Лучшие друзья – это люди, которые нуждаются в деньгах

Я ведь вам уже рассказывала о своем одиночестве. Кроме Зайца Петя у меня никого нет. Чем же я занимаюсь с утра до вечера? Ничем. Безделье такая штука, что утомляет только с непривычки. Втянуться в него легко, и уж коли так случилось, другой жизни для себя уже не представляешь. Человек, вкусивший безделья, считай, потерян для общества. Он вряд ли возродится для трудовых подвигов, никогда не расцветет улыбкой при слове «корпоратив», ему не суждено получать каждое первое число месяца проездной на все виды транспорта, и в ресторанах его не тянет первым делом открыть меню на странице «бизнес-ланч». Все эти радости жизни ему недоступны.

Мысль о том, что надо с утра до вечера торчать на работе, приводит его в ужас. Меню он листает долго и со вкусом, покупки делает не спеша, с чувством, с толком, а не наскоком, как все работающие люди, и потом гордо несет домой одинокий фирменный пакет и непременный к нему подарок от магазина, носовой платок или тестер с новым кремом. Немножко полежать, немножко почитать, немножко посмотреть телевизор… Вымыть голову, сделать маникюр, примерить новое белье… Глядишь, и день прошел, и пусть он похож на все остальные дни как две капли воды, зато так спокойно. Это снежинки все разные, та же вода, но претерпевшая изменения в процессе кристаллизации. И рабочие будни такие же разные, процесс общения идет непрерывно, и неожиданности ждут на каждом шагу.

У Петя снежинки, у меня капли. Моя жизнь течет как река, плавно, а мужа кружит метель. Кому из нас лучше? Мне трудно ответить на этот вопрос. Но последнее время и мои капли превращаются в снежинки, с ними что-то происходит. Как только появились деньги, и меня подхватила, закружила метель.

Вскоре после того, как меня пытался соблазнить женатый мужчина, объявилась институтская подруга. Помните? Та самая, которая все время брала в долг, из-за чего мы с ней и расстались. Вдруг в моей квартире раздался телефонный звонок. Она позвонила на домашний, чему я ничуть не удивилась: за звонок на мобильный надо платить. Тем более что у нас разные операторы. Когда мы еще были подругами, я часто получала от нее эсэмэски типа: «положи деньги на мой счет», «все прозвонила, помоги», «перезвони, я без копейки», «дай в долг, погибаю». В конце концов мое терпение лопнуло. Я не положила ей денег в ответ на очередную отчаянную эсэмэску, и наше общение прекратилось.

И вдруг – звонок.

– Аришка, куда ты пропала?

Я пропала?! И сказано с обидой! Она сразу же поставила свои долги мне в вину!

– Я слышала ужасную новость: умерла Марина Ивановна.

Мама умерла летом, об этом писали во всех газетах, эта новость была в топе в Инете, и мне с трудом удалось погасить скандал. Ведь мама не просто умерла, а покончила с собой. И не оставила предсмертной записки. Представляете, как бесновалась желтая пресса? Подруга не могла этого не знать, но позвонила только сейчас. Почему?

– Извини, Аришка, я совсем закрутилась.

Поскольку она кругом в долгах, ей приходится крутиться. Вкалывать в трех местах и постоянно искать подработки. Выходных у нее практически не бывает. Я всегда представляла ее белкой в колесе. Я ее так и звала: Белка. Кстати, впервые услышав от меня «Белка», она подумала, что это из-за внешности: рыжих волос, огромных глаз, похожих на ягоды крыжовника, острой мордочки и невероятной худобы. У нее было длинное узкое тело, состоящее сплошь из острых углов. Когда Белка раздевалась на пляже до бикини, взгляд невольно притягивали ее выпирающие ребра. Но стоило только ее пожалеть, как ласковый зверек мгновенно превращался в хищного. Белка – прорва. Есть такой тип женщин. Куда они девают деньги, непонятно. Я никогда не видела у нее ни одной дорогой и, на мой взгляд, стоящей вещи. У нее всегда голодный взгляд, и в ресторане Белка готова съесть слона при условии, что за него платит не она. При этом Белка не поправляется ни на грамм. Это завод по сжиганию денег, работающий на полную мощность. Ее рот, накрашенный алой помадой, напоминает мне топку. Там сгорали деньги, и мои в том числе. Когда мы сидели в ресторане, я не могла оторвать взгляда от этого огромного огненного зева: она кидала туда еду и глотала, почти не жуя. Ее выпирающие ребра ходили при этом ходуном. Отчаянное зрелище!

Размышляя об этом весьма интересном явлении – женщина-прорва, я не раз задумывалась: почему? Потом поняла. У таких женщин нет дара терпения. Да-да, как хотите, но это дар. Награда ищет терпеливого. Того, кто умеет отказывать себе не только в том, что ему не по карману, но и в том, что по карману. Только тот, кто привык довольствоваться малым, может по достоинству оценить большое. Будь у Белки терпение, она не меняла бы с такой скоростью мужей, стремясь заполучить идеал, а воспитала бы, как я, лет за пятнадцать преданного мужчину, если не любящего, то понимающего. Я имею в виду Зайца Петя. Но ей бесполезно об этом говорить. Потому что она – прорва.

Когда-то мы с Белкой учились в одном институте, на одном факультете и даже в одной группе. Меня, каюсь, пристроила туда мама, Белка поступила сама. Подозреваю, что подругами мы стали именно из-за моей мамы. Из-за великой Марины Мининой. Сколько я знаю Белку, она всегда что-то писала. Темы ее статей были разнообразные, «что дадут». Она немножко переводила, пыталась писать пьесы и киносценарии, которые посылала почему-то моей маме. Единственное, она не пыталась писать романы. Говорила, что пока не готова. Я же думаю, роман отнял бы у нее слишком много времени, которое ей необходимо для того, чтобы крутиться. Белка в колесе и роман? Как-то не вяжется. У романа должен быть конец, хоть какой, не обязательно счастливый. А колесо – оно так и будет крутиться, пока зверек перебирает лапками.

– Что случилось, Белка?

– Да ничего не случилось.

О, какая пауза! Прямо-таки мхатовская! Представляю, какие у нее долги!

– Просто ты куда-то пропала, Аришка, и я решила позвонить.

– У меня было много дел. Оформляла мамино наследство. – Про то, как Паша облил меня водой, я благоразумно умолчала.

– И как? – жадно спросила Белка. – Оформила?

На этот раз паузы не было. Наследство Марины Мининой ее очень даже интересовало. Из-за него-то она и позвонила. Но я не умею врать.

– Все в порядке. Теперь все мое.

– Поздравляю.

– Не с чем. Мамы больше нет.

– Прими мои соболезнования, – поспешно сказала Белка.

Вам никогда не приходилось покупать друзей? Нет? Тогда я за вас рада. Передо мной сейчас встала дилемма: по карману ли мне Белка? И не тяготит ли меня одиночество? Я всерьез задумалась.

– Эй, Аришка! Почему ты молчишь?

– Сколько?

– Что сколько? – оторопела Белка.

– Сколько тебе надо?

– Ну, знаешь! – После этих слов положено швырять трубку. Белка не швырнула. Следовательно, я попала в точку.

– Давай как-нибудь поужинаем вместе, – предложила она, вместо того чтобы порвать со мной навсегда.

– Хорошо. Завтра тебя устроит?

– Конечно! Если бы ты знала, как я по тебе соскучилась!

– Как твои дела на личном фронте?

Я не случайно об этом спросила. В отличие от меня Белка очень неразборчива в связях. Поскольку в своих мечтах я родилась в девятнадцатом веке, меня иногда тянет на пафос. Неразборчива в связях. Как звучит, а? Не то что «прыгает в койку к любому, кто позовет». Хотя фактически так оно и есть.

С мужиками Белке никогда не везло. Это особенность развратных женщин: они вроде бы и востребованы, но количество любовников никогда не переходит в качество. Это все равно что миллион разменять по рублю. Женщина с миллионом, то есть с одной огромной любовью, любовью на всю жизнь – королева. А женщина с тем же миллионом, но по рублю, дешевка.

Белка как раз дешевка. Она и смотрится как дешевка. На ее месте я бы не красила волосы в рыжий цвет и сменила помаду. В тот последний раз, когда мы с ней обедали вместе (как всегда, за мой счет), она опять собиралась замуж. Сколько у нее было мужей, я точно не помню. Сначала она меняла фамилию, потом остановилась на той, что принадлежала ее третьему официальному мужу. Почему-то она ей понравилась, эта фамилия, хотя лично я нахожу ее странной. Эрве. Нет, это не аббревиатура, это фамилия Белки. Алена Эрве. Нелепость в квадрате. Русская женщина с украинским именем и эстонской фамилией. Потому я и зову ее Белкой.

– Ты вышла тогда замуж? – спросила я, надеясь услышать, что она сменила-таки свою ужасную фамилию на что-то более приятное слуху.

– Да, – без особого энтузиазма ответила Белка. – Но мы уже не живем вместе.

– Лихо! Ты же говорила, что он богатый?

Все мужчины при знакомстве представлялись Белке либо банкирами, либо адвокатами, а потом оказывались водопроводчиками. Я не совсем понимаю, как можно принять водопроводчика за адвоката, но она и не на такое способна. Во время того обеда она взахлеб рассказывала мне, какой шикарный у ее будущего мужа ресторан и с каким вкусом подобран интерьер в его загородном доме. Далеко не первый раз мужчина приводил Белку в ресторан (магазин) и говорил, что это шикарное заведение принадлежит ему. Официант или бармен (продавец) за соответствующую мзду охотно подтверждал его слова, и воодушевленная Белка наступала на грабли, ручка которых со свистом била ей в лоб, и так уже синий от шишек: бежала с ним в загс, чтобы через месяц развестись. Очередной муж обирал ее до нитки и отчаливал. Я сама оплатила ей парочку разводов и разъездов, но потом мне надоело. Когда после многомесячного молчания Белка позвонила, я невольно напряглась. Хоть бы на этот раз ей повезло!

– Видишь ли… – замялась Белка. – Он разорился.

– Понятно.

Забыла сказать: детей у нее нет. Белка просто не успела их завести, так стремительно менялись ее мужья, официальные и гражданские. Сейчас ей тридцать четыре, как и мне. Или уже тридцать пять? Кажется, я что-то пропустила. Конечно! Ее день рождения!

– Ах, да! Белка, я тебя поздравляю!

– С чем? – слегка испугалась она. – Мы просто расписались, банкета не было. И к тому же уже расстались.

– Я тебя поздравляю с твоим тридцатипятилетием, – торжественно сказала я.

– Ах, это… Вспомнила наконец, – с обидой заметила Белка. – А ведь я ждала твоего звонка.

«Ты ждала подарка». Пришлось утешить бывшую подругу.

– Завтра мы его отметим, плачу, разумеется, я.

– Опять ты о деньгах, – с досадой сказала Белка.

– Во сколько мы встретимся?

– Смотря где.

– У тебя сейчас много работы?

– Сейчас как раз не очень. – Голос у нее был грустный. – Для журналистов наступили трудные времена. И для киносценаристов тоже. Я свободна, как ветер.

Мне стало страшно. Белка вырабатывала бешеную энергию, крутясь в своем колесе, и если не использовать ее, эту энергию, в мирных целях, кому-то придется плохо. Я как способ добывания денег очень даже перспективна. Мне захотелось все отменить, но я не привыкла брать свои слова обратно. Я ее уже пригласила.

– Завтра в семь. Помнишь утку по-пекински?

– Конечно! – Даже по телефону я слышала, как она плотоядно облизнула губы. Белкины ребра от вожделения заходили ходуном. Я невольно задрожала. – О, Боже! Утка по-пекински! Арина – ты святая!

– До встречи.

– Чмоки-чмоки!

– И я тебя… целую. – Я с ужасом представила огненный рот, приближающийся к моей щеке. Но в трубке, слава Богу, раздались частые гудки. На этот раз меня не съели.

Утка по-пекински… Гм-м-м… Зачастили вы, Арина Витальевна. Но я же не могу пригласить Белку домой, где ее ненавидит Заяц Петь? А он ее ненавидит, забыла сказать. В моем зоопарке только скандала не хватает! Нет уж, зверьки, сидите каждый в своей клетке.

Я подумала, что трех часов нам с Белкой для общения вполне хватит. В одиннадцать золотая карета с номером «Арина Петухова» на задней рессоре уже будет дома, и мне не влетит от доброй феи за нецелевое использование средств. Хоть все средства мои, Петь круглосуточно держит руку на пульсе. Мои расходы под контролем.

Я долго думала, рассказать Петю или нет о Белкином звонке? Если бы он спросил, я бы ответила. Но он был так занят своими мыслями, что молча съел наспех приготовленный мною ужин и уселся за компьютер. Я смотрела на его спину и не знала, с чего начать.

– Эй, Петь!

– Ага…

– Что нового?

– М-м-м…

– Там что-то интересное?

– Как всегда…

Как всегда, ты приклеиваешься к монитору намертво. Я сегодня не получила даже дежурный поцелуй «муж вернулся с работы».

– Петь, объясни мне.

– Что? – не оборачиваясь.

– У тебя на работе есть компьютер.

– …

– И Интернет.

– …

– Почему же ты, придя домой, опять садишься за комп? Неужели тебе не хочется разнообразия? И ты ведь все это уже читал! В мире нет столько новостей, сколько существует несчастных женщин, видящих только спины своих мужей…

– Прости, что ты сказала? – опять не оборачиваясь.

– Завтра я приду поздно. В одиннадцать.

– Хорошо.

– У меня встреча.

– …

– Тебе не интересно, с кем?

– Да, хорошо.

Я поняла, что это безнадежно. В виртуальную дискуссию о правах человека вообще бессмысленно вклиниваться, чтобы отстоять свое частное право жены видеть лицо мужа, а не его спину. Там интереснее. Там он горд и независим, а главное, анонимен. Он неистовствует и мечет. Все думают, что он великан, даже если он карлик. Я сдалась.

В конце концов, у меня есть ноутбук. Но я не люблю Инет, хотя прекрасно умею им пользоваться. Мне трудно объяснить почему. Почему я, домохозяйка, не веду блога? Почему не тусуюсь на бесчисленных сайтах для подобных мне, не обсуждаю рецепты домашних консервов и способы похудеть быстро или медленно? Почему, придя домой, бросаюсь к плите, а не компьютеру? Почему я не родилась в девятнадцатом веке и не умерла на пороге двадцатого? Почему, почему, почему…

Не могу объяснить, почему мне это противно: вести блог и обмениваться рецептами. А мне противно. Кажется, что я получаю суррогат активной жизни, иллюзию востребованности, будто меня используют для раскрутки, играя на моих лучших чувствах, чтобы потакать своим худшим: тщеславию, жадности и праздности. Я сижу тихо и спасаю от себя человечество.

Петь так и не узнал, с кем у меня встреча. Я сказала:

– С уткой по-пекински.

И этого ему оказалось вполне достаточно.

Первой пришла Белка. Едва я вошла в ресторан, как мне сообщили, что меня ждут в зале для курящих. Там, мол, теплее. Еще с середины лестницы я увидела Белкину огненную голову за одним из столиков и моментально расстроилась. Я никогда не опаздываю, но и не люблю приходить раньше. Ненавижу, когда меня ждут, поэтому я сразу почувствовала вину. Белка забила мне первую шайбу еще до начала игры и повела в счете.

– Привет, Ариша!

Я села.

– Ты уже сделала заказ?

– Жду тебя. – Белка широко улыбнулась, ее и без того огромный рот разъехался до ушей. Я с сожалением подумала, что она так и не сменила помаду.

Официантка уже спешила к нам, держа в услужливых руках меню.

– Утку по-пекински, – попросила я. – Половину, пожалуйста. – И, поймав отчаянный Белкин взгляд, поспешила добавить: – Я не буду.

– Ты что, опять села на диету? – забила мне очередную шайбу Белка. Она ест все без разбору, в любых количествах, не поправляясь ни на грамм, в то время как мне достаточно плотного ужина, чтобы наутро весы сказали: фи!

– Да, поэтому я не буду десерт.

– А я буду!

Пришлось заказать ей бананы в карамельном соусе. Авось слипнется. Рот, я имею в виду. И мы какое-то время посидим молча.

– Ну, как ты? – жадно спросила Белка, когда официантка отошла от нашего столика.

– Скажи лучше, как ты? У тебя жизнь гораздо интереснее. А я… Я по-прежнему с Сергеем.

– Да уж! Он вцепился в тебя намертво! И не удивительно! Такие деньжищи!

– Мы это уже обсудили.

Белка, как и мама, была против моего замужества с Петем. Слышали бы вы, как она его ругала! Куда там писательнице Марине Мининой! Но я выстояла против них обеих. Однако сдаваться Белка не собиралась. Вот и сейчас:

– Какая же ты, Аришка, упрямая! Я думала, что уж теперь-то ты его бросишь!

– А что изменилось?

– Ты же сказала, что все теперь твое! Несколько квартир, шикарная дача и деньги… Я знаю, твоя мать была миллионершей!

– Откуда ты это знаешь? – тихо спросила я.

– Да ее книги продаются даже в булочных! Я видела тиражи! – сказала Белка. Она внимательно следит за чужими успехами, как и все люди, не имеющие своих.

– В моей жизни ничего не изменилось, – произнесла я после глубокой паузы.

– Эта ужасная история с Егором… – Белкины глаза вспыхнули. – Такая жалость! Он был фантастически красив! Я безумно, безумно завидовала твоей матери!

– А по-моему, ничего особенного, – на этот раз пауза оказалась еще длительней.

– Да брось! Неужели между вами ничего не было?

– А почему между нами должно что-то быть? – скороговоркой выпалила я.

– Вы составили бы красивую пару.

– Мы не были парой, – ответила я спокойно. – И не могли ею стать.

– Только не ври, Аришка, что любишь дурака Петухова!

– Он далеко не дурак.

– Да уж! Такую женщину отхватил!

– Ты сама себе противоречишь.

– Я просто вне себя от злости! С твоей внешностью, с твоими деньгами – ты так несчастна в личной жизни!

Я уже знала эту ее особенность: Белка не способна говорить ни о чем, кроме мужиков. Мужчины, секс… Ну, еще деньги. Вечная тема. Но это под занавес, когда принесут счет. Тогда у нее появится повод пожаловаться на бедность.

– Расскажи лучше, как у тебя, – поспешила я перевести стрелки. И поезд понесся на всех парах:

– Просто кошмар! Представляешь, я теперь одна!

– Не представляю. – Я невольно улыбнулась.

– Он оказался мошенником! Я отдала ему все свои сбережения!

– Неужели брачный аферист?

– Именно!

– А… квартира? Надеюсь, ты ее сохранила?

И моими усилиями в том числе Белке пока удавалось сохранить свое жилье: крохотную однушку на окраине, приобретенную в ипотеку. Именно потому, что Алена Евгеньевна Эрве до сих пор за нее должна банку, мужчины на это имущество не зарились. Выгребали наличность и исчезали, оставив долги и проценты по ним Белке.

– Да, но… – глубокий вздох. – За нее же платить надо! Я подумываю ее продать.

– И где ты будешь жить?!

Я машинально потянулась к бокалу вина. Это надо запить. Новость, преподнесенную Белкой.

– Сниму квартиру, – пожала она худыми плечами.

– Давай прямо: зачем ты меня позвала?

– Соскучилась. Мы сто лет не виделись.

– Я слишком хорошо тебя знаю.

– А утверждала, что ничего не изменилось, – усмехнулась Белка. – Ты говоришь банальности, это само по себе из ряда вон.

– Я просто волнуюсь.

– Да ничего мне от тебя не надо! Ты не понимаешь, почему я тебе не звонила?! Да потому что я тебя боюсь! С тобой невозможно общаться! Что бы я ни сказала, ты… Ты все время думаешь, что мне нужны деньги! – выпалила Белка. – Что я только из-за них…

Она разрыдалась.

– Извини…

– А я… А у меня… Никого нет… Теперь совсем никого…

Я растерялась.

– Ну, перестань, Алена… Я прошу…

– Не всем же повезло, как тебе, – продолжала рыдать Белка. – За тебя всю жизнь думала мать… Все твои проблемы решались по щелчку… Репетиторы на дом ходили… Английский… французский… А я… А мне…

Я совсем растерялась. В мои ворота одна за другой летели шайбы, а я не в силах забросить ни одной ответной.

– Ты что-то путаешь, Белка. Когда я была маленькой, мы жили бедно.

– Ну, квартира… Ее же мама купила… И деньги… Тебе же не приходилось работать с утра до ночи… Вообще не приходилось…

– Я за это дорого заплатила.

– Да перестань! – Белка подняла голову. Ее глаза сверкнули. – Заплатила чем?

– Я не могу этого сказать.

– Да потому что не о чем тут говорить! Мир делится на черных и белых. На хозяев жизни и их слуг. Тебе повезло. Родилась там, где надо и у кого надо. С серебряной ложечкой во рту. Но нельзя же всем ставить это в вину? Почему вам ложечку в рот не положили, дураки?

– Я и не знала, что ты мне так завидуешь.

– Да! Завидую! Черной завистью! – Она судорожно сглотнула. – Это ведь как лотерея. Мы же не гордимся тем, что выиграли в лотерею? Просто повезло. А ты ведешь себя так, будто твое рождение в семье великой писательницы твоя заслуга, а не случайный выигрыш!

Мы какое-то время молчали.

– Выпьем? – наконец спросила я.

– Да, конечно, – кивнула Белка.

– Давай за тебя. За твой день рождения.

– Он был три месяца назад, – усмехнулась она.

– Я должна тебе подарок. Извини, серебряную ложечку вынуть изо рта не могу, чтобы положить в твой, – не удержалась я.

– Ты мне ничего не должна, – устало молвила Белка.

– Я не умею делать подарки, ты знаешь. Скажи сразу: сколько?

– Ты невыносимый человек. – Она откинулась на спинку стула и прикрыла глаза.

Я опять растерялась. Что не так? Слава Богу, выручила официантка. Пока мы ревели, я молча, Белка вслух, утка дошла до кондиции. Уловив ее умопомрачительный запах, Белка открыла глаза.

– Ешь, – сказала я.

Повторного приглашения не потребовалось. Она ела, а я думала: «Какая нелепость. Вот сидят две несчастные женщины, и одна завидует другой».

Я и в самом деле несчастна. Попробую это объяснить. Я живу с чувством, будто у меня в сердце торчит нож. Его загнали туда по самую рукоять еще при рождении. Вынуть нож невозможно, он сидит в моем сердце намертво, мне бывает чуть лучше или чуть хуже. Больше болит или меньше, но болит всегда. Я пробовала лечиться, ходила к психотерапевту.

– Понимаете, – пыталась втолковать я ему, – у меня в сердце торчит нож. Это очень больно.

Он кивнул и выписал мне таблетки. Такие же, как моей матери, сильнейшие антидепрессанты. Я выпила одну, и мне стало плохо. Не знаю, какое действие антидепрессанты оказывают на других людей, но лично у меня началась паническая атака. Я легла в постель, накрылась с головой одеялом и застучала зубами. Я себя не контролировала, и мне стало страшно. Движения мои были неверные, зрение расфокусировано, и я запаниковала. Это оказалось еще хуже ножа, торчащего в сердце. Я знаю от своего психотерапевта, что в случае паники следует выпить фенозепам, который у меня тоже есть, но не знаю, как он подействует вместе с антидепрессантами. Так можно и умереть. Заснуть и не проснуться. Мне и хотелось умереть, и не хотелось. Жить, конечно, больно, особенно с ножом в сердце, но вовсе не факт, что, умерев, я попаду в рай. Вдруг меня не станет, а нож не исчезнет? И моя душа обречена будет вечность томиться в бескрайности Вселенной, изнывая от боли? Это же ужасно! Поэтому умирать я не спешу.

Едва лекарство перестало действовать, я пошла на прием к тому же психотерапевту и сказала ему:

– От ваших успокоительных таблеток у меня начинается паническая атака.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую. Вот вам серебряная ложечка! Похоже, что я ее ненароком проглотила и она вонзилась мне в сердце. А я решила, что это нож.

Чем все закончилось? А ничем. Когда я пришла в эту клинику в третий раз, мне сказали, что мой лечащий врач уволился. Подозреваю, что он от меня сбежал. Другого я искать не стала. Толку-то? Я даже водителя маршрутки довожу до нервного срыва за одну только поездку, мне с такими талантами надо работать в камере пыток. Всякий предпочтет чистосердечное признание ежедневному общению со мной. Может, Господь меня так и задумал? Как орудие пытки. И за это я должна терпеть нож в сердце. Я и терплю. Но объяснять это Белке бесполезно.

Я смотрела, как она ест, как пьет, как дышит, и чувствовала в груди невыносимую боль. Словно на рукоять ножа с силой надавили. Мне даже воздуха не хватало, и я приоткрыла рот. Туда хлынул табачный дым, который я постаралась не глотать: мы сидели в зале для курящих. Зато здесь было тепло в отличие от зала для некурящих, находящегося над нами. Где, скажите мне, логика? Людей, ведущих здоровый образ жизни, стараются простудить и уморить, в то время как об убогих заботятся, продляя их полные вредных привычек дни!

– Почему ты не ешь? – спохватилась Белка.

– Я на диете.

– Ты и так худая.

– Это потому что на диете.

– А ты похорошела, – задумчиво посмотрела на меня она.

Наевшись, она стала добрее.

– Ты тоже, – после небольшой паузы ответила я. Это ложь: за тот год, что мы не виделись, она постарела и подурнела.

– Ты и в самом деле хочешь сделать мне подарок? – спросила Белка, торопливо двигая челюстями. Как будто я собиралась отнять у нее утку!

– Да.

– Тогда поедем куда-нибудь?

– Куда? – «Неужели она тащит меня в ночной клуб?! Заяц Петь сойдет с ума! Никогда и ни за что!»

– Хотя бы в Египет. – Я вздохнула с облегчением. Из всех городов мира я больше всего ненавижу Венецию. Не туда! – Отдохнем, позагораем. В конце зимы самое то. И там сейчас большие скидки.

– Ты это серьезно?

– А почему нет?

– Ты и я – в Египте? На курорте?

– Ты меня стесняешься, что ли? – обиделась Белка.

– Наоборот, ты меня должна стесняться. Это я странная. Со мной тяжело, а не с тобой. Потому и спрашиваю: ты уверена?

– Ты такая, какая есть. Не думай, я прекрасно понимаю, что это защитная реакция. Ведь не только я тебе завидую, – усмехнулась Белка. – Бедная богатая девочка. Все еще девочка. Или Петухов тебя не отпустит?

– Не знаю, – честно ответила я.

– Ну, так спроси!

–?..

– Позвони ему!

– Это срочно?

– Мой день рождения был три месяца назад. Подарок и так сильно запоздал.

– Послушай… – я замялась. – Петь… Сережа не знает, где я и с кем.

– Ах, вот как!

– Я хотела ему сказать, но… В общем, не сказала.

– Постой… У тебя что, есть кто-то?

Когда дело касается мужиков, Белка все ловит не то что с полуслова – с полувзгляда. Ее реакции можно позавидовать. Она вцепилась в меня мертвой хваткой:

– Петухов тебя ревнует, да?

– Еще ничего не было.

– Кто он? – требовательно спросила Белка.

– Он… работает в органах.

– Ты с ума сошла! Тебе олигарха надо, а не какого-то мента!

– Да что во мне такого особенного? – разозлилась я.

– Ты себя в зеркале видела?

– Печальное зрелище.

– Ты ненормальная. – Белка откинулась на спинку стула. Официантка поняла это по-своему:

– Десерт?

– Оставьте! – Белка вцепилась в недоеденную утку.

– Десерт чуть позже, – объяснила я перепуганной девушке. – И мне еще бокал вина.

Официантка исчезла.

– Почему ты не на машине? – спросила Белка.

– У нее лобовое в трещинах.

– Ах, вот как… – Она не выказала особого удивления. – Послушай, Ариша… Тебе уже давно пора вырасти. Твой муж стал для тебя как наркотик, он этого и добивался; взять над тобой полный контроль, а главное, твои деньги. Твою собственность… Без него ты не ешь, не пьешь, почти не дышишь. Из-за него не можешь встречаться с другими мужчинами.

– Наверное, это любовь.

– Это безумие! – зло сказала Белка. – Петухов такого не заслуживает. Он обычный альфонс. Сел тебе на шею и ножки свесил.

– У него нет права распоряжаться моей собственностью. И моими деньгами тоже.

– Но ведь будет? – требовательно посмотрела на меня Белка.

– Я подумаю.

– Думать ты не умеешь, – она тяжело вздохнула. – Ты живешь чувствами, а не разумом. Пойми, я хочу тебя спасти.

Я насторожилась.

– Ты должна освободиться от этого кошмара…

– От ножа?

– От какого ножа? – вздрогнула Белка.

– У меня в сердце торчит нож. Это и в самом деле кошмар.

– Ты шутишь, да? – сказала Белка, внимательно осмотрев мою грудь. Мне даже показалось, что она хочет ее ощупать. Но я бы не далась. Я не лесбиянка. Вчерашняя поездка с Пашей это подтвердила. Мне понравилось, когда женатый мужчина покусывал мочку моего уха.

– Нет, не шучу.

– Я с тобой серьезно говорю!

– И я серьезно.

– Дай мне слово, что поедешь со мной в Египет.

– Я не могу дать такого слова.

– Нет, можешь. Тебя уже надо спасать не только от Петухова, но и от твоего полицая. Ты что, не понимаешь, им нужны только твои деньги?!

– Чего ты раскричалась? – попыталась урезонить я Белку.

– Я пытаюсь тебя спасти!

– Ты слишком уж стараешься. Я не дам тебе слова, но обещаю подумать.

– Хорошо, только недолго.

Я посмотрела на часы:

– Спасибо, что напомнила мне о времени.

– Ты куда-то торопишься? – удивилась Белка.

– Да. Домой.

– Петухов велел быть к полуночи? – понимающе усмехнулась она.

– К одиннадцати.

– Я отвезу тебя на такси. Не беспокойся.

Белка прекрасно знала эту мою особенность: одна я никогда в такси не сяду. Очень любезно с ее стороны, что она согласилась меня отвезти. Хотя я, в сущности, ни о чем и не просила.

– Когда ты мне позвонишь? – требовательно спросила Белка, едва принесли десерт.

– Не знаю.

– Завтра?

– Скорее нет.

– Но позвонишь?

– Да, – сдалась я. Эту партию она выиграла в одну калитку.

– Бедная моя, – вздохнула Белка. – Ты знаешь, я чувствую ответственность за тебя перед твоей мамой. Пока она была жива, ты находилась под контролем.

– А почему я должна быть под контролем?

– Потому что ты совершенно не знаешь жизни, – снисходительно улыбнулась Белка. – Арина, ты столько для меня сделала, что я хотела бы и тебе помочь. Вот смотрю, как ты мучаешься, и понимаю, что должна вмешаться. Я охотно пожила бы с тобой…

– Я обещаю подумать насчет Египта, – торопливо сказала я.

Помните лисичку, которую пустили в дом? Я, мол, только водички попить. А потом: ох, что-то кушать хочется, так что и переночевать негде. Мне не нужна нянька, у меня есть Петь. Я прекрасно знаю, что придется выбирать, либо он, либо Белка. Свой выбор я давно уже сделала, и мне не хочется объяснять это бывшей подруге. Белка не знает, что она бывшая, а я… А у меня не хватает смелости ей сказать.

– Половина одиннадцатого, – напомнила я.

– Пробок нет, – лениво протянула Белка, ковыряясь во рту зубочисткой. – Доедем минут за десять.

– Мне кажется, ты хочешь нас с Сережей поссорить.

– О, Господи! – Она швырнула на стол зубочистку и встала: – Идем!

Когда мне надо, я своего добиваюсь. Мы вышли в московскую ночь, полную огней и тумана. На смену морозам пришла оттепель, но влага никуда не испарялась, воздух вбирал ее в себя, как губка, и становился все тяжелее и тяжелее. Я невольно закашлялась.

– Вот видишь: ты простудилась, – заботливо сказала Белка, поддерживая меня под локоток. – Тебе надо на солнце, к морю. У нас ужасный климат. Эй, такси! – она махнула рукой.

Подле нас тут же притормозила машина.

– Куда едем? – спросил бомбила, на этот раз русский. У него был нос картошкой и бесцветные глаза.

Белка назвала мой адрес и полезла на переднее сиденье. А я на заднее, причем без всяких колебаний. С ней я смелая. Белка способна соблазнить и маньяка, поэтому мне ничего не грозит. Пока они будут заниматься на переднем сиденье любовью, с заднего я успею убежать.

Когда мы отъехали от ресторана, я на всякий случай оглянулась. Нам в хвост пристроилась какая-то машина, не белый «Форд», но мне все равно стало не по себе. Какое-то время я выжидала, потом вновь обернулась: автомобиль ехал за нами. Он был темный от облепившей его грязи. Или в самом деле темный?

– Эй, Белка, – окликнула я подругу.

– Что? – обернулась та.

– Я не совсем уверена, но мне кажется, что за нами следят.

– Не говори ерунды! – фыркнула Белка. – Кому мы нужны?

– Не мы, а я. Это уже не первый раз.

Белка уставилась в зеркало заднего вида.

– Вроде как «хвост», – не слишком уверенно произнесла она минут через пять.

– Извините. – Я тронула за плечо водителя. – Вы не могли бы сказать: вон та темная тачка едет за нами или это просто совпадение?

– Мужья, что ли, выслеживают?

– Нет, не мужья, – терпеливо пояснила я.

– Я вообще не замужем, – кокетливо молвила Белка, стрельнув глазами в водителя.

– Зато я женат, – буркнул тот.

– Так следят за нами или не следят? – не выдержала я. – Можете сказать?

В ответ он свернул на обочину и резко затормозил:

– А ну, вылазьте!

– Вы не так поняли, – попыталась успокоить я бомбилу. – Мы никакие не шпионки.

– Мне проблемы не нужны!

– Да нет у нас никаких проблем!

– Вылазьте!

– Сколько? – сообразила Белка.

– Пять тыщ!

– Арина, заплати.

Я покорно полезла в кошелек. Слава Богу, в нем оказалась наличность, как раз таки пятитысячная купюра. Повезло. Я сунула ее водителю со словами:

– Надеюсь, это вас успокоит?

– Ну, втравили вы меня в историю, бабы! – покачал головой тот, вновь берясь за руль.

– Это не история, – попыталась возразить я.

– Помолчи, – велела Белка.

Мы свернули в какую-то узкую улочку. Я дороги не знала и забеспокоилась. Зато водитель заляпанной грязью машины, которая ехала за нами, тоже этой дороги не знал, он повел себя нервно. Сначала заметался, а потом и вовсе потерялся. В общем, мы оторвались. Опять наши победили. Я откинулась на спинку и закрыла глаза. Надо успокоиться…

– Все. Приехали. – Машина затормозила почти у самого моего подъезда.

– Теперь девушку домой отвезите, – сказала я, открывая дверцу.

– Еще пять тыщ!

– Офонарел? – взвизгнула Белка. – За мной-то не следят!

– А мне почем знать? – огрызнулся бомбила.

– Вези давай!

– Плати!

– Хватит с тебя!

– Тогда вылазь!

– Вы можете кричать тут хоть до ночи, денег-то у меня все равно больше нет, – вмешалась я.

– Только врать не надо, – обиделась Белка.

– На – смотри! – я показала ей пустой кошелек.

– Ладно, поеду на метро. До станции довезешь? – грубо спросила Белка у бомбилы.

– Считай, уговорила, рыжая, – усмехнулся тот.

– Ну, спасибо тебе, подруга, – с обидой сказала на прощание Белка. – За подарок ко дню рождения.

– Я тебе завтра позвоню, – чувство вины сделало меня сговорчивой.

– Буду ждать, – обрадовалась она. Мое слово железное, это знают все.

– Пока!

Я махнула рукой и захлопнула дверцу. Они уехали. Я хотела было идти домой, но тут меня окликнули:

– Эй, девушка! Подождите!

Ко мне шли двое, парень и девушка. По виду нормальные, то есть не пьяные и не обкуренные, но поскольку время было недетское, я забеспокоилась. Помните, у Блока? «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека». У меня сейчас почти то же самое. Ночь. Улица. Одинокий фонарь слабо освещал путь к спасительной двери. Аптека мне вскоре пригодится, ЕБЖ. Это не мат, и не Блок, это уже Лев Толстой: Ежели Буду Жив. Так он заканчивал свои письма. Ну почему экстрим у меня всегда в рифму? Я в такие моменты непременно вспоминаю классику. Первая моя реакция, после того как мысли перешли на прозу, была стандартной: бежать. Но ноги словно примерзли к земле. В такой-то холод! Не удивительно! А парочка меж тем приблизилась ко мне.

– Девушка, вы не подскажете, сколько времени? – вежливо спросил парень.

Вопрос на засыпку. Для идиотов. Сейчас у каждого человека есть мобильный телефон, а в нем часы. Их двое, следовательно, у них два телефона. А они у меня спрашивают, сколько времени! Ищи дуру! Я машинально нащупала в сумочке газовый баллончик.

– Так вы не посмотрите? Очень надо, – улыбнулся парень.

– Сейчас, – я полезла в сумочку.

Они переглянулись, как мне показалось, заговорщицки. Но убить меня и ограбить не успели. Я выхватила из сумочки баллончик с «черемухой» и брызнула в лицо сначала ему, а потом ей. Я уже один раз испытала этот баллончик, так получилось, что на Зайце Пете. Оружие самообороны куплено было лет пять назад и все стояло без дела. Я в конце концов забеспокоилась, не истек ли у него срок годности?

– Не истек, – уверенно заявил Петь.

– Я купила баллончик на рынке. Он какой-то подозрительный.

– В магазинах торгуют точно такими же, но в два раза дороже. Нормальный баллончик.

– Ты уверен?

– Аришка, я не эксперт по «черемухе». В принципе, может быть и туфта.

– Надо проверить, – задумчиво сказала я и нажала на распылитель.

Что было потом, никогда не забуду! Петь заорал, я тоже заорала. Во-первых, от страха за него, во-вторых, в баллончике оказался жгучий перец сумасшедшей концентрации. Мы чихали еще два дня, хотя я тут же открыла все окна и проветривала квартиру, пока у нас зубы не застучали от холода. Петь назвал меня идиоткой, зато годность баллончика больше не вызывала у меня сомнений. Я ходила с ним по улицам спокойно, потому что знала: действует.

Теперь я лишний раз в этом убедилась. Парень заорал:

– Что ж ты делаешь, сука?! – и принялся кашлять и тереть глаза.

Девушка тоже закашлялась и зачихала.

– Увижу этого козла – убью! – услышала я, убегая.

Захлопнув тяжелую подъездную дверь, я прислонилась к ней спиной и какое-то время пыталась отдышаться. Ничего себе приключение! Из-за этого я, кстати, опоздала!

Я схватилась за телефон.

– Петь, извини, – пискнула я в трубку, как только муж ответил. – Я задержалась, но я уже в подъезде!

– Не спеши. Отдышись, успокойся.

– Откуда ты знаешь, что я волнуюсь?

– Ты всегда волнуешься, когда опаздываешь.

Это святая правда.

– Заяц, я буду дома через пару минут. Только зайду в лифт.

– Я тебя жду.

И я тут же успокоилась. Петь меня ждет, а те двое не скоро прочихаются. Испытано на себе. Я, уже никуда не торопясь, поздоровалась с консьержкой и важно зашла в лифт. Все в порядке. Ограбить меня не так-то просто, не будь я Арина Петухова!

Петь ждал меня на лестничной клетке. Он всегда меня встречает за порогом квартиры и всегда волнуется. И на этот раз он беспокоится.

– У тебя все в порядке?

– Да, – честно ответила я. Не в порядке те двое, что решили на меня напасть. И так всегда. Всякий, кто желает мне зла, в итоге оказывается в дураках. Мне даже стало грустно. – Я хорошо провела время, Заяц.

– Вот и славно. Идем домой, солнышко.

Мы прошли в квартиру.

– А ты чем занимался? – спросила я у Петя, снимая сапоги.

– Был на работе.

– А потом?

– Потом дома.

– Сидел в Инете?

– Да.

– И что нового?

– Как всегда.

– Как всегда ничего?

– Да, – улыбнулся он.

– Вот и хорошо.

Хорошо, что этот день закончился! Я с чистой совестью легла спать, решив поговорить с Петем о своей поездке в Египет завтра. Ведь завтра у мужа выходной, и он будет готов меня выслушать. А говорить я буду долго.

Петь удивится, конечно, но не очень. Помните, я говорила, что из всех городов мира больше всего ненавижу Венецию? Так вот: туда бы меня ни за что не пустили. Петь прекрасно знает, как я отношусь к этому городу. И как мне там плохо.

Моя мать отчаянно пыталась внушить мне любовь к нему. Я как-то подсчитала, что за последние пять лет на площади Сан-Марко была гораздо чаще, чем на Красной, в Москве. Меня таскали в Венецию каждый год с маниакальной страстью, а я терпела, стиснув зубы.

В первый раз все было сносно: я прилипла к окну на нижней палубе катера, лениво рассекающего мутную воду. Из нее, как противотанковые ежи, повсюду торчали деревянные сваи: город пытался защититься от нашествия туристов. Я, одна из этих варваров, смотрела в окно и ждала чуда.

– Вот сейчас… сейчас… – восторженно шептала мама.

И тут я увидела низкие плешивые дома и огромное количество грязных катеров у кишащего людьми причала. Слева возвышалось что-то большое, уродливое, с часами. Я сразу испугалась: мне показалось, что сооружение вот-вот упадет.

– Правда, прекрасно? – спросила мама. И торжественно добавила: – Это Венеция.

Я на всякий случай кивнула. Может, прекрасное будет дальше? Под раскаленным солнцем мы ступили на мостовую, по которой шли сотни людей, жадно озирающихся по сторонам. Многие с гидами, над толпой оазисами среди барханов возвышались опознавательные знаки, которые погонщики туристических караванов держали в руках: зонты, цветки, мягкие игрушки. Туристов оказалось так много, что гидам приходилось быть изобретательными. Моим гидом стала мама. Она упорно пыталась приобщить меня к прекрасному: тащила на площадь Сан-Марко.

От жары у меня невыносимо разболелась голова, а от такого количества людей и разноголосицы заложило уши. Слева трещали по-итальянски, справа картавили по-французски, впереди надрывался краснолицый англичанин, а сзади фанатично жевали жвачку американцы, перекидываясь энергичными «Yes!», «Super!», «Fantastic!», словно теннисными мячиками. Слова больно впивались мне в спину, и я невольно втягивала голову в плечи.

– Правда, здорово? – спросила мама.

– Да, – выдавила я, пытаясь прибиться к стайке соотечественников, возглавляемой белым кружевным зонтом в руках у миловидной блондинки. Родная речь меня успокаивала. Блондинка тоже: она молчала.

Так, в толпе, мы шли к заветной цели. Все озирались в поисках новых впечатлений, а я – лотка мороженщика, машинально нащупывая в кармане монеты. Площадь Сан-Марко поразила меня тем, что там было безумное количество народу, безрассудно жарящегося на палящем солнце в ожидании чего-то там. Самое завидное местечко оказалось в тени огромной колонны, которую венчал крылатый лев. Она возвышалась почти в самом центре площади и явно что-то символизировала. Потом я заметила вторую колонну, служащую постаментом для человечка с копьем. Пламенную речь мамы о святых покровителях города я пропустила мимо ушей. Поняла только, что ходить между колоннами плохая примета, здесь в Средневековье совершались казни. Моя собственная казнь уже свершилась, и я несколько раз гордо прошлась между колоннами: завидуй, Средневековье!

Поскольку солнце не прибито к небосклону гвоздями, тень от колонны все время перемещалась. И сидящие в тени люди то и дело вставали, подбирали туристические рюкзаки и тоже меняли местоположение. Они делали это организованно, словно по команде. Потом пришел усатый мужчина в белом, как я догадалась, полицейский, и вообще всех прогнал. Оказалось, что на площади сидеть нельзя, даже в тени. Тогда все эти туристы сгрудились в ней стоя, повесив рюкзаки на поникшие от усталости плечи. Потом пришел гид и увел всех, но их место тут же заняли другие, и все повторилось заново. Сначала они сидели, потом перемещались, а потом пришел полицейский и всех прогнал. Потом несчастные стояли, а затем пришел гид. Я в это время ходила меж колонн и наблюдала. Мама же отлучилась, чтобы занять очередь на колокольню. Средневековые пытки показались мне лаской по сравнению с тем, что ждало меня. Смирившись с неизбежным, я потащилась на колокольню, откуда открывался «чудесный вид на город».

Впрочем, я вскоре поняла, что ошиблась. Не так уж все мрачно. На площади Сан-Марко можно было сидеть, и с комфортом, со стаканом сока, бокалом вина или чашечкой ароматного кофе: прямо на мостовой, у ряда древнемраморных колонн белели вполне современные столики, накрытые накрахмаленными скатертями, и подле них красовались стулья, пожалуйста, садитесь, господа любезные. Почти все они были пустые. Официанты, улыбаясь, слушали, как струнный квартет исполняет «Очи черные». Те несколько стульев, что оказались заняты, облюбовали, как вы думаете, кто? Правильно! Соотечественники!

– Мама, почему тут пусто?

– Здесь чашка кофе стоит пятьдесят евро. Это считается безумно дорого. Хочешь? – тут же предложила она.

– Нет, спасибо.

– Как же здесь красиво! – продолжала восторгаться мать. – О, Венеция! Как я тебя люблю!

Я вам честно скажу: красиво весной в березовой роще, где остро пахнет разбуженной землей и клейкой майской листвой, и в листве высоко-высоко, и в то ж время близко-близко, рукой подать, поют совершенно ошалевшие, словно умирают, соловьи. Но там почему-то нет туристов.

Попробуй я кому-нибудь сказать, что мне не нравится Венеция, а нравится болото в Подмосковье! Засмеют! Камнями закидают! Господи, до чего ж мы дожили! Дурным тоном стало любить родину! Вот и моя мама стенала по венецианской красоте, то и дело щелкая фотоаппаратом.

И таких, как она, здесь было полно. Меж тем сан-марковские птицы, эти перекормленные голуби – просто позеры. Они измучены бесчисленными фотосессиями и до одури ленивы. Когда мама заставила меня кормить их с руки, я затосковала. Пахло пылью и еще чем-то едким, специфичным. «Запах Венеции», вот как это называется. Дворец, конечно, был красив: величественный, но отлакированный миллионами взглядов и засвеченный безумным количеством видео– и фотокамер так, что уже казался ненастоящим. Я его и воспринимала как картинку, которую охотно посмотрела бы в фотоальбоме в прохладе, а не на жаре.

Чтобы добить красотой, мама потащила меня кататься на гондоле. «Как это? Побывать в Венеции и не прокатиться на гондоле!» Это же обязательная программа! Номер на бис! В цепи ассоциаций сразу после «Венеция» стоит «гондола». Попробовала бы я нарушить традицию! Зная, что маму не переубедить, я покорно полезла в длинную узкую лодку. Мы сели на вип-места, поскольку были в гондоле одни, и мама тут же достала видеокамеру, предложив мне фотоаппарат. Марине Мининой во что бы то ни стало хотелось запечатлеть «дочь Ариадну на гондоле» после «дочери Ариадны, кормящей голубей на площади Сан-Марко». Я в это время лениво сделала пару снимков «Марина Минина любуется видами Венеции». Потом я видела их в глянце, у мамы все шло в дело. Надо сказать, она была на редкость фотогенична, даже мое желание поскорее отмазаться от обязанности запечатлеть великий город принесло ей пользу.

Мы медленно плыли по мутной воде, обгоняя апельсиновые корки и пустые пластиковые бутылки, и я наслаждалась тенью. Такие же деревянные сваи, что и в лагуне, поддерживали на плаву умирающий город. А в том, что Венеция умирает, лично у меня не оставалось сомнений. Если я что и чувствовала к ней, так это жалость. Сердце мое разрывалось от боли, оно болело даже сильнее, чем голова. Несчастный город! В такое неромантичное время трудно оставаться сказкой. Люди видят то, что хотят видеть: прошлое этого города, и упорно отказываются замечать настоящее. Огромные рекламные щиты на многовековых стенах, неоправданно высокие цены в ресторанах и кафе и китайские поделки из «муранского» стекла. Похоже, скоро и на земном шаре, где-нибудь на полюсе, будет стоять клеймо «Made in China».

Все приезжают в прошлое. В век, когда чувства были сильными, мужчины настоящими, а женщины женщинами. Одни едут, чтобы скрепить узами романтических воспоминаний только что заключенный брак, другие, чтобы реставрировать многолетний, обветшавший, третьи – завязать знакомство в надежде, что в необычном месте их ждет необычная судьба. Не как у всех, а с налетом сказки. С налетом Венеции, города на воде. Все хотят чего-то необычного. И если не находят, то убеждают себя в том, что нашли.

Гондольер что-то напевал, поскольку не знал ни слова по-русски и ему было откровенно с нами скучно. Мама делала вид, что наслаждается видами. Она то и дело тыкала пальцем:

– Ой, Ариша! Смотри, смотри! Правда, здорово?

Мой взгляд упирался в очередной балкон с чахлой зеленью или в очередное узкое окно, похожее на бойницу. Все венецианские окна вооружены жалюзи, и я все гадала: бывают ли моменты, когда они подняты? Казалось, что город в глухой защите. Осаждаемый толпами туристов, он упорно не хочет пускать их к себе в душу. И только мое сердце, кажется, билось в унисон с ним. Мы страдали вместе. Мы почти умирали…

С тех пор я бывала в Венеции еще не раз, я уже говорила, но первое впечатление было самое сильное. Я постоянно слышу восторженные отзывы:

– О! Венеция! Это сказка!

И когда я читаю обо всех этих величественных дворцах, дивных красках, таинственных каналах, уводящих в прошлое… В общем, о восторгах, я вспоминаю плывущие по мутной воде апельсиновые корки и скучающего гондольера. Жалюзи на окнах и почерневшие от времени сваи. Такое ощущение, что при въезде в город всем на таможне выдали пропуск – розовые очки, а мне забыли. Я прошла контрабандой. Поэтому у всех все пурпурно-переливчатое, а у меня серое, грязное, да еще в трещинах.

Проще повеситься, чем так жить…

Стоп! Вот об этом не надо! Одна уже повесилась. И… хватит воспоминаний! Я обещала Белке подарок, и я его сделаю!

Человек слаб. А мастер был всего лишь человек. Хоть и гений. Он подумал… А Бог знает, что он подумал. В тот момент он просто хотел остановить умножение зла на земле. Нет, не так. Хотя бы отстраниться от этого. От умножения зла. Умыть руки. И остаток дней провести в довольстве и покое. Не то чтобы кукольника не заботила судьба любимой игрушки, он просто был уверен, что справится с этим. В общем, когда дьявол в очередной раз нагрянул к мастеру, тот после некоторых колебаний подписал новый договор. Как потом оказалось, подписал себе смертный приговор…

Отъезд

Я проснулась первой. Вообще-то я люблю поваляться в постели, но только не сегодня. Мне ведь предстоит решить проблему: уехать с Белкой и не поссориться при этом с Петем. Почему же я все-таки решила уехать? За мной следили, и мне стало страшно. Я подумала: в пустыне не то что в Москве. Там так мало людей, что им от меня не спрятаться. Я буду видеть каждого, следовательно, держать под контролем. Как только пойму, кто мой враг, я подойду к нему и спрошу:

– Зачем ты это делаешь?

Или:

– Что тебе нужно?

Хотя ежу понятно: деньги. Я представила себя ежом, у которого во все стороны торчат колючки. Вот кому хорошо! А главное, ему, ежу, все понятно. Я покосилась вправо: Петь спал, и я решила подождать. Не хотелось его будить. Спросонья все злые. А мужчины еще хотят секса. Мне надо дождаться, когда Петь проснется, не злой, хотящий секса, удовлетворить все его желания, дотянуть до утренней чашки кофе и только потом испортить ему настроение. Сообщить мужу потрясающую новость: мы с Белкой улетаем в Египет!

Чтобы не разбудить Петя, я съежилась в комочек, закрыла глаза и стала мечтать. У каждого человека есть мечта. Большинство мечтает об отдельной квартире, новой машине, блестящей карьере, о миллионе долларов. «Первая несгораемая сумма», как говорила моя мать, которая потеряла к деньгам интерес, как только этот миллион заработала.

Я никогда не мечтаю о деньгах. Что толку? Они у меня есть. Много. Гораздо больше, чем первая несгораемая сумма. Машина? «Бентли», куда уж круче, только лобовое заменить. Квартира? Вам сколько, мадам Петухова? Оптом или на вес? Дача? Имеется. Шуба? Бриллианты? От моей матери осталась неплохая коллекция. Я ношу только серьги, потому что просто забываю их снимать. Остальные украшения по случаю, и с полным к ним равнодушием. Тем не менее, как и у всякого человека, у меня есть мечта.

Эта мечта называется «хрустальный купол». Я сейчас объясню. Я хочу, чтобы повсюду, где бы я ни была, меня окружал прозрачный купол. Пуле-, а, главное, словонепробиваемый. А лучше мысленепробиваемый купол. Я не желаю знать, что обо мне думают все эти люди, потому что думают они плохо. Я бы ходила, недоступная никому, меня бы все видели и, возможно, даже слышали, но приблизиться не могли бы. Когда я мечтаю, я обычно обустраиваю жизнь под этим куполом. Меня очень заботит, откуда там воздух? Есть ли там зима, или мне можно будет вообще не носить шубу? Как туда доставлять продукты? Как провести мобильную связь и как сделать так, чтобы звонили только те, кому я действительно рада? Хотя сейчас я никому не рада, но я все равно жду, что такие люди появятся. Мне очень хочется положительных эмоций, которые могут доставить только настоящие друзья, а не те, кому нужны деньги. И вот я часами лежу и продумываю это сложное архитектурное сооружение…

– Эй!

Я невольно вскрикнула. Петь испугался:

– Что с тобой?

– Извини, замечталась. – Я попыталась улыбнуться.

– О чем же может мечтать такая красивая девушка, у которой к тому же и так все есть? – Муж потянулся ко мне, я почувствовала его горячие руки на своей груди. – Неужели о любви?

– Да, – сказала я с легкой заминкой. Купола Петь не поймет, хоть он и очень умный. Там, под куполом, нет его, моего замечательного мужа. Меня пока всерьез беспокоят системы жизнеобеспечения, я не готова пускать в свой хрустальный рай жильцов.

– Тогда иди ко мне…

Иногда лучше соврать. Получишь массу удовольствий, вот как я сейчас. Сказала бы, что планирую канализацию под хрустальным куполом, получила бы шиш. А соврав, то есть даже не соврав, я просто сказав «да» в ответ на предложение мужа заняться любовью, я словила очень даже качественный, а главное, законный оргазм. Для меня это важно. Я люблю, когда все по правилам. И Петь доволен и с виду готов к неприятному известию.

– Я вчера встречалась с Белкой…

– И как она? – Петь, кажется, не удивился, чему слегка удивилась я. Поэтому взяла небольшую паузу, перед тем как сказать:

– Она очень несчастна.

– Подумаешь, открытие!

– Но с этим надо что-то делать.

– Ты серьезно? – Он приподнялся на локте и заглянул мне в глаза. – С каких пор ты взялась решать проблемы своих подруг?

– С тех пор, как они у меня появились. Подруги. Всего одна подруга. – Я пальцами показала Петю, какая она крохотная, эта подруга, то есть ее проблемка. Всего-то слетать на популярный курорт.

– Арина, не дури.

– Мы с ней летим в Египет.

– Что-о?!

Надо было заманить его на второй сеанс секса. У нас иногда случается по два раза, мне свойственно «догоняться», и он это знает. Тогда бы он устал гораздо больше и не орал бы сейчас с выпученными глазами:

– Ты спятила! Ехать в б…й Египет с этой б…ю!!!

– Мы не за этим едем! Во всяком случае, я!

– Я тебя никуда не пущу!

– А ты не забыл, что я давно уже совершеннолетняя? У меня есть паспорт, даже два. Один российский, другой загран.

– Да с тобой Бог знает что может случиться!

– Мне тридцать четыре года. Я не могу вечно быть маленькой девочкой. Я и так никуда не езжу без тебя. Нигде не бываю.

– Вчера, насколько я помню, ты прекрасно провела вечер, – ехидно сказал Петь. – И без меня.

– Я встречалась с подругой!

– С такими друзьями, как Ленка Колонкова, и врагов не надо!

– Она Алена, и к тому же давно Эрве, а не Колонкова!

– Я не собираюсь запоминать все ее фамилии! Ленка с любой фамилией все равно останется б…ю!

– За что ты ее так ненавидишь?!

– Она тебя использует!

– А ты? – Я в упор посмотрела на Петя. – Что, делиться не хочешь?

Он сначала побледнел, следом позеленел, а потом уж стал медленно краснеть.

– Вот как ты обо мне думаешь…

– Сережа, мы с тобой давно уже это обсудили. – Я называю его по имени так редко, что он, похоже, и сам его забыл, свое имя. Такое у него сделалось удивленное лицо. Поэтому я повторила: – Сережа, ты женился на мне по расчету. Тебе надо было где-то жить, а еще требовалась прописка. А мне нужен был ты. Мы совершили обмен. Я получила тебя, а ты все, что хотел. Но теперь условия изменились. Ты получил больше, чем рассчитывал, потому что я стала богатой. И я тоже желаю иметь что-то сверх того. Сверх тебя.

– А ты жестока. Сверх меня – это любовник? Ты это имеешь в виду?

– Вовсе нет. – Я почувствовала, что краснею.

– А вот врать ты не умеешь, – усмехнулся Петь. – Обмен, значит. Эту мысль рыжая шлюха тебе внушила? Что пора бы вкусить запретного плода? До сих пор, насколько я знаю, у тебя не было любовников. Или?..

– Перестань! – Я вскочила.

– Это ты перестань! – Он тоже вскочил. – Ты моя жена! Все права на тебя у меня! Ты будешь делать только то, что я скажу!

Вот тут меня взяла злость. Так мы не договаривались. Какие такие исключительные права? Мне захотелось поехать с Белкой хотя бы из мести. Доказать мужу, что я тоже человек.

– А ты целыми днями сидишь в Инете! Мне это тоже не нравится!

– Я что, в гараже с мужиками торчу? В пивнушке? У любовницы? Я целыми вечерами дома, с тобой!

– Нет, не со мной! Я не знаю с кем, но не со мной!

Это была наша первая серьезная ссора. Но Петь быстро взял себя в руки. Я же говорю, он очень умный.

– Итак, огласим список наших взаимных претензий, – сказал он. – На кухне, за чашечкой кофе? Вам так удобно, Ариадна Витальевна?

– Да, мне так удобно. – Я тоже была спокойна.

– Вы хотите немножко свободы? – насмешливо спросил муж, ставя передо мной чашку кофе.

– Хочу!

– Предупреждаю: ты об этом пожалеешь. Я тебя отпущу, но ты пожалеешь.

– Нет.

– Арина, послушай. – Он просительно заглянул мне в глаза. – Ты очень тяжелый человек…

– Мы возьмем два номера. Я не собираюсь жить с Белкой.

– Дело не в этом, – поморщился Петь. – Самолеты, бывает, задерживаются. Заселения приходится ждать. Номер далеко не тот, что на картинке. В турбизнесе не все идет по плану. Там полно случайностей. А у тебя в мозгу проложены рельсы. Это не твое.

– Но я же буду не одна. С Белкой. И я всегда могу тебе позвонить. Роуминг-то никто не отменял, а я богата.

– Сидела бы ты дома.

– Всего лишь Египет.

– Ну, хорошо. Но только после того, как я подробно проинструктирую Елену Евгеньевну.

– Алену. По паспорту она Алена.

– Да помню я, – поморщился Петь. – И откуда она свалилась на мою голову? Вы так благополучно не ладили в течение года, и вот вам, пожалуйста! Здрасьте, я Алена, я везу вашу жену в Египет! Сука! – выругался он.

– Я не понимаю, почему ты так упорствуешь! Я что, ни разу не была за границей?

– Ты ездила туда с мамой или со мной! Тебя водили за руку и заговаривали зубы, если что-то вдруг шло не так! Приходилось все время врать! – разгорячился Петь. – Врать, что все хорошо!

– Почему Белка не может водить меня за руку? – Я не стала зацикливаться на вранье. Потом.

– Да потому что она бросит тебя ради первого же мужика, который позовет ее в койку! И ты останешься одна! Одна, понимаешь? Один на один с трудностями, которые тебя ждут! Ты! Останешься! Одна! Ты! Которая с полпинка доводит до белого каления что уборщицу в подъезде, что продавца в газетном киоске! От которой плачут таксисты и парикмахеры! Водители автобусов и контролеры в метро! Официанты в ресторанах! ВСЕ! Понимаешь? ВСЕ!

– Ты-то не плачешь.

– Потому что я тебя… – Он осекся.

– Я не виновата, что такая. Я, между прочим, стараюсь. И если я так и буду ходить, держась за руку, за твою или чью-то еще, я никогда не повзрослею.

– Хорошо, – устало сказал Петь. – Поезжай. Тебе надо получить урок. Поезжай хотя бы ради того, чтобы больше мы эту тему не поднимали. И если ты вернешься живой… – Он опять осекся.

Это был нервный разговор, полный недомолвок. Мне он не нравился. И я поспешила его закончить:

– Так я позвоню Белке?

– Кстати, почему ты зовешь Ленку Колонкову Белкой?

– А как?

– В самом деле. – Петь тяжело вздохнул. – Тебя понять невозможно. Твой мир… Извини, Ариша, но твой мир, он какой-то кривой. Я представляю, на что в нем похожи люди! И на что в нем похож я. Белка так Белка. Я с ней поговорю.

Не знаю, о чем они говорили, но Белка обиделась. Я поняла это по ее лицу, когда мы встретились на предмет покупки ваучера в турагентстве. Я должна была передать ей деньги.

– Твой Петухов просто маньяк какой-то. Решил, что я хочу продать тебя в гарем, – фыркнула она. – Такое ощущение, что мы летим в необитаемые Гималаи, а не на курорт, где до нас побывала толпа народу! Люди выезжают за границу, не зная ни слова по-английски, а ты свободно говоришь на двух языках!

– Ты преувеличиваешь. Мой словарный запас очень скромен.

– Меня всегда удивляла твоя заниженная самооценка. Уникальный случай! Это Петухов внушил тебе мысль, что ты дура?

– Вы меня все никак не поделите?

– Я вообще удивляюсь, что он тебя отпустил, – уклонилась от прямого ответа Белка.

– Это эксперимент, – пояснила я.

– Как-как?

– Он не хотел, но решил провести эксперимент.

– А ты? – в упор посмотрела на меня Белка. – Ты-то хочешь ехать?

– Я не знаю.

– Не темни.

– Я еду, чего тебе еще?

Мне не хотелось называть главную причину, по которой я решила уехать на пару недель. Дело в том, что мне теперь названивал Паша. Добивался еще одного свидания.

– Я раздобыл пистолет, – сообщил он. – Тебе понравится.

– У меня уже есть газовый баллончик.

– Если они профи, те, кто за тобой следит, баллончиком их не напугаешь.

– Да? А мне удалось!

– Ты кого-то покалечила? – рассмеялся Паша. – Странно, заявления об увечьях, нанесенных безумной блондинкой, не поступало.

– Значит, прочихались.

– Петухова, ты нечто! Давай прокатимся в мотель? Я соскучился!

– Отстань от меня!

– Ладно, сама придешь.

Зато вчера я с чистой совестью сказала Паше:

– Меня не будет пару недель. Я уезжаю.

– Куда?

– За границу. Отдыхать.

– О как! Устала, значит! Что ж, Москва вздохнет спокойно.

– Не звони мне, роуминг дорогой.

– А я за казенный счет.

– Коррупционер! Не боишься, что стукну?

– Не-а. Работать некому. Ну, влепят строгача, да мне это как с гуся вода. Катай жалобу, Петухова, тренируйся в русском письменном, авось станешь писательницей, как твоя мамочка. А я вот пока возьму да и заведу дельце. О преследовании неизвестными лицами гражданки Петуховой А. В. И буду на законных основаниях названивать тебе в… А кстати, куда ты едешь?

– Не скажу.

– Боишься, что выбью командировку? – рассмеялся он.

– Нет. Тебе не дадут. Отель очень дорогой.

– Кто бы сомневался! Дочка Марины Мининой не поедет в дешевый! Эх, Петухова. Куда ж ты от меня денешься? С твоими талантами ты все одно рано или поздно чего-нибудь натворишь. И к кому придешь? К Паше Спиркину. Дорогу-то не забыла?

– Слушай, хватит меня шантажировать!

– А это мысль! Хочешь, я тебя напугаю?

– Нет!

– А я напугаю. Я тут узнал интересную вещь. За неделю до того, как удавиться, твоя мать ходила в одну очень известную клинику. К психиатру…

Я торопливо нажала на кнопку и перевела дух: сволочь! Телефон тут же зазвонил вновь. Пришлось ответить:

– Чего тебе надо?

– А разве не понятно? Дело не возбудили за отсутствием состава преступления, но мы-то с тобой знаем, что оно имело место быть… – Это оказалась не пауза, а намек. Я сразу все поняла и еле слышно спросила:

– Он тебе сказал, зачем мама приходила? Психиатр?

– Нет, представь себе! – вновь рассмеялся Паша. Он был подозрительно весел сегодня, и мне это не понравилось. – Врачебная, говорит, тайна! Ну, так как? Сгоняем в мотель?

– Тебе что, женщин мало?

– А может, я влюбился?

– Не верю!

– Так ты мне отказываешь?

– Да!

– А по телефону ты смелая.

– Мой муж тебя убьет.

– А кто у нас муж?

– Он… он…

Господи! Петь всего лишь менеджер по чему-то там. Или чего-то там. Где-то там менеджер. Господи! Я даже не помню, где он теперь работает и кто он! Надо врать.

– Он отличный спортсмен!

– А у меня пистолет есть. Если он нападет, я его застрелю.

– Это нечестно!

– Честно, честно. Ты же его не любишь.

– Это не твое дело.

– А я хочу, чтобы было мое. Арина, я тебя приглашаю в ресторан, – серьезно сказал вдруг Паша. – Поужинаем вместе?

– Я уезжаю. Это правда, – взмолилась я.

– Одна едешь?

– С подругой.

– Будь осторожна.

– Хорошо.

– Я тебе позвоню.

– Пока.

Поиск по сайту: