|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
ОБЩЕСТВО СВЕРСТНИКОВ В ШКОЛЕ И ВНЕ ЕЕШкольные товарищи — лучшие воспитатели, чем родители, ибо они безжалостны. Характерная черта большинства отечественных психолого-педагогических исследований — наивный «школоцентризм», обращающий внимание лишь на то, что находится непосредственно в поле зрения учителя. Многие педагоги-теоретики изучение «формирования личности в коллективе» практически свели к описанию поведения учащегося в его школьном классе. Односторонняя концентрация внимания на официальных институтах и формах деятельности — прямое следствие бюрократизации социально-педагогического мышления, для которого все, что не поддается официальной регламентации, как бы не существует. Спору нет: школьный класс — важнейшая группа принадлежности старшеклассника. Но ученический коллектив, как справедливо заметила Л. И. Новикова (1973),— явление двойственное. С одной стороны, это функция педагогических усилий взрослых, так как проектируется взрослыми и развивается под их прямыми и косвенными, непосредственными или опосредованными влияниями. С другой стороны, он — спонтанно развивающееся явление, так как дети нуждаются в общении и вступают в общение отнюдь не только по установленным взрослыми рецептам. Эта двойственность находит свое выражение в двойственной структуре коллектива: формальной, определяемой через заданную организационную структуру, систему делового общения, набор дея-тельностей, и неформальной, складывающейся в процессе свободного общения детей. Любой школьный класс дифференцируется на группы и подгруппы, причем по разным, не совпадающим друг с другом признакам. Во-первых, существует социальное расслоение, особенно заметное в больших городах и проявляющееся как в неравенстве материальных возможностей (отдельные подростки обладают особо ценными, престижными вещами, которых нет у других), так и в характере жизненных планов, уровне притязаний и способов их реализации. Иногда эти группы практически не общаются друг с другом. Во-вторых, складывается особая внутришкольная и внутриклас-сная иерархия, основанная на официальном статусе учащихся, их учебной успеваемости или принадлежности к «активу». В-третьих, происходит дифференциация авторитетов, статусов и престижа на основе неофициальных ценностей, принятых в самой ученической среде. В старших классах дифференциация межличностных отношений становится более заметной, чем раньше. Как показывают социометрические исследования Я. Л. Коломинского (1976), А. В. Киричука (1970), X. И. Лийметса (1970) и др., более резкой становится разница в положении «звезд» и «отвергаемых», или «изолированных». Критерии, определяющие социометрический статус старшеклассника в классном коллективе, многообразны. Чем бы ни определялся статус старшеклассника в коллективе, он оказывает сильнейшее влияние на его поведение и самосознание. Неблагоприятное положение в классном коллективе — одна из главных причин преждевременного ухода старшеклассников из школы, причем такие юноши часто попадают под дурное влияние вне школы. Девять десятых обследованных М. А. Алемаскиным (1971) правонарушителей, зарегистрированных в инспекциях по делам несовершеннолетних, были в своих школьных классах «изолированными»; почти все они были недовольны своим положением в классе, многие относились к одноклассникам резко отрицательно. Около половины обследованных Г. Г. Бочкаревой (1972) несовершеннолетних правонарушителей относились к одноклассникам безразлично или враждебно; среди остальных школьников такое отношение проявили 19 процентов. Очевидно, существует и обратная связь. Изолированность трудного подростка в классе может быть не только причиной, но и следствием того, что он стоит в стороне от коллектива, пренебрегает его целями и нормами поведения и т. д. Тем важнее для педагога ясно видеть структуру межличностных взаимоотношений в классе. К сожалению, как показывает Я. Л. Коломинский (1976, 1986), учителям свойственно давать сглаженные оценки тенденциям статусной структуры класса. Сравнив реальную статусную структуру классов (с V по X) одной и той же школы и ее оценку работающими в этих классах учителями, Я. Л. Коломинский нашел, что учителя невольно сглаживают статусную дифференциацию, преуменьшая значение крайних категорий. При этом точность учительского прогноза психологической изоляции учеников при переходе от средних классов к старшим снижается больше чем вдвое. А без умения оценить статус ученика в системе коллективных взаимоотношений учителю трудно найти индивидуальный подход к нему. Центральное место в системе социальных отношений старшеклассника должна занимать комсомольская организация, выступающая одновременно как институт политической социализации и как продукт собственной активности подростков. Однако, как отмечалось на XX съезде ВЛКСМ, работа школьного комсомола оказалась в наибольшей степени обюрокраченной, формальной, подконтрольной старшим. Многочисленные постановления и директивы о развитии ученического самоуправления не выполнялись, а комсомольская работа сводилась к проведению ритуальных мероприятий ради галочки. В результате и престиж комсомола, и моральное значение членства в нем по сравнению с прежними десятилетиями резко упали. По данным одного из исследований НИЦ ВКШ, только 28,2 процента старшеклассников чувствуют себя хозяевами своей школы. При опросе секретарей школьных комсомольских организаций в 1982 г. 67 процентов из них жаловались на пассивность комсомольцев-школьников, низкую дисциплину, отсутствие интереса к комсомольской работе, 54 процента комсомольских активистов не удовлетворены качеством проведения комсомольских собраний (Э. С. Соколова и А. М. Ковалева, 1987). Изучение 427 классных комсомольских организаций VII—X классов городских и сельских школ Костромской области показало, что только 2 процента их можно отнести к уровню собственно коллективов; деятельность многих комсомольских организаций не отличается ни общественной значимостью, ни содержательностью, ни достаточной интенсивностью и личной привлекательностью (Н. М. Рассадин, 1982). А если в школе скучно — появляются другие центры притяжения. Прежде всего это подростковые клубы или объединения по интересам. Они могут быть самыми разными: спортивными, научными (например, клуб «Планета» при, Всесоюзном географическом обществе), художественными (например, ТЮТ—Театр юношеского творчества Ленинградского Дворца пионеров) и прямо-таки всеобъемлющими, как знаменитая ленинградская Фрунзенская коммуна 1960-х годов. Хотя цели таких объединений различны, но лучшие из них захватывают ребят целиком, оттесняя и семью, и школу, и комсомол. В чем их преимущество? Во-первых, они добровольные, во-вторых — разновозрастные, в-третьих, во главе их, как правило, стоят интересные взрослые, энтузиасты (другим там делать нечего). Я видел несколько таких сообществ и вынес твердое убеждение, что какова бы ни была их официальная цель, главное для ребят — общение друг с другом, личность руководителя и теплая, человеческая атмосфера, которой им не хватает в школе. Но с этим же связаны и трудности их существования. Во-первых, к этим объединениям болезненно ревнуют оттесненные на второй план школьные учителя и родители. Во-вторых, представители «бездетной» педагогики, руководящие внешкольной работой, могут понять любую корысть: что детей можно обкрадывать, что можно писать о них диссертации, множество других мотивов. Единственное, чего они понять не могут — что детей можно просто любить. Я не встречал ни одного руководителя юношеских объединений, которого периодически, а то и постоянно не подвергали бы травле и всевозможным подозрениям. Не все могут это выдержать. Кроме того, сказывается естественная усталость, меняется состав ребят, окостеневают некогда творческие формы работы. Короче, подростковые клубы смертны, как и все живое. Не умирают только бюрократические учреждения, в которых жизни вообще нет. Как бы они ни были автономны и разнообразны, подростковые клубы все-таки относятся к категории педагогических учреждений, и руководят ими взрослые. А что такое «неформальные группы», о которых так много пишут сегодня? Определение «неформальные» явно намекает на их отличие от формально-казенных, официальных организаций. Но понятие это довольно неопределенно. Юношеские (и шире — молодежные) группы и объединения можно сравнивать и оценивать не по одному, а по нескольким автономным параметрам. По их юридическому статусу и месту в социальной системе юношеские группы делятся на: По их социально-психологическому статусу они делятся на группы принадлежности, в которых индивид состоит реально, будь то школьный класс или дружеская компания, и референтные группы, к которым личность не принадлежит, но на которые мысленно ориентируется и с мнением которых соотносит свое поведение и самооценку. По численности они делятся на большие (школьная комсомольская организация или болельщики некоего спортобщества) и малые, в которых взаимоотношения являются личными, «лицом к лицу». Состав юношеских групп включает такие признаки, как возраст (в отличие от школьного класса, большинство стихийно возникающих групп разновозрастные), пол (группы младших подростков чаще однополые, в юношеском возрасте они постепенно становятся смешанными) и социальный состав (только школьники или кто-то еще). По степени стабильности, длительности своего существования юношеские группы могут быть постоянными, временными, эфемерными, одноразовыми, случайными (ребят свело вместе какое-то событие, например футбольный матч). По социально-пространственной локализации они могут быть внутришкольными, внешкольными (функционирующими в рамках какого-то социально-педагогического учреждения), дворовыми, уличными и т. д. По своим целям и функциям они могут быть монофункциональными (например, фехтовальный клуб или клуб самодеятельной песни) или полифункциональными. По типу лидерства они могут быть демократическими или авторитарными. По идейно-политической направленности они могут быть просоциальными (социально-положительными), асоциальными (стоящими в стороне от главных социальных проблем) и антисоциальными. В нашей педагогической литературе юношеские группы вначале рассматривали как исключительно возрастное явление, в контексте проблем общения и досуга (А. В. Мудрик, И. С. Полонский и др.). Уже первые исследования таких групп дали интересные результаты. По данным И. С. Полонского (1970), в Курске стихийно-групповое общение охватывало не менее 80—85 процентов всех подростков и юношей. На 9/10 эти группы были разновозрастными, включающими в себя и подростков, и юношей. Социальный состав их обычно также смешанный, они объединяли школьников, молодых рабочих и учащихся ПТУ. Численность колебалась от 5 до 15 человек. Немногим больше трети групп были исключительно мужскими; остальные объединяли юношей и девушек. Структура компаний зависит от их устойчивости и содержания совместной деятельности. Примерно половина обследованных И. С. Полонским компаний — постоянные, стабильные, остальные — временные, ситуативные. Это, естественно, порождает различия в степени жесткости и четкости их организации. Постоянная компания имеет более стабильную ролевую дифференциацию, чем группа случайно встретившихся людей. Некоторые спонтанные группы не уступают по уровню организованности достаточно сплоченному классному коллективу. Однако, будучи основаны прежде всего на межличностных отношениях, стихийные группы не знают того резкого расхождения между официальной структурой и структурой личных взаимоотношений, которое наблюдается в организованных коллективах. Это касается, в частности, лидерства. В школьных классах официальный лидер, занимающий руководящие должности, не всегда бывает самым авторитетным человеком в коллективе. Часто его выдвигают не столько сами ребята, сколько взрослые; успешность его деятельности зависит в этом случае от того, сумеет ли он наладить контакт с неформальными лидерами, которые по тем или иным причинам не занимают официальных постов, но пользуются реальным влиянием. В стихийных группах, каким бы острым ни было в них внутреннее соперничество, вожаком может быть лишь тот, кто обладает реальным авторитетом. Обнаружив, что лидерами в стихийных группах чаще всего становятся подростки и юноши, не нашедшие применения своим организаторским способностям в школе, И. С. Полонский изучил с помощью социометрии положение 30 неформальных лидеров (имеющих самый высокий статус на своих улицах) в тех классах, где они учатся. Выяснилось, что у младших подростков сколько-нибудь резких расхождений между позицией в школе и на улице еще не наблюдается, но к VIII классу возникает, а в IX—X классах ощутимо просматривается тенденция расхождения статусов: чем выше статус юноши в стихийной группе, тем ниже он в официальном классном коллективе. Этот разрыв в статусе и критериях оценок школьных и внешкольных лидеров создает сложную психолого-педагогическую проблему. Юношеские группы удовлетворяют в первую очередь потребность в свободном, нерегламентированном взрослыми общении. Свободное общение — не просто способ проведения досуга, но и средство самовыражения, установления новых человеческих контактов, из которых постепенно выкристаллизовывается что-то интимное, исключительно свое. Юношеское общение поначалу неизбежно экстенсивно, требует частой смены ситуаций и довольно широкого круга участников. Принадлежность к компании повышает уверенность подростка в себе и дает дополнительные возможности самоутверждения. У подростков первичными ячейками общения являются однополые группы мальчиков и девочек. Затем две такие группы, не теряя своей внутренней общности, образуют смешанную компанию. Позже внутри этой компании складываются пары, которые становятся все более устойчивыми, а прежняя большая компания распадается или отходит на задний план. Разумеется, эта схема не универсальна. В жизни мужчин однополая группа значит гораздо больше, чем в жизни женщин, привязанность к ней сохраняется и поддерживается даже после возникновения смешанной компании и появления «своей» девушки. Наряду с ранее сложившимися микрогруппами и парами, компания может включать в себя индивидов, не имеющих таких контактов, — для них особенно важна принадлежность к компании в целом. Расширение сферы взаимодействия мальчиков и девочек может сильно сократить продолжительность первых фаз развития; тогда разнополая компания возникает не из слияния двух автономных однополых групп, а почти сразу же на межиндивидуальной основе. Хотя разные виды общения могут сосуществовать, выполняя разные функции, их удельный вес и значимость с возрастом меняются. Меняются и привилегированные места встреч. У подростков это чаще всего двор или своя улица. Старшеклассники переориентируются на какие-то узловые точки в центре района или города, местный «Бродвей» или «стометровку». Затем, по мере роста материальных возможностей и дифференциации самих компаний, встречи переносятся в какие-то излюбленные общественные места. Разные формы и места общения не только сменяют друг друга, но и сосуществуют, отвечая разным психологическим потребностям. «Стометровка» позволяет людей посмотреть и себя показать в максимально свободной обстановке, без заранее продуманного плана и материальных затрат. Юноша жаждет новых знакомств, приключений, переживаний. Внутреннее беспокойство гонит его прочь из дома, из привычной, устоявшейся атмосферы. Его томит ожидание чего-то нового, неожиданного — вот прямо сейчас, за ближайшим поворотом должно произойти что-то значительное: интересная встреча, важное знакомство... И хотя большей частью эти ожидания не сбываются — приключение тоже надо уметь организовать, все равно на следующий вечер ноги сами несут туда же. Если компании формируются главным образом на базе совместных развлечений, то человеческие контакты в них, будучи эмоционально значимыми, обычно остаются поверхностными. Качество совместного времяпрепровождения часто оставляет желать лучшего. Вот как описывал свою компанию юноша из Дивногорска: «Мне 16 лет, и учусь я в IX классе. У всех моих друзей, как и у меня, есть клички. Компания тоже имеет название: «Бродяги». Все мы по вечерам собираемся на крыше девятиэтажки. На первый взгляд мы можем показаться глупыми, но мы просто любим все необычное. Говорим о кино, хоккее, бит-группах и, конечно, о моде. У каждого из нас есть свое, так сказать, хобби. Один любит лошадей, другой — собак, третий — пробивать кулаком афиши, а что касается меня, то я пополняю свою настенную коллекцию фотографиями знаменитых эстрадных певцов. Теперь о праздниках. Обычно собираемся все вместе. Шарим на гитарах, покупаем бутылки. А на следующий вечер — снова крыша девятиэтажки». Некоторые из таких компаний перерастают в антисоциальные (от случайной выпивки — к пьянству, от веселого озорства — к хулиганству). Юношеские группы и их соперничество — всеобщий факт человеческой истории. В первобытном обществе существовали специальные мужские союзы, в феодальном — так называемые «королевства шутов», в деревнях «левобережные» враждовали, когда условно, а когда и всерьез, с «правобережными». В городе возникали «клики», «шайки» и «ганги». В послевоенном Ленинграде одно время происходили довольно-таки суровые стычки между ребятами с Петроградской и с Выборгской стороны. Явление это многоуровневое. Самый глубинный, универсальный его пласт — противопоставление «Мы» и «Они» по территориальному принципу — существует практически везде. Однако ослабление влияния семьи, особенно отцовского начала, повышает степень идентификации мальчика-подростка с группой, создавая так называемый «эффект стаи». Территориальное деление дополняется и усугубляется социально-экономическим: город/пригород, центр/периферия, богатые/бедные и др. Это прекрасно показано в фильме «Арлекино» по сценарию Ю. Щекочихина. Главное здесь — наличие или отсутствие каких-то вещей, разные степени свободы. На периферии или в пригороде формы социального контроля более жестки, чем в столице. В глазах подростка с периферии модная одежда и раскованность поведения его столичного сверстника — несправедливая привилегия. Протест против нее легко принимает агрессивные формы. Говоря словами социолога Ю. Н. Давыдова, «то, что я подавляю в себе самом, так как не могу реализовать, я осуществляю превращенным образом — в акте агрессии против того, кто позволил разрешить себе мне недозволенное... В данном случае перед нами не просто взаимная ненависть, а, если хотите (по Достоевскому), любовь-ненависть: скрытая, самой себе не признающаяся «любовь» к тому раскованному поведению, которому молодой человек не может следовать «у себя дома», которая превращается в ненависть к человеку, демонстративно утверждающему символы запретного поведения» (Рок: Музыка? Субкультура? Стиль жизни?: Обсуждение за «круглым столом» редакции // Социологические исследования.— 1987.— № 6.— С. 32). Такая агрессия представляет серьезную социальную опасность, поскольку ее можно направить по любому руслу и дать ей благопристойное идеологическое оправдание. Иногда в подростковые группировки проникает, подчиняя их себе, организованная преступность. Например, в Казани преступные элементы разделили чуть не весь город на сферы влияния, насильственно подчиняя и жестоко карая тех подростков и юношей, которые отказывались им подчиняться. Бороться с такого рода мафией трудно не только самим подросткам, но и их учителям и родителям. Тем более, что подобные мафиозные группировки, даже будучи разгромлены, сплошь и рядом возрождаются (В. Ф. Пирожков, 1988). Существующие сегодня периферийные группы и течения чрезвычайно многообразны. Это футбольные болельщики — «фанаты», клубы самодеятельной песни, поклонники «тяжелого рока» — «металлисты» и иные группы «рокеров», любители лихой езды на мотоциклах — «рокеры», различные «фаны» — поклонники разных кумиров эстрадной музыки (в Ленинграде есть клуб поклонников Аллы Пугачевой — «Айсберг» и клуб поклонников Валерия Леонтьева — «Ве-рооко»), экзотически одетые хиппи и панки, «митьки», «ватники», «фуфаечники», «системщики»... В Ленинграде появились группы «Спасение памятников истории и культуры» и «Бюро экологических разработок», а рядом с ними — хулиганское объединение «Набат» и откровенно фашистские «наци» (См.: Левтева В. Неформальная группа: ищем себя // Смена.— 1987.— № 12.— С. 5) По данным социологического опроса НИЦ ВКШ, в марте 1987 г. в Москве к разным неформальным группам причисляют себя 52,7 процента молодых инженерно-технических работников, 65,1 процента молодых рабочих, 71,4 процента студентов, 71,7 процента десятиклассников и 89,4 процента учащихся ПТУ. Среди них 60 процентов комсомольцев2. Эти группы крайне неоднородны. Проведенные НИЦ ВКШ исследования молодежных самодеятельных объединений (Е. Е. Леванов, 1987) опровергают три распространенных заблуждения: 1) что это явление чисто подростковое, 2) что оно негативно и 3) что оно связано исключительно или преимущественно с музыкой. За последние годы существенно изменилась мотивация таких групп: если раньше это были преимущественно группы общения, то теперь в них представлены разные мотивы участия. Расширились связи между неформальными группами: раньше они существовали сами по себе, теперь 40 процентов из них связаны с другими, родственными по духу. Увеличилась доля групп, имеющих общепризнанных лидеров. Что же касается их идеологической направленности, то здесь тенденции развития противоречивы. С одной стороны, увеличилось число явно или потенциально антиобщественных групп (с 6 до 12 процентов). С другой стороны, больше групп хотят или готовы получить официальный статус и сотрудничать с комсомолом. Это — прямое следствие демократизации. Исследования анкетного типа дают грубую количественную картину юношеского общения, качественные нюансы при этом ускользают. Лучшие зарубежные исследования юношеской субкультуры выполнены иначе, методом этнографического наблюдения. Одно подобное исследование недавно выполнено молодым ленинградским этнографом Т. Б. Щепанской (См.: Щепанская Т. Б. Процессы ритуализации в молодежной субкультуре // Советская этнография.— 1988.— № 5), поэтому изложим его подробно. Объектом исследования были ленинградские «пипл» (от англ. people — люди), или «система», куда входят хиппи, «хайрастые» (от англ. hair — волосы) панки и др. Были использованы три вида источников: 1) беседы с «пипл», 2) цикл передач «Взгляд» Ленинградского телевидения, специально посвященный «системе», и 3) надписи в парадной одного из ленинградских домов, который среди «пипл» известен как «центр мироздания». Этих надписей около 400, они дают обширный материал по самосознанию «пипл», их деятельности и взаимоотношениям. Общая черта «пипл» — неопределенность социального статуса. Почти все они работают или учатся, но не считают свою нынешнюю работу «своим» делом, а если учатся, то мечтают сменить профиль, В «системе» много отчисленных или бросивших вуз студентов, значительную прослойку составляет, по их собственному выражению, «непоступившая интеллигенция» (работают дворниками или кочегарами, но ощущают себя интеллигентами, пишут стихи или занимаются живописью). Это люди, не нашедшие постоянного места, не занявшие прочной позиции в социальной структуре. Неопределенность статуса субъективно осознается как: 1. отсутствие своего дела — постоянно в надписях «центра мироздания» и высказываниях «пипл» звучит мотив бродяг, «что тут и там снуют, не зная, чем заняться...»; 2. отсутствие своей группы, единомышленников, человеческого тепла, главная беда их всех — одиночество, оно постоянно сквозит в надписях: «Некому мне помочь, не на кого опереться. Все двери закрыты, друзья отвернулись, незачем жить»; 3. отсутствие своей идеи, ценности, определяющей смысл жизни: «Тяжело жить, когда не знаешь, для чего живешь. Я еще не поняла, стоит ли жить...» Таким образом, социальный поиск оборачивается поиском своего дела, группы, идеи. Основная деятельность в «системе» — это общение, обмен информацией о том, где и когда рок-фестиваль, какие открываются поэтические, художественные, театральные студии, вернисажи молодых художников; обмен впечатлениями о лекциях университетских профессоров (в основном по гуманитарным дисциплинам) и пр. Предпринимаются совместные поездки в другие города на рок-концерты, фестивали бардовской песни, лекции профессоров. Ездят, как правило, автостопом, всячески помогая друг другу. Отношения основаны на полном доверии: едва познакомившись, предоставляют друг другу ночлег, оставляют вещи, не говоря уже о максимальной доверительности, которую они провозглашают в общении. Сохранение «системы» обеспечивается целым рядом специфических стереотипов поведения (О стереотипах поведения подробнее см.: Этнические стереотипы поведения / Под ред. А. К. Байбурина.— Л.: Наука, 1985), причем одни и те же стереотипы имеют разный смысл для самого носителя стереотипа, взаимодействующих с ним других «пипл» и нечленов «системы», внешних наблюдателей. Прежде всего стереотипы функционируют как опознавательные знаки, позволяющие узнать «своего». Большинство «пипл» лично друг с другом не знакомы. Каждый раз, вступая в беседу, они решают задачу: «Я жду, кто ты? Как я, одинокий, или пресыщенный, как они?» — так задача формулируется в «центре мироздания». Этому способствует множество опознавательных знаков: стереотипное место встречи («пипл» обычно толпятся возле кафетериев); одежда и вообще внешность (внешний вид в «системе» может быть самым разным: цветные волосы панков, мешковатый наряд и длинные волосы хиппи, черные куртки с заклепками у металлистов и т. д., для опознания важна сама стереотипизация одежды, а не конкретный стиль); сленг (например, слово «тусовка»); жесты; «системные» имена (клички). Многие в «системе» знают друг друга заочно, при встрече бывает достаточно назвать свое «системное» имя или даже имя знакомого, чтобы собеседник знал, что ты собой представляешь. Разные опознавательные знаки дополняют и дублируют друг друга позволяя «пипл» извлечь информацию о том, что с данным человеком можно (и можно ли): поговорить на определенные темы, попросить денег на кофе, устроиться на ночлег; войти в его компанию. Иными словами, оценивается возможность взаимодействия с этим человеком. Если человек придерживается «системных» стереотипов, это значит, что он свой и будет действовать в соответствии с принятыми в «системе» моделями поведения. А что значат эти внешние формы для самого субъекта? Т. Б. Щепанская реконструирует их смысл, анализируя надписи в «центре мироздания». Это парадная, куда «пипл» приходят чаще всего к вечеру, когда закрываются кафетерии, в надежде встретить кого-либо из «системных» и поговорить. На стенах этого, по их словам, «последнего храма» пишут самое сокровенное («Сюда приходят и записывают то, что никому не скажешь»): стихи, крики об одиночестве, рассуждения о богах самых разных религиозных систем и смысле жизни. Это информация, которая циркулирует внутри «системы», ее «коллективное сознание» — и в то же время каждая надпись отражает мировосприятие отдельного человека. Выбирая определенный стиль одежды, человек сознательно истолковывает его как знак той или иной принятой в «системе» нормы поведения. Стиль поведения — абсолютно раскрепощенный. Одежда неопрятна, но свободна. Мешковатая, неухоженная, но максимально удобная одежда — знак раскрепощенности или, как это у них называется, «отсутствия комплексов». Полная свобода общения, отсутствие любых перегородок между людьми — одна из главных норм поведения «пипл». Это обеспечивает максимально свободный и интенсивный обмен информацией, важный для поиска. «Пипл», по их собственным словам, «могут быть неопрятны — просто абсолютно не следят за своей внешностью», что обосновывается, например, так: «Когда Христос вышел к людям, ноги его были в грязи». Еще одна норма «системы»: примат духовных устремлений над материальной стороной жизни, иными словами — примат информационной деятельности над практически-преобразующей. Один из самых популярных в «системе» графических символов — знак «пацифик», известный как символ борьбы молодежи за мир. Он украшает одежду и места встреч «пипл». В «системе» этот знак имеет более широкий смысл, воплощая одну из основных ее норм — терпимость. Их лозунг: «Любите, а не воюйте» — означает и отсутствие насилия в межличностных отношениях. Никто не вправе навязывать другим свои идеи. Идейные расхождения не должны препятствовать свободному обмену информацией. В общем, большинство «системных» стереотипов поведения, внешности, речи истолковываются как символы тех или иных норм поведения. Это нормы, «которые всегда с тобой». Очень часто та или иная норма персонифицируется в образе рок-кумира, божества, литературного персонажа и т. д. В «центре мироздания» множество надписей так или иначе связаны с разными божествами. Причем каждый такой персонаж оказывается символом того или иного личностного качества. Допустим, Кришна — символ всеобщей любви (в «системном» смысле): «Люби, остальное приложится». Собственно философские или теологические аспекты мало волнуют «систему». Кто-то из «пипл» так излагает свой план самосовершенствования: Моисей, научи меня верности, Иисус, научи меня кротости, Митра, научи меня честности, Магомет, научи меня мужеству, Кришна, научи меня любви, Будда, научи меня покою. А пока я учусь терпимости у единого господа Бога... Каждый персонаж здесь — символ определенного качества, точнее — типа взаимоотношений. Терпимость, всеобщая любовь, искренность и т. д. — нормы отношений, провозглашаемые «системой» и персонифицируемые в образах разных божеств. Персонификацией «системных» норм и ценностей может быть и реальная личность, художник или рок-кумир. Сейчас в «системе» это Б. Гребенщиков, руководитель группы «Аквариум». В «центре мироздания» множество упоминаний о нем и цитат из его песен: «Гребенщиков — личность!!! Группа «Аквариум» — только она способна ответить на все вопросы! Да! Да!»; «Лети, мой ангел, лети! Б. Г.»; «Мне нечего сказать, все уже сказал он». Чаще, однако, кумир популярен в рамках какой-то одной группы, а не всей «системы». Примером может служить течение «митьков»: формы их поведения, внешность, сленг копируют соответствующие проявления «основателя и классического образца» этого течения Дмитрия Шагина. Его излюбленные слова и выражения послужили основой «лексикона митьков», по его примеру большинство их носят бороду, одеваются, как он, оценивают разные типовые ситуации и реагируют на них. Даже название течения происходит от его имени. «Митьки» утверждают, что копируют они не внешние атрибуты, а образ «симпатичного шалопая», с присущей ему искренностью и беспечностью, сердечностью и легкостью в общении. Внешние аксессуары выступают просто как выражение определенных норм, которых индивид сам хочет (именно хочет, а не должен) придерживаться. Нормы существуют в форме образов, а не прямых предписаний. Управление поведением осуществляется как бы «изнутри» личности. С точки зрения самих «пипл», у них вообще нет никакой регуляции поведения. Субъективно они абсолютно свободны: «Я проповедую свободу от всего... Я жду тебя. Еще есть шанс вступить в игру, в которой нет правил», — написано в «центре мироздания». В телестудии «пипл» уверяют, что у них нет законов — каждый поступает по законам собственной совести: «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно». На деле же, как мы видели, в «системе» существует целый комплекс норм поведения, несоблюдение которых автоматически выводит человека за пределы круга общения. «Пипл» подчиняются нормам, не осознавая, что они существуют. Это достигается за счет образной формы выражения этих норм. Такое неявное, косвенное управление поведением не случайно. Перед нами люди, находящиеся в процессе перехода: они уже вышли из зоны действия норм своего прежнего круга, но пока не нашли нового места. Они вне обычной системы статусов и норм. Отсюда и иллюзорное ощущение «свободы от всего». С точки зрения человека, находящегося вне «системы», те же стереотипы выглядят совершенно иначе, вызывая реакцию отталкивания. Та информация, о которой говорилось выше и которая извне не воспринимается, важна для самих «пипл». Внешний наблюдатель воспринимает только сами стереотипы. Показательны вопросы, которые задавали «системным» ребятам во время диалога в телестудии: «Почему вы так одеваетесь?... Почему вы употребляете такие искаженные английские слова?» Воспринимаются именно внешние проявления — но не как знаки чего-то иного, а как пустая оболочка, за которой ничего нет: «Они апатичные люди. Нет глубоких интересов... Они зря тратят свои лучшие годы... Они просто ленятся, потому что не хотят работать... Они презирают всю систему (ценностей), веками выработанную человечеством». Извне не видно напряженного поиска, активного обращения «системщиков» к самым глубоким пластам мировой культуры, хотя в «системе» обычны разговоры о серьезной литературе. Стереотипы поведения превращаются в стереотипы восприятия «пипл» как чужих. Возникает бессознательное чувство отталкивания: «Они неприятны, — говорит один из взрослых в телестудии. — Прежде всего у них неприятная внешность». Даже тележурналистка, ведущая цикла молодежных встреч «Взгляд», не могла преодолеть этого чувства: «Я говорю по первым впечатлениям. Впечатления отвратные совершенно». Результат такого восприятия — информационный барьер между «системой» и окружающим миром, когда информация, исходящая из «системы», просто не воспринимается или вызывает осуждение как нелепая, наивная, высокопарная и т. д. А это, в свою очередь, создает барьер к взаимодействию. Причем ни одна из сторон не берет на себя ответственность за возникновение этого барьера, поскольку ни одна в нем не заинтересована. «А не противопоставляете ли вы себя всем остальным?» — спрашивают у «пипл» в телестудии. «Нет, это остальные нам себя противопоставляют. А мы нет». Итог — повышенная плотность информационных связей внутри «системы» и их разрежение на границе «системы» с окружением. Я подробно изложил работу Т. Б. Щепанской вовсе не потому, что описанная ею «система» важнее или влиятельнее других неформальных групп. Ничего подобного! За пределами нескольких крупных городов юноши и девушки даже понятия о ней не имеют, как и о многих других «объединениях», о которых пишет пресса. Этот анализ важен прежде всего методологически, показывая, как тесно связаны внешние черты и стереотипы поведения, на которых фиксируют внимание взрослые, с системой ценностей и жизненным миром их приверженцев. Мы можем отчетливо понимать, что эти ценности ущербны и провинциальны (поиск себя вне трудовой и общественно-преобразовательной деятельности), что в них много наивного и иллюзорного («свобода от норм» и одновременно—неукоснительное следование групповым стереотипам), что многие их адепты, особенно среди подростков, страдают идеологической всеядностью и усваивают только внешние формы поведения, не понимая их сути. Но мы не имеем права подменять серьезный анализ этих явлений оценочными суждениями. Столкновение разных систем стереотипов неизбежно порождает конфликт. Понимание может родиться только из диалога, в котором собеседники внутренне открыты друг другу, нужно преодолеть инстинктивное сопротивление «чужому». В кинофильме «Курьер» сатирически показаны три группы общения: стандартное молодежное кафе, компания «золотой молодежи» и компания интеллигентных взрослых. Мы, зрители, отчетливо видим, что все они одинаково пусты, бездуховны и стереотипны. Но представители каждой группы свято убеждены, что именно они воплощают в себе соль земли и что это дает им право смотреть на всех остальных сверху вниз, а старшим еще и поучать молодых. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.017 сек.) |