I. Исторический очерк

Когда речь идет о такой новой науке, как социология, которая, ро­дившись совсем недавно, находится еще в процессе своего форми­рования, то лучший способ объяснить ее сущность, предмет и ме­тод — это дать краткий очерк ее происхождения.

Слово «социология» было создано Огюстом Контом для обо­значения науки об обществах¹. Новое слово появилось потому, что само явление было новым; неологизм здесь был необходим. Конеч­но, в весьма широком смысле можно сказать, что теоретизирова­ние по поводу политических и социальных явлений началось до XIX в.: «Республика» Платона, «Политика» Аристотеля, бесчислен­ное множество трактатов, для которых эти два произведения по­служили своего рода образцами, трактаты Кампанеллы, Гоббса, Руссо и многие другие уже рассматривали эти вопросы. Но эти разнообразные исследования отличались от тех, которые обознача­ются словом «социология», одной существенной чертой. В действи­тельности они имели целью не описывать и объяснять общества такими, как они суть или какими они были, но обнаруживать, чем они должны быть, как они должны организовываться, чтобы быть как можно более совершенными. Совсем иная цель у социолога, который исследует общества, просто чтобы знать и понимать их, так же как физик, химик, биолог относятся к физическим, хими­ческим и биологическим явлениям. Его задача состоит исключи­тельно в том, чтобы четко определить исследуемые им факты, от­крыть законы, согласно которым они существуют, предоставляя другим возможность, если таковая имеется, находить применение установленных им научных положений.

Это значит, что социология могла появиться только тогда, когда стали понимать, что общества, как и остальная часть мира, подчине­ны законам, которые с необходимостью вытекают из их природы и ее выражают. Но эта концепция формировалась очень медленно. Веками люди думали, что даже минералы не управляются опреде­ленными законами, а могут приобретать любые формы и свойства, если только достаточно сильная воля постарается это сделать. Дума­ли, что некоторые формулы или жесты обладают свойством трансфор­мировать мертвую вещь в живое существо, человека — в животное или растение, и наоборот. Подобная иллюзия, по отношению к кото­рой у нас есть нечто вроде инстинктивной наклонности, должна была, естественно, сохраняться гораздо дольше в области социаль­ных фактов.

Действительно, поскольку они гораздо более сложны, то присут­ствующий в них порядок заметить значительно сложнее, а потому люди склонны думать, что все здесь происходит случайно и более или менее беспорядочно. Насколько велик на первый взгляд контраст между простой, неукоснительной последовательностью, с которой развертываются явления физической вселенной, и хаотичным, пере­менчивым, приводящим в замешательство видом событий, которые фиксируются историей! С другой стороны, само то, что мы участву­ем в этих событиях, склоняло к мысли, что, существуя через нас, со­циальные факты зависят исключительно от нас и могут быть таки­ми, как мы захотим. В этих условиях для их наблюдения не было оснований, поскольку сами по себе они не были ничем, черпая все свое реальное содержание только из нашей воли. С этой точки зрения, единственный вопрос, который мог возникнуть, состоял не в том, что­бы выяснить, что они собою представляют и согласно каким законам существуют, а какими они могут и должны быть по нашему мнению.

Только в конце XVIII в. начали замечать, что социальный мир, как и другие природные миры, имеет свои собственные законы. Мон­тескье, заявляя, что «законы — это необходимые отношения, выте­кающие из природы вещей», хорошо понимал, что это превосходное определение естественного закона применимо к социальным явле­ниям так же, как и к другим; его «Дух законов» как раз и имеет целью показать, как юридические институты базируются на приро­де людей и их среды. Немного времени спустя Кондорсе предпринял попытку обнаружить порядок, согласно которому осуществляется прогресс человечества², что было лучшим способом показать, что он не содержит в себе ничего случайного и переменчивого, но зависит от определенных причин. В это же время экономисты учили, что факты промышленной и торговой жизни управляются законами, ко­торые, по их мнению, они уже даже открыли.

Тем не менее, хотя эти различные мыслители подготовили путь к концепции, на которой базируется социология, у них еще было довольно туманное и расплывчатое представление о том, что такое законы социальной жизни. В самом деле, они не стремились пока­зать, что социальные факты порождают друг друга согласно отно­шениям причины и следствия, определенным и неизменным, что ученый стремится наблюдать их посредством приемов, подобных тем, которые используются в науках о природе. Они считали лишь, что если принимать во внимание природу человека, то тем самым уже оказывается намеченным единственный путь, который являет­ся естественным и которым человечество должно следовать, если оно хочет быть в согласии с самим собой и осуществить свое пред­назначение; при этом оставалась все же возможность того, что оно уклонится от этого пути.

И действительно, считалось, что ему постоянно приходится от него уклоняться в результате прискорбных заблуждений, которые, впрочем, не очень старались объяснить. Для экономистов, например, подлинная экономическая организация, единственная, которую дол­жна изучать наука, в известном смысле никогда не существовала; она является скорее идеальной, чем реальной, так как люди под влияни­ем своих правителей и вследствие настоящего ослепления всегда от нее отказывались. Это значит, что ее в гораздо большей мере конст­руировали дедуктивно, чем наблюдали; таким образом происходил, хотя и не прямой, но все же возврат к концепциям, лежащим в осно­ве политических теорий Платона и Аристотеля.

Только в начале XIX в., у Сен-Симона³ и особенно у его ученика Огюста Конта, новая концепция наконец-то сформировалась.

Осуществляя в своем «Курсе позитивной философии» общий обзор всех сформировавшихся наук своего времени, Конт установил, что все они базируются на аксиоме, согласно которой изучаемые ими факты связаны необходимыми отношениями, т. е. на принципе детер­минизма; отсюда он заключил, что этот принцип, который подтвер­дился во всех других природных мирах, от мира математических ве­личин до сферы жизни, должен также быть истинным по отношению к социальному миру. Само сопротивление, оказываемое теперь это­му распространению идеи детерминизма, не должно останавливать философа, так как оно оказывалось постоянно, каждый раз, когда возникал вопрос о распространении на новую сферу этого основопо­лагающего постулата, и сопротивление это всегда бывало сломлен­ным. Было время, когда отказывались признавать этот принцип даже при изучении мира мертвых предметов, а он там утвердился. Потом его отрицали по отношению к миру живых и мыслящих существ, а теперь он неоспорим и в этой области.

Можно поэтому не сомневаться, что те же самые предрассудки, с которыми этот принцип сталкивается, когда речь заходит о его применении к социальному миру, сохранятся лишь какое-то время. К тому же, поскольку Конт утверждал в качестве очевидной исти­ны (впрочем, теперь неопровержимой), что психическая жизнь ин­дивида подчинена необходимым законам, то как действия и проти­водействия, которыми обмениваются между собой индивидуальные сознания, когда они ассоциированы, могут не подчиняться той же необходимости?

С этой точки зрения общества переставали выступать как нечто вроде бесконечно податливой и пластичной материи, которую люди могут, так сказать, лепить по своей воле; с этих пор в них нужно было видеть реальности, природа которых нам навязывается и ко­торые могут изменяться, как и все естественные явления, только сообразно управляющим ими законам. Учреждения различных на­родов нужно было рассматривать уже не как продукт более или менее просвещенной воли государей, государственных деятелей, за­конодателей, а как необходимые следствия определенных причин, которые физическим образом заключают их в себе. Если даны спо­соб, которым объединяется народ в какой-то момент его истории, состояние его цивилизации в эту же эпоху, то отсюда вытекает соци­альная организация с теми или иными признаками, точно так же как свойства физического тела вытекают из его молекулярного строения.

Мы оказываемся, таким образом, перед лицом устойчивого, незыб­лемого порядка вещей, и настоящая наука становится возможной и вместе с тем необходимой для того, чтобы его описывать и объяс­нять, чтобы выявлять его характерные признаки и причины, от ко­торых они зависят. Эта чисто умозрительная наука и есть социоло­гия. Чтобы лучше показать ее связь с другими позитивными науками, Конт часто называет ее социальной физикой.

Иногда утверждалось, что эта точка зрения заключает в себе нечто вроде фатализма. Если сеть социальных фактов столь крепка и прочна, то не следует ли отсюда, что люди не способны ее изме­нять и, стало быть, не могут воздействовать на свою историю? Но пример того, что произошло в изучении других сфер природы, по­казывает, насколько этот упрек необоснован. Было время, когда, как мы только что отмечали, человеческий ум не ведал, что физическая вселенная имеет свои законы. Разве в эту эпоху человек обладал наибольшей властью над вещами? Разумеется, колдун и маг дума­ли, что они могут по своей воле преобразовать одни предметы в другие; но могущество, которое они себе приписывали, было, как мы теперь знаем, чисто воображаемым. Наоборот, как много изме­нений мы произвели во вселенной, с тех пор как сформировались позитивные науки (а они сформировались на основе постулата де­терминизма). Точно так же будет и с социальным миром. Еще со­всем недавно продолжали думать, что все в нем произвольно, слу­чайно, что законодатели или государи могут, подобно алхимикам былых времен, по своему желанию изменять облик обществ, пере­водить их из одного типа в другой. В действительности эти мнимые чудеса были иллюзией, и сколько серьезных ошибок было вызвано этой еще слишком широко распространенной иллюзией! Наоборот, именно социология, открывая законы социальной реальности, позво­лит нам более обдуманно, чем ранее, управлять исторической эво­люцией, так как мы можем изменять природу, как физическую, так и моральную, только сообразуясь с ее законами. Успехи в политичес­ком искусстве последуют за успехами социальной науки, так же как открытия в физиологии и анатомии способствовали совершенство­ванию медицинского искусства, как могущество промышленности стократно увеличилось после быстрого развития механики и физи­ко-химических наук. Науки, объявляя необходимость характерным свойством вещей, одновременно дают нам в руки средства управ­лять ею⁴. Конт подчеркивает даже, что из всех естественных явле­ний социальные явления наиболее гибки, наиболее подвержены изменениям, поскольку они самые сложные. Социология поэтому никоим образом не навязывает человеку пассивную и консерватив­ную позицию; наоборот, она расширяет поле нашего действия уже только тем, что расширяет поле нашей науки. Она отвращает нас только от необдуманных и бесплодных начинаний, вдохновляемых верой в то, что мы можем по своему желанию изменять социальный порядок, не учитывая привычки, традиции, психическую конститу­цию человека и различных обществ.

Но как бы ни был важен принцип детерминизма, его не было достаточно для создания социологии. Для того чтобы у этой новой науки, названной этим именем, существовал предмет изучения, нуж­но было также, чтобы изучаемый ею объект не смешивался ни с од­ним из тех, которыми занимаются другие науки. Но на первый взгляд может показаться, что социология неотличима от психологии; и этот тезис действительно обосновывался, в частности Тардом⁵. Говорят, что общество — ничто вне составляющих его индивидов; они со­ставляют все реальное, что в нем есть. Как же наука об обществах может отличаться от науки об индивидах, т. е. от психологии?

Если рассуждать подобным образом, то можно с таким же успе­хом доказывать, что биология — это лишь раздел физики и химии, так как живая клетка состоит исключительно из атомов углерода, азота и т. д., которые изучают физико-химические науки. Но это значит забывать, что целое очень часто обладает свойствами, весь­ма отличными от тех, которыми обладают составляющие его части. Хотя в клетке имеются только минеральные вещества, последние, комбинируясь определенным образом, порождают свойства, которых у них нет, когда они так не скомбинированы, и которые характерны Для жизни (способности питаться и размножаться); они образуют, стало быть, благодаря факту их синтеза, реальность совершенно но­вого рода — реальность жизни, которая составляет объект биологии. Точно так же и индивидуальные сознания, ассоциируясь устойчи­вым образом, порождают, благодаря сложившимся между ними от­ношениям, новую жизнь, весьма отличную от той, которая была бы, если бы они оставались изолированными друг от друга, — это социальная жизнь. Религиозные институты и верования, поли­тические, юридические, моральные, экономические институты — словом, все, что образует цивилизацию, не существовало бы, если бы не было общества.

В самом деле, цивилизация предполагает сотрудничество не толь­ко всех членов одного и того же общества, но и всех обществ, кото­рые находятся в контакте между собой. Кроме того, она возможна только в том случае, если результаты, достигнутые одним поколени­ем, передаются следующему поколению, так чтобы они могли при­общаться к тем результатам, которых достигло предыдущее. Но для этого нужно, чтобы следующие друг за другом поколения, по мере того как они достигают зрелого возраста, не отделялись друг от дру­га, а оставались в тесном контакте, т. е. ассоциировались постоян­ным образом. Отсюда обширная совокупность явлений, существую­щих только потому, что существуют человеческие ассоциации; и эти явления изменяются сообразно тому, каковы эти ассоциации, каким образом они организованы. Находя свое непосредственное объясне­ние⁶ в природе не индивидов, а обществ, эти явления образуют, ста­ло быть, предмет новой науки, отличной от индивидуальной психо­логии, хотя и связанной с последней; это — социология.

Конт не довольствовался тем, что теоретически установил эти два принципа; он стремился реализовать их практически и впервые сде­лал попытку создать социологию. Именно этому посвящены после­дние три тома «Курса позитивной философии». Из частных сторон его творчества сегодня мало что сохранило свое значение. В его вре­мя исторические и особенно этнографические познания были еще слишком рудиментарны, чтобы составить достаточно прочное осно­вание для социологических индукций. Кроме того, как мы увидим далее, Конт не отдавал себе отчета в многообразии проблем, стоящих перед новой наукой; он думал создать ее сразу, как создают метафи­зическую систему, тогда как социология, подобно любой науке, мо­жет формироваться лишь постепенно, изучая один вопрос за другим. Но главная идея основателя позитивизма оказалась чрезвычайно пло­дотворной и пережила своего автора.

Сначала она была подхвачена Гербертом Спенсером⁷. Затем в последние тридцать лет появился целый легион тружеников, кото­рый занялся социологическими исследованиями в различных странах, но особенно во Франции. Теперь социология уже вышла из ге­роической стадии. Принципы, на которых она базируется и которые первоначально были провозглашены чисто философски, диалектиче­ским образом, получили теперь подтверждение фактами. Она исходит из предположения, что в социальных явлениях нет ничего случайного и произвольного. Социологи показали, что в действительности опре­деленные моральные, юридические институты, религиозные верова­ния тождественны повсюду, где условия социальной жизни обнару­живают ту же тождественность. Они установили даже, что некоторые обычаи сходны между собой вплоть до деталей, причем в странах, весьма удаленных друг от друга и никогда не имевших между собой никаких сношений. Это примечательное единообразие служит луч­шим доказательством того, что социальный мир подвержен дей­ствию закона всеобщего детерминизма⁸.

Поиск по сайту: