Пешком по Европе

Повесть «Приключения Тома Сойера» сейчас же по выходе в свет была признана превосходной книгой для детей. Лишь некоторые засушенные педагоги и библиотекари высказывали опасения, как бы приключения Тома и его товарищей не подали дурного примера американским мальчикам и девочкам.

Твену захотелось продолжить повесть о жизни мальчиков с Миссисипи, рассказать о подростках, лучше узнавших действительность, чем Том. Героем новой книги стал Гек. Твен написал несколько эпизодов для «Приключений Гекльберри Финна», но работа продвигалась плохо.

Книга о Геке была надолго отложена в сторону.

Мимоходом Твен сочинил произведение, не предназначавшееся для печати. Это была «запись» беседы королевы Елизаветы с лучшими людьми ее времени, созданная в духе литературы начала XVII века. С озорным весельем Твен касается фривольных тем, одно упоминание о которых в викторианской Англии и бостонских кругах вызвало бы панику.

Семья Твена собралась поехать в Европу, и Твен решил совершить путешествие пешком по европейским странам, чтобы написать об этом книгу. Это должно было быть еще одно произведение типа юмористических путевых заметок. Теперь этот жанр литературы требовал от писателя, пожалуй, наименьших творческих усилий.

Идея издания такой книги привлекала, в частности, потому, что хотелось уехать подальше от хартфордских соседей и чаще оставаться наедине с самим собой. Теперь люди, записал Твен в своей книжке, «не будут говорить про меня дурное, так как знают, что я их не услышу и не почувствую боли… Вот почему мы не говорим дурно об умерших». Веселый юморист начинал не очень хорошо отзываться о человеке.

Уже с Гейдельберга Твен собирал материал для новой книги: записывал интересные случаи, отмечал красоты природы.

Потом Твен и его друг Твичел отправились пешком в горы.

Когда материал был накоплен и нужно было сесть за письменный стол, Твен внезапно почувствовал, что устал, что писать ему не хочется. Он просто возненавидел свое, по сути дела, подневольное путешествие. Вот утеряна записная книжка с заметками, и теперь можно написать издателю «и предложить ему какую-нибудь другую тему». Но проклятая записная книжка отыскалась…

Мюнхен, Париж. Холод, скука, нескончаемый утомительный труд над книгой. Утешением были только отдельные интересные встречи, например с Тургеневым, с которым Твен познакомился еще раньше, в Лондоне.

Бельгия, Голландия, Англия. Новые встречи со знаменитостями. Званые обеды. Дожди, холод. Несколько слов в записной книжке: «Говорил с великим Дарвином…»

Клеменсы вернулись в Америку. Их дом в Хартфорде снова был полон гостей. Принимали весело, радушно. Но для того, чтобы иметь возможность содержать богатый дом, Твен продолжал мучиться над безразличной ему книгой. Ему начинало казаться, что он приговорен к пожизненной каторжной работе над рукописью «Пешком по Европе». Он чувствовал, что его наброскам не хватает свежести «Простаков за границей».

Как и в «Простаках», Твен в новых очерках высмеивал феодальные пережитки и традиции, еще существовавшие в Европе.

Но он уже не так кичился преимуществами своей «здравомыслящей» родины.

Создавая книгу «Пешком по Европе», Твен опирался на весь свой опыт юмориста «западной» школы. В книге есть много откровенной клоунады, пародий, смешных мистификаций. Встречаются и черты сатиры. Твен не упускает случая щелкнуть по носу членов конгресса США, изображает их глупцами и мошенниками. Он высмеивает американских путешественников-грубиянов, пародирует понятие богатства (символом богатства у него изображен… навоз). Мотив относительности богатства возникает у Твена не раз. Так, в «Романе эскимосской девушки» воплощением богатства оказались рыболовные крючки, обладающие малой ценностью в глазах цивилизованного человека. Пожалуй, наибольшей выразительностью отличаются те страницы книги «Пешком по Европе», где Твен снова вспоминает прошлое, годы жизни на Миссисипи. Здесь есть немало точных характеристик и подлинно поэтических картин.

Какие причудливо-извилистые формы принимало порою идейное развитие писателя-демократа, можно судить по тому, что и в очерках «Пешком по Европе» встречаются места, говорящие о влиянии на Твена реакционных идей. Снова возникают насмешливые упоминания об индейцах. Как и в «Простаках за границей» писатель отрицательно отзывается о революционной борьбе французского народа.

«Всего только двенадцать лет после отмены рабства…»

Между тем книга «Пешком по Европе» была написана уже после исторических событий 1877 года (она вышла в свет в 1880 году).

Характеризуя смысл забастовочного движения, развернувшегося за океаном в 1877 году, Энгельс писал: «История с американскими стачками очень меня обрадовала… Всего только двенадцать лет после отмены рабства, и движение уже достигло такой остроты!»^[6]

Рабочие поднялись на борьбу против железнодорожных магнатов после того, как на протяжении семи лет им в четвертый раз урезали заработную плату. Забастовка охватила много десятков тысяч человек. Доведенные до отчаяния люди вынуждены были бросить работу, несмотря на то, что по улицам американских городов бродили толпы безработных.

Реакционная печать писала о забастовках в таком духе, что посторонний наблюдатель мог бы подумать, будто в Чикаго, Питсбурге и других центрах американской промышленности созданы коммуны по образцу парижской. В связи со стачечной борьбой в Питсбурге нью-йоркская газета «Уорлд» сообщала: «Город полностью во власти людей, одержимых дьявольским духом коммунизма». «Чикаго в руках коммунистов», – резюмировала газета «Нью-Йорк таймс». Многие буржуазные газеты откровенно жаждали крови рабочих, осмелившихся потребовать лучшей доли. Хотя Твен называл американские газеты «фабриками лжи», но истерические выкрики об опасности, которую представляют «революционеры» для самых первооснов американской республики, оказали известное воздействие и на него.

Прошло несколько лет, прежде чем писатель понял, что справедливость на стороне рабочих, что, как и всегда, правящие круги лицемерят и клевещут.

О том, что, несмотря на присущий ему тогда страх перед революционным движением рабочих, писатель все же упорно искал путей к правде, говорит его рассказ «Великая революция в Питкерне», который был опубликован незадолго до появления книги «Пешком по Европе». В этом рассказе-памфлете использован свифтовский прием: Твен показывает, как в крохотном уголке вселенной возникло подобие большого государства.

Обитатели Питкерна жили мирно и тихо. Но вот на острове поселился американец Батеруорт Стейвли – «сомнительное приобретение».

Твен подробно объясняет, почему американца назвали «сомнительным приобретением». Ведь этот Стейвли был интриганом, ханжой и беззастенчиво рвался к власти. С ненавистью рисует писатель образ человека, использующего религию для своих хищнических целей. Как только американец «перезнакомился со всем населением, – а это, разумеется, заняло всего лишь несколько дней, – он стал втираться к ним в доверие всеми способами, какие только знал. Он стал необычайно популярен, и на него взирали с почтением, ибо он начал с того, что забросил мирские дела и все свои силы посвятил религии. С утра до ночи он читал библию, молился и распевал псалмы либо просил благословения. Никто не мог так умело, так долго и хорошо молиться, как он». Затем американец «начал исподтишка сеять семена недовольства среди населения» и украл некий акт из государственных архивов для того, чтобы получить возможность обвинить главного судью в измене и добиться власти.

И вот в Питкерне совершен государственный переворот. Там возникает постоянная армия и флот. Учреждены дворянские титулы, открыты переговоры с «иностранными державами о наступательных, оборонительных и торговых договорах», назначено «несколько генералов и адмиралов, а также несколько камергеров, шталмейстеров и лордов-спальников».

А народу живется все хуже и хуже. Он ввергнут в нищету. Простые люди поднимаются против диктатуры американца.

Некоторые страницы рассказа ясно говорят о том, что Твен склонен был скептически расценивать результаты не столь давно перед тем осуществившегося объединения Германии. Писателя не радует прогресс, который ведет к росту милитаризма. Он вкладывает в уста простых питкернцев следующие слова: «Люди не могут питаться объединением, а мы умираем с голоду… Все в армии, все во флоте, все на государственной службе, все в мундирах, все бездельничают, все голодают и некому обрабатывать поля…» Но государству, основанному на угнетении народа людьми в «мундирах», писатель может противопоставить лишь идеал патриархальной жизни. В «Великой революции в Питкерне» рассказывается о том, что после возникновения диктатуры американца на острове «народился» социал-демократ. И дальше Твен осуждает не только «императора»-американца, но и «социал-демократа».

Ограниченность позиции автора рассказа очевидна. Однако, перечитывая «Великую революцию в Питкерне», думаешь не столько об исторически обусловленной узости взглядов писателя-демократа, сколько об его поразительной прозорливости. Когда в 30-х годах этого века Синклер Льюис написал свой роман, иронически озаглавленный «Это у нас невозможно», роман, в котором рассказывается о том, чем грозят действия демагогов-фашистов Америке, он имел все основания вспомнить о рассказе-памфлете Твена. Ведь твеновский Батеруорт Стейвли еще в прошлом столетии пользовался некоторыми из тех приемов, которые взяли на вооружение фашиствующие деятели XX века.

«Принц и нищий»

Когда Твен с облегчением закончил свою книгу «Пешком по Европе», его ждали еще две большие темы. В письменном столе хранилось начало рукописи «Приключений Гекльберри Финна». Там же лежали и первые наброски повести о принце и нищем. Работа над книгой о Геке по-прежнему тормозилась. Зато повесть «Принц и нищий» быстро двинулась вперед и была завершена сравнительно скоро.

Мысль написать повесть, рассказывающую о том, как принц становится нищим, а нищий – принцем, появилась у Твена после прочтения одной детской книжки. Писателя-демократа увлекла задача показать, как нищий управляет государством, а принц узнает жизнь народа.

Действие повести, как известно, развертывается в Англии далекого прошлого. Снова Твен ополчается против средневековой отсталости, против феодально-абсолютистского произвола. Его угнетает бесправие народа. «Принц и нищий» – прекрасная, захватывающая сказка на тему о справедливости.

Родным Твена понравился замысел нового произведения. Каждый вечер писатель читал созданное за день жене и дочерям. Когда книга вышла в свет, друзья Твена приняли ее с восторгом.

В «Принце и нищем» повествуется о том, как маленький эгоистичный и себялюбивый принц, ничего не знавший о страданиях народа, окунулся в гущу жизни. Перед избалованным ребенком прошли картины народных бедствий, безысходной нужды. Он почувствовал суровость и несправедливость государственных законов.

Страшна судьба крестьян – жертв беззастенчивого деспотизма. Фермер Йокел, ставший бродягой, рассказывает таким же бродягам, как он, о том, что с ним случилось. Когда-то Йокел жил в довольстве, были у него «любящая жена и дети. Теперь, – говорит он, – нет у меня ничего… Жена и ребята померли; может, они в раю, а может, и в аду, но только, слава богу, не в Англии! Моя добрая, честная старуха мать ходила за больными, чтобы заработать на хлеб; один больной умер, доктора не знали, с чего, – и мою мать сожгли на костре как ведьму, а мои ребятишки смотрели, как ее жгут, и плакали. Английский закон! Поднимите чаши! Все разом! Веселей! Выпьем за милосердный английский закон, освободивший мою мать из английского ада! Спасибо, братцы, спасибо вам всем! Стали мы с женой ходить из дома в дом, прося милостыню, таская за собою голодных ребят; но в Англии считается преступлением быть голодным, и нас ловили и били в трех городах…

Выпьем еще раз за милосердный английский закон!»

Сарказм Твена жалит. Почти вся повесть строится на иронии.

Когда нищий мальчик Том Кенти впервые встречается с принцем Эдуардом, он и принц просто не могут понять друг друга. Эдуард думает, например, что у каждого, даже у сестер нищего мальчугана, должны быть служанки.

«– Как же, скажи на милость, – спрашивает принц Тома, – могут они обойтись без служанок? Кто помогает им снимать на ночь одежду? Кто одевает их, когда они встают поутру?»

И Том Кенти отвечает:

«– Никто, сэр. Вы хотите, чтобы на ночь они раздевались и спали без одежды, как звери?

– Без одежды? Разве у них по одному только платью?

– Ах, ваша милость, да на что же им больше? Ведь не два же у них тела у каждой».

Твен остроумно, очень рельефно показывает, как привычное становится абсурдным, если взглянуть на него с иных классовых позиций.

Королевский двор – это мир нелепых условностей и ненужной роскоши. Когда нищий, ставший принцем, захотел почесать нос, он поверг в смущение всех придворных. Снова Твен утрирует, использует комические гиперболы, чтобы крупным планом показать фальшь изображаемых нравов. Вот эта сцена из «Принца и нищего». Мальчик говорит:

«– Прошу снисхождения, милорды: у меня мучительно чешется нос. Каковы обряды и обычаи, соблюдаемые здесь при этих чрезвычайных обстоятельствах? Пожалуйста, поспешите с ответом, дольше я не в силах терпеть!

Никто не улыбнулся. Напротив: у всех были скорбные, растерянные лица, все смущенно переглядывались, как бы спрашивая друг у друга совета… Увы! Наследственного чесальщика в Англии не существовало. Тем временем слезы вышли из своих берегов и потекли у Тома по щекам. Нос все настойчивее требовал, чтобы его почесали, и, наконец, природа прорвалась сквозь преграды придворного этикета, и Том, мысленно молясь о прощении, если он поступает неправильно, облегчил удрученные сердца приближенных, собственноручно почесав свой нос».

Марк Твен высмеивает порядки, узаконенные дворянством. Он показывает на просветительский лад, что все люди по природе своей равны. Ведь если бы принц и нищий «вышли нагишом», то никто не смог бы сказать: кто из них бедняк, а кто властитель. Тем абсурднее выглядят придворные нравы: например, церемония одевания. Твен описывает ее так:

«Прежде всего лорд обер-шталмейстер взял рубашку и передал ее первому лорду егермейстеру, тот передал ее второму лорду опочивальни, этот, в свою очередь, – главному лесничему Виндзорского леса, тот – третьему обер-камергеру, этот – королевскому канцлеру герцогства Ланкастерского, тот – хранителю королевской одежды, этот – герольдмейстеру Норройскому, тот – коменданту Тауэра, этот лорду, заведующему дворцовым хозяйством, тот – главному наследственному подвязывателю королевской салфетки, этот – первому лорду адмиралтейства, тот – архиепископу Кентерберийскому, и, наконец, архиепископ – первому лорду опочивальни, который надел рубашку – или, вернее, то, что от нее осталось, – на Тома. Бедный мальчик не знал, что и подумать; это напомнило ему передачу из рук и руки ведер во время пожара».

Писатель глядит на королевский двор глазами нищего – вот его истинная позиция. И Том Кенти выражает мысли самого Твена, когда с бессознательной издевкой (у Твена эта издевка носит, конечно, вполне осознанный характер) доказывает придворным, что короли – тунеядцы и могут обойтись без дворцов и слуг. Надо, говорит он, «снять домик поменьше и распустить большинство наших слуг, которые все равно ни на что не годны, только болтаются под ногами и покрывают нашу душу позором, оказывая нам такие услуги, какие нужны разве что кукле, не имеющей ни рассудка, ни рук, чтобы самой управиться со своими делами».

Твен вводит и в это произведение простонародные, даже грубоватые шутки. Снова «дикий юмор» помогает ему раскрывать высокие гуманистические и демократические идеи. В «Принце и нищем» есть, например, гротескный образ «мальчика для порки», который в экстравагантных выражениях благодарит Тома за обещание учиться худо, ибо это заставит сохранить его… должность. «Моя спина – хлеб мой!.. – восклицает ребенок. – Если она не получит ударов, я умру с голода».

Ближе и дороже всего Твену образ Тома Кенти. Человек из народа, знающий жизнь и нужду простых людей, он смело протестует против лицемерных обычаев и добивается моральной победы своей прямотой, правдивостью и трезвым умом. Вспомним, что, сделавшись королем, нищий мальчик Том проявляет мудрость и величие, которыми не обладают ни придворные, ни «прирожденные» короли. Справедливо, проявляя подлинную человечность, решает Том все государственные вопросы.

«Так пусть же отныне воля короля будет законом милости, а не законом крови!» – восклицает Том Кенти. И подданные с радостью подхватывают его слова. «Кончилось царство крови!» – кричат они.

Читая «Принца и нищего», и дети и взрослые обращаются умом и сердцем не только к тому, более или менее условному историческому периоду, о котором идет речь в повести, но и к современности. И в королевстве Генриха VIII и в буржуазном мире царит все тот же закон крови, хотя и не всегда его власть принимала в XIX веке такие откровенно-жестокие формы, как в Англии эпохи первоначального накопления. В Америке отсутствует наследственная аристократия. Но разве в дворцах богачей нет такой же бессмысленной роскоши и чопорности, как в резиденции короля?! Разве в США бедняки не страдают от голода и жестокости властей?! На родине писателя между жизнью миллионеров и жизнью бедняков лежит пропасть.

Твен начинает яснее видеть зло, видеть его даже там, где он раньше его не замечал. Сказка «Принц и нищий» заканчивается, как все сказки, счастливо. Кенти уступил случайно занятый им трон Эдуарду, но остался его любимцем. Принц же, став королем Эдуардом VI, царствовал «на редкость» милосердно и кротко. Вообще на протяжении большей части повести принц показан мальчиком, способным сочувствовать страданиям народа. Однако писатель вкладывает в его уста несколько многозначительных слов, больше говорящих о подлинном характере представителей королевской власти, нежели заключительные фразы повести. Когда маленький Эдуард был несправедливо обвинен толпой в воровстве, он крикнул своему избавителю Майлсу: «Повелеваю тебе, изруби эту толпу негодяев в куски!»

В «Принце и нищем» возникает, пусть в приглушенной форме, и тема отрицательного воздействия богатства и лести на самых хороших людей.

Вначале Том Кенти чувствовал себя при дворе крайне плохо. Он не хотел быть ни принцем, ни королем. Но постепенно Том научился, пишет Твен, «находить удовольствие в заседаниях совета в тронном зале и притворяться, будто он не только повторяет слова, которые шепчет ему лорд-протектор». Писатель обнаруживает все больше и больше отрицательных сторон в своем герое. Оказывается, и простой человек способен подвергаться дурным моральным влияниям. Став королем, Том Кенти «любил свои роскошные наряды и заказывал себе новые. Он нашел, что четырехсот слуг недостаточно для его величия, и утроил их число. Лесть придворных звучала для его слуха сладкой музыкой».

И все же основной мотив «Принца и нищего» – величие народа, сила и мудрость рядовых людей.

Повесть «Принц и нищий» построена очень продуманно и остроумно с начала до конца. В ней можно найти много превосходных образцов твеновской изобретательности. Уже главная сюжетная пружина книги – обмен принца и нищего одеяниями, – предоставляет автору бесконечные возможности. А как блестяще разработана история с государственной печатью, которой Том щелкал орехи!

Поиск по сайту: