лежащем в основе перехода социальных, внешних, знаковых процессов во внутренние.

Л. С. Выготского обвиняли в том, что в его теории интериоризации повторяются некоторые положения психологов, связанные с французской социологической школой. Выготский так разъяснял свою позицию: «Прежде из индивидуального поведения психологи пытались вывести социальное. Исследовали индивидуальные реакции, найденные в лаборатории и затем в коллективе, изучали, как меняется реакция личности в обстановке коллектива...

Раньше предполагали, что функция есть у индивида в готовом, полуготовом или зачаточном виде, в коллективе она развертывается, усложняется, повышается, обогащается или, наоборот, тормозится, подавляется и т. д. Ныне мы имеем основания полагать, что в отношении высших психических функций дело должно быть представлено диаметрально противоположно. Функции сперва складываются в коллективе в виде отношений детей, затем становятся психическими функциями личности» (там же, с. 146—147).

Эти положения представляются нам принципиально важными. В них содержится совершенно новый подход к сознанию, к специфически человеческим психологическим процессам. Его можно с полным правом назвать неклассическим подходом к решению проблем происхождения психических процессов, их сущности.

Приведем лишь один пример того, как Л. С. Выготский понимал возникновение знаковой операции. Так, отмечая, что из неудавшегося акта хватания младенцем удаленного предмета возникает движение, направленное на предмет, он пишет: «Когда мать приходит на помощь ребенку и осмысливает его движение как указание, ситуация существенно изменяется. Указательный жест становится жестом для других. В ответ на неудавшееся хватательное движение ребенка возникает реакция не со стороны предмета, а со стороны другого человека. Первоначальный смысл в неудавшееся хватательное движение вносят, таким образом, другие. И только впоследствии, на основе того, что неудавшееся хватательное движение уже связывается ребенком со всей объективной ситуацией, он сам начинает относиться к этому движению как к указанию...

Ребенок приходит, таким образом, к осознанию своего жеста последним. Его значение и функции создаются сначала объективной

ситуацией и затем окружающими ребенка людьми. Указательный жест раньше начинает указывать движением то, что понимается другими, и лишь позднее становится для самого ребенка указанием.

Таким образом, можно сказать, что через других мы становимся самими собой, и это правило относится не только к личности в целом, но и к истории каждой отдельной функции. В этом и состоит сущность процесса культурного развития, выраженная в чисто логической форме» (там же, с. 144).

В исследованиях, благодаря которым были построены основные обобщения, приведенные нами, изучались процессы восприятия, практического интеллекта, внимания, памяти; в отношении всех этих процессов был показан их опосредствованный знаками характер. Не было только исследования одного из важнейших процессов — образования понятий и мышления в понятиях. В связи с этим оставалась как бы незаконченной и вся теория. Кроме того, не были исследованы и вопросы о взаимосвязи и единстве отдельных процессов. Гипотеза о наличии такой связи, о том, что психические процессы представляют собой систему и развиваются как система, складывалась у Выготского при изучении детей с различными отклонениями в развитии, которые он вел в Экспериментальном дефектологическом институте.

Исследование образования понятий было предпринято под руководством Л. С. Выготского его ближайшим учеником Л. С. Сахаровым (1930), а после ранней смерти последнего продолжено Ю. В. Котеловой и Е. И. Пашковской. Впервые методика и результаты этого исследования были опубликованы в книге Выготского «Педология подростка» (1931). Впоследствии они органически вошли в пятую главу монографии «Мышление и речь» (1932, т. 2). Остановимся на некоторых наиболее существенных моментах проведенного исследования.

Во-первых, в данном исследовании, носившем экспериментально-генетический характер, была применена оригинальная методика, заключающаяся в опосредовании процесса образования понятий путем введения в качестве средства знака, являвшегося бессмысленным словом (звукосочетанием). При проведении эксперимента, в процессе своеобразного сотрудничества экспериментатора с испытуемым, бессмысленное словосочетание насыщалось значением и становилось одновременно средством обобщения и общения.

Во-вторых, в отличие от других исследований, в нем изучалась сама история знака, история превращения «незнака» в собственно знак как носитель значения. Тем самым создавалась экспериментальная модель возникновения осмысленного слова, т. е. слияние внешнего материального комплекса звуков со значением, посредством чего только и может осуществляться общение.

Место данного исследования в ряду других определяется двумя указанными особенностями. На его основе был установлен тот фундаментальный факт, что значение слов, или, иначе говоря,

обобщения, заключенные в них, развиваются. Были выявлены и основные стадии развития слов-обобщений. Стадии отличаются друг от друга не только объектами материальной и социальной действительности, обобщенными в них, но и тем, как они обобщены. Различным образом обобщенное содержание требует и своей системы психологических процессов (восприятия, памяти, внимания), которые лежат в основе построения тех или иных обобщений. «Образование понятий или приобретение словом значения,— писал Выготский,— является результатом сложной активной деятельности (оперирование словом или знаком), в которой участвуют все основные интеллектуальные функции в своеобразном сочетании» (1982, т. 2, с. 131).

Так как рассматриваемое исследование проводилось с детьми разных возрастов и частично со взрослыми, то в нем функциональный анализ соединен с онтогенетическим. Интересно, что значение бессмысленного слова, введенного в эксперимент в качестве материального средства, развивалось и имело ряд стадий, сходных по характеру обобщения с теми стадиями, которые проходит в своем онтогенетическом развитии всякое слово.

Сам Выготский придавал этому исследованию большое значение. С одной стороны, оно было завершающим в цикле исследований, посвященных проблеме опосредования высших психических процессов и их системного строения, с другой стороны, в нем в связи с выяснением развития значений слов открывались перспективы исследования смыслового строения сознания. Вместе с тем оно выявило важность изучения развития смыслового и системного строения сознания в их единстве, а также давало возможность выделения единицы (подчеркиваем — единицы) речевого мышления, которой, по мысли Выготского, выступает внутренняя сторона слова — его значение.

Поиск по сайту: