Корабли. Города. Торговля

«Корабль — жилище скандинава». Это выражение франкского поэта очень верно передает самую суть отношения древних норвежцев и датчан к своим кораблям. Необычайное богатство морской терминологии и выражений, которые они употребляли, называя свои суда, бесчисленные изображения кораблей, погребения в ладьях — все свидетельствует о том, какое большое место в сознании скандинава они занимали, об огромной роли мореплавания в его жизни.

В VIII–XI вв. викинги не знали себе равных на море. Мореплавание было известно жителям Скандинавского полуострова с очень древних времен. Среди наскальных изображений, относящихся к неолиту и к бронзовому веку, много раз встречаются рисунки ладей. В бронзовый век корабль становится самым распространенным, излюбленным сюжетом скандинавских мастеров наскального рисунка. Корабль играл, по-видимому, видную роль среди религиозных представлений тогдашнего населения Скандинавии[1]. Изображения кораблей сохранились и от раннего железного века. Судя по картинам того периода, у скандинавов существовали большие весельные ладьи, поднимавшие значительное число воинов; носовая и кормовая части украшались высоко вздымающимися резными головами животных. С течением времени формы изображаемых древними художниками судов совершенствуются, что могло отражать прогресс как в технике живописи, так и в кораблестроении. Затем появляются погребения, над которыми устанавливались ряды камней, имитировавшие контуры корабля. Задолго до эпохи викингов (как и в течение ее), наряду с такими погребениями, знатных людей стали хоронить в ладьях, которые помешались в курганах. Наиболее ранние могилы с людьми датируются примерно 500 г. н. э., т. е. относятся к эпохе «Великих переселений народов». По мнению некоторых археологов, подобная практика восходила к еще более раннему времени.

Из найденных ладей самая древняя — корабль из Нидама (Шлезвиг) — относится к рубежу III и IV вв. У этого гребного судна не было мачты, киль был развит слабо[2]. Однако слава моряков Северной Европы намного древнее. Еще Тацит писал о племенах свионов. древних жителей Швеции: «Они сильны не только пехотой и вообще войском, но и флотом. Форма их кораблей отличается тем, что с обеих сторон у них находится нос, что дает им возможность когда угодно приставать к берегу; они не употребляют парусов, а весла не прикрепляют к бортам одно за другим; они свободны, как это бывает на некоторых реках, и подвижны, так что грести ими можно и в ту и в другую сторону, смотря по надобности»[3]. Это описание соответствует как наскальным рисункам, так и найденным остаткам кораблей. Первыми из германцев, кто стал применять мачту с парусом, были, очевидно, фризы, у которых в более позднее время ее переняли скандинавы. В VI–VIII вв. ладья у скандинавов сменяется кораблем с острым и длинным килем и мачтой, несущей большой четырехугольный полосатый, красный или синий шерстяной парус[4].

Когда начались походы в другие страны, морское превосходство скандинавов обнаружилось полностью. Они безраздельно господствовали на Балтийском и Северном морях, бороздили Средиземное море, смело курсировали в бурных водах Северной Атлантики и даже достигали берегов Северной Америки. Суда викингов поднимались по течениям рек в глубь континента Европы, плавали по Днепру и Волге вплоть до Черного и Каспийского морей. Каковы были их корабли?

Раскопки курганов в Вестфолле, в Юго-Восточной Норвегии, дали поразительные результаты. Два корабля викингов в Туне и Гокстаде были обнаружены еще в конце XIX в. Но самое интересное открытие было сделано в 1904 г., когда из так называемого княжеского кургана в Усеберге (Озеберге) извлекли корабль, сделавшийся объектом пристального внимания и изучения археологов и историков, специалистов морского дела и искусствоведов[5]. Только тогда стало ясно, на какой большой высоте стояло кораблестроение у скандинавов в конце IX и начале X в.

Но прежде чем говорить об этих кораблях, нужно ответить на вопрос: почему они оказались запрятанными в курганы? По языческим верованиям скандинавов, умерший человек в загробном мире продолжал вести тот же образ жизни, что и на земле: есть, трудиться, сражаться, развлекаться. Князья и дружинники считали, что они и после смерти останутся господами, а рабы и домочадцы будут прислуживать им. Поэтому знатных людей обычно хоронили со всякого рода утварью, богатством, оружием и иногда даже в кораблях[6]. Любопытно, что все три корабля, найденные в Норвегии, стояли в курганах повернутые носами к югу, к морю, как бы готовые отправиться в путешествие. Судя по находкам, погребенные в них покойники были снаряжены всем необходимым для загробного существования, достойного их высокого происхождения, однако большая часть вещей, в особенности ценных, исчезла: курганы еще в средние века были разграблены (в борту судна в Гокстаде воры пробили большую дыру, через которую вынесли все богатства). Но сами корабли остались и, несмотря на повреждения, вызванные давлением тяжести земли кургана, неплохо сохранились в глинистой почве, не пропускавшей к ним воздуха. Ныне они реставрированы и выставлены в специальном музее близ Осло.

Длина кораблей приблизительно одинаковая — от 20 до 23 м, при ширине в средней части от 4 до 5 м. От скандинавских судов, относящихся к более ранней эпохе, корабли викингов отличались тремя основными чертами. Во-первых, более совершенным управлением: наряду с длинными, пяти, шестиметровыми веслами (на корабле, найденном в Туне, было 11 пар весел, у гокстадского — 16 пар, а у усебергского — 15 пар) и большим рулем у них имелась мачта для паруса (на Севере ее называли «старухой»), тогда как их предшественники управлялись только при помощи весел. Парус на Севере появился незадолго перед эпохой викингов. Таким образом, маневренность корабля резко возросла. Норманнский корабль мог плавать не только по ветру, но и против него. Во-вторых, кили этих кораблей (из стволов деревьев) были сильно развиты, создавая судну большую устойчивость. Кроме того, эти корабли имели небольшую осадку, могли приставать к берегу даже в мелководье и подниматься по течению рек. Наконец, борта их оказались сшитыми из узких гибких планок, связанных со шпангоутами, вследствие чего они были очень эластичны; такому кораблю не были страшны удары океанских волн. Высокое мастерство строителей этих кораблей и их великолепные мореходные качества могли быть только результатом длительного развития кораблестроения в века, предшествовавшие началу походов викингов. На кораблях, относящихся к VII и VIII вв., скандинавы плавали в относительно спокойных водах Балтики. Смело выйти на просторы Северного моря и Атлантики они впервые смогли лишь тогда, когда были достигнуты серьезные новые успехи в кораблестроении, засвидетельствованные находками в курганах Южной Норвегии и других погребениях.

На обнаруженных археологами кораблях эпохи викингов отсутствовали скамьи для гребцов. Очевидно, когда корабль шел на веслах, команда сидела на своих сундучках. Что касается мореходных качеств этих судов, то их проверили на практике[7]. В 1893 г. была построена точная копия корабля из Гокстада, и на нем норвежская команда менее чем за месяц, в штормовую погоду, переплыла Атлантический океан. По окончании плавания капитан корабля дал ему высокую оценку. При этом он отметил большую легкость управления; даже в бурю с рулем мог справиться один человек[8].

Высоко вздымая над волнами штевень, играя красками желтых и синих щитов, повешенных вдоль бортов, быстро и гордо несся такой корабль под четырехугольным парусом навстречу бурям и неизведанным землям, повинуясь руке опытного штурмана. Казалось, по морю несся сказочный зверь. Резное деревянное изображение головы дракона или змея на штевне давало, по тогдашним верованиям, магическую силу кораблю, защищало его от злых духов и устрашало врагов. Когда викинги приставали к берегу и вытаскивали корабль на сушу, голова зверя снималась, дабы не разгневать местных богов. «Дракон», «Большой змей» — так называли викинги свои корабли.

Корабль играл в жизни скандинава огромную роль. Нередко, наряду с гребцами и воинами, на кораблях находились и их домочадцы со своим имуществом. Жители Севера дорожили своими судами, берегли их. Когда корабль не находился в плавании, его укрывали от непогоды в специальном сарае.

Скандинавы в эпоху викингов строили корабли разных типов. Одни из них предназначались для плавания вдоль побережья и в устьях рек и имели более скромный киль. Таков корабль, найденный в 1935 г. в Ладбю, на датском острове Фюн[9]. Другие суда, отличавшиеся большей маневренностью и устойчивостью, смело уходили в Атлантику. Со временем корабли викингов приобрели значительные размеры. В отличие от судов, зарытых в курганах, они имели большую грузоподъемность, на них было до 20 и более пар гребцов, и они могли принять на борт изрядное количество воинов. На рубеже X и XI вв. норвежские конунги иногда строили корабли с 30 и более парами весел (такой корабль должен был достигать в длину почти 50 м). Но это был предел конструктивных возможностей: длина корабля зависела от размеров киля, а он сооружался из ствола одного дерева.

В норвежских кораблях, спрятанных в курганах, имелись погребальные камеры, в которых лежали останки их хозяев. В двух кораблях были похоронены мужчины, в усебергском корабле — женщина. По мнению норвежских историков, то была «королева» Аса — бабка объединителя Норвегии Харальда Прекрасноволосого. Она умерла молодой. Судя по останкам, ей было немногим более 30 лет. Рядом нашли труп старой женщины, очевидно, ее рабыни, последовавшей за нею в могилу, чтобы продолжать служить ей в загробном мире[10]. Вместе со своей хозяйкой в царство богов на усебергском корабле отправилось более дюжины коней и собаки. Кровати и кухонная утварь, сундуки и кадки, украшения и продовольствие, постели и ручной ткацкий станок — короче, все, чем пользовалась эта знатная женщина в своей земной жизни, было уложено при погребении в ее корабль. Особенно интересны сани и повозка. Они украшены богатым резным орнаментом, выполненным несколькими искусными мастерами в разных стилях.

Известен и хозяин корабля из Гокстада. Курган, в котором находился этот корабль, расположен неподалеку от усадьбы Гьекстад; ею в конце IX в. владел конунг Олаф Гейрстадальф — родственник Асы, Снорри Стурлусон рассказывает, что Олаф был исключительно сильным и рослым человеком и умер от болезни ноги. Анатомическое исследование костей человека, погребенного в Гокстадском корабле, обнаружило, что его рост достигал 178 см (по тем временам — это высокий мужчина) и что он страдал хроническим суставным ревматизмом!

Северные мореплаватели в походе ориентировались главным образом по солнцу и звездам. При плавании вдоль побережья на ночь обычно приставали к берегу, но в открытом море приходилось полагаться преимущественно на свое искусство и мужество, да еще на счастье, в которое викинги непоколебимо верили. До последнего времени считалось, что викинг-штурман не имел ни компаса, ни других инструментов. Однако во время раскопок 1948 г. древнего поселения в Гренландии был найден обломок прибора, который считают примитивным пеленгатором: деревянный диск, как полагают, с 32 делениями, расположенными на равных расстояниях по краю, вращался на ручке, продетой через отверстие в центре, и по диску ходила игла, указывавшая курс[11]. Скандинавские мореплаватели эпохи викингов обладали и некоторыми астрономическими познаниями. В исландских сагах упоминаются «солнечные камни» и «камни-водители» — возможно, это какие-то предки компаса. Во всяком случае, викинги не блуждали в бурных водах Северной Атлантики совершенно вслепую.

Неизвестно, сколько кораблей викингов, ушедших в океан, исчезло в его пучине. Лишь в отдельных случаях мы узнаем о судьбе этих мореплавателей. Так, на камне, воздвигнутом в XI в. в Западной Норвегии в память о погибших моряках, сохранилась руническая надпись, повествующая об экипаже корабля, затертого во льдах близ Гренландии; люди покинули судно и по движущемуся льду пошли к берегу острова, страдая от мороза и голода. «Жестокая судьба погибнуть так рано, — гласит надпись, — ибо удача их оставила»[12]. Руническая надпись из Дании говорит о человеке, который «утонул в море вместе со всеми своими спутниками».

В «Саге об Эйрике Рыжем» рассказывается о гибели Бьярни, сына Гримольфа, который плавал к берегам Америки. Его корабль стал тонуть, и Бьярни приказал своим людям перейти в лодку. Но она могла вместить только половину экипажа, и Бьярни предложил тянуть жребий. Все согласились, а один юноша, не вытянувший счастливого жребия, воскликнул:

«— Ты намерен меня здесь оставить, Бьярни?

— Выходит, так, — отвечал Бьярни.

— Не то обещал ты мне, — сказал парень, — когда я последовал за тобой из отцовского дома в Исландии.

— Ничего не могу поделать, — сказал Бьярни. — Но скажи, что ты можешь предложить?

— Я предлагаю поменяться местами, чтобы ты перешел сюда, а я пошел бы туда.

— Пусть будет так, — ответил Бьярни. — Ты, я вижу, очень жаден до жизни и думаешь, что трудная вещь — умереть.

Тогда они поменялись местами. Тот человек перешел в лодку, а Бьярни взошел на корабль…»[13].

Сага гласит далее, что Бьярни и его друзья на тонувшем корабле погибли, лодка же добралась до Ирландии. Имени человека, которого спас Бьярни, сага не упоминает: он не заслуживает того. А о бесстрашном Бьярни, мужественно принявшем свою судьбу, рассказывали исландцы из поколения в поколение.

Торговля, также как и мореплавание, получила развитие у скандинавов в очень отдаленные времена. Меха с Севера высоко ценились и в Римской империи, а ютландский янтарь вывозили в различные части Европы, в том числе и в страны Средиземноморья, еще в бронзовый век. Повсеместно в Скандинавии находят римские монеты эпохи республики и империи, но особенно часто их встречают на острове Готланд. Среди обнаруженных кладов римских монет наиболее крупный содержит 1500 денариев.

Хотя монеты попадали на скандинавский Север не только вследствие грабежа, но и в обмен на вывозимые в империю товары, в самих скандинавских странах в римский период эти деньги хождения не имели — торговля здесь еще оставалась меновой. Тем не менее скандинавы охотно выменивали свои товары на серебро с юга и зарывали его в землю. Представления о золоте как основе и мериле всяческого богатства проникали в Скандинавию в конце римского периода и во времена «Великих переселений народов». Они нашли отражение и в народном эпосе. Показательно, что эртог (эре) — название единицы веса и монеты в средневековой Скандинавии — происходит от позднеримского серебряного денария (denarius argenteus). О давних торговых связях Северной Европы с другими странами говорят и многочисленные находки на полуострове бронзовых, золотых, серебряных, стеклянных и глиняных сосудов, украшений, оружия и других предметов из римских провинции. Скандинавы поддерживали торговые связи и с королевствами, образовавшимися на территории Римской империи после ее падения. Особенно велик был на Севере спрос на оружие из стран, где ремесло было более развито. Запреты франкских государей продавать оружие славянам и норманнам, сделавшимся в IX в. опасными соседями Франкской империи, свидетельствуют о наличии в предшествующий период импорта оружия в Скандинавию. В песнях скальдов многократно упоминаются франкские мечи; немало их найдено и археологами[14].

В раннее средневековье торговые связи между странами, омываемыми Северным и Балтийским морями, были довольно оживленными. Ведущую роль в качестве торговых посредников играли фризы, их торговый пункт — Дорестад, расположенный в устье Рейна, был широко известен в Скандинавии. Среди торговых пунктов, существовавших в тот период в Швеции и Норвегии, добрый десяток носил одно и то же название — Бирка. Так назывались: торговый центр в Швеции на озере Меларен, неподалеку от выхода в Балтийское море (Birka), и пункт на Аландских островах, в горловине Ботнического залива (Birkö), и поселение, на месте которого впоследствии был основан норвежский город Берген (Björgvin), и остров у берегов Северной Норвегии (Biarkøy) и другие пункты. Известно, что древнее скандинавское торговое право называлось Biarkøyiarrettr. По мнению шведского ученого Э. Вадстейна, эти пункты получили свои имена вследствие того, что на их территории действовало торговое право, общее для всех них. Он полагал, что между всеми этими Бирками издавна существовали торговые связи по морю и что их посещали фризские купцы и моряки, а также торговый люд с Севера[15]. Однако археологических подтверждений мнение Вадстейна не нашло.

Появление в Северной Европе важных торговых пунктов — первых скандинавских городов относится ко времени развития здесь большого судоходства. До недавних пор историкам, интересующимся жизнью и бытом этих городов, приходилось довольствоваться немногочисленными, скудными и не во всем достоверными сведениями, которые содержатся в западноевропейских хрониках и рассказах арабских путешественников. Последние раскопки до некоторой степени восстановили облик древнейших торговых центров Дании, Швеции и Норвегии — Хедебю (в юго-восточной части Ютландского полуострова, южнее г. Шлезвиг), Бирки (на озере Меларен), Скирингссаль (в Южной Норвегии, на западном берегу Осло-фьорда). На месте этих пунктов, существовавших в эпоху викингов, впоследствии не возникли новые поселки. Это значительно облегчило восстановление их облика.

Хедебю (Хайтабу) — буквально: «город язычников»[16] — был наиболее крупным из этих первых городов-эмпорий и самым важным в торговом отношении. Как установили археологи, в период своего расцвета — в X в. — Хедебю занимал площадь около 24 га (в IX в. она была вдвое меньшей). Расположенный на берегу озера в верховьях реки Шлей, впадающей в Балтийское море, город обладал удобной для судов гаванью. Он был обнесен полукруглым валом, который защищал его со стороны суши. Вал из земли и дерева, длиной около 1300 м, хорошо сохранился. На холме севернее города находилось еще одно укрепление, по-видимому, более раннего времени, чем вал. Внутри городской черты найдены остатки небольших домов, обнесенных оградой и образовавших узкие улочки. Отмечается единообразие и стабильность застройки. Раскопки на территории города и многочисленных погребений (общее их число ориентировочно составляет 3–5 тыс.) свидетельствуют о наличии в Хедебю ремесленников, занимавшихся гончарным делом, обработкой железа из болотной руды, ввозившейся из Швеции, ткачеством, работой по кости и рогу, производством стекла (стеклянных бус), чеканкой монеты, изготовлением украшений из бронзы и драгоценных металлов. Ювелиры владели техникой изготовления зерни и скани. Раскопками установлено местонахождение отдельного ремесленного квартала.

Хедебю играл огромную роль в торговле Северной Европы. В первую очередь — из-за своего чрезвычайно удобного месторасположения: город находился в крайней восточной точке пути, связывавшего балтийское побережье Ютландии с западным ее побережьем, омываемым Северным морем. Вместо того чтобы совершать длительное и опасное путешествие через проливы Скаггерак и Каттегат, где торговые суда подстерегали пираты и где частыми были бури[17], купцы предпочитали двигаться из Балтийского моря по судоходной Шлей до Хедебю. Оттуда по суше на расстояние примерно 17–18 км они волоком или на повозках продвигались к реке Трене и по ней до вод Северного моря. Этот путь пересекал южную оконечность Ютландского полуострова несколько севернее нынешнего Кильского канала. Большие и тяжело груженые суда идти таким путем не могли. Поэтому, надо полагать, купцы переправляли здесь относительно легкие и портативные, но ценные товары. Наряду с продукцией местного производства в Хедебю найдены изделия, привезенные из других стран. Судя по всему, с Севера везли рабов, меха, моржовые бивни, из стран Запада — ткани, вино, соль, изделия из благородных металлов и стекла, керамику. Таким образом, Хедебю представлял собой очень важный торговый узел. Недаром за право владеть этим пунктом на протяжении всего времени его существования шла упорная борьба.

Город, очевидно, возник в начале IX в., во всяком случае предметы более раннего времени в нем не обнаружены[18]. Именно в то время, как гласят «Анналы франкских королей» (808 г.), датский конунг Годфред, который вел войны против Карла Великого, приказал своим «герцогам» (duces) возвести вал вдоль южной границы своих владений, от Восточного (Балтийского) моря вплоть до Западного океана (Северного моря), оставив для проезда лишь одни ворота. До сих пор в южной части Ютландии можно видеть остатки мощного оборонительного вала в 3 м высотой, укрепленного камнями. Перед ним был вырыт ров. Толщина вала варьирует от 3 до 20 м. Эта оборонительная линия, строительство которой растянулось на три с половиной столетия (с начала IX в. до 60-х годов XII в., когда часть ее дополнили кирпичной стеной), известна под названием «Датского вала» (Danevirke — буквально «дело датчан»)[19].

Вероятно, преимущества, которые давала эта оборонительная стена, привлекали население в Хедебю и благоприятствовали расцвету его торговли. Во франкских анналах одновременно с рассказом о постройке защитного вала в Южной Дании сообщается, что конунг Годфред, напав на город славян — Рерик, силой заставил его купцов переселиться в порт Sliasthorp («усадьба на Шлей»). Под этим названием, как полагают историки, скрывался Хедебю. В жизнеописании католического миссионера Ансгара, составленном в середине IX в. его преемником на архиепископском престоле Гамбурга — Бремена Римбертом, упоминается торговый пункт Sliaswich. Римберт писал, что в этот город, расположенный на Шлей, прибывали купцы из всех стран, Но имел ли в виду автор жития действительно Хедебю, неизвестно. Около 900 г. Хедебю захватили шведы. Стремясь удержать этот пункт в своих руках, шведы обнесли его полукруглой стеной, соединявшейся с Датским валом. Хедебю был включен в единую оборонительную систему. В 934 г. Хедебю захватил германский король Генрих I Птицелов, обложивший город данью. При Оттоне I здесь было основано епископство. Чеканить монету в Хедебю стали не позднее 825 г. (по образцу каролингских денариев из Дорестада). Но окончательно денежный обмен восторжествовал здесь лишь в середине X в. с притоком арабских монет. В это время, по свидетельству археологов, перестали использовать литейные формы из талькового камня, в которых отливали серебряные бруски, употребляемые в качестве средств платежа и ценившиеся по весу.

Как раз в середине Х в. город посетил арабский путешественник Ат-Тартуши. Жители Хедебю, рассказывает он, за исключением немногих христиан, — язычники, устраивающие во время праздников жертвоприношения животных. Выходцу из процветавшей арабской Испании этот город на севере Европы не показался богатым. Население так нуждается, говорит он, что новорожденных детей топят в море, чтобы сберечь продукты. Ат-Тартуши пришел в ужас, когда услышал пение жителей Хедебю: никогда не слыхивал он ничего столь же уродливого; ему казалось, что лают собаки или раздается еще более страшный звериный вой.

В период своего расцвета Хедебю имел несколько сотен жителей, может быть, даже более тысячи. Руководитель раскопок немецкий археолог Г. Янкун отмечает наличие в городе высшего слоя населения (primores — в «Житии Ансгара»), жившего ближе к гавани и занятого прибыльной торговлей. Представителей этого социального слоя хоронили обособленно от других в заботливо сооруженных деревянных погребальных камерах. Кроме того, найдено погребение «княжеского типа» с оружием и украшениями, конями и ладьей под курганом (конец IX в.). Может быть, с погребенным здесь вождем (личность которого неизвестна) связан камень с рунической надписью, упоминающей дружинника. Эти памятники относятся к периоду шведского господства в Хедебю. Различия в размерах домов также позволяют предположить имущественные контрасты среди жителей Хедебю[20].

С 80-х годов X в. город вновь перешел под власть датских конунгов, которые продолжали его укреплять. Но около 1050 г. Хедебю разграбил и разорил норвежский конунг Харальд Хардрода. Однако, как рассказывают исландские саги, спасаясь от преследования датского конунга Свейна, Харальд бросил в море все сокровища, увезенные из Хедебю. Город был сожжен. Норвежский скальд, служивший в дружине Харальда, воспел это событие:

Из конца в конец пылал весь Хедебю, —
смелый подвиг, на мой взгляд, дорого обойдется Свейну.
Высоко вздымалось пламя над домами, когда я всю ночь до рассвета
стоял на городском валу[21].

Раскопки установили следы пожара, уничтожившего Хедебю. Выше этого слоя признаков продолжения жизни в городе не обнаружено. Правда, немецкий хронист Адам Бременский сообщает, что в 1066 г. венды — соседние с датчанами славянские племена — разграбили Хедебю. Но, по-видимому, тогда существовали только жалкие остатки уже разрушенного города. Вещи, найденные в Хедебю, относятся самое позднее к середине XI в., последние по времени монеты — к правлению английского короля Эдуарда Исповедника (1042–1066 гг.). На дне гавани обнаружены части корабля с трупами людей, вероятно, затонувшего в момент уничтожения города. Оставшиеся жители переселились на другую сторону морского залива, и вскоре там возник город Шлезвиг, куда могли подходить более тяжелые корабли. Однако, судя по раскопкам, Хедебю стал утрачивать былое значение задолго до своего разрушения.

Другой важный торговый пункт на Балтике — шведская Бирка — был тесно связан с восточным путем «из варяг в греки». Расположенная на острове Бьоркё, около озера Меларен (в 30 км западнее Стокгольма), Бирка, в отличие от Хедебю, находившегося в пустынном тогда районе Ютландии, лежала в относительно густонаселенной области Швеции — Уппланде, неподалеку от древнего религиозно-политического центра — Старой Уппсалы. Здесь собирались ярмарки, на которые привозили товары жители Уппланда. Как и Хедебю, Бирка не находилась непосредственно у открытого моря, корабли заходили в озеро из Балтийского моря через пролив. Город имел три гавани, замерзавшие зимой, но и в это время года торговля в Бирке не прерывалась: купцы везли меха по льду (при раскопках найдены костяные коньки, топоры для рубки льда и обувь с шипами для передвижения по льду).

Раскопки Бирки начались в 70-х годах XIX в. Продолжаются они и поныне[22]. Археологи обнаружили остатки домов, но состояние их таково, что реставрировать постройки пока не представляется возможным. На холме, господствующем над городом, стояло укрепление. Раскопана часть городского вала из камней и земли, относящегося к середине X в. В сохранившейся части вала найдено не менее шести отверстий. По-видимому, в X в. здесь высились деревянные сторожевые башни.

Население Бирки, как и Хедебю, было, по тогдашним масштабам, довольно многочисленным. Культурный слой на месте Бирки, так называемая «Черная земля», имеет площадь 12 га при толщине до 2,5 м (это название земля получила из-за темной окраски, особенно заметной, когда она влажная). Более 2 тыс. курганов и каменных выкладок образуют могильник Бирки. В настоящее время примерно тысяча из них изучена. Кроме того, здесь имеется неопределенное число погребений без насыпей, т. е. не имеющих внешних признаков.

Это крупнейшее кладбище на севере Европы того времени. Могилы самые различные. Встречаются и погребения с сожжением (в том числе в ладье) и без него, погребения, снабженные богатой утварью, и скромные могилы с небогатым набором вещей. Немало погребений в деревянных камерах. В таких могилах особенно много вещей, свидетельствующих о широких связях Бирки с Западной Европой, скандинавскими странами и в особенности с Востоком. Это полностью согласуется со сведениями о скандинавской торговле, которые дают арабские историки и географы IX и X вв. В одной погребальной камере лежало тело женщины, очевидно, знатного происхождения: ее сопровождало в «мир иной» немалое богатство. В той же могиле найдены останки другой женщины, судя по ее скрюченному положению, погребенной заживо. Несомненно, перед нами, как и в Усеберге, госпожа со служанкой. В некоторых погребениях в Бирке найдены остатки сожженных ладей, в которых хоронили покойников.

Все эти могилы свидетельствуют о языческих верованиях и представлениях о загробном мире. Но здесь же имеются захоронения по христианскому обряду, в могильной яме и гробовище, без вещей и иногда с нательными крестами. Особенно любопытны случаи, когда в могиле оказывались и крест, и языческие амулеты.

В части могил погребены воины с оружием. Довольно много могил торговых людей: в нескольких из них обнаружены небольшие весы, использовавшиеся для взвешивания драгоценных металлов (которые, как и монеты, шли на вес), а в большинстве других могил попадаются гирьки от весов[23]. Все это также согласуется с данными письменных источников. В жизнеописании Ансгара, дважды посетившего Бирку в первой половине IX в., говорится, что население ее состоит из купцов. Город находился в зависимости от шведского конунга, имевшего в нем своего представителя, но, по-видимому, сохранял значительную автономию и имел, по свидетельству Римберта, свой тинг. В «Житии Ансгара» подчеркивается важность для Бирки торговых связей с фризским Дорестадом.

Среди находок — арабское и иранское серебро в виде монет, бусы из полудрагоценных камней, византийская парча, шелка из Китая, монеты из Западной Европы, фризские одежды, стеклянные и керамические изделия из Рейнской Германии, оружие из Франкского государства. Как уже говорилось, связи жители Бирки с Востоком играли значительную роль[24].

В погребениях найдено более 180 монет, как правило по одной и в женских могилах. Часть монет владельцы превратили в украшения — подвески. Арабские монеты преобладают — они найдены в 106 погребениях, англосаксонские — в восьми, и только в двух — византийские! По-видимому, через Бирку шла продажа рабов на Восток.

Бирка возникла почти одновременно с Хедебю — около 800 г. До ее основания на соседнем острове — Хельгё, расположенном примерно в 11 км от Бирки, существовал другой торговый центр — Лиллё, обнаруженный впервые в 50-х годах XX в.[25] Эта фактория датируется VII–VIII вв., хотя поселение на острове восходит к еще более раннему времени. На месте, где находился Лиллё, наряду с арабскими монетами найдены осколки стеклянных изделий, привезенных из Франкского государства, епископский посох ирландского производства, золотые бляшки скандинавского происхождения с изображением целующихся или танцующих пар[26] и даже такой неожиданный гость на севере Европы, как маленькая бронзовая статуэтка Будды. Но на Хельгё существовало и ремесло. Здесь производили плавку железа, обрабатывали металл (найдены орудия труда, множество железных и бронзовых замков с ключами), изготовлялись стеклянные бусы. По-видимому, в конце VIII или начале IX в. основной центр торговли был перенесен из этого пункта в Бирку, в которой сконцентрировались связи с арабским Востоком, шедшие по волжскому пути. С другой стороны, Бирка оказалась связанной удобными речными путями со многими пунктами в Средней Швеции, а морем — с северными ее районами, а также с Хедебю, островом Готланд и южным побережьем Балтики. В IX в. в Бирке чеканилась собственная монета по франкскому образцу[27].

Бирка существовала менее продолжительное время, чем Хедебю. Наиболее поздние монеты, найденные в могилах, датированы 50-ми годами X в. Предполагают, что Бирка прекратила свое существование в последней четверти X в. История ее исчезновения не выяснена. Одни ученые выдвигают догадку, что Бирку разорили датские викинги. Однако раскопки не обнаружили следов насильственного уничтожения и сожжения этого города. Другие связывают исчезновение Бирки с утратой ею значения промежуточного центра торговли с Волгой, последовавшей после разгрома Булгара Святославом в 965 г., и указывают на изобилие в могилах Бирки арабских монет, относящихся ко времени до 950 г., и почти полное отсутствие таких монет от второй половины X в. Высказывалась также мысль, что понижение уровня воды в Меларене сделало невозможным подход к Бирке судов. Так или иначе, около 975 г. Бирка сходит со сцены, и главным торговым центром на Балтике с конца X в. становится остров Готланд.

Ко времени походов викингов относятся многие тысячи монет из разных стран, найденные во всех районах Скандинавии. Здесь и монеты из Англии, Германии, Франции и из Византии, очень много их из арабского Халифата. По словам шведского археолога Э. Оксеншерны, век викингов был «серебряным веком» на Севере[28]. Своего серебра скандинавы не имели, все оно было привозное. Нигде, пожалуй, не найдено оно в таком обилии, как на пути «из варяг в греки», точнее, в данном случае, «из грек в варяги». И богаче всего кладами на этом пути оказался Готланд.

Готландская торговля в восточной части Балтики, судя по находкам, начала развиваться еще до эпохи викингов. Но наивысшего своего расцвета она достигла лишь после загадочного исчезновения Бирки. Правда, в тот период на Готланде не возникло городов, население острова жило рассеянно, на отдельных хуторах. Из 700 с лишним кладов, найденных на Готланде к 1956 г., большинство находилось близ прежних дворов бондов. По-видимому, эти бонды были одновременно и торговцами. Большая часть кладов содержит немного монет, но найдено несколько кладов весом 7–8 кг. О размахе, который получила коммерческая деятельность готландцев, лучше всего свидетельствуют следующие цифры. Наряду с разнообразными вещами и украшениями (пряжками, гривнами, булавками, браслетами и т. д.) здесь найдено около 94 тыс. целых монет и 16,5 тыс. фрагментов (монеты в Скандинавии в IX–XI вв. обычно шли на вес, и их разрезали на куски). Из этого числа всего 3 монеты золотые, остальные серебряные (золотые монеты, попадавшие на Север, использовались чаще всего для изготовления украшений). Особенно много германских монет — 52 тыс., а также арабских — более 40 тыс., английских — 20 тыс. Реже встречаются монеты из Скандинавии (преимущественно из Дании) и Византии[29]. Для сравнения можно сказать, что в Швеции найдено всего около 50 тыс. монет: более 12 тыс. арабских, более 19 тыс. германских, более 13 тыс. английских, 2700 датских и около 170 шведских, а в Дании — 3800 арабских, 8900 немецких и 5300 английских монет[30]. Всего в Скандинавии обнаружено около 100 тыс. арабских монет IX и X вв.

К ранним кладам (вторая половина IX и Х в.), найденным на Готланде, относятся почти исключительно куфические арабские монеты. С конца X — начала XI в. начинают преобладать монеты немецкой чеканки, тогда как число монет из Халифата резко сокращается. На XI в. приходится большинство кладов, содержащих английские монеты. Эти наблюдения говорят о расцвете готландской торговли с Востоком в первый период норманнской активности и о сокращении этой торговли с конца X в. (причины этого сокращения не ясны, предполагают, что приток арабского серебра прекратился ввиду истощения запасов его в Халифате), а также происшедшем одновременно оживлении торговых связей с Западом. Приток монет из Германии, наблюдающийся начиная со второй половины X в., был связан с разработкой серебряных рудников в Гарце. Обилие английских монет в период между 990 и 1020 гг. объясняется тем, что как раз в это время датские завоеватели взыскивали с английских королей огромные суммы в виде контрибуций («датские деньги»), а после перехода Англии под власть Кнуда Датского, его воины получали жалованье за службу. На Готланд эти монеты попали преимущественно в результате торговли[31].

Долгое время считали, что в Норвегии не было торгового центра, подобного Бирке и Хедебю. Правда, в рассказе халогаландца Оттара, записанном английским королем Альфредом, упоминался пункт в Южной Норвегии — Скирингссаль, в который нужно плыть из Халогаланда вдоль берегов Норвегии почти месяц и куда он заезжал по пути в Хедебю. Больше ничего о Скирингссале известно не было, и поиски археологов, предпринятые в конце XIX и начале XX в., не привели к каким-либо определенным результатам. Однако за последние годы норвежские археологи открыли на месте поселка Каупанг, во внутренней части Осло-фьорда, древний населенный пункт. Он находился в той же области Вестфолль, в которой ранее были найдены погребения в кораблях. Этот пункт идентифицируют с упомянутым Оттаром Скирингссалем. Здесь открыто целое кладбище с погребениями в ладьях. Ладьи не сохранились, но отпечатки их в земле и ряды гвоздей, которыми скреплялись полностью сгнившие за тысячу лет деревянные части судов, дают о них довольно ясное представление. Найденные в могилах вещи датируются IX и началом X в. Среди них — металлические вещи из Ирландии и Англии, фризские платья, рейнские керамические и стеклянные изделия, женские украшения, в том числе броши в виде черепах, оружие, например английский меч. Найденные вещи отражают Широкие торговые связи их владельцев. Они же — несомненное свидетельство о связях Скирингссаля-Каупанга с Хедебю и Биркой. Часть вещей, например из Англии, могла быть получена не в результате мирного обмена, а как военная добыча — недаром многие мужские погребения содержат полный комплект обычного для викингов оружия! Монет найдено немного. Предполагают, что в древнем Каупанге шла меновая торговля. Название Kaupangr, означающее «торговое место», «торжище», вообще носил ряд подобных пунктов обмена и городов раннего средневековья, (ср. швед. köping и англ. ceaping).

Укрепления в Скирингссале-Каупанге были более скромными, чем в Хедебю или в Бирке. Культурный слой тоже уступал по толщине (30–40 см) культурным отложениям этих городов, очевидно, концентрация населения в нем была ниже, чем в Бирке, а продолжительность существования поселка меньше, чем в Хедебю. Археологическими раскопками обнаружены остатки небольших прямоугольных домов и мастерских. Найдены следы местного ювелирного ремесла в виде заготовок и отходов сырья. Установлено место, где швартовались прибывавшие в гавань корабли. Множество островков, частично скрывавшихся под водой, защищало подступы к гавани со стороны моря. Ныне гавань оказалась в стороне от моря: береговая линия в эпоху викингов была на 2 с лишним метра выше, чем сейчас. Это дало повод некоторым ученым для предположения, что понижение уровня моря послужило одной из причин упадка Каупанга в X в.

Через Скирингссаль шел путь из Бирки и Хедебю на запад. Большая часть погребений в Скирингссале носит языческий характер. Однако могилы с гробами, содержащие немного вещей, производят впечатление, что христианство уже оказало влияние на погребальные обряды. Если это наблюдение справедливо, оно представляет большой интерес. Известно, что христианизация Норвегии произошла лишь в конце X — начале XI в., однако население Скирингссаля, общавшееся со странами Западной Европы, очевидно, в какой-то мере подверглось влиянию церкви гораздо раньше. Исходя из различия в погребениях, руководитель раскопок Ш. Блиндхейм предположила, что они отражают также имущественные и общественные различия в среде населения древнего «порта»[32].

Весьма любопытен социальный облик людей, погребенных в богатых могилах. Как и занятых торговлей бондов Готланда, жителей древнего Каупанга трудно назвать купцами. Это скорее состоятельные сельские хозяева, занимавшиеся вместе с тем и торговлей и ездившие на своих кораблях (в одиночку или на паях) в другие торговые пункты. И действительно, наряду с чужеземными товарами, весами и оружием в могилах найдены сельскохозяйственный инвентарь и рыболовные снасти. Эти «фарманы», как их называли в средние века, обменивали рыбу, железо, птичий пух, тальк (он шел на изготовление котлов, литейных форм и др.) на всякого рода изделия. Жители Северной Норвегии, подобно Оттару приезжавшие на ярмарку в Каупанг, привозили меха, шкуры, корабельные канаты, сплетенные из шкур морских зверей. Погребения такого же характера, как и в самом Каупанге, разбросанные в близлежащей местности, свидетельствуют о тесной связи между жителями этого торгового центра и населением прилегающих районов Вестфолля.

Ряд характерных признаков Каупанга — меньшая концентрация и, по-видимому, большая текучесть населения, смешанный характер его занятий, неразвитость ремесла, отсутствие хороших укреплений — отличают его от Хедебю и Бирки. Норвежский Каупанг-Скирингссаль — не город в полном смысле слова, а скорее его эмбрион. Археологический материал, собранный в этом районе, говорит лишь о «городской туманности», которая могла в благоприятных условиях постепенно сгуститься в поселение городского типа. Но этого так и не произошло. Древний Каупанг обнаружил еще меньшую устойчивость и жизнеспособность, чем Бирка и Хедебю, также исчезнувшие — первая еще в эпоху викингов, второй — в период ее заката.

В X в. Каупанг-Скирингссаль утратил свое значение. Торговым центром Вестфолля стал Тёнсберг. Упадок Хедебю, Бирки, Каупанга не означал свертывания северной торговли, она перешла в другие места, ее центрами стали новые города — Сигтуна[33], Шлезвиг, Волин, Новгород, Гданьск, Гамбург.

Значение исследования истории торговых пунктов Скандинавии IX–X вв. выходит за рамки изучения эпохи викингов. Эта история — один из первых этапов возникновения средневекового города в Северной Европе, и именно тот его этап, который нашел весьма недостаточное отражение в письменных памятниках, вследствие чего основательное его изучение началось лишь недавно, преимущественно в результате усилий археологов. Помимо рассмотренных нами торговых центров в этот период на Северном и Балтийском морях существовал и ряд других им подобных — франкский Квентовик, фризский Дорестад, славянский Рерик, Трузо и Гробин в Прибалтике, славянско-скандинавский Волин, немецкие Гамбург, Эмден и др.[34] Сравнительно недавно в Дании были обнаружены остатки поселения переходного типа от сельского к городскому — Линдхольм Хейе, тоже относящегося к эпохе викингов[35].

Не только Каупанг-Скирингссаль, но и Бирка и Хедебю отличаются от городов, которые стали быстро расти в Европе с XI в. Существование древнесеверных городов-эмпорий было связано не только с грабежом, но и прежде всего с транзитной торговлей, шедшей по пути от устья Рейна до озера Меларен и связывавшей страны бассейнов Балтийского и Северного морей, страны Запада и Востока. Некоторые ремесла, получившее развитие в Хедебю и Бирке, не были основой их широкой торговли. Изучение этих торговых пунктов и их округи свидетельствует о том, что среди скотоводов, земледельцев, рыболовов и охотников, составлявших в эпоху викингов скандинавское общество, происходило (далеко не во всех случаях завершившееся) выделение новых социальных слоев — купцов и ремесленников. В то время как скандинавы еще не знали частной собственности на землю, в этих торговых пунктах земля уже, по-видимому, сделалась товаром. Римберт говорит о покупке Ансгаром участка земли в Бирке; археологи обращают внимание на то, что в Хедебю участки, на которых стояли дома, были обнесены изгородями.

Вместе с тем первые торговые пункты Скандинавии служили центрами распространения среди ее населения не только новых культурных и идеологических стимулов, приходивших из других частей Европы и из Азии. В свете новых археологических находок приходится пересматривать мнение о том, что скандинавы в раннее средневековье были только пиратами и разбойниками, дезорганизовавшими торговлю. Наряду с викингом, захватывавшим торговые корабли и чужие богатства, все более отчетливо вырисовывается фигура купца, занимавшегося регулярной торговлей. В период нападений викингов на Англию, Францию и другие страны Запада не прекращалась и не свертывалась торговля[36]. В конце IX в., когда между англосаксами и скандинавами шла ожесточенная борьба, король Альфред принимал у себя норвежца Оттара, прибывшего в Англию с торговыми целями, а англосакс Вульфстан в это же время совершал путешествие по Балтийскому морю. Скандинавы продавали в другие страны не только военную добычу и пленных, имевших большой спрос на арабском Востоке, но и меха, шкуры, янтарь, железо, рыбу, лес[37]. К ним везли серебро и драгоценности, ткани и вино, хлеб и оружие. В могилах скандинавов наряду с оружием — мечами, боевыми топорами, наконечниками копий, щитами, кольчугами — находят орудия кузнечного и ткацкого ремесла, весы и гирьки к ним — «вооружение» купцов. Помимо военных кораблей у скандинавов создаются иные типы судов, специально предназначенных для торговых поездок. Эпоха викингов — время развития торговли на Балтийском и Северном морях. Однако не следует забывать, что эта торговля тесно переплеталась с пиратством и грабежом.

Поиск по сайту: