Глава седьмая. Вредя другим, вредишь самому себе

Вредя другим, вредишь самому себе

Стоял прекрасный погожий день, на небе ни облачка, впервые за несколько последних недель воздух хорошо прогрелся. По всему видно было, что зима закончилась, а весна всерьез вознамерилась заглянуть в самые потайные уголки календаря и одарить теплом, светом и новой жизнью всех изнуренных и почти уничтоженных ледяной канадской зимой людей.

В долинах еще лежал толстый копер снега, но в высокогорьях, на склонах, обращенных к солнцу, он быстро таял, маленькие ручейки превращались в бушующие потоки и обрушивались вниз, вздымая воды Сент-Джона.

Днем в небе показались птицы — предвестники весны возвращались домой. Следом за стаей уток с моря прилетела огромная чайка с черной спинкой, села на крышу, огляделась и пронзительно закричала.

К вечеру похолодало. В воздухе закружились снежинки. И вдруг пошел град. В окна тяжело забарабанили капли, градины падали на балкон и отскакивали вверх; несколько минут — и вся дорога покрылась ледовым глянцем.

Старик подумал: «Бедняга Робичауд, теперь ему все утро придется работать!» Мистер Робичауд целыми днями только и делал, что выметал за ворота тающий снег и гравий, влетающий во двор из-под колес буксующих грузовиков. Теперь песка перед домом прибавится — управляющий, и без того перегруженный работой, должен будет все убрать.

Наступил вечер, и в городе один за другим стали зажигаться огни. В больнице огни горели всегда — днем и ночью все было готово для срочных операций.

Повернув голову, Старый человек посмотрел в окно; Порт жил своей обычной жизнью. Российский корабль, стоявший под загрузкой зерна, казался сплошным морем огней. Доносился лязг корабельных машин, из трубы с шипением вырывался пар. Где-то поблизости раздался страшный рев — потом еще и еще раз; это один из канадских дизелей громыхал через переезд с таким свистом и воем, словно весь мир сошел с ума. «Странно, что машинисту не сказали о светофоре на перекрестке», — подумал Старик. Канадские локомотивы с их несмолкающими сиренами — это что-то страшное. Сравнить их можно только с ватагой маленьких сорвиголов, изо всех сил громыхающих своими игрушками. Канаду можно окрестить Страной Шума и Суеты с еще большим основанием, чем Соединенные Штаты.

Поглядев за переезд, Старик обнаружил бесконечную цепочку товарных вагонов, полностью загородивших железную дорогу. В бухте буксиры подошли к либерийскому судну, из которого только что выгрузили семь тысяч тонн никелевой руды. В США этот корабль арестовали за неуплату портовых сборов. Капитан не уплатил пошлину, и корабль на всех парах вышел из тихоокеанского порта. Но телефонная связь гораздо быстрее корабля; с тихоокеанского побережья США дозвонились до Восточного побережья Канады, полицейские чиновники поднялись на борт судна и вручили Капитану ордер на арест.

В результате титанических усилий долги были погашены, арест снят, и теперь корабль мог следовать куда угодно. Судно нужно было отбуксировать на глубину, после чего оно сможет взять правильный курс и пойти, скажем, в Австралию.

Лоцман уже поднялся на борт; лоцманское судно вышло на фарватер и ждало корабль. За буйками корабль сбавит ход, лоцманское судно пристроится сбоку, заберет Лоцмана, и либерийский корабль отправится в свободное плавание.

Судно покинуло Порт тихо, без гудков и лязга, без свиста; оно тихо скользило по воде, словно пристыженное арестом, наложенным на него из-за вероломного предательства человечества, представителями коего явились не заплатившие по счету люди.

По всему городу спящие покидали свои физические тела и отправлялись в астральные миры; Серебряные Нити, светящиеся в темноте, трепещущие и подергивающиеся, тянулись, как нити шелка.

Старик улыбнулся: в соседней комнате тихо похрапывала Лютик. «Если сказать ей, сколько от нее шуму, ни за что не поверит», — подумал он. Тут астральное тело Лютика прошло сквозь стену, вылетело наружу, поднялось вверх и направилось куда-то в сторону США. Когда астральное тело отделилось от физического, храпение усилилось.

Из другой комнаты долетало сопение Ра'аб. Она еще раньше отправилась в астральную Страну Кошек, где ее дожидаются другие представители маленького народца: добрые и любящие мисс Кьюэй, миссис Файфай Серые Усики, мисс Синди, Длинный Том, Лорд Пушистик и остальные. У Ра'аб было преимущество: она сознательно отправилась в Астральную Страну Кошек; но она, кажется, тоже не догадывается, как громко храпит!

Малышка мисс Клеопатра спит рядом с Ра'аб. Она тоже пребывает в Астральной Стране Кошек, в то время как Толстушка Тэддикинс дежурит. Дежурит до четырех часов утра, лежа на батарее — теплый воздух обвевает ее, и Тэддикинс вполне уютно. Одна ее лапа свисает вниз, другая поддерживает подбородок. Морда смотрит в одну сторону, хвост — в другую, — истинно кошачья поза.

На рыболовном судне, стоящем в Бухте Фанди, внезапно вспыхнул прожектор. Какое-то время луч света шарил по морю и так же внезапно исчез; теперь ничто Не выдавало присутствия в Бухте крошечного суденышка. Правда, в Бухте полно рыболовных корабликов; все они забросили свои снасти и сети в надежде наловить рыбы. Причем рыбы, не зараженной ртутью американских вод, которые течение приносит от крупных промышленных комбинатов, сливающих в океан высокотоксичные отходы. Недавно тут появился еще один очаг загрязнения: чуть ниже Новой Шотландии затонул танкер с нефтью, и теперь нефть вместе с отравленной рыбой и птицей прибивало к берегу. Вот почему загрустили рыбаки Нью-Брансуика: из-за преступного загрязнения Природы средств к существованию у них становится все меньше и меньше.

На небе показались облака; казалось, вот-вот поднимется ураган. Три флага на холме чуть не разрывались от ветра; гардели хлопали по мачтам, словно вторили флагам.

За холмом, дальше Миспека, взошла Луна и быстро подобралась к просвету в облаках. В ее бледном свечении фонари на новом мосту через Сент-Джон как-то потускнели. Серебряный лунный свет струился по всему морю — от Миспека до Порта сверкающий перст касался то рыболовной шхуны, то буйка, серебрил полоску земли и прятался в ряби волн при встрече со следом набирающего скорость буксира.

Старый человек пошевелился, и тут его внутренности взорвались страшной болью — острой, мучительной, от которой человека выворачивает наружу и становится трудно дышать. В последнее время боль стала его верным спутником — боль постоянная и острая, неумолимо напоминающая о том, как скоро проходит путешествие по жизни и как быстро оно заканчивается.

Лежавшая на батарее Толстушка Тэддикинс приподнялась, пристально посмотрела на Старика и быстро направилась к спящей Ра'аб. Вскоре Серебряная Нить между физическим и астральным телом Ра'аб задрожала и стала укорачиваться — пока не появилось само астральное тело. Через секунду Ра'аб размышляла, как помочь Старому человеку. Но как ему поможешь? Когда Старик начал «лечиться» в Канаде, он не уставал удивляться. Он наивно полагал, что первейший долг врача — облегчить страдания: так его учили. Ему говорили, что, прежде всего надо снять боль, а потом лечить то, что эту боль породило. Но теперь ему довелось увидеть все с другой стороны — глазами не доктора, а больного.

Старый человек сильно страдал от боли и вместе с Ра'аб просил докторов дать ему болеутоляющее. Сначала доктора отвечали так: «Нет, нельзя, это может изменить симптомы». Через какое-то время боль возобновилась, Старик очень страдал, его забрала карета «скорой помощи», и жалостливая сестричка из первого госпиталя сделала то, что докторам, казалось, было недоступно.

Потом снова приступ, снова госпиталь и приговор: медицина бессильна. И вот Старик, Ра'аб и Лютик понимают, что медицина бессильна, но все равно недоумевают: почему нельзя облегчить страдания, снять боль, почему не дать больному хоть немного передохнуть? Разве облегчать страдания — не первая обязанность врача? Если вылечить болезнь доктор не в силах, то снять боль он всегда может — пока пациент жив.

Вот почему Ра'аб так беспомощно озирается: она ищет, чем можно помочь. Ничем. У нее нет лекарств, нет ничего. Уже который раз ей остается просто сидеть на полу и смотреть на Старика с любовью и сочувствием — больше у нее ничего нет.

Пришла Клеопатра, закрутила кошачье сальто, чтоб хоть как-то отвлечь Старика от боли, хоть немного облегчить его страдания. Клеопатра и Тэддикинс изо всех сил мурлыкали, выказывая, таким образом, свое понимание того, как ужасно страдание. Любому прохожему эти два маленьких человечка показались бы необычайно красивыми зверьками — не более. Но тот, кто с ними знаком, понимает, что это два маленьких человечка — очень умных, прекрасно воспитанных, исполненных любви и сострадания.

Итак, Старый человек лежал на своем ложе страдания и не мог понять, как вышло так, что местные медики ничего не слышали о болеутоляющих средствах. Если же врачи о них слышали, то почему эти средства не используются, чтоб облегчить страдания тех, кто попал в большую беду?

Небо потемнело, луна скрылась за темными низкими облаками. Над морем появились тучи, ветром их быстро пригнало к берегу. И вот первые капли дождя забарабанили по окнам, а здание содрогнулось от порыва ветра. Не прошло и минуты, как разразилась страшная гроза, заревел ураганный ветер, ливень смешался с градом. Потоки воды затопили воспоминание о славном дне, Порт скрылся за дождевой завесой. Уличные фонари испускали какой-то призрачный зеленовато-голубой свет, словно от натриевых ламп, — свет, который не в силах был пробиться сквозь стену ливня и мутного тумана.

Дождь монотонно барабанил по карнизу, ветер завывал в закоулках, хлопал дверями домов, бился в окна — все было так похоже на то, что творилось у Старика внутри.

Казалось, ночь никогда не закончится; минуты казались часами, а часы — днями. Ра'аб по просьбе Старика вернулась в свою постель. Клео чуть подождала, потом тоже улеглась. Тэддикинс оставалась на своем посту до четырех часов темного и хмурого утра. В четыре часа в комнату вернулась мисс Клеопатра и прыгнула к Тэдди на полку. Беглое касание носами — и Тэдди ушла; мисс Клеопатра замерла почти в той же позе, что и ее предшественница.

На улице показались первые автомобили; первые рабочие спешили в доки. Какой-то мужчина заводил машину — возможно, он направлялся в сухой док, чтоб посмотреть, как там идут дела. Одинокий буксир гудел так, словно безнадежно заблудился. Маяка вообще не было видно, дождевая завеса полностью его скрыла, однако до слуха долетало печальное завывание туманного горна.

Время едва тянулось. Наконец небо над Миспекскими холмами посерело, мрак слегка рассеялся и наступил до ужаса хмурый день — все на земле промокло, пропиталось влагой. Вода стекала с крыш, вырывалась потоками на дорогу; временами мост и Порт скрывались из виду — это налетали внезапные шквалы.

Постепенно в мире появились какие-то признаки жизни. Появилась Лютик, потом вошла Ра'аб. Начался новый день.

Порт почти опустел. Грузовое судно «Голубая звезда» выходило на фарватер, готовясь пуститься в море. Ему тоже не терпелось покинуть нас. Российский корабль еще не ушел; из его трубы поднималась струйка пара. Немного дальше рабочие верфи загружали на красное суденышко провизию для смотрителей маяков и все необходимое для работы световых и звуковых буев. Посреди Гавани замер одинокий буксир; стоявший на корме человек, судя по всему, выбирал из воды рыболовные сети. Похоже, моряки пытались поймать свой завтрак!

Конечно, утром пришли письма — неизбежные и бесконечные. В этот день измученный Старик получил семьдесят восемь писем. Почти во всех содержались какие-то просьбы, почти никого элементарная вежливость не подвигла указать обратный адрес.

Одна экзальтированная дама писала: «Ах, доктор Рампа, мне сказали, вы скоро умрете, а мне ваша помощь нужна сейчас, пока не поздно. Вы мне поможете? Пока Вы живы, Вы должны мне помочь».

Письма приходили и приходили, Старый человек изо всех сил пытался ответить на все разумные вопросы. Лютик старательно Отпечатывала на машинке ответы — этого Старик уже не мог делать. Однако поток писем не ослабевал. Едва получив ответ, многие обрушивали на Старика целый шквал вопросов — «пока не поздно».

Некая «леди» из Торонто прислала сразу семь писем. Видимо, исписав несколько страниц и опустив конверт в почтовый ящик, она вспомнила, что хотела спросить еще о чем-то, написала следующее письмо, бросила в ящик — и так семь раз.

С письмами у Старика связано много интересных воспоминаний. Женщина из Онтарио, очень несдержанная в своих посланиях, сумела раздобыть точный адрес Старика. Обратившись в полицию, дама заявила, что ей необходимо увидеться с доктором Рампой — это, мол, вопрос жизни и смерти. И наши добродушные, благонамеренные служители закона отрядили к Старику — больному и немощному Старику — служебную машину. Полицейский строго приказал: «Немедленно позвоните по такому-то номеру. Вопрос жизни и смерти». Эта женщина слала Старику заказные письма, телеграммы и пр. Наконец терпение Старика лопнуло. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, послужило письмо, в котором женщина грозила покончить с собой, если Старик откажется стать ее «другом»; три страницы она заполнила одной единственной фразой «Умираю (имя), умираю (имя), умираю (имя)...». Старик не мог больше с этим мириться, поэтому он обратился в полицию того района, где жила женщина. Полиция отправилась к ней, чтоб разобраться с «любовными» посланиями. С этой стороны Старику теперь ничего не грозило, но тот несчастный, которому пришлось ехать к даме, вернулся в участок совершенно ошалевший.

Однажды, когда Старик серьезно заболел, в его доме раздался сильный стук в дверь. Часы показывали полночь. Из соседней комнаты прибежала Ра'аб, Старик пересел в инвалидную коляску и на всякий случай вооружился чем-то тяжелым. На пороге стояли два франко-канадских полицейских. Немилосердно коверкая английские слова, они потребовали показать им д-ра Рампу. Один полисмен представлял отдел по борьбе с мошенничеством, другой был шофером. Они задали множество вопросов, хотели все разузнать — и все это в двенадцать ночи. Через некоторое время Старик поинтересовался, чем обязан такому вторжению и почему ему задают столько вопросов. Полицейские переглянулись, затем один из них подошел к телефону, набрал номер и о чем-то поговорил на страшной франко-канадской смеси со своим начальником. После разговора его поведение резко изменилось. Страж порядка сообщил, что в полицейское управление Монреаля позвонил человек с американского Среднего Запада и попросил полицию связаться с доктором, Рампой по срочному делу и попросить его позвонить по такому-то телефону в этот самый Среднезападный штат.

При передаче информации по полицейским каналам сведения исказились. Поскольку принимал сообщение сотрудник отдела по борьбе с мошенничеством, он принял Старого человека за жулика и держался с ним соответственно. В конце концов, во всем разобрались, полиция уехала. Извинения немного запоздали — полночь давно миновала, тяжело больной человек был поднят с постели и растревожен.

То же самое случилось во время прошлого приезда Старика в Сент-Джон. В участок обратилась какая-то старая склочница из Монреаля, тоже сказала, что речь идет о жизни и смерти. Ретивые полицейские, полагавшие, что спасают чью-то жизнь, были тут как тут. Ей позвонили. Как оказалось, глупая баба хотела, чтобы Старик сообщил ее мужу с ее нежелании выполнять свои супружеские обязанности! К слову, эта женщина и ее супруг даже не подумали возместить весьма значительные расходы, в которые они ввергли полицию. Людям часто кажется, что у Старого человека денег куры не клюют и что его просто разрывает на части от желания кому-то помогать и из собственного кармана оплачивать свои же услуги.

Недавно пришло письмо из Азии. Автор письма сообщал, что хочет творить добро и собирается стать врачом. Он поручал Старику немедленно выслать ему в Азию деньги на билет в Канаду в салоне первого класса — как будущему доктору. Он писал, что поселить у себя будущего медика и полностью его содержать — большая честь для Старика. Письмо заканчивалось словами: «Денег я вам никогда не верну, но зато вы будете знать, что я творю добро».

Другой случай. Домой к Старику заявился некто с чемоданом. Этот некто стучал в дверь до тех пор, пока ему не отворили. Сообщив, что он приехал из Индии, человек сообщил: «Я прибыл, чтобы стать вашим сыном. Я буду готовить вам кушать». И попытался проникнуть в дом. Вместе с чемоданом.

Старик размышлял — о некоторых письмах, об их авторах, о женщине, сообщившей, что ее книга почти, готова — книга, которую якобы телепатически надиктовал ей он сам. Теперь, писала женщина, Старик должен отправить ей послание со словами о том, что Издатель должен эту книгу напечатать и выплатить ей авторский гонорар.

Из некоторых замечательных писем могла бы получиться презабавная книга, но у Старого человека осталось не так много времени и он лучше ответит на вопросы, которые помогут людям. Многие вопросы вполне разумны: «Почему мы не помним, с каким заданием пришли в этот мир? Почему люди обречены пробираться на ощупь, почему они никогда не знают, что надо делать? Можете ответить на такой вопрос?»