Чем обусловлены необходимость и важность классификации правовых систем?

Необходимость и важность классификации правовых систем вызываются следующими причинами. Во-первых, сугубо научными, познавательными и «образовательными» причинами, ибо

глубокое и разностороннее познание правовой картины мира требует не только ее общего (и с неизбежностью в значительной мере поверхностного) рассмотрения, но и изучения ее по отдельным частям, вбирающим в себя сходные правовые системы. Только глубокое и всестороннее изучение последних, взятых сначала в отдельности, а затем в их взаимосвязи и взаимодействии друг с другом, позволяет дать четкую, адекватно отражающую реальную действительность правовую картину мира.

Во-вторых, это обусловливается сугубо практическими целями — унификации действующего законодательства и совершенствования национальных правовых систем. Отмечая, что сама идея грулпировання правовых систем в «правовые семьи» возникла в сравнительном правоведении в 1900 г. и широко была распространена уже в начале XX в., П. Круз вполне оправданно указывает на то, что одной из важнейших причин (если не самой главной) такой классификации явилось стремление юристов — теоретиков и практиков — «обеспечить если не полную, то, по крайней мере, хотя бы частичную, но основную, наиболее существенную часть процесса унификации всех цивилизованных правовых систем»¹.

Данное мнение разделяется и другими авторами, так как вполне очевидно, что любая — полная или частичная — унификации будет проводиться тем успешнее, чем теснее она будет связана с классификацией.

Последняя, объединяя правовые системы между собой по цивилизационному признаку (системы, находящиеся на одном уровне развития), географическому (системы, существующие на одном континенте), региональному (системы, функционирующие в одном регионе) и по иным общим для классифицируемых правовых систем внешним и внутренним чертам, несомненно, создает для процесса унификации права самые благоприятные предпосылки и условия, делает данный процесс более динамичным и целенаправленным.

¹ Cruz P. йг. A Modem Approach to Comparative Law. Boston, 1993. P. 28.

Основания классификации национальных правовых систем 437

Классификация, а точнее, ее результаты, объединенные меж-пу собой на основе общих признаков и черт правовые системы, и (бавляют законодателей и исследователей, занимающихся про-ьпемами унификации, от необходимости предварительного ана-пиза и выявления правовых систем, более или менее «склонных» к взаимному сближению, к глубокой унификации или лишь к внешней гармонизации своих отдельных сторон или аспектов.

Логично предположить (а реальная правовая жизнь, практика многих стран это подтверждают), что между сходными правовыми системами, относящимися к одному и тому же типу, гораздо больше предпосылок к унификации, нежели между правовыми системами, относящимися к разным группам, видам или семьям. Так, между правовыми системами мусульманских стран (Ливия, Иран, Ирак, Афганистан и др.) в силу самой их религиозной природы и характера гораздо больше сходства, а следовательно, и объективных предпосылок для унификации, чем, скажем, между ними, с одной стороны, и правовыми системами англосаксонских стран (Великобритания, Канада, Австрия, США, Новая Зеландия и др.) — с другой.

Однако классификация в практическом плане отнюдь не сводится лишь к установлению общих признаков и черт группируемых правовых систем и тем самым — к созданию или выявлению предпосылок, необходимых для унификации. В научной литературе в связи с этим совершенно справедливо отмечалось, что только исследователь-компаративист может решить в процессе классификации правовых систем, равно как и при проведении других сравнительно-правовых «операций», на какие стороны исследуемых объектов следует обращать внимание: только ли на их сходные черты и особенности или же одновременно на те и другие¹.

Выбор того или иного подхода зависит от многих факторов, и в первую очередь от разделяемых автором правовых ценностей, сходства или различия правовой идеологии, степени близости правовых систем друг к другу, наконец — непосредственных целей сравнительного исследования правовых систем.

М. Богдан замечает, что иногда, особенно когда речь идет о тесно связанных друг с другом правовых системах, таких, например, как правовые системы соседних штатов США Нью-Йорк и Нью-Джерси, больше внимания исследователями уделяется их различию, нежели сходству. В других же случаях, особенно когда сравниваются между собой различные правовые

¹ Bogdan M. Op. cit. P. 68.

438____________________________ Тема VI____________________________

системы, больший интерес могут представлять их общие или сходные черты, чем особенности. Например, при сравнении таких сходных между собой институтов, как свобода заключс ния контрактов, свойственных большинству правовых систем, нет необходимости говорить об очевидном — их сходстве, го раздо больший интерес представляют их особенности — со держание, механизм их заключения и осуществления, гарантии и т.д.¹

Однако не следует упускать из виду то обстоятельство, что в целях классификации правовых систем как одной из предпосылок их унификации основное внимание уделяется все же выявлению их сходства, на основе которого и группируются правовые системы, нежели рассмотрению их особенностей. Анализ последних, несомненно, имеет немаловажное значение как для классификации права, так и для его унификации, тем не менее по сравнению с анализом сходных черт и особенностей правовых систем применительно к данному случаю он неизменно уходит на второй план.

Помимо формирования необходимых предпосылок для унификации права классификация правовых систем имеет важное практическое значение и в других отношениях. Выступая как одно из проявлений функций сравнительного правоведения, она позволяет на фоне всей совокупности правовых систем глубже и разностороннее исследовать отдельные правовые системы, увидеть их достоинства и недостатки, выработать практические рекомендации и предположения по их частичному совершенствованию или же полному реформированию, способствует своеобразному «обмену опытом» между различными правовыми системами в плане их наиболее оптимального построения и функционирования, создает предпосылки для возможного заимствования наиболее оправдавших себя норм, принципов и институтов одних правовых систем другими.

Разумеется, при всех проявлениях практической значимости процесса классификации национальных правовых систем, и в особенности процесса взаимного заимствования их друг у друга, речь идет не о некой механической «операции», а о творческом подходе и учете исторических, национальных, экономических, политических и других условий и особенностей той или иной страны. Только при таком подходе можно рассчитывать на то, что вновь вводимые или переносимые из других правовых систем институты, нормы или принципы будут не только формально

¹ Bogdan M. Op. cit. P. 68.

Основания классификации национальных правовых систем 439

■итмиться в структуре новой правовой системы, но и эффективно осуществляться.

Многовековой опыт разностороннего заимствования одних Правовых систем у других показывает, что в данном, вполне естественном для всех без исключения стран процессе наряду с подавляющим большинством положительных примеров есть немало и отрицательных или, по крайней мере, спорных моментов. В качестве последних в отечественной литературе указывается, в частности, на неоправданность введения в современной России института президентства. Данный конституционно-правовой институт был заимствован, как известно, сначала в СССР, а затем и и России из государственно-правовой теории и практики ряда гарубежных стран, и прежде всего Франции и США.

Оспаривая «правомерность» и обоснованность введения данного института в нашем государстве, его открытые противники или скрытые оппоненты (в основном из правящих кругов) апеллируют к позитивному опыту работы Верховных Советов СССР и союзных республик — высших представительных органов в стране, к отсутствию каких бы то ни было «президентских» традиций и обычаев в России, прямо или косвенно противопоставляют «президентализм» «парламентаризму».

Далеко не всегда это звучит убедительно, поскольку в России до установления режима «президентализма», ассоциирующегося в сознании масс нередко с авторитаризмом, многие столетия существовал авторитарный по своей природе и характеру царизм.

Институту парламентаризма в противоположность «президен-тализму» отдается предпочтение, как известно, и многими зарубежными авторами. Хотя следует сказать, что и у последнего немало сторонников².

Можно привести и другие примеры весьма спорного и противоречивого заимствования зарубежных государственно-правовых или сугубо правовых норм, принципов и институтов в России, в частности институт присяжных заседателей³, отмененный в России в 1917 г. и вновь введенный в уголовно-процессуальное законодательство РФ в 1991 г.; институт траста, или доверительного

¹ Pizzorusso A. Developing Trends of Parliamentarism // XIV International Congress of Comparative Law. Athens, 1994; Athens, 1996. P. 633-651.

² См.: Easter G. Preference for Presidentalism // World Politics. 1997. N2. P. 184-211.

³ Fukurai H. Race, Social Class and Jury Participation: New Dimensions for Evaluating Discrimination in Jury Service and July Selection // Journal of Criminal Justice. 1996. N 1. P. 57-63.

440 Тема VI

управления имуществом, введенный в гражданское законодатель ство России в 1995 г., и др. Спорность и противоречивость за имствования подобных институтов заключаются в том, что они механически переносятся из одних правовых систем в другие.

Институт присяжных заседателей, существовавший в рос списком законодательстве с 1864 г. до 1917 г., в «чистом виде», конечно, нельзя считать сугубо зарубежным феноменом. Однако на момент введения его в 1991 г. (под влиянием прежде всего современного американского законодательства) правовая система России, а также и экономические и все другие условия коренным образом изменились по сравнению с дореволюционным (1917) состоянием. Страна, общество и государство стали иными. Они радикально отличаются как от своих предшественников до 1917г., так и от современных зарубежных феноменов.

Неучет данных обстоятельств при введении этого института, подвергающегося довольно резкой критике со стороны западных юристов-процессуалистов, чреват его искусственностью и неэффективностью. Довольно трудно поверить, например, что институт присяжных заседателей будет эффективно «работать» на всей территории Российской Федерации, включая Чечню и другие ее субъекты, где открыто проявляются сепаратистские, националистические или экстремистские тенденции.

Как представляется, аналогично обстоит дело и с гражданско-правовым институтом траста. Содержание данного института раскрывается в п. 4 ст. 209 ГК РФ, которая устанавливает, что «собственник может передать свое имущество в доверительное управление другому лицу (доверительному управляющему). Передача имущества в доверительное управление не влечет перехода права собственности к доверительному управляющему, который обязан осуществлять управление имуществом в интересах собственника или указанного им третьего лица»¹.

Шначально данный институт появился в системе англосаксонского права. В этой же специфической по своей природе и характеру системе он получил свое дальнейшее развитие и весьма широкое распространение. В других правовых системах, принадлежащих к романо-германскому праву, несмотря на попытки некоторых авторов-компаративистов своими теоретическими исследованиями стимулировать процесс «рецепции» американского

Гражданский кодекс Российской Федерации. М., 1995. Ст. 209, п.4.

Основания классификации национальных правовых систем 441

i!рава в Европе¹, институт траста столь широкого распространения не получил. Перенесение его на российскую правовую и социально-экономическую почву, еще более отдаленную от англосаксонской, чем романо-германская действительность², тем более является проблематичным.

В отечественной юридической литературе по поводу введения института траста уже высказывалось мнение о том, что: а) это нведение явилось выражением «недостатка осведомленности в сравнительном правоведении»; б) данный институт «некстати появился в российском гражданском законодательстве» и в) это новшество не следует рассматривать «как беду для нашего гражданского права», ибо «особых неудобств траст не причинит, но его смысл и жизнеспособность весьма сомнительны»³.

С данными выводами и оценкой траста применительно к нашей стране трудно не согласиться, как и с констатацией того очевидного факта, что траст — это «не просто иностранное, а инородное для нас явление»⁴. Не случайно «доверительная собственность или управление, даже будучи новинкой, не встречают энтузиазма и понимания ни у граждан, ни в среде юристов». Траст не имеет той почвы в виде судебной практики, какая сформировалась на его родине — в странах англосаксонского «общего» права.

Траст — это институт с обширной предысторией, которая и наполняет содержанием те несколько фраз, что образуют его определение. В странах романо-германского права траст такой основы «никогда не имел и в обозримом будущем едва ли ее когда получит»⁵.

Известно, что романо-германское право предлагает юристам целый комплекс его аналогов в виде таких институтов, как комиссия, поручение, представительство и доверенность, опекунство, перемена лиц в обязательстве, которые давно составляют неотъемлемую часть российского и западноевропейского законодательства, прошли проверку временем и довольно обстоятельно защищены судом. В системе подобных традиционных

¹ Wiegang W. The Reception of American Law in Europe // The American Journal of Comparative Law. 1991. N 2. P. 229-448; Cruz P- de. Op. cit. P. 335-337.

² Подробнее об этом см.: Dainow J. The Civil Law and the Common Law: Some Points of Comparison // The American Journal of Comparative Law. 1966-1967. Vol. 15. P. 419-435.

³ Арановский К. В. В преддверии сравнительного правоведения // Правоведение. 1998. № 2 (221). С. 59.

⁴ Там же.

⁵ Там же.

442_____________________________ Тема VI_______________________________

институтов траст, по всей вероятности, окажется малоперспективным¹.

То же самое можно сказать и о ряде других правовых институтов, искусственно вводимых в последние годы в российское законодательство извне.

Однако это не означает, что российская правовая система является неким уникальным феноменом, полностью несовместимым с зарубежными правовыми системами. С точки зрения ее способности к восприятию адекватно отражающих российскую действительность новых идей, принципов, норм и институтов, изначально «заложенных» и положительно себя проявивших в других правовых системах, она мало чем отличается от своих зарубежных аналогов². Исходя из этого можно с уверенностью сказать, что все то положительное в плане унификации, гармонизации и т.п., что получают или могут получить от классификации зарубежные правовые системы, целиком и полностью относится и к российской правовой системе.

Более того, поскольку современная российская правовая система рассматривается как система переходного состояния экономики, общества и государств, ориентированных, согласно Конституции РФ, на рыночные отношения, а также на построение гражданского общества и правового, социального государства, то уже в силу самой своей «переходной» природы она должна быть более восприимчива к соответствующим правовым институтам, особенно четко выделяющимся в процессе классификации, чем другие правовые системы.

Здесь в первую очередь следует сказать о таких правовых институтах, как институт юридических, материальных и иных гарантий прав и свобод граждан, ставший особо актуальным в XX в. — веке бурного развития промышленной индустрии и демократии³. Имеется в виду правовой и политический институт конституционно признанной оппозиции правящей партии, классу, режиму⁴. Официальное признание прав оппозиции, выступление ее в качестве реальной альтернативы существующему режиму и правительству, закрепление за лидером оппозиции — потенциальным главой государства или правительства — и членами

¹ Арановский К. В. В преддверии сравнительного правоведения // Правоведение. 1998. № 2 (221). С. 59.

² См.: Карташов В. Н. Введение в общую теорию правовой системы общества. Ч. 1. Ярославль, 1995.

³ Wise Ed. Comparative Law and the Protection of Human Rights // The American Journal of Comparative Law. 1982. Vol. XXX (Supplement). P. 365-375.

⁴ Brazier R. Constitutional Practice. Oxford, 1994. P. 156-178.

Основания классификации национальных правовых систем 443

теневого кабинета конституционных прав и свобод, наконец, создание конституционно закрепленного и гарантированного механизма преемственности власти, несомненно, способствовали бы становлению демократии в России и укреплению стабильности общества и государства.

Помимо названных институтов для становления и развития современной правовой и политической системы России большой интерес представляли бы развиваемые западными теоретиками и практиками конституционно-правовые основы обеспечения стабильности и эффективности существующих в различных странах государственно-правовых режимов; институт реального разделения и взаимного сдерживания, балансирования властей; институты, обеспечивающие эффективную борьбу с так называемой «корпоративной преступностью» (corporate crime) и политической коррупцией; и др.¹

Дальнейшей разработке и адаптации данных и подобных институтов к российской действительности в немалой степени может способствовать классификация национальных правовых систем и выделение среди них с целью последующей трансформации общих для всех, наиболее устоявшихся и оправдавших себя правовых феноменов.

Поиск по сайту: