Доверие и недоверие

Третье различие, на которое я хочу обратить внимание, — это то, доверяем ли мы другим людям или не доверяем. К знакомому нам человеку мы испытываем определенное доверие, чаще всего слабое, к чужому — определенное недоверие, чаще всего сильное. Как правило, доверие легко и быстро возникает из симпатии, но зачастую в этом так же легко и порой совсем неожиданно приходится раскаиваться, в то время как антипатия пробуждает недоверие или, по крайней мере, усиливает и питает его, что нередко также лише­но оснований. Но сколько и здесь градаций! Лишь немногих из­бранных мы жалуем большим и глубоким доверием, полагаясь на них, как на «каменную стену», — на их безусловную честность, расположение и верность по отношению к нам; причем, как извес­тно, эти немногие далеко не всегда «такие, как мы» и поэтому не могут претендовать на ту симпатию, какую обычно мы питаем к людям того же класса или сословия. Преданный слуга, верная под­руга — это не только литературно-поэтические образы, хотя в бо­лее простой, сельской среде люди, о которых так можно сказать, попадаются намного чаще, чем в современной*.

* Под «современной средой» Теннис подразумевает городскую, урбанизиро­ванную среду. — Прим. перев.

Обманутое дове­рие — поучительный горький опыт, зачастую приводящий в отчая­ние. Но и недоверие может превратиться в доверие, как и обманутое доверие — помимо того, что вызывает досаду, гнев, ожесточение, — прямо переходит в недоверие, легко переносимое на других, на тех, кому мы иначе доверяли бы. К доверию или недоверию ведет не только собственный, но и чужой опыт, т. е. авторитет, репутация личности как заслуживающей доверия или сомнительной, «обще­ние с которой требует осторожности». Но с другой стороны, дове­рие в значительной степени овеществляется самим общением, так что часто речь идет вовсе не о личности, а об ее «состоянии», при­нимаемом в расчет на том основании, что-де собственные интере­сы делового человека, который в личностном отношении, может быть, и не достоин большого доверия, заставят его платить по дол­гам, пока он в состоянии это делать: способность заслуживать до­верие исчезает, становясь кредитоспособностью. Последняя, как правило, — атрибут фирмы: она либо надежна, либо считается та­ковой, независимо от моральных качеств владельца или руководи­теля, которые — благодаря доверию, вложенному в кредит, — час­то продолжают оценивать высоко даже тогда, когда есть веские причины думать иначе. Так, доверие к личностным качествам сме­шивают с доверием к кредитоспособности личности или фирмы. Мно­гим людям мы безотчетно доверяем, исходя из самого поверхностного знания о них, будучи с ними толком не знакомы, совершенно ниче­го о них не зная, кроме того, что они находятся в данном месте и занимают данный пост, — все это тоже овеществленное доверие. Если личное доверие всегда существенно обусловлено личностью доверяющего — его умом и в особенности знанием людей, т. е. опытом, на котором это знание основано, так что в общем человек простодушный и неопытный легковерен, ибо склонен к доверчиво­сти, умный же и опытный верит с трудом, ибо склонен к сомне­нию, — то это различие почти полностью стирается при овеществ­ленном доверии. Мы не знаем машиниста поезда, на котором едем, капитана и штурмана корабля, на котором плывем, в большинстве случаев мы не знаем врача, с которым не только консультируемся, но которому доверяем наши тело и жизнь при хирургическом вме­шательстве; зачастую мы не знаем адвоката, которому поручаем вести наше дело, а тем более судью, который принимает решение в нашу или не в нашу пользу и от которого мы, тая надежду, ждем помощи в восстановлении наших прав и нашей чести. Во всех этих случаях мы полагаемся на то, что человек, пользующийся нашим доверием, 1) может и 2) хочет нам помочь. Что касается «может», то у нас есть основания доверять ему, а) потому что это его профес­сия — кто позволил бы ему называться врачом, адвокатом или су­дьей, если бы он не был врачом, адвокатом или судьей? — ведь сапожник, слесарь, портной, как правило, владеют своим ремеслом. Чем серьезнее наши дела, тем больше мы доверяем б) экзаменам, в) опыту, г) репутации, д) личным советам или рекомендациям, открывшим данному мужчине или данной женщине двери в про­фессиональную деятельность и позволившим занять им этот пост. Правда, чаще всего, как, например, в случае с машинистом и капи­таном, речь идет только о пп. б) и г). Что касается «хочет», то мы полагаемся, во-первых, на обычные моральные качества и то, что, если бы человек, пользующийся нашим доверием, не обладал бы их минимумом, то вряд ли бы смог стать тем, кто он есть. Во-вто­рых, с этим тесно связаны и его собственные интересы — как ма­териальные, так и идеальные, причем в большинстве случаев они слиты воедино. Но мы легко заметим, что в основе нашего спо­койствия, чувства безопасности, а следовательно, и приводимых нами аргументов лежит кое-что еще, о чем мы, правда, реже всего задумываемся, — а именно доверие к регулярному и надежному, хотя и весьма различному функционированию трех больших сис­тем социального воления, называемых мной порядком, правом и моралью, причем две последние системы — правовой и нравствен­ный порядки — суть развитые, сложившиеся формы первой.

Поиск по сайту: