ФОРМАЛЬНЫЕ КАЧЕСТВА ПОДОЗРИТЕЛЬНОГО МЫШЛЕНИЯ И ПОЗНАНИЯ

Когда мы называем кого-то подозрительным, то обычно имеем в виду, что у этого человека есть определенные идеи, ожидания, необоснованные страхи, например, постоянное ожидание, что его обманут. Другими словами, обычно мы имеем в виду то, что он думает, содержание его мышления, или, говоря на психоаналитическом языке, содержание его проекции. Но «подозрительность», особенно не случайная, а хроническая и привычная, относится и к способу мышления и познания. Она требует определенных общих моделей мышления и внимания, формальные качества которых можно описать независимо от их содержания. Например, очевидно, что подозрительное мышление в некоторых аспектах нереалистично. Однако можно заметить, что хотя подозрительное мышление временами нереалистично, иногда оно становится очень точным. Я упомянул это обстоятельство лишь для того, чтобы предположить, что формальный анализ такого материала может выявить интересные факты о параноидном познании и параноидной деятельности в целом.

Формальный анализ помогает по-новому взглянуть и на другой аспект. Рассматривая подозрительность как черту или отношение, мы будем склонны рассматривать ее динамически, как последствие определенного аффективного состояния. Формальный же взгляд на подозрительность выявляет, что она включает в себя стабильные когнитивные модели, откуда следует, что подозрительность начинается с психологического облика и когнитивного развития параноидной личности, и поэтому ее нельзя объяснить только одним аффективным состоянием. Но я не собираюсь разбирать подробно эту проблему.

Прежде всего я котел бы рассмотреть формальную черту подозрительного мышления, которая считается фундаментальной. Подозрительное мышление крайне ригидно. Объясню, что имеется в виду.

У подозрительного человека всегда на уме что-то есть. Он смотрит на мир с устойчивым предубеждением, постоянно стремясь найти подтверждения своим подозрениям. Уговорить его отбросить подозрения или основанный на них план просто невозможно. Наоборот, он не только не согласится с рациональными аргументами, но и найдет в них нечто, подтверждающее его точку зрения. Любой, кто пытается повлиять на подозрительного человека, если у него не хватает ума вовремя прекратить своп попытки, неизбежно сам становится объектом подозрений.

Рассмотрим следующий пример. Молодой параноидный пациент разговаривает с другом в психиатрической больнице. Пациент планировал переехать в другой город, но после некоторой задержки был уведомлен доктором Р., что там нет подходящих условий. Но из-за задержки пациент уже стал подозревать, что доктор просто не хочет допустить осуществления его плана.

П:...мне плевать, что никто не хочет, чтобы я туда ехал. Я все равно поеду.

Д: Но это не так. Доктор Р. не пишет, что он не хочет, чтобы ты приехал. Он пишет, что тебе негде будет жить.

П: И ты тоже пытаешься меня отговорить!

Д: Я только говорю, что так уж получилось, что тебе там негде будет жить.

II: Конечно! Так я и знал! Ты тоже пытаешься меня остановить] Нет, и не думай. Я уезжаю! Я не останусь в этой западне!

Если рассмотреть аспекты внимания и копи пивные процессы, задействованные в этом разговоре, то кое-что станет ясно. Этот человек не обращает внимания па новые факты, которые касаются его планов с точки зрения логики. Важно отмстить, что он их не отрицает. Он просто не обращает на них внимания. Вернее, он обращает внимание, но делает это не так, как обычные люди. Он смотрит СКВОЗЬ факты. Он игнорирует очевидные факты, вместо этого выискивая только те аспекты, которые могут подтвердить его подозрения.

Обычно подозрительные люди не игнорируют информацию; наоборот, они очень внимательно ее изучают. Но изучают ее с крайним предубеждением, отбрасывая все, что опровергает их предположения и хватаясь за все, что их подтверждает. Более того, фактически они активно и намеренно отбрасывают то, что не подтверждает их предположений. Они делают это принципиально, считая, что все, что противоречит их предположениям, «просто кажется». Они могут сказать, что хотят сорвать маску, разрушить видимость, добраться до скрытой истины. Но легко заметить, что эта самая скрытая истина оказывается как раз тем, что они с самого начала предполагали.

Я хотел бы проанализировать составляющие модели подозрительного познания и мышления. Я попытаюсь показать, что подозрительность характеризуется крайним напряжением и направленностью внимания. Те же черты присутствуют и в обсессивно-компульсивном внимании, по у параноиков они выражены намного сильнее. Из ригидной направленности внимания возникают и жуткие неудачи, и блестящие удачи параноидного познания.

Подозрительные люди не просто боятся и «придумывают всякую всячину». На самом деле они пристально наблюдают. Они не только придумывают, но и ищут. А ищут они интенсивно, и внимание у них намного острее нормального. Например, психологи знают, что эти люди могут заметить малейшую асимметрию в чернильных пятнах Роршаха или незначительные детали в апперцептивном тесте ТАТ, не замеченные человеком, который этот тест проводит и который до сих пор считал, что знает эти картинки «наизусть». Таким образом внимание этих людей не только крайне острое и интенсивное, по и необычайно активное. Они не взвешивают и тщательно не изучают материал, как это делают обсессивно-компульсивные личности, а вместо этого занимаются активными поисками. С этим знаком каждый, кто попадал в поле зрения параноидного и подозрительного человека. Его внимания не пройдет мимо обычных вещей и уж, конечно, не ускользнет ничего, хотя бы отчасти связанное с его предубеждением.

Один пациент, боявшийся гипноза, едва войдя в кабинет врача, спросил о книге по гипнотерапии, которую он «случайно заметил» в шкафу, полном книг, находясь в двенадцати футах от опасности.

Чем важно такое внимание? Что в нем такого необычного? Если войти в положение параноидной личности, можно сказать, что такая исключительная интенсивность внимания оказывается всего лишь реакцией на экстраординарные события, то есть на внешнюю угрозу или опасность, но любой человек будет бдительным перед лицом опасности. Фактически даже если признать наличие внешней опасности, не стоит полагать, что любой другой человек отреагировал бы на нее точно так же. Например, истерические личности реагируют на внешнюю опасность совершенно иначе — они расфокусируют свое внимание; они не ищут внешней опасности, а стараются ее не замечать. К тому же, внимание параноидных личностей не интенсифицируется и не фокусируется спонтанно и периодически; оно все время остается таким интенсивным. Для параноиков характерна интенсивность внимания: и когда они изучают незнакомца, и когда решают арифметическую задачку или абстрактный тест на интеллект (где часто набирают максимальное количество очков). Иными словами, такое внимание позволяет проявиться модели познания. Эти люди не просто способны использовать активное, интенсивное, ищущее внимание; в сущности они нс способны ни на что другое. Они всегда внимательно ищут, всегда предельно сконцентрированы. Их внимание никогда не остается пассивным и никогда не блуждает без цели. Именно это я имел в виду, говоря о том, что подозрительное внимание постоянно, ригидно и напряженно направленно. У такого внимания всегда есть цель, оно всегда целенаправленно и зачем-то ищет. Можно сказать, что такое внимание находит свою поддержку в ригидном намерении.

С такой моделью познания связаны интересные и важные моменты. Такое ригидно-направленное внимание, занятое интенсивными поисками, становится (в своем крайнем проявлении) предубеждением. Я объясню. что имеется в виду. Большинство людей смотрят на мир, имея некоторые представления и идеи, которые направляют их взгляд, и, в свою очередь, эти представления изменяются под влиянием того, что люди видят и, в особенности, того, что они не предполагали увидеть. Другие люди (обычно мы называем их «поддающимися внушению») смотрят на мир без твердых представлении и определенной точки зрения и легко попадают под влияние событий или мнений, с которыми они сталкиваются на жизненном пути. Третьи же смотрят на мир именно с такой ригидной направленностью, установившимся интересом и точкой зрения, что факты на них повлиять не могут; наоборот, они приписывают фактам своп предубеждения.

С одной стороны, параноидный человек интенсивно ищет подтверждения своим предположениям. С другой стороны, ригидные предположения о том, что он обнаружит, позволяют ему игнорировать все противоречащие факты. Таким образом, он обязан «найти» то, что ищет. В этом процессе интеллектуальные способности и острое внимание перестают быть гарантиями реалистического суждения и становятся инструментами предубеждения. Острота внимания позволяет подозрительным людям совершать воистину замечательные ошибки. Когда острое и интенсивное внимание ригидно, его фокус максимально сужается, и тогда постоянным объектом узкосфокусированного интенсивного поиска подозрительного человека становится то, что мы обычно называем «ключом». Ключ — это событие (возможно, малозначимое для всех остальных), за которое хватается подозрительный человек, одновременно отметая все связанные с этим событием окружающие факты.

Пациент чувствует, что его босс «хочет, чтобы он прыгал через обруч», а он этого ни в коем случае не допустит. У пациента было множество фактов, подтверждавших его точку зрения, все вполне достоверные (некоторые из них потребовали острой наблюдательности). Но для других людей эти факты о его боссе не говорили ничего особенного. Верно, что босс требовал, чтобы работа делалась так, как он хочет, а не так, как хочет пациент. Он его торопил, возможно, без особой необходимости. Он был недоволен, что пациент не особенно приветлив по отношению к некоторым клиентам. И, по всей вероятности, все это сопровождалось интонацией и взглядами человека, желавшего проучить независимого юношу. Все это вполне возможно, как это часто бывает с боссами, ведь это часть работы, которую они должны выполнять. Но для пациента это были очевидные ключи к истинным мотивам своего босса: заставить своего подчиненного перед собой пресмыкаться. Кто знает? Возможно, присутствовал и такой мотив. Но все эти ключи проявились в контексте, который пациент игнорировал. Этот контекст менял местами их значимость и мотивы строгого отношения к нему босса. Фактически надо было делать работу, и босс за это отвечал: а ведь разница между боссом, который агрессивно добивается выполнения работы, и человеком, желающим унизить своего подчиненного, действительно очень велика.

Острое, узкое внимание, ригидно направленное на определенное событие, может в чем угодно обнаружить такое желание и что угодно подогнать под свои выводы. Таким образом, подозрительный человек может одновременно делать совершенно правильные наблюдения и получать из них совершенно неправильные выводы. Это и есть предубеждение — психологическая противоположность внушаемости. Данная модель познания по-разному проявляется в параноидных симптомах. Она выражается не только в подозрительности, по и в когнитивной основе параноидной догмы, и в утверждении и развитии теорий и идей мании величия. Фактически, этот метод познания мира является основой сущности параноидной потери реальности, и, как я попытаюсь показать дальше, не может отвечать за специфические черты параноидного психотического мышления и спроецированные идеи.

Мне хотелось бы упомянуть еще об одной характеристике подозрительного познания — характеристике, которая придает особый вид общей картине ригидности и интенсивности. Подозрительные люди явно сверхчувствительны и всегда настороже. Эти люди крайне нервозно чувствительны ко всему необычному или неожиданному; любое событие, каким бы тривиальным оно не казалось с обычной точки зрения, включает их внимание на полную мощность. Подозрительные люди не просто легко пугаются, услышав, например, шум за дверью. Источник шума немедленно становится объектом подозрительного исследования, или хоть быстрого, но внимательного поиска. Другими словами, постоянная настороженность — это не просто испуг или нервная реакция, а нечто больше. Такие люди хотят держать все в поле зрения, и каждый новый элемент должен быть изучен в соответствии с их подозрительными заботами и интересами.

Фактически все неожиданное, удивительное, необычное не может совместиться с ригидной, подозрительной и даже догматической личностью. Ригидной личности все необычное или неожиданное угрожает уже только потому, что оно необычное или неожиданное, безотносительно к тому, что оно из себя представляет. Такая личность не может позволить себе неуверенность, не говоря уже об открытости или восприимчивости, которая, в определенном смысле, требует и принимает необычное и неожиданное. Ригидная или догматически-компульсивная личность все необычное просто игнорирует; она следует своему мышлению и пропускает все, что находится от него в стороне. Параноидная личность этого сделать не может (позлее мы рассмотрим, почему именно). Чтобы избежать неожиданности, параноидный человек просто се ждет. Из этого и состоит параноидная «сверхнастороженность», и именно здесь существует отличие сверхнастороженности от обычной реакции испуга. Подозрительный человек всегда готов к какой-то неожиданности и первый узнает о ней. И при этом он не просто узнает о неожиданности, а переключает на нее все свое внимание. Он должен ее осмотреть, исследовать и, если возможно, себе подчинить. Иначе говоря, он должен ввести его в свою схему и сделать так, чтобы оно, по меньшей мере, перестало быть неожиданным.

Важно заметить, что это не означает, что подозрительный человек хочет убедиться в безобидности шума за дверью, отмененной встречи или письма, которое пришло либо слишком рано, либо слишком поздно. Наоборот, он может решить, что все это вовсе не безобидно, и чувствовать себя вполне удовлетворенным. Но он не может перенести существования неизученного объекта, наличие объекта, который его не перестает удивлять. Таким образом из природы сверхнастороженности можно сделать очень интересный вывод: подозрительный человек больше всего боится не конкретной опасности, а неожиданности.

Как это влияет на общую картину подозрительного познания? Я считаю, это познание характеризуется не только ригидной направленностью внимания, но и направленностью, которая поддерживается состоянием крайнего напряжения, напоминающего напряженный, вздрагивающий при каждом прикосновении мускул. Здесь имеет место не просто усиление обычной настороженности и не настороженность тренированного солдата или опытного охотника. Она ближе к настороженности солдата или охотника, начавшего уставать: у него усиливается субъективное напряжение но, не понимая этого, он напрягается еще больше. Такой солдат может открыть стрельбу по теням. Таким образом, параноидная сверхнастороженность отражает ригидное внимание, содержащее скрытую слабость и нестабильность, и возникающее отсюда легко возбуждающееся крайнее напряжение.

В общих чертах нетрудно себе представить развитие такой когнитивной модели, даже не имея представления обо всех ее истоках. Я предположил, что интеллектуальную ригидность обсессивно-компульсивного человека можно считать следствием гипертрофии нормального когнитивного развития способности управления вниманием — способности направлять, фокусировать и поддерживать внимание усилием воли, целенаправленно или намеренно. Обычно, во взрослом возрасте, — это способность к концентрации, к сохранению и развитию определенной мысли, к откладыванию сиюминутных дел и фокусировке на том, что требуется для дела и т. д. С этой точки зрения, параноидное подозрительное познание еще больше искажает обычное когнитивное развитие, включая в себя еще более ригидную, крайне напряженную и не вполне стабильную гипертрофию.

Поиск по сайту: