Беллетристика

Пожалуй самой известной и изученной частью наследия Чернышевского является белетристика. Немногим за пределами изучения его наследия известно что она состоит не только из романа "Что делать?" но из многих произведений связанных с различными периодами жизни писателя. Здесь круг текстологических проблем несколько шире, чем в области публицистики и круг их свойственный одним произведениям может оказаться малозначимым относительно других. Все[N15] беллетристические произведения чернышевского написаны им в заточении поэтому ввстают проблемы путешествия их руокписей к издателям. Два романа напечатанных при жизни писаетля "Пролог" и "Что делать?" связаны с проблемой авторской воли. Произведения циклов Книга эрато [N16] и рассказы из белого зала [N17] связаны с проблемой циклизации и как относящиеся к вилюйскому периоду проблемой утраты уничтожения чернышевским рукописей. мы остановимся на каждом из них более подробно.

Что делать? и Пролог

У этих произведений достаточно много общего, в частности, оба они впервые появились в зарубежной печати еще при жизни Чернышевского. Некоторые сведения об этом были почерпнуты нами из статьи С. Левиной.[22] Исследовательница напоминает, что необходимость издания произведений Чернышевского за пределами России была вызвана запретом на использование его имени в печати, введенном после ареста в 1862 году.

Начало зарубежным изданиям положили, эмигрировавшие в 1862-1865, грузинский публицист Н.Я. Николадзе и члены «Земли и воли» М.К. Элпидин, А.А. Серно-Соловьевич. В августе 1865 года в Женеву приехал член революционного ишутинского[23] кружка И.А. Худяков, именно под его влиянием Элпидин решил начать подпольно печатать книги. Происходило это так: издатели сами делали русский набор и отдавали в какую либо из Женевских типографий. В 1866 году эмигрантам удалось создать и запустить свою собственную русскую типографию. На следующий год в ней напечатали первое заграничное издание романа Чернышевского «Что делать?». На обложке было указано следующее: «Современная библиотека. Сочинения Н.Чернышевского. 1-е полное издание»,а в предисловии к изданию было заявлено еще 12 томов.

Напечатание романа происходило за счет мелких пожертвований, которых катастрофически не хватало. Держателям типографии дважды приходилось заключать сильно невыгодные для них следки со швейцарским книгопродавцем Б. Бенда, но от предприятия они не отказались.

В течении трех лет после выхода «Что делать?», с большими финансовыми трудностями, типография Элпидина выпустила 4 тома с ранними работами писателя: «Полемические красоты», «Дополнения и примечания на первую книгу политической экономии Милля» и сами «Очерки политической экономии по Миллю». Об условиях, в которых производилось издание сообщали в предисловиях и отчетах, печатавшихся в каждом томе. И все же доходов для поддержания типографии не хватало и в 1870-м году ее пришлось ликвидировать.

С. Левина считает, что основная проблема эмигрантов была в невозможности отправлять книги в Россию: «необходима была революционная организация способная осуществить нелегальную транспортировку литературы, а такой организации в то время не было»[24]. Кружок Н. В. Чайковский, сформировавшийся в 1871 году в Петербурге, стал такой ожидаемой организацией. Отправив в Швейцарию своего представителя, «чайковцы» закупили уже изданные книги Чернышевского и помогли закончить 5 том его первого заграничного собрания сочинений. Он вышел в свет в 1872 году и содержал «Статьи об общинном владении землей». Через четыре года был переиздан роман «Что делать?».

Не менее интересна судьба зарубежного издания романа «Пролог»[25]. О ней на страницах журнала «Русская литература» разгорелась полемика между М.П. Николаевым, М.Т. Пинаевым и Н.С. Травушкиным. Исследователи решили вновь обратиться к тому пути, который прошла рукопись, прежде чем попала в редакцию журнала «Вперед».

В 1871 году в своей статье озаглавленной «Из истории публикации романа Чернышевского «Пролог» в Лондоне»[26] М.П. Николаев напоминает хорошо известную в науке версию о «прохождении» рукописи, ссылаясь на издание романа со статьями А.П. Скафтымова и Н.В. Водовозова.[27] В них сообщается следующее: М.Д. Муравский, один из старейших деятелей народнического движения, в начале 70-х годов находился в Александровском заводе вместе с Чернышевским, и с его разрешения сделал копию романа «Пролог». Отбыв необходимый срок на каторжных работах, Муравский встретился в России с писателем Глебом Успенским и передал ему переписанную рукопись. В свою очередь Успенский отдал текст Герману Лопатину, который летом 1873 года бежал из Томска. На следующий год Лопатин уже вывез копию за границу, где она была напечатана.

Пересказав эту «цепочку» Николаев вносит несколько корректив. Основываясь на следующих фактах: Чернышевский 12 января 1871 года выслал жене автограф «Пролога» в пачке рукописей и М.Д. Муравский покинул Александровский завод в конце 1870-го года, исследователь отодвигает время снятия копии с начала 70-х годов на более ранний период. Он так же утверждает, что роман переписывали не трое, а четверо человек, главная роль в этой работе принадлежала М.Д. Муравскому. Сам автор хотя и участвовал в создании копии (пронумеровал листы и оставил на ней несколько помет), переписыванием ее не занимался, как подтверждает сличение почерков, проведенное Николаевым.

В продолжении статьи исследователь обращается последовательно к каждому участнику создания копии, корректируя общеизвестную последовательность с помощью новых материалов. Так он утверждает, что М.Д. Муравский не мог лично встретиться с Успенским, поскольку с конца 1870 года до 11 сентября 1874 народник находился в Оренбурге под надзором полиции. Встречу Лопатина и Успенского Николаев относит к январю 1875, когда оба находились в Париже, поскольку именно это время упоминается в мемуарных записях Успенского, как «знакомство» с Лопатиным. Исследователь предполагает, что рукопись могла попасть к Лопатину и с «оказией» от самого Муравского и тогда имя Успенского выпадает из установленной цепочки. Цитата из книги П.Л. Лаврова «Народники-пропагандисты 1873-1878»[28], приведенная в статье, так же ставит под вопрос роль Успенского в пересылке романа. В ней сообщено, что копию Лопатин привез из Сибири с поручением пославших напечатать ее заграницей, а там встретиться с писателем у него не было возможности.

Однако, сам М.П. Николаев не спешит вычеркивать Успенского из цепочки. В конце своей статьи он делает несколько предположений: в 1875 году писатель жил в Париже, где познакомился с Лопатиным, и ездил в Лондон, где встретился с П.Л. Лавровым. Результатом встречи последних явился очерк Успенского «Шила в мешке не утаишь», напечатанный в журнале «Вперед» в 1876 году. Николаев предполагает, что он мог быть намеком на последующую публикацию романа Чернышевского. Из Лондона Успенский снова вернулся в Париж, где находилась его семья, и там, как считает автор статьи, передал рукопись Лопатину, который затем отдал ее Лаврову для печати. Роль Успенского в подобной схеме кажется нам несколько странной: если в 1876 году у него уже была копия романа, то почему же он сам не мог отдать ее сотруднику «Вперед», который уже напечатал один его очерк?

Второе предположения Николаева кажется нам более убедительным: встреча Лопатина и Успенского произошла в России, где они могли встретиться с конца августа 1875 до конца апреля 1876 года.

В заключении своей статьи автор не оспаривает лишь два факта: копия была снята на Александровском заводе и доставлена в редакцию «Вперед» не позднее первой половины 1876 года.

С некоторыми выводами М.П. Николаева соглашается и М.Т. Пинаев, статья которого была опубликована в 1972 году[29]. Он тоже считает невозможной личную встречу Муравского и Успенского в начале 70-х годов, а так же передачу Лаврову рукописи до апреля 1876 года. Несмотря на это, Пинаев выражает свое сожаление, по поводу того, что Николаев не завершил статью опровержением принятой в науке версии. Поэтому он ставит под сомнение одно из ключевых положений коллеги: место снятия копии. Николаев упоминает о другой версии ее создания в нескольких словах: в январе 1877 года весть о зарубежном издании «Пролога» дошла до А.Н. Пыпина – двоюродного брата Чернышевского и известного русского литературоведа. Именно к нему попала пачка рукописей, отправленная из Александровского завода в 1871 году. В их числе был и роман «Пролог», сопровожденный запиской Чернышевской с просьбой напечатать хотя бы небольшую часть, возможно, в переводе. Заботливый родственник, однако, считал что появление в печати повредит заключенному, поэтому когда замысел Лаврова стал ему известен он предположил, что копию снял кто-то из знакомых, читавших рукопись. Имена этих людей Пыпин называет в письме к М.П. Драгоманову украинскому ученому и публицисту – А.А. Захарьин и Н.Я. Николадзе. Однако их самих он оставляет вне подозрения, предполагая, что кто-то из их знакомых, взявший рукопись для чтения снял копию.

Пинаев считает, что именно эта версия не была достаточно освещена в научной литературе. В своей статье он подробно останавливается на каждом из возможных читателей присланной Пыпину рукописи и доказывает, что у всех были основания сделать копию. А.В. Захарьин был в достаточно близких отношениях с семьей Чернышевского: он однажды проживал в его квартире, материально помогал Ольге Сократовне деньгами, вырученными от продажи романов. Он имел отношении и к творческой деятельности писателя: был посредником между ним и журналами «Русская мысль», «Вестник Европы», и издательством К.Т. Солдатенкова. В переписке А.В. Захарьина с двоюродной сестрой Чернышевского – Е.Н. Пыпиной Пинаеву удалось найти очень важный документ – доверенность от 19 февраля 1872 года, следующего содержания: «Я нижеподписавшаяся, Ольга Сократовна Чернышевская, сим предоставляю право коллежскому секретарю Александру Васильевичу Захарьину издавать все сочинения мужа моего, Николая Гавриловича Чернышевского, как оригинальные, так и переводы»[30]. Исследователь считает эту находку достаточным подтверждением того, что Захарьин собирался издавать Чернышевского заграницей, так как в этом же время А.Н. Пыпина предупредили, что издание его произведений в России повлечет за собой тяжелые последствия. Аргументом в пользу этого предположения он называет, во-первых, цитату из письма Лопатина Лаврову от 18 февраля 1878 года: «документы у нас и никакие силы их теперь у нас не вырвут...», во-вторых, уверенность редакции «Вперед» при переписке с Пыпиным в своей правоте.

Следующий читатель копии – Н.Я. Николадзе, кажется Пинаеву не менее убедительным кандидатом на снятие копии, поскольку он несколько раз писал предисловия к заграничным изданиям Элпидина и так же был близок семье Чернышевских.

Предположительным третьим читателем автор статьи считает М.А. Антоновича на основании его письма Лаврову от 19 января 1877 года с просьбой не печатать романа заграницей. Пинаев развивает следующую теорию: А.Н. Пыпин просил всех «подозреваемых» в снятии копии писать письма такого содержания, ведь если кто-то из них содействовал публикации «Пролога» подобное заявление выставит их в сомнительном свете. Пинаев отмечает отсутствие в письме Антоновича типичных для Пыпина обвинений в воровстве, нарушении воли автора, но присутствие разрешения напечатать роман без использования имени автора. Эти наблюдения позволяют ему заключить, что Антонович использовал письмо, чтобы предупредить Лаврова остерегаться Пыпина, печатая роман, а вовсе не чтобы убедить его романа не издавать.

Еще одно обстоятельство, объединяющее именно этих трех лиц вокруг публикации романа «Пролог» заграницей является их связь с перепиской К. Маркса и Н.Ф. Данильсона (так же отмечена близость взглядов Лаврова и Данильсона на наследие Чернышевского). Пинаев считает, что под влиянием аргументов Маркса о необходимости создания симпатии к Чернышевскому на Западе, у Антоновича, Николадзе и Захарьина возникла идея о снятии копии.

Второе утверждение М.Т. Пинаева касается роли М.Д. Муравского в Сибирском путешествии рукописи, и вызывает намного больше сомнений, чем заново «нарисованный» Петербургский путь. Три аргумента позволяют исследователю утверждать, что известный народник не переписывал текст «Пролога»: никто не производил сличение его почерка, в переписке о Чернышевском со своим Оренбургским соратником Н.Т. Вейнбаумом он ни разу не упомянул о романе и не дошло ни одной рукописной копии для его распространения среди жителей Оренбурга, где Муравский вел активную пропаганду. Исследователь связывает все эти наблюдения с тем, что Лопатин старался сократить степень своего участия в напечатании «Пролога», признав лишь факт доставки рукописи от Успенского Лаврову. Следовательно, заключает Пинаев, имя Муравского появилось, чтобы скрыть факт участия Лопатина в создании списка.

Данное положение оспаривает Н.С. Травушкин в статье 1974 года «Новые эпистолярные материалы...»[31]. Он отмечает, что факт доставки рукописи из Сибири, был сообщен Лавровым через 18 лет после опубликования романа, следовательно никакой необходимости в замене имени Лопатина не было.

Исследователь старается пролить больше света на историю Петербургского пути копии «Пролога» используя письма сотрудников редакции «Вперед» из архива П.Л. Лаврова.

Ему удалось обнаружить, что до мая 1877 года в Лондоне не знали о том, что у Пыпина есть экземпляр романа, присланный Чернышевским. Именно поэтому в своих ответах «обвинителям» Лавров оказывается чрезвычайно резок и утверждает, что следовал воле автора, который «если передал рукопись с неким лицом, значит хотел видеть ее напечатанной»[32]. И все же редактор «Вперед» обещал прислать в Петербург некий листок с описанием процесса доставки копии, чтобы снять с себя все подозрения. Отправка так и не состоялась, а между тем Лаврову стало известно об автографе романа, хранящемся у Пыпина, но не о записке Чернышевского с просьбой его напечатать. Таким образом, аргумент исполнения авторской воли оказался под вопросом, и издателей вполне могли обвинить в воровстве и нанесении ущерба семье заключенного. Поэтому П.Л. Лавров обратился к одному из редакторов "Вперед" Н.Г. Кулябо-Корецкому с просьбой вернуть оригиналы писем, в которых он опровергал данные обвинения. Получив отказ, 10 мая 1877 года он пишет еще раз, подчеркивая срочную необходимость опровергнуть "воровской способ" получения рукописи: "...Герман Александрович мне предлагал засвидетельствовать собственноручно, что ему известно о присланной нам копии, что она сделана с другого экземпляра, а не с того, который находился у Пыпина".[33] Таким образом, остается всего один вариант напечатания "Пролога" - по копии, сделанной в Сибири.

Анализируя еще несколько писем П.Л. Лаврова Травушкин опровергает предположение М.Т. Пинаева, о том что редакции "Вперед" необходима была доверенность О.С. Чернышевской для оправдания своих действий. В переписке основные аргументы всегда были "общественно-политического характера" и исследователь уверен, что издатели считали их достаточными. Однако, он поддерживает и развивает предположение о причастности Данильсона и Маркса к изданию романа, предполагая личную заинтересованность последнего в его издании.

Следующий эпистолярный корпус, использованный в статье Травушкина, 200 писем редакции журнала "Вперед". Среди них наибольший интерес представляют переписка Кулябо-Корецкого с В.Н. Смирновым о ходе напечатания романа, из которой мы узнаем о вынужденном перерыве в наборе в октябре 1870-го года из-за недостатки краски, и о дате окончания издания. Интересные факты обнаруживаются в переписке В.Н. Смирнова с женой Р.Х. Идельсон, оказывается Петербургские подпольные общества ждали 750 экземпляров романа от редакции "Вперед". В других письмах так же подчеркивается постоянное поддержание связи с северной столицей.

Таким образом, полемика поставила множество вопросов к известной в науке истории путешествия рукописи "Пролога" из Сибири в Лондон: какова была роль Успенского, кто был четвертым переписчиком, как именно М.Д. Муравский передал копию? Остается надеяться, что появятся еще работы о романе, которые дадут ответы и внесут новые коррективы.

Теперь следует обратиться к самому известному произведению Чернышевского роману "Что делать?", которому "текстологически посчастливилось" значительно больше, чем всему беллетристическому наследию писателя. В 1975 году роман был переиздан в серии "Литературные памятники" после колоссальной работы известных литературоведов и текстологов Т.И. Орнатской и С.А. Рейсера. Как справедливо отмечает в своей рецензии Ольга Зарецкая[34], аспирантка кафедры Саратовского университета, это научное издание романа вполне достойное заменить публикацию в полном собрании сочинений 1939 года. Хотя в основе издания по-прежнему лежит текст "Современника", в нем впервые полностью сверены черновая и журнальная редакции, устранены опечатки и путаница в нумерации глав. Т.И. Орнатская заново пересмотрела ключ к шифру, сделанный Н.А. Алексеевым и полностью перепроверила фрагмент черновой рукописи, написанный скорописью. По ее собственным словам в текст романа внесено "более 100 исправлений"[35]. С максимальной полнотой представлены варианты текста: исследователи сначала поместили журнальный вариант, не перегружая его исправлениями и позволив читателям открыть для себя роман так же, как это сделали первые читатели "Современника"; затем помещена черновая редакция, с учетом всей авторской правки, и варианты отдельных глав; завершает раздел текстов публикация отдельных вариантов, образовавшихся при переписке черновой рукописи перед отправкой в редакцию. Исследователи учли даже записку, составленную Чернышевским для Некрасова и Пыпина. Издание содержит список переводов романа на иностранные языки, раздел примечаний и глухой именной указатель. Все упомянутые материалы являются огромным подспорьем для каждого заинтересованного в изучении наследия Чернышевского.

Нам хочется подробнее остановиться на разделе "Приложения", в котором помещены статьи Г.Е.Тамарченко и С.А. Рейсера, касающиеся разных аспектов изучения романа. Тамарченко, автор труда "Романы Чернышевского", больше заинтересован в историческом контексте и содержании, поэтому описание его работы мы оставим за пределами нашей. Рейсер[36] подходит к изучению "Что делать?" прежде всего как текстолог, и мы считаем необходимым кратко перечислить сведения, сообщаемые им.

Начало рукописи романа было 26 января 1863 г. послано из Петропавловской крепости Санкт-Петербургскому обер-полицеймейстеру для передачи А. Н. Пыпину с правом напечатать ее "при соблюдении установленных для цензуры правил". Начало романа читал чиновник особых поручений III Отделения действительный статский советник А. В. Каменский, следующую часть генерал-майор П. Н. Слепцов, член следственной комиссии от военного министерства. Эти сведения были опубликованы М. К. Лемке и позволяют Рейсеру утверждать, что "цензурный урон был невелик, если вообще имел место". Свидетельство В.Н. Бекетова, в то время единоличного цензора "Современника", что он поверхностно просмотрел роман, понадеявшись на одобрение 3 отделения, только подтверждает это заключение[37]. Кроме того исследователь провел разыскания в цензурных архивах в 1971-1972 годах и не обнаружил никаких новых материалов, касающихся рукописи романа. И все же совсем исключить правку нельзя. Бекетов был в хороших отношениях с редактором "Современника" Некрасовым и мог в устной беседе предложить некоторые изъятия. Сам Н.Г. Чернышевский просил своих коллег по изданию проверять и исправлять его рукопись в письмах, да и они, опасаясь цензуры, могли исправить что-то в тексте. Следы купюр подробно описаны в издании 1975 года.

В ожидании текста, при полной неопределенности его судьбы, редакция "Современника" пошла на очень смелый шаг: опубликовала в №1-12 заметку, о том что ожидает роман Чернышевского. Узнать о готовящейся рукописи они могли из одного из несохранившихся писем заключенного к А.Н. Пыпину. Получая роман по частям редакторы печатали его в №3-5 "Современника" за 1863 год. Именно это издание долгое время являлось единственным источником текста "Что делать?"[38], который, будучи прочтен целиком, совершенно шокировал цензуру. 15 мая 1863 г появился официальный отзыв цензора Пржецлавского, с обвинениями романа в разрушении основ гражданственности, семьи и тому подобными. Рейсер напоминает, что цензор обратился и к публицистике для того чтобы выразить свое отрицательное отношение к сочинению Чернышевского. Под псевдонимом "Ципринус" он напечатал в "Голосе" от 4 июля 1863 года обширную статью: "Промах в учении новых людей. По поводу романа "Что делать?". Однако, для отставки Бекетова, произошедшей в том же году, было достаточно и второго отзыва Пржецлавского. Два допущения способных снять с него вину опровергнуты С.А. Рейсером. Это возможное участие в пропуске романа министра внутренних дел П. А. Валуева, и сообщение председателя Санкт-Петербургского цензурного комитета В. А. Цеэ о том, что в цензурном архиве находится рукопись одобренная генералом-майором Потаповым. Валуева от цензурирования романа отделяла служебная иерархия, а Потапова круг обязанностей. Проход романа Чернышевского через цензуру до сих пор один из самых обсуждаемых вопросов в науке о нем.

Другой аспект достойный обсуждения - невозможность установления авторской воли, при том что произведение печаталось за полной подписью автора и при его жизни. Государственному преступнику, находящемуся в заключении по обвинению в печатной пропаганде, разумеется не разрешали получать современную публицистику, поэтому до сих пор неизвестно увидел ли Чернышевский свой роман напечатанным полностью. Не может быть и речи и возможности его держать корректуру.

"Отсюда вытекают особые, большие, чем обычно, права и обязанности текстолога при установлении основного текста романа. Сохраняя все явно индивидуальное, следует устранить "индивидуальность" корректора и унифицировать ряд мест в соответствии с современными нормами; само собою разумеется, должны быть исправлены более чем сто опечаток текста "Современника""[39], - определяет специфику нового издания С.А. Рейсер.

Обнаруженная в архиве Петропавловской крепости черновая рукопись "Что делать?"[40] открыла новый этап в изучении романа. Некоторые свои тексты Н.Г. Чернышевский писал особой скорописью - "шифром", который сам выработал. Таким образом была написана часть чернового варианта от 23 января 1863 года[41]. Долгое время единственным специалистом, способным его прочесть был, ранее расшифровавший дневники писателя Н.А. Алексеев. К сожалению, он не предпослал своей работе никакого научного комментария и не посчитал нужным расшифровывать зачеркнутые автором рукописи места. С.А. Рейсер добавляет к этим недостаткам, уже упоминавшейся нами факт, о том что работа Алексеева на сегодняшний день сильно устарела. В 1973-1974 гг расшифровка была переделана Т.И. Орнатской, с учетом всех исправлений Чернышевского и добавлением подробных комментариев, и именно она печатается после журнального текста в издании "Литературных памятников".

С помощью черновой рукописи удалось установить процесс работы Чернышевского над романом. Она шла непрерывно в разных направлениях: правка черновика и написание белового варианта для отправки в "Современник" одной части романа и одновременное начало следующей. Для всего этого могли использоваться листы, на которых уже содержались какие-то наброски и пометы. Именно таким образом были установлены многочисленные варианты отдельных глав романа и наброски, упомянутые в издании. Черновая рукопись значительно отличалась от окончательного журнального текста. Чернышевский мог начать писать эпизод, предполагая отредактировать его с учетом цензуры позже, а мог писать фрагмент сразу набело, как получилось с концовкой романа, отсутствующей в черновой рукописи. В разделе третьем своей статьи Рейсер достаточно подробно перечисляет различные варианты правки: замену непонятных или маркированных в то время слов, сокращение слишком подробных мест, возможные намеки на прототипы и т.д. Основная цель была сконцентрировать внимание читателей на самом главном, при этом избегая слишком острых мест. Для ее достижения иногда переписывались или уничтожались целые отрывки, поскольку просто вычеркнуть из беллетристического текста острую фразу и не повредить окружающего текста нельзя. Данное уточнение кажется нам очень важным, поскольку автор уделял повышенное внимание структуре романа, которую использовал лишь для донесения идеи.

Написание половины черновика с помощью шифра не характерно для стиля работы Чернышевского, однако в его непростом положении роман был одной из улик, поэтому начиная сокращать автор предпослал читающим жандармам заметку, обещая прочитать сокращенный текст вслух, если это потребуется. Даты, проставленные в черновой рукописи, позволяют установить что роман писался с 14 декабря 1862 года по 4 апреля 1863. С.А. Рейсеру так же удалось высчитать тем с каким работал автор: не менее 6 листов в месяц - это огромная цифра! При этом примерно раз в месяц он отдавал часть для прочтения в 3 отделение, поэтому никогда не имел при себе всего текста целиком. Темп напечатания, так же высчитанный в статье, тоже был весьма высоким. Скорее всего именно с ним связаны технические неточности, отмеченные в разделе четвертом, хотя нельзя забывать и о качестве самой рукописи. Рейсер сообщает, что более 8 печатных листов соответствовали 36 листам оригинала, на один лист которого приходилось около 9000 знаков, тогда как лист машинописи на 1975 год составлял только 2000, а роман набирали в 19 веке.

И все же до издания "Литературных памятников" многие из перечисленных ошибок просто повторялись в различных переизданиях романа. Перечисляя издания, сделанные до 1939 года, текстолог с грустью отмечает, что все они так или иначе восходили к журнальной редакции, в некоторых случаях добавляя к ней свои собственные ошибки. Выделилось саратовское издание 1936 года, модернизировавшее журнальный текст, но вызвавшее только возражения. Издания сделанные после выхода 11 тома собрания сочинений тоже не отличались внимательностью к тексту: указывая его источником 15-томник, они на самом деле перепечатывали друг друга. Как уже было отмечено Ефременко издание 1939 года содержит достаточно ошибок и недочетов, С. А. Рейсер упоминает некоторые из них в разделе 6 своей статьи.

Завершая разговор о текстологии, и переходя к прототипам в романе "Что делать?", которым посвящена достаточно большая часть статьи, исследователь указывает необходимые шаги для установления канонического текста. "Учитывая особые, не имеющие прецедента обстоятельства, в которых печатался роман, текст его должен быть внимательнейшим образом проработан и уточнен. Должны быть устранены очевидные небрежности спешного набора, пунктуация и орфография должны быть приближены к современным нормам, но с учетом особенностей эпохи и словоупотребления Чернышевского. Само собою разумеется, что унификация не должна касаться тех случаев, которые представляют собою индивидуальную речь персонажей. Во всяком случае никогда еще ответственность редактора не была так значительна, как в данном случае"[42], - заключает он печень. Другой аспект работы текстолога с романом - восстановление цензурных и редакционных купюр. Как было отмечено выше достоверно неизвестен объем вмешательств в текст, поэтому эта задача весьма трудоемкая и подходить к ней нужно осторожно. Рейсер предлагает пользоваться разделами "варианты" и "комментарии", разрозненными вариантами текста, чтобы не пропустить в целостной структуре романа "острых" мест. На основании такого анализа Им были выделены седьмой раздел четвертого сна Веры Павловны, более полный текст рассказа Крюковой, отрывок о находящемся за границею Рахметове и 17 параграф главы четвертой. Учитывая непрочность подобных выявлений он считает, что они не должны быть введены в официальное издание романа "Что делать?". Как опытный текстолог он справедливо заключает, что перед нами памятник эпохи и мы не вправе инкорпорировать его текст гипотезами.

Хотя статья С.А. Рейсера дает много важной и разнообразной тематически информации о романе, все же она была напечатана в 1975 году и с момента ее выхода появилось много новых исследований. Кроме того некоторые статьи, вышедшие до переиздания "Что делать?" лишь вскользь упоминаются текстологом, поскольку их подробный обзор не входит в его задачу.

Это в первую очередь статья Бухштаба, и сообщение Есина

Многие текстологические проблемы связаннеы с этим изданием, в частности отмеченные ранее Ефременко были решены в издании серии литературные памятники 1975 года, подготовленном т.и. орнатской и с.а. рейсером. Как отмечала в своих статьях Т.И. Орнатская [N18] была проведена коллосальная работа над черновой рукописью, обнражуенной Алексеевым и улучшен его шифр использовавшийся для расшифровки рукописей чернышевского. Наиболее подробно текстологическая история романа описана С.А. Рейсером во вступительной статье к изданию[N19]

Некоторые новые данные появляются в статьях Панченко, Демченко и Есина, анализ записки[N20]

*****

Пролог - полемика

Вилюйские рукописи

История одной девушки, Знамение...

Переводы

Арабописьменные и м.б. брет-гарт..ну разное

Автографы

Еще один способ пополнения наследия известного писателя используют С.А. Рейсер и Н.М. Чернышевская в своих статьях о дарственных надписях, им сделанных.

С.А Рейсер обнаружил в собрании коллекционера Сергея Леонидовича Маркова (1905-1964), часть которого поступила в библиотеку Всесоюзного музея А.С. Пушкина, несколько удивительных автографов.[Н21]

Первый представляет собой дарственную надпись[Н22], сделанную на экземпляре диссертации Чернышевского не ранее 6 июля 1855 года после завершения переплета книги. «Измаилу Ивановичу Срезневскому в знак глубокого уважения от Н.Чернышевского», - значится на обороте переднего форзаца.

Второй окутан тайной, по замечанию самого Рейсера, назвавшего свою заметку о нем «библиографический детектив». Он представляет собой небольшой фрагмент белой бумаги с убористой надписью: «Софье Петровне Дурново в знак глубокого уважения от Чернышевского», наклеенный на посмертное издание романа «Что делать?». Исследователь установил, что адресат – жена Астраханского почтмейстера Владимира Николаевича Дурново (1840-1896), брата Н.Н. Дурново. На с. 190 своей статьи Рейсер начинает абзац с какого-то письма Чернышевского (там он высказывает опасения по поводу дочери Софьи Петровны, выходящей замуж за помощника капитана волжского парохода Протопопова), не указывая источника, на основании которого утверждает что отношения семьи Чернышевских и Мациевских (девичья фамилия жены Дурново) были весьма дружественные. Он предполагает, что сложились они уже в Астрахани, но не исключает возможности более раннего знакомства Софьи Петровны и Ольги Сократовны. Немногим больше сведений и о том откуда взялся вырезанный фрагмент с дарственной надписью на посмертном сборнике. Рейсер предполагает, что она была сделана в период с октября 1883- по июнь 1889, когда Чернышевский находился в Астрахани, на переводе истории Вебера, поскольку именно над ним писатель работал в это время. Важное место в заметке занимает так же описание экземпляра «Что делать?» на которое был приклеен фрагмент с надписью. «Маловероятно», - сообщает Рейсер, - «что Чернышевский видел свой роман в печати при жизни. Если подобное случилось, то это может быть только 1863-64 год, когда Некрасов послал номера Современника в библиотеку Петропавловской крепости». Однако, речь идет о фотомеханической перепечатке текста Современника в 1897 году, скорее всего Цюриховской(поскольку там есть несколько ошибок и отсутствует текст в главе 5, 4 сне Веры Павловны, 7 параграфе), переплетенной и оформленной как книга. Кто именно выполнял издание неизвестно, оно хранится в Москве в библиотеке Института марксизма-ленининзма при ЦК КПСС в ЦГАОР. В конце заметки у Рейсера больше вопросов чем ответов, над чем он сам и подшучивает.

Третий автограф хранится в отделе редких книг научной библиотеки Томского государственного университета, поступил в 1880 году. Рейсер указывает, что не сравнивал этот экземпляр с аналогичным в собрании С.Л.Маркова, но предполагает, что переплет идентичен. Он предназначался А.В. Никитенко и поступил из его личной библиотеки. Надпись следующая: «Александру Васильевичу Никитенко в знак глубокого уважения от его ученика». Рейсер отмечает, что хотя Срезневский имел больше прав считаться учителем Чернышевского, все же это признание может быть обосновано «умными возражениями Никитенко», о которых диссертант писал отцу. Исследователь считает данную часть надписи чрезвычайно важной.

Чернышевская Н.М. дополняет список Рейсера надписью на 2 томе "Всеобщей истории Вебера": "Семену Моисеевичу Попову. В знак глубокого уважения от Н. Чернышевского".

Автограф стал известен благодаря двум новым поступлениям в Саратовский музей: заметки Н. Нудьги из Ташкента, опубликованной в газете "Голос Риги" 14 августа 1964 года и фотографии титульного листа второго тома "Всеобщей истории" (М, 1886) " с дарственной надписью Н.Г. Чернышевского Н.М. Попову и надписи Поповян на армянском языке, имеющейся на обороте титульного листа и на 41 стр книги".

Перед сотрудниками музея встала задача - выяснить кто такой С.М. Попов и почему Н.Г. Чернышевский подарил ему свой перевод "Истории". Поскольку книга создавалась в Астрахани, первый источник, к которому они обратились был 15 том Полного собрания сочинений, содержащий переписку этого периода. Там обнаружилось 5 Поповых, один из которых без указания инициалов был поименован "торговец железом".

Следующий шаг состоял в отправке в Саратовскую газету "Волга" заметки, автором которой стал Н.А. Беляков, для разыскания и различения этих лиц.

С сентября по декабрь 1964, с помощью откликнувшихся 14 человек, было выяснено, что:

Семен Моисеевич Попов был врачом, в доме которого собирались "прогрессивные люди Астрахани", хранилась нелегальная литература и сестра жены которого была осуждена за принадлежность к революционно-террористической организации. Выяснилось так же что Попов и Поповян одно лицо, так как разыскиваемый врач армянин по национальности.

С.А. Котельникову удалось разыскать информацию и об однофамильце Семена Моисеевича -Семене Мартыновиче, который действительно был торговцем железом и к нему Чернышевский в 1888 году заходил на семейное чаепитие, о чем Н.М. Чернышевская сообщала в начале статьи.

"Семен Моисеевич, - пишет далее С.А. Котельников, - до 1912 г работал санитарным врачом на одном из участков управления Каспийско-Вожских рыбных и тюленных промыслов. Он несомненно располагал материалами о тяжелых санитарно-бытовых условиях труда и жизни промысловых рабочих. Именно этим острым вопросом живо интересовался Н.Г. Чернышевский в последние годы жизни". Нина Михайловна подтверждает, что эта информация соответствует воспоминаниям К.М. Федорова, работавшего секретарем у Николая Гавриловича в астраханский период его жизни.

Приобретение Саратовским домом-музеем книги связано с именем дочери врача Семена Моисеевича Попова от второго брака - Марии Семеновны. Она написала в Саратов в декабре 1964 года: "первый том "Истории Вебера" у меня еще сохранился, второй том с надписью и третий том без надписи я продала в тяжелые годы войны в Ташкенте в нашу библиотеку им. Навои". После ее смерти 1 сентября 1969 года книги были переданы в фонды музея.

"Можно предположить, -пишет Н.М. Чернышевская, - что обе книги были подарены Н.Г. Чернышевским С.М. Попову не только в знак частого личного общения, но и в знак признательности за лечение". Поскольку Чернышевский не очень любил врачей, она предполагает, что дружеские чувства к Попову сыграли свою роль и он чаще обращался к его терапевтическим знаниям, а не к хирургу Никольскому, который лечил семью Чернышевских.

Датировать знакомство писателя и врача пока представляется возможным только из дат выхода томов вебера: 1 тома - декабрь 1885, второй - май 1886, третий август этого же года и хотя не всегда дарится только что вышедшая книга, декабрь 1885 выбран Чернышевской как отправная точка, август 1889 - отъезд его из Астрахани, как завершающая этот период.

К связям Чернышевского с Поповым добавляется так же информация о библиотекаре Елене Николаевне Никольской, снабжавшей его газетами, которая была женой пламенного почитателя автора Что делать?". "Братья А.М. и П.М. Никольские, высланные в Астрахань в конце 1880-х, принадлежали к организации поставившей своей целью освобождение Чернышевского из Сибири" - сообщает Чернышевская.

Заключение.

Таким образом мы хотя не полно и недостойно пополнили сведения о текстологическо наследии чернышевского на данный год.

[1] Статьи И. Сац "Чернышевский – революционер", М. Лифшица " Философские взгляды Чернышевского", В. Александрова "Чернышевский и политическая экономия" и А.Лаврецкого " Чернышевский-критик"

[2] Н. Богословский Великий революционер-демократ и просветитель (к 50-ти летию со дня смерти) // Молодая гвардия, №10-11, 1939, с. 221-227

Лелин С. рецензия на 1 том // «Молодая гвардия», 1939 №5, с. 190

[3] Курсивом выделены места, не попавшие в "Современник", в ломаных скобках места вставленные Чернышевским независимо от цензуры

[4] «Статья Чернышевского, дозволенная к печатанию не иначе как с большими пропусками» читаем во всеподданнейшей докладной записке министра народного просвещения А.В. Головина, датированной 13 марта 1862 года (рукописный отдел ГПБ им Салтыкова-Щедрина, арх Головина, №98, л. 100 и письмо цензора Бекетова к В.А. Цеэ ГПБ, арх Цеэ, №117)

[5] Эти слова НГЧ Бучина поясняет: «он не однажды (см. письмо к отцу от 10 октября 1854 г (ПСС, т.14, с. 271)в полушутливой форме делит свои сочинения на те, которые написаны «моею рукой» или «если не мною, то моим почерком», и на другие, в создании которых участвует и «голова». Необходимость писать разные по достоинству произведения огорчала Чернышевского: «У меня почти не остается времени для подобных работ (имеются ввиду диссертационные занятия А.Н. Пыпина) и статьи, мвою помещаемые решительно не заслуживают внимания, потому что они пишутся так поспешно, как только способна писать рука (там же)»

[6] Лемке М.К. Политические процессы в России 1860х гг. М.-Пг., 1923.

[7] Добролюбов Н.А. Полн. собр. соч. Т.1. 1862 г. с. 3

[8] В статье процитированы письма: двоюродного брата Добролюбова М.И. Благообразова(от 4 декабря 1861), его друга И.И. Бордюгова (от 6 января 1862), университетского товарища по Педагогическому А.П. Златовратского (от 10 февраля 1862), зятя М.А. Кострова (отвечавшего на январский "Современник"). Опубликованы Шестидесятые годы. Материалы по истории литературы и общественному движению. М.-Л., 1940. С. 57, прокомментированы К.Н. Григорьяном, сопровождены статьей «Чернышевский-редактор и биограф Добролюбова». Воспоминания: М.И. Шемановский «Воспоминания о жизни в главном педагогическом институте 1853-1857», Б.И. Сциборский «Воспоминания о Н.А. Добролюбове», И.М. Сладкопевцев «Из воспоминаний о Н.А. Добролюбове» (опубликованы С.А. Рейсером в "Литературном наследии" т. 25-26, 1936 С. 270-324). Так же, по сведениям из "Дела Чернышевского" 15 мая 1862 года, во время его отсутствия, к нему привезли мешки с книгами из квартиры Добролюбова.

[9] ИРЛИ, ф. 163, оп. 4, №28, л. 83

[10] ЦГАЛИ, ф. 80, оп. 1, №181, лл. 31-32

[11] ИРЛИ, ф. 359, оп. 1, №190, лл. 1-2

[12] ГПБ, ф. 621, оп. 1, №42, л.7

[13] ГПБ, ф. 621, оп. 1, №42, л.9-10

[14] ЦГАЛИ, ф. 80, оп. 1, №181, л. 34

[15] ГПБ, ф. 621, №153, л. 31

[16] ЦГАЛИ, ф. 80, оп. 1, №181, лл. 36-37

[17] ГПБ, ф. 621, №153, л.28 об

[18] ИРЛИ, ф. 163, оп. 4, №67, лл 4-5

[19] "Русская мысль". 1889. №1. С. 76-93, №2, с. 29-46

[20] Н.Г. Чернышевский. Литературное наследие. Т.3. М-Л, 1930, С. 563

[21] цит. по Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. 15. С. 707 с опиской Чернышевского, отмеченной Боградом. серия была предложена Веселовским, а не Гольцевым

[22] Левина С. Первые зарубежные издания сочинений Н. Г. Чернышевского // В мире книг. 1978. №6. С.84-85.

[23] В 1863 году Н иколай Андреевич Ишутин, двоюродный брат Д.В. Каракозова, начал создавать революционные кружки и заручился поддержкой в Петербурге в лице И.А. Худякова

[24] Левина С. Первые зарубежные издания сочинений Н. Г. Чернышевского // В мире книг. 1978. №6. С.85

[25] В дальнейшем при описании зарубежного издания "Пролога" под романом мы имеем ввиду первую часть "Пролог пролога", вышедшую заграницей в 1877 году. Целиком роман был издан в России в 1905 году М.Н. Чернышевским.

[26] Николаев М.П. Из истории публикации романа Чернышевского «Пролог» в Лондоне // Рус. лит-ра., 1971, №3, С.82-86.

[27] Чернышевский Н.Г. Пролог. Роман из начала шестидесятых годов. – М.,Л.: Academia, 1936. Эта версия появилась в науке раньше, во вступительной статье Е.А. Ляцкого к книге Чернышевский в Сибири. Переписка с родными. вып. 2. Спб.: Огни, 1913. Исследователь пересказывает воспоминания Г. Лопатина.

[28] П.Л. Лавров Народники-пропагандисты. 1873-1878 гг. Л.: Колос, 1925. С. 68-69.

[29] Пинаев М.Т. Еще раз к истории публикации романа Н. Г. Чернышевского Пролог // Рус. лит-ра. 1972. №3. С.123-133.

[30] Там же. С. 127

[31] Травушкин Н.С. Новые эпистолярные материалы к истории лондонского издания Пролога Чернышевского // Рус. лит-ра. 1974. №1. С.161-170.

[32] Там же с. 163

[33] Там же с. 165

[34] Зарецкая О. Научное издание романа Н. Г. Чернышевского [рец на кн.: Н. Г. Чернышевский Что делать? Из рассказов о новых людях. Л.: Наука, 1975] // Волга. 1977. №7. С.172-173.

[35] Орнатская Т.И. Что делать? Расшифровка рукописи. Первое научное издание романа // Лит. газ. 1974. №29. С.3

[36] Рейсер С.А. Некоторые проблемы изучения романа "Что делать?" // Н. Г. Чернышевский Что делать? Из рассказов о новых людях. Л.: Наука, 1975. С. 782-833.

[37] Есть еще два аргумента в пользу предположения о минимальном вмешательстве цензуры в текст. Это свидетельство А.Н. Пыпина, содержащееся в официальной записке от 18 февраля 1881 года, имевшей целью смягчение участи Чернышевского, в котором заявлено, что роман был пропущен без всяких изменений. Мнение цензора О. А. Пржецлавского, который считает, что после просмотра романа высшими полицейскими и следственными органами цензор Министерства народного просвещения просто уже не решался на какие бы то ни было посягательства на текст произведения.

[38] По нему были напечатаны женевские издания М. К. Эльпидина 1867, 1876 и 1902 гг, лейпцигское издание Э. Л. Каспровича 1898 г и все три издания в собрании сочинений М.Н. Чернышевского

[39] Рейсер С.А. Некоторые проблемы изучения романа "Что делать?" // Н. Г. Чернышевский Что делать? Из рассказов о новых людях. Л.: Наука, 1975. С. 787-788.

[40] Опубликована Н. Г. Чернышевский. "Что делать? (роман, писанный в

Петропавловской крепости) в первоначальном виде. Под редакцией и с

примечаниями Н. A. Алексеева. М., Изд-во политкаторжан, 1929.

[41] Нам хочется отметить и интересное наблюдение, сделанное Рейсером: почерк Чернышевского весьма убористый и сложный для чтения сам по себе, мог быть ухудшен необходимостью писать в крепости гусиным пером, вместо металлического, к которому он привык.

[42] Рейсер С.А. Некоторые проблемы изучения романа "Что делать?" // Н. Г. Чернышевский Что делать? Из рассказов о новых людях. Л.: Наука, 1975. С. 817.

[N1]большая вводная фраза

[N2]Псс-15

[N3]причина написания работы

[N4]Шульгин

[N5]Ефременко

[N6]более позднии правки псс

[N7]Николаев

[N8]НАДО ИСПРАВИТЬ СТАТЬИ У КОТОРЫХ КОНСПЕКТ ДОСТОЙНЫЙ!!!!

[N9]1. Текстология публицистики

[N10]Это под вопросом, мало касается текстологии скорее биографическая работа. ее дополняет еще одна не ясно насколько важная

[N11]Вот лучше ее описать чем Усенко

[N12]может быть его и не стоит включать, потому что много грубых опечаток и по сути просто пересказ издания

[N13]вставить ее

[N14]вставка статьи об атрибуции бибикова

[N15]проверить

[N16]

[N17]

[N18]вставить статью орнатской из журнала и заметку про рукопись

[N19]встпуительная рейсера к литпам

[N20]проанализировать!

[Н21]МНОГО!

[Н22]инскрипт

Поиск по сайту: