Священник отец Сергий Д

К отцу Антонию я попал не в самый лучший период своей жизни – отчисление из престижной семинарии, достаточно случайная женитьба: ни матушка, ни ее семья понятия не имели о православном образе жизни. Служение в сане воспринималось ними как обычная работа с целью заработка денег. Вдобавок, невольно послужил причиной гнева благочинного. В результате назначение на приход больше походило на откровенную опалу.

Но, увы, настоятельство только обострило все мои проблемы: у истоков открытия нового храма (скорее – молитвенного дома) стояла группа женщин которые, при отсутствии постоянного настоятеля, быстро стали путать личное и церковное. В епархиальной лавке я набрал в долг необходимой утвари, облачения и товара. Это вызвало такое раздражение у «десятки», что вскоре уже ничего не радовало – шли анонимки в адрес правящего архиерея, коллективные жалобы, каждый шаг мой контролировался.

В разговоре с пожилым протоиереем прозвучал совет: «Езжай к отцу Антонию!». Расспросив, что и как, я еще какое-то время не решался на поездку. Служил целыми седмицами, держал строгий пост, но положение становилось все хуже. Пришлось ехать, это был последний шанс как-то улучшить ситуацию.

В это время мне был благословлен владыкой отпуск, и я с матушкой и маленьким сыном отправился в деревню на родину своего отца, севернее обычного места пребывания старца. И вдруг слышу, что в соседнюю деревню, в которой жил старый монах из закрытого коммунистами монастыря приехал какой-то старец, который «все видит, все знает, и конец света видел». Пришла догадка, что это и есть отец Антоний. Пол часа езды на старенькой дядиной машине и мы остановились возле указанного нам дома.

Затерянная в лесу, на окраине хутора, стояла небольшая обычная деревянная изба с белеными стенами и черным от окраски смолой фундаментом. Возле нее – малюсенький храм-часовня с красивым «чешуйчатым» куполочком. Собственно, от обычной избы этот храм отличали только большие окна да куполок с крестом. Во дворе на лавках сидело довольно много мирян.

Молодой человек в подряснике, видно, послушник, меня, как священника, пропустил к старцу без очереди. После обычного приветствия батюшка предложил сесть и рассказать о случившимся, о том, что привело меня к нему. По ходу моего рассказа, старец вставлял свои вопросы или реплики, направленные либо на прояснение произошедшего, либо на вразумление.

«Ты пришел, - спрашивал старец, - служить, или требовать, чтобы тебе служили?! Выравнивать искореженное грехом, или сравнивать, что больше испорчено?! Тяжело, отче, но разве Христос обещал тебе или кому-то из нас что-то иное, кроме скорбей в юдоли печали: «Меня изгнали и вас изженут»? Ты мечтал об академии, званиях, положении, видел дорогие машины и неоскудевающие столы высокопоставленного духовенства, и эти видения тебя тешили? Но разве это все имеет отношение к вере Православной и Святой Церкви Христовой? Ты, чадо, вначале просто сделай свой выбор – спасение во Христе, или погибель; рай или ад.

А если выберешь путь праведности, не кичись ней перед заблуждающимися, но любовью и своим примером исправляй, не укоряя при этом. Обличать даже вверенную тебе Господом паству следует с осторожностью, не оскорбляя, не досаждая, но врачуя с нежностью любящего отца. Не сумеешь сейчас выйти на верную дорогу – поздно будет».

«Но как же выживать, - спрашиваю старца, - на каждого «простого» священника приходится за год по переводу с прихода на приход?! Жильем обзавестись, и то проблема!»

«Мил человек, отец Сергий, - отвечал отец Антоний, - вот положа руку на сердце, скажи мне старому, а что ты сделал, чтобы жить на приходе? Да, село – не город, но и холод – не голод! Господь дал всем нам свободу. Христос ведь придя на землю, не сказал людям: «С грядущего дня вы все становитесь праведниками, и будете поступать вот так и так». Спаситель предложил нам всем лучшее, но сам выбор оставил за смертными.

Хотя и тут стоит проявить разумную осторожность – не доверять своему собственному мнению, но уповать на волю Божью. Там, - старец многозначительно указал пальцем на небо, - объяснения нам не помогут, только привязанности сердца, воплощенные в делах, словах, мыслях… Язык может обмануть, можно что-то сделать противу своей предрасположенности. Но все это порознь и один – два раза, не больше. Если же в сердце тьма, то и дела, и слова, и мысли обязательно появятся греховные. И наоборот – свет породит свет. Да, кто-то сейчас упивается собственной неумеренностью, алчностью ко греху, но таковому стоит лишь посочувствовать, а лучше – не заметить. Душеспасительней, ведь на дно будет тянуть свое, а не чужое.

Ты чадо, может и не знаешь, но лошадям в свое время одевали шоры – пластины, закрывавшие им вид происходившего по сторонам. У коня не рассеивалось внимание, он был в полной власти управляющего каретой кучера. Конечно, конь не добровольно выбирал подобное, его от испуга и всех потрясений спасали предусмотрительные люди. Но человек тем и отличается от животного, что способен сам, Божьей помощью, зашоривать себя, удаляться от видения того, что может отвлечь его от главного – пути спасения».

«Отец Антоний, - с огорчением спросил я, - но ведь уходят лучшие годы не понятно на что? Хочется работы, пользы для Церкви, Православия, а приходится гнить где-то в дыре».

«Отче Сергие, остерегись! – почти воскликнул старец, - Просто так такое не говорят – так мыслят, а это уже страшно. Возьми и подойди ко всему по-другому – разве тогда, когда ты поступал в нашу лучшую семинарию, тебе кто-то что-то обещал? Нет! Приди наниматься на любую работу, ты только предлагаешь себя, а хозяин уже выбирает. И не только выбирает, но и подбирает место работы для нового работника. Ты писал прошение: «Хочу трудиться на ниве Христовой…», так и трудись! Господь принял это прошение – ты уже в сане, но сейчас для тебя полезнее именно это настоятельство. Мастера обрабатывают дерево и железо не гладкой бумагой, а всяким инструментом, грубой строгающей бумагой… т.е. чем то режущим, трущим, а из под их рук уже выходит изделие блестящим, гладким.

Прими все происходящее как работу Господа над тобой и твоим характером, восприми все как меру вынужденную, меру спасительную. Прав ты, что лучшие годы проходят. Но проходят они для тебя не потому, что кем-то ты лишен жизни, а потому, что пытаешься жить мечтами о завтрашнем дне. Так не бывает – либо человек живет, либо утопает в пустых иллюзиях. Не утони, живи и будь жив, неси истину в дома паствы и Господь не пройдет мимо твоей домашней церкви.

Любая слабость человеческая очень скоро станет привязью, а потом и камнем на шее. Отрешись от своих слабостей, даже привязанностей. Невинная на первый взгляд привычка к пищевым изыскам обернется тягой к аду, к погибели.

Думай о своем. Первоверховный на вопрос ко Христу о судьбе Апостола Иоанна Богослова, что в ответ услышал? «…Что тебе до того? Ты иди за Мною!». Видишь как, даже Апостолу Петру было не полезно знать подобное. Что же говорить за всех нас, грешных. Вот и гряди, чадо, вслед Христу со своим собственным крестом на раменах!».

Уехал я от старца не вполне удовлетворенным, дорогой молчал и думал. Хотя силу его молитвы почувствовал сразу же по возвращении из отпуска. Но и когда через время выпали иные испытания, я вспоминал слова отца Антония, и воспринимались они уже совсем по-другому.

В .К., клиросница, главный бухгалтер небольшого предприятия.

Хотя мы с отцом Антонием общались не так часто, после его кончины вдруг возникло чувство осиротелости: не к кому пойти с вопросом, а если и выслушают, то получишь невразумительный ответ. Старец учил Православию как-то особенно, приучал чувствовать каждое Евангельское слово, понимать стоящую за этим словом мудрость. В качестве примера расскажу такой случай.

У каждого из нас, приехавших к нему, конечно же, было большое количество обид на ближних, на их неблагодарность, предательство, и прочее. Вдобавок, произошел в городке очень неприятный случай: молодых людей, находившихся на железнодорожном вокзале выпившими, обвинили в убийстве какого-то проезжавшего пассажира. Вокзал – любимое место сбора поселковых подростков, и ребята как обычно сидели там, когда к ним подошел мужчина. Он спросил, который час, перебросился с юношами шуткой и ушел на платформу. Через несколько минут несчастного нашли погибшим от ударов ножом.

Указала на хлопцев дежурная, постоянная прихожанка местного храма. Милиция ребят тут же арестовала, вывезли их в местную тюрьму и там подвергали нещадным издевательствам до тех пор, пока сломавшиеся духом юноши не согласились подписать признание в совершении убийства. Вот все эти горести мы и поведали отцу Антонию. Наши поступки при этом выглядели, естественно, просто образцом христианского поведения.

Старец очень серьезно выслушал рассказ об издевательстве над детьми. Мы знали, что большая часть сотрудников милиции, учинивших этот произвол, бывала у него, просили молитв. Большего того, они объявляли себя его духовными чадами, были вхожи в дом местного архиерея, помогали и с постройкой храма в поселке, дружили с местным настоятелем. В общественных выступлениях часто жаловались на предвзятое отношение гражданского населения к людям в милицейских погонах. Через слово у них звучало: «Дай Бог», «Господь не оставит» и пр. В общем, – не дать, ни взять, а просто агнцы стада доброго Пастыря.

Во время рассказа мы не здорово следили за выражением лица отца Антония, когда же прекратили говорить, то увидели, что по щекам батюшки текли капли слез. Всегда чуть воспаленные его глаза были полны страдания и сострадания, чувствовалось, что несчастье глупых детей необычайно тронуло его. Нас же больше всего, после судьбы мальчишек, интересовал такой вопрос: «Как могут люди, вроде бы и верующие, посещающие регулярно храмы, творить подобное зло». Ведь были же абсолютные факты просто невообразимого беззакония, вымогательства взяток – родители одного из мальчишек остались буквально без копейки в кармане, свадьба их старшей дочери была расстроена, сын после казематов «защитников прав и свобод» остался практически инвалидом.

Батюшка молчал. Четки «бегали» в длинных пальцах, глаза полузакрыты, губы шевелились в неслышной молитвой. Мы сидели, боясь и стулом скрипнуть, такая величественная тишина воцарилась в келье. Стряхнув со щеки крупную слезу, старец заговорил.

«А что же вы хотели, чада? Разве родители не знали, что дети их занимаются пустым время провождением? И скажете, что запаха спиртного не слышали по приходу заблудших подростков домой? Нет, все знали, все видели и относили происходившее к невинным шалостям молодости. О потребностях плоти – еде, одежде, небось, ой как болезновали, а вот душа-то оставалась на задворках попечений отеческих!

Конечно, жалко неразумных юношей, скорбь родительскую от происшедшего и представить себе трудно, но не так ли поступает каждый из нас, не желающий внимать Евангельским, Апостольским, Святоотеческим словам назидания, увещевания, предупреждения? И если подростки не представляли себе, чем все может завершиться, то нас-то, не оставляют в неведении. Мы ведь предупреждены заранее, что и как, что и за что. Нет, чада, мы еще хуже поступаем, чем эта детвора, безумнее них.

Что же касаемо этой милиции и дежурной, а что можно добавить к словам Спасителя: «О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас?» (Мф.17; 17.) И это говорит Христос, обращаясь к избранникам Своим, к Апостолам! Само воплощение смирения обращает такие слова к двенадцати лучшим, из людей! Зная все, что Его ждет, Спаситель как бы торопит Свой уход от человеческого племени, желает отрешиться от неверности и развращенности окружающих. Так что уж говорить за нас, погрязших в грехах?

В древности был подвижник, достигший больших духовных высот – и прошлое ему было открыто, и будущее, чудеса творил. Святой Великий пост он проводил на одной воде, только в праздники вкушая лист капусты. Жил он в пустыне, но люди шли и шли к нему, неся свои грехи и скорби. Так стало ему противно знание грехов человеческих, что ушел он вглубь песков. Но и там нашли его страждущие от духовных болезней. Так он менял свое жилище несколько раз. Наконец, он совсем устал от грехов людских. Считая себя достойным царства небесного, пустынник стал просить Господа забрать его душу, дабы не оскверняться соприкосновением с грязью падшего человечества.

Долго молился пустынник, проходили дни, недели, месяцы, а Спаситель все не исполнял его желания оставить грешную землю. Подвижник так был расстроен, что совсем упал духом – он мог упросить Бога исцелить болезнь, даровать чадоношение, успехи в светской жизни, предсказывал смерть или рождение нового человека, но не мог выпросить своего ухода из юдоли печали. И вот однажды сподобил Господь его видения, в котором Христос повторил слова, сказанные Ним народу еврейскому и фарисеям: «Вы судите по плоти; Я не сужу никого. А если и сужу Я, то суд Мой истинен; потому что Я не один, но Я и Отец, пославший Меня». (Ин.8; 15-16.) Понял отшельник, что нет права ни у кого на земле судить согрешающего брата, и больше никогда он не пытался просить Господа о том, что означало бы призрение к погрязшему в грехах миру. Люди текли к нему за наставлениями, помощью, и всегда уходили утешенными, удовлетворенными. Поступайте так же, как этот пустынник – спасетесь.

Не пытайтесь выносить суд, лучше – прощайте и прощены будете. Любовь есть единственная мера приверженности ко Христу, только она одна. А увидел нечаянно чужой грех, так не поступай также, только не осуждай. А об обиженных чадах попробуем побдеть. Может, что-то и выйдет, только вы поступайте достойно христианину. Самое простое – в монастырь его отправить, есть в некоторых братья мои».

«Батюшка, так ему жениться надо, да и молод, сможет ли выбор свой правильно сделать?»

«То-то и оно, чада, - горько улыбнулся старец, - когда избираем между грехом и праведностью – сомнений у нас нет, всегда грех на первом месте. А праведность, увы, вызывает страх, сомнения в необходимости крестного пути. На самом-то деле, даже лучшее отвергается, лишь бы совершилось желаемое. Совсем не важно, к пользе все или нет, только бы так, как мы понимаем. Поэтому Спаситель и сказал, что мы судим по плоти, а отнюдь не по духу».

Через время все стало на свои места, не знаю уж, встречался ли старец с начальством милицейским, или просто это была сила его молитвы, но дело было прекращено, ребят отпустили, все было кончено. Мы приехали к отцу Антонию с благодарностью, была одна из матерей потерпевших ребят, только он и слушать не захотел наших слов. Снова и снова батюшка повторял: «Бдите чада, бдите и не впадете в искушение».

Трудно было воспринять тогда его наставление, лицом к лицу лица не увидать. Только по прошествии времени, с каждым днем становилось все более понятным, понятым. Увы, старца уже на белом свете не было.

Поиск по сайту: