Николай

Оленина Любовь Ивановна

ИСТОРИЯ СЕМЬИ

© Оленина Любовь Ивановна, 141310, Новый пер.3, кв.17, тел.(254) 2-26-61

г.Сергиев посад, 2003 г

Отец

Оленин Иван Егорович, родился в 1888 году в деревне Косовка Краснопахорского уезда Московской губернии в семье крестьянина. Его отца Егора и мать не помню. Его братья – Степан и Дмитрий, по словам моей, матери и моего старшего брата Николая,-очень хорошие люди. Дядя Стёпа в начале 30-х годов оказался в Киргизии и жил с женой, тётей Валей, в городе Ош до начала Великой Отечественной Войны в 1941 г. Дальше о них не знаю ничего.

Мой отец был профессиональным лошадником и очень любил лошадей. С 1905 г. (может чуть раньше) работал в поместье Вороново, где был хороший конный завод. Последней хозяйкой Воронова вплоть до революции была А.С.Сабурова, дочь графа Сергея Шереметьева, а имение получила в приданое от него. Хозяйка лично знала и очень ценила моего отца по работе и как человека. В 1911 (или в 12-ом) году она сосватала (высватала) ему в жёны мою мать, которая жила в Москве у владелицы колокольных заводов Фирляндской в горничных.

После революции отца пригласили в г.Наро-Фоминск завхозом кооператива, где он проработал до своей смерти в декабре 1928 года (умер от элементарной простуды, горячки). Ему было всего 40 лет. По воспоминаниям родственников он был великий труженик, честнейший человек, ему доверялось очень многое, кроме того он был очень добрый и отзывчивый. Имея свою большую семью (7 человек: он, мать, бабушка Елена и нас, детей, четверо) кроме этого в семье всегда жили няньки. У меня была нянька Зина, а у Бориса, брата, - Варюша. И при этом отец всегда помогал очень бедной семье сестры матери тёти Аксюши, которая жила в деревне Логино с семью детьми и мужем, запойным пьяницей, дядей Мишей Прохоровым. И ещё он помогал в голодное время детям, оставшимся сиротами у соседей по деревне. Позднее двое из них жили в Москве,это – тётя Шура и дядя Илюша, у которых мы прописали моего сына Валерия при поступлении в институт.

Со смертью отца потеряли кормильца и опору, как наша семья, так и все его подопечные. И его всю жизнь поминали добрым словом много людей.

Мать

Широкова Александра Степановна родилась в 1886 году в деревне Логино Краснопахорского уезда Московской губернии в семье бедного крестьянина Степана и его жены Елены.

Бабушка Елена рано овдовела, у неё было три дочери. Старшая – Александра, средняя – Аграфена и младшая – Аксинья. Земли было мало, так как не было в семье мужчин и некому работать.

Моя мать, походив две зимы в школу и научившись писать и читать, была отдана в няньки в соседнюю деревню Троицу. Было ей 9 лет. Позднее, в 1895 году, её отвезли в Москву, в дом богатой владелицы колокольных заводов Фирляндской, где она прошла всю науку барской прислуги от девочки поломойки до личной горничной барыни. Это было высшая должность в доме, и она бала в ней до своего замужества в 1912 году. Жилось ей хорошо, питание, хорошая одежда, нетяжёлая работа – одеть, раздеть барыню, подать ей в постель завтрак и ездить с барыней во все поездки. Деньги, которые ей платили за работу, забирала всё до копейки бабушка Елена в деревню, ей надо было растить младших детей. Барыня мать любила, привыкла к ней и платила бабушке хорошо, чтобы она на забрала Сашу домой.

В одной из поездок в Вороново, куда барыня ездила к своей приятельнице графине Сабуровой, мать познакомилась с отцом. Ей было уже 25 лет. Но барыня не хотела отпустить её от себя. И, когда отец посватался к ней, барыня сказала: «пусть живут у неё в Москве». А графиня ни за что не хотела отпускать от себя своего лучшего лошадника конного завода. Спор длился целый год, и графиня победила. Отец и мать поженились в 1912 году и жили до самой революции в Вороново. Там у них родились Николай – в 1913 году и Зинаида – в 1914 году. Началась первая Мировая война. Отца на фронт не брали, так как конный завод Вороново поставлял на войну лошадей.

Крёстными у Николая была графиня Сабурова, а у Зинаиды – барыня Фирляндская.

После революции 1917 года имение и конный завод были разорены, а их хозяева оказались за границей. Отца пригласили знакомые деловые люди в город Наро-Фоминск, где на базе хозяйства прядильно-ткацкой фабрики был организован первый кооператив. В него входили: три магазина, две чайные, пекарня и подсобное хозяйство, которое потом стало совхозом. Отец стал заведующим хозяйством кооператива. Жили мы в домике на территории центрального магазина, пекарни, складов и конюшни, огороженной забором с проходной, охраняемой милицией.

И 1920 году родился Борис. В 1924 году родилась я, последняя самая младшая в семье. При жизни отца мать не работала. Очень любила ездить в гости. Помню, отец подавал запряженную коляску или саночки красивые, серого в яблоках орловского рысака Кобчика и наша мать, нарядная в длинном зимнем пальто или платье, в бурках или ботинках на пуговицах выходила, и как барыня садилась в саночки. И они уезжали в гости. Часто ездили в семью управляющего прядильно-ткацкой фабрикой Шнейдерова Владимира Максимовича, его жена, Елена Родионовна, была моей крёстной. У них был сын, постарше нас с Борисом, Володя. Жили они в большом двухэтажном доме около железнодорожной станции. Когда Владимира Максимовича посадили в тюрьму, потом и Володю, Елена Родионовна очень бедствовала. Кто-то устроил её работать кассиршей в аптеку, там она и работала до самой второй Мировой войны. После ничего не знаем.

Когда отец умер, весь коллектив кооператива очень скорбели, жалели его, похоронили полностью за счёт кооператива. Тут же оплатили полностью пай в жилищно-строительном кооперативе в новом двухэтажном деревянном доме – прекрасную квартиру из трёх комнат, кухни, двух коридоров, тёплого и холодного, двух кладовок, сарайчика и тёплого туалета, называемого ватерклозет. Одна печь-«шведка» с топкой из коридора отапливала все три комнаты и коридор, а в кухне стояла плита со щитком, грела кухню и туалет. Завезли полный сарайчик дров, и в дальнейшем с дровами проблем не было. Я до сих пор помню неповторимый запах свежего дерева, нам всем так нравилась наша новая квартира. Это была память об отце.

Брат Коля весной 1929 года закончил семилетку, и тут же был принят на работу в кооператив, и его послали учиться на бухгалтера. Сестра Зинаида бросила школу после пятого класса и стала работать продавщицей в промтоварном магазине. Мать полгода проработала на фабрике и уволилась. Потом временами поступала в чайную подавальщицей, была там хоть сыта. Все были при деле. Только мы с братом Борисом, самые несчастные, недорощенные и вечно голодные. Карточная система. На нас двоих младших детей давали 1 батон белого хлеба. Мать резала его на четыре части, давала нам по куску утром и уходила. Вечером давала ещё по куску, и всё… Я эту четвертушку помню до сих пор. В 1932 году Колю взяли в армию на два года. Без него нам с Борисом совсем стало плохо, Коля нам немного помогал, чем мог. Зинаида вышла замуж и ушла от нас. Мать тут же устроила Бориса воспитанником в воинскую часть (сейчас это Кантемировская дивизия). Я осталась одна. Летом 1934 года Колю отпустили в отпуск на 10 дней. Когда он приехал и спросил, где же Борис, я заплакала и сказала, что он в военном городке. Он тут же пошёл его навещать (это 3 км от нас). И вдруг они являются оба. Борис, увидев Колю, расплакался, и тот тут же забрал его домой. Пришёл мой братик во всём военном, ему сшили сапожки по ноге, шинельку и всё как надо. Коля спросил Бориса, хочет ли он быть военным, тот потупился, промолчал (не хотел мать огорчать), но Коля, светлая душа, всё понял. Спросил мать, почему она его отправила из дома. Нас с Борисом отослал на улицу, и долго они говорили с матерью, о чём мы не слышали. В результате Борис остался дома. Я была очень рада, так как мы с ним были очень дружны. Я, сколько себя помню, ходила за ним и его друзьями, как «хвостик» и они меня не бросали. Мать сильно злилась и задумала против всех нас нехорошее дело. Она нас не любила. Пока Коля уехал дослуживать срок в армии (ему оставалось несколько месяцев), она обменяла нашу роскошную квартиру на комнатку в фабричной казарме №42 размером 10 кв. метров на пятом этаже.

Все вещи, нажитые ещё отцом, мать продала, кроме красивого буфета с посудой. Так мы оказались в комнатушке. Общий длинный коридор, куда выходили 50 комнат, общая большая кухня, всё общее. Коммуна.

Когда моя сестра Зинаида узнала об этом, она чуть не умерла, так ей было плохо. Помню, она со своим мужем пришла к нам в новое жилище, чтобы поговорить с матерью о том, что её заставило так поступить. Была очень тяжёлая сцена. Мать говорила, что у неё нет денег, работать она не может и печку топить не хочет. Но это было не так. Она всё время сдавала жильцам одну из комнат. Военным командирам и одному мастеру колбаснику с бойни. Дровами были обеспечены всегда, а мясник приносил ливер, мясо и пирожки, которые жарили на бойне. Жить было можно. Но… что сделано, то сделано. Мать отняла у детей жильё, которое вновь получить было невозможно. В стране жилые дома не строились, и большинство жили в комнатушках и коммуналках, исключая тех, у кого были частные дома. Так наша мать оттолкнула от себя старших детей, а позднее и младших, когда мы стали что-то понимать. С тех пор её только терпели, не более, ну, иногда, жалели, всё-таки мать…

Когда Коля пришёл со службы, это надо было видеть. Он был как вопрос «за что?». Мы с Борисом спали на полу. Я ближе к окну, он – ближе к двери. Коля почти не ночевал дома, спал у друзей, у которых был свой дом. Он всегда молчал. И не разу не упрекнул мать при мне. Нас с Борисом всегда жалел. И помогал нам, как только мог, был нам вместо отца. Непримиримее всех к матери была Зинаида. Она не могла ей простить, что она сделала с Колей, ему надо было жениться, у него была невеста, а жить негде.

Ну вот, пока всё о матери.

Николай

Мой старший брат родился в 1913 году в имении графини Сабуровой – Вороново, где отец работал на конном заводе. Крёстной матерью ему была сама графиня. Отец очень любил своего первенца, и он был похож на него. Учиться Николай начал уже после переезда семьи в Наро-Фоминск. Был всегда первым учеником, хорошо пел, играл на гитаре и участвовал в художественной самодеятельности. Драматический кружок при клубе был на уровне народного театра, и руководили им высокопрофессиональные режиссеры из Москвы. Ставились блестящие спектакли, оперетты, и Коля был на первых ролях.

После смерти отца Коля закончил семилетку (тогда не было десятилетки), и его взяли на работу в кооператив, где раньше работал отец, и послали учиться на бухгалтера. Его быстро повышали по службе, и вскоре он стал главным бухгалтером городского торга. Кооператив к тому времени ликвидировали. Коля неплохо зарабатывал, был хорошо одет, купил велосипед, патефон, много пластинок и нам с Борисом помогал.

Осенью 1932 года его призвали в армию, в пограничные войска в Киргизию. Он был кавалерист. В то время почти вся армия была на лошадях. На службе он заболел малярией. Когда он вернулся из армии, дома его ждал вышеописанный «сюрприз» с обменом квартиры. Он долго болел, боролся с приступами малярии, потом, слава Богу, его подлечили. Он вернулся на работу, на свою должность, где его ждали.

У нас дома Коля бывал редко, днём на работе, а ночевал часто у товарищей. У него была большая проблема, он должен был жениться, у него была невеста, которая ждала его все годы из армии. Но вопрос, где жить? Его невеста, Голубева Анастасия Арсентьевна, была из семьи староверов, у которых был свой дом на Малькове, соток 30 земли, сад, а в саду церквушка с молельней староверческая. Семья Насти – это отец Арсентий Андреевич, староста общины староверов, мать Мария Сергеевна, старший брат Никифор с женой Валей, и младший брат Володя. Полный дом народу. Это, во-первых. Во-вторых, Коля был член партии большевиков. А с религией вопрос стоял тогда очень круто. И он не хотел жить у них в доме. Хотя люди эти были прекрасные, трезвые, трудолюбивые и достойные во всех отношениях. Настя работала бухгалтером в отделе капитального строительства на фабрике. Вот какую проблему для Коли создала наша мать. В той прекрасной квартире всем бы хватило места, тем более в 1939 году Борис ушёл служить в армию на Балтийский флот на 5 лет. И мы оставались с матерью вдвоём.

В 1937 году Коля женился. Свадьба была в доме Насти, очень многолюдная и весёлая, а жили они до рождения ребёнка у нас в нашей комнатушке. Мать уходила спать к своей сестре, тёте Груше, а мы с Борисом, как всегда, на полу. Коля и Настя очень любили друг друга. Настя к нам относилась очень хорошо, особенно ко мне, она меня всегда жалела. Она сразу поняла, что я, самая младшая, для матери только обуза. Когда у Коли и Насти родился сын Славик в 1938 год, они ушли жить к родителям Насти. Там многолюдно, но дружно. У Насти не сложились отношения с нашей матерью. Она с трудом выслушивала её бесконечное нытьё, как ей тяжело жилось («по тринадцать комнатов приходилось мыть» и «оставшись вдовой, никого не отдала в приют»). Настя задавала ей неудобные вопросы. Например, куда она дела золотые вещи, подаренные ей барыней? «Отдала Зинаиде на свадьбу». А почему Люсе ничего не оставила? «Та Зинаида, озорница, всё забрала». А ты, мать, где была?… В общем, расстались они холодно, что помешало матери ходить к ним в гости. А это было любимое её занятие.

Осенью 1939 года Колю призвали на Финскую войну. А в ноябре 1939 года Борис ушёл служить на 5 лет на Балтийский флот. Провожали его, Бориса, мы с Настей вдвоём до самого вагона. Я рыдала в голос всю обратную дорогу и потом целую ночь. Настя меня бранила: «что ты плачешь, как по мёртвому?». А я видно в подсознании знала, что больше не увижу своего братика.

Коля пришёл с Финской войны в марте 1940 года с подмороженными руками и ногами и сильнейшим приступом малярии. Еле выправился. После фронта он перешёл на работу в военный городок Кантемировской дивизии главным бухгалтером Военторога., там ему обещали квартиру. В январе или в феврале 1941 года, точно не помню, у Коли и Насти родилась дочка, Люсенька, которую назвали в мою честь. И она, как говорили, очень на меня похожа.

Началась Великая Отечественная Война. Когда началась эвакуация военного городка в начале октября 1941 года, Коля настаивал, чтобы мы все уехали с семьями военных. Но Настя тут совершила роковую ошибку, она не захотела расставаться со своей семьёй и ехать в неизвестность с двумя маленькими детьми. Не верил никто, что так далеко пустят немцев. Да и тут не обошлось без нашей матери. Когда Коля вернулся с Финского фронта, она ему рассказала грязную сплетню о Насте и её начальнике. Он поморщился, но Настя узнала об этом и, конечно, отреагировала очень резко. Между ними как будто чёрная кошка пробежала. Коля сильно переживал. Но уговорить Настю не смог, мать тоже отказалась уехать и Коля забрал с собой одну меня с подругой. Если бы Настя с детьми согласилась поехать с нами во Владимир – Коля был бы жив!!!…

Сослагательные наклонения всегда бессмысленны. Но от такой малости иногда зависит судьба человека!

Коле командир части предлагал немедленно оформиться в часть через военкомат, как сделали многие работники военторга. И он мог бы всю войну прослужить финансистом в этом 15-м запасном танковом полку, который занимался формированием пополнения, обучением и отправкой бойцов на фронт. Но Коля всё откладывал, и лихорадочно пытался хоть что-нибудь узнать о своей семье. Добирался до Алабино, где был тогда штаб маршала Жукова. Но узнал только о том, что, оставшееся в живых, после бомбардировки города, население было угнано немцами в тыл, в сторону Калуги. В конце декабря, числа 25-ого, Коля поехал сдавать бухгалтерский отчёт в город Горький, и там его задержал патруль, вручили повестку на 2 января 1942 года с явкой на сборный пункт города Горького. Коля приехал во Владимир уже с военной сумочкой – мешком зелёным, договорился с командиром части, чтобы он меня отправил с первой же машиной в Наро-Фоминск, как только будет можно, а с меня взял слово, что я обязательно разыщу всю его семью и налажу связь с ним через город Владимир.

2 января 1942 года я проводила своего дорогого брата Николая в путь, откуда нет возврата. Вижу его идущим по полю от проходной части в сторону города, в чёрном зимнем пальто и с мешочком за плечами. А я заливаюсь слезами и опять, как с Борисом, и ребята дежурные на КПП сочувствуют: «по ком так плачешь, сестрёнка?». По брату, по брату, по брату.… В феврале 1942 года при следовании на фронт Коля был тяжело ранен во время бомбёжки и скончался в госпитале в городе Ковров, где и похоронен.

Поиск по сайту: