Глава 30. Николай Константинович Кеченов

Прошло ещё пять лет моих странствий по Среднему Приобью. Два года по бескрайним таёжным просторам Салыма, Демьянки и обоих Юганов. И три года по северной утопающей в озёрах и болотах тайге Агана и «Торум-Ягуна».

Параллельно со своими исследованиями я взялся за кандидатскую диссертацию. Она служила мне отличным прикрытием. Никому и в голову не приходило, чем я на самом деле интересуюсь. Зато, благодаря ей, командировки мне были обеспечены по всему Тюменскому северу. Чтобы описать то, что мне посчастливилось увидеть на Юганах, Салыме и Демьянке, потребуется отдельная книга. Каюков Лисак Павлович меня не обманул. Хантейский хранитель традиции и жрец показал мне древние заросшие лесом валы оставленных людьми городов, стоящие среди болот курганы и концентрические солярные насыпи мест силы, где стояли когда-то храмы людей белой северной расы.

— Смотри, — говорил он мне. — Всё это не наших рук дело. И не дело рук самоедов, племён сейгула и соргула, которые в этих местах жили до прихода хантов. Ни один малый северный народ городов не строил, тем более огромных капищ и храмов.

Концентрические валы древних ритуальных мест просто потрясали. Обычно в центре круговой земляной насыпи стоял круглый храм. Вокруг него, как правило, шёл ров, потом снова — вал, за валом ров и опять вал, третий самый глубокий ров и широкий вал опоясывали всё строение. Такие комплексы в диаметре достигали ста с лишним метров. Однажды, стоя на таком валу, я припомнил описание Платоном столицы легендарной Атлантиды. И был поражён: то, что описал Платон, находилось у меня под ногами. Точная копия! Только не город, а храм.

«Наверное, и столица атлантов являлась городом-храмом», — сделал я вывод.

— Ты мне открыл, Лисак Павлович, три таких места, — показал я на концентрические земляные насыпи. — А есть еще, кроме них, где-нибудь подобные?

— Есть, конечно, — спокойно сказал шаман. — Просто я тебя привёл к наиболее доступным. Среди тайги, обычно вдали от рек, в глухих местах стоят даже насыпные пирамиды. Но чтобы до них добраться, требуется уйма времени. А у нас его, как всегда, мало. Можно попробовать зимой на «Буране» к ним съездить.

— Но зимой, Лисак Павлович, не то. Ничего не видно, всё под снегом, — расстроился я.

— Ничего, — успокоил меня тогда шаман. — В вершине Торум-Ягуна на холмах ты увидишь три огромные пирамиды и рядом с ними земляные валы древнего города. По рассказам Ермаковских хантов, большого. И ещё, — добавил Лисак Павлович, — мне хочется, чтобы ты посмотрел внимательно на берега озера Пикуто.

— Там что, тоже есть следы каких-то древних строений? — спросил я шамана.

— Следы поселения есть, но речь не о них. По одной из легенд, озеро Пикуто образовалось в результате мощного взрыва. И не только оно одно, есть и другие озёра, берега которых напоминают воронки.

— Неужели ты предполагаешь, что в этих местах когда-то взорвались мощные атомные заряды? — спросил я ханта.

— Древние легенды достались хантам от рода Ворона. Род Ворона, как ты уже знаешь, пришёл в эти места с севера. По национальности «вороны» превратились в хантов совсем недавно, — начал рассказывать шаман. — Так вот, люди рода Ворона помнят, что когда-то здесь горели и земля, и небо. Скорее всего, перед нами воспоминания о великой древней войне. В настоящее время воронки от взрывов наполнены водой. Теперь это озёра, но видны вокруг таких озёр насыпи. И озёра очень глубокие. Ты скоро сам в этом убедишься.

То, о чём рассказал Лисак Павлович, я очень скоро увидел своими глазами: озёра, напоминающие собой заполненные водой лунные кратеры, мне встречались в бассейне Югана, Тром-Агана, Агана и на Ямале. Воронкообразные озёра, как правило, имели чистую воду и были очень глубокими.

«Вот бы узнать время образования этих озёр, — думал я. — Наверняка оно совпадёт со временем появления таких же озёр на Кольском полуострове. Если так, то здесь явные следы допотопной войны. Надо же, как утюжили друг друга сверхмощным оружием атланты с орианами! — размышлял я над тем, что приходилось видеть.

В одной из своих командировок в юрты Ермаковы на «Торун-Ягун» я отправился разыскивать Кечемова Николая Константиновича. Оставив свою лодку в одном из уриев, я по карте сосновым бором дошёл до озера Косын-Лор. Но, идя берегом гигантского водоёма, ничего, кроме накрытых ветхими обласками хантейских могил, я не встретил. Пройдя кладбище, я наткнулся на то место, где когда-то стоял посёлок хантов. Домиков уже не было, но ещё стояли закрытые пустые старинные лабазы. Вокруг меня была тишина, и царил дух разрушения и смерти. Но в этот момент метрах в двухстах впереди меня залаял Халзан. Судя по лаю, кобель наткнулся на человека. И я быстрым шагом направился на его лай. Подойдя поближе, я понял, что передо мной тот, кого я ищу. Разговаривая в полголоса с собакой, стоял высокий одетый во всё национальное пожилой человек. На поясе у него висел традиционный отточенный нож, а в руках он сжимал длинный посох. Было видно, что человек собаку не боится. Он с интересом её рассматривал, и на лице его сияла улыбка.

— Пошто так долго не приезжал? — не здороваясь, поднял он на меня свои серые большие глаза. — Я давно жду, а тебя нет.

— Вам что, Николай Константинович, обо мне Лисак Павлович сообщил? — растерялся я.

— Лисака Павловича я не видел больше десяти лет, — тихо сказал старый хант.

— Тогда я не понимаю?

— Ты пока не понял, как устроено всё, что нас окружает, — показал старик вокруг себя своим посохом. — Но скоро поймёшь. Разберёшься в единстве сущего. В том, что ничего не проходит бесследно, и всё имеет своё и только своё направление.

— Куда? — Не понял я монолог ханта.

— Либо в мир Верхний, либо в Нижний, — посмотрел он на меня.

Ничего не поняв, я замолчал.

— Вот твоя собака, — показал старик кивком головы на Халзана. — Она потомок древних звёздных собак, но тебе это неизвестно. Потому что твой мир пока состоит из несвязанных между собой кусков. Ты же о том, что я тебе сейчас говорю, никогда не слышал. Потому и спрашиваешь меня, каким образом я узнал о тебе.

— То, что знание едино, я понимаю. Но не представляю, как этим можно пользоваться. И столь конкретно, — подошёл я поближе к старику.

— Когда-нибудь поймёшь, — улыбнулся хант. — Пойдём, хорошо, что приехал. У меня в чуме к твоему приезду всё готово.

Изучая Николая Константиновича, я невольно вспомнил хранителя. Для того тоже не существовало никаких тайн. Он знал все мои дела, всегда чувствовал мой приезд. Но седоголовый умел читать мысли.

«Интересно, а этот умеет? — подумал я.

— И читать мысли я тоже умею, — ответил на мой вопрос хозяин озера. — У обычных людей это несложно. Вот ты уже и закрылся, — остановился он, улыбаясь. — Школа-то у тебя хорошая, но Каюков здесь ни при чём, кто-то с тобой другой работал, — стал размышлять старик вслух.

Наконец мы подошли к одинокому берестяному чуму.

— Заходи, будь как дома, — показал на чум палкой хозяин.

Я зашёл в ветхое жилище и, сбросив у входа сапоги, уселся на оленьи шкуры.

— Ну что, ты так и не догадался, как я узнал о тебе и почему ждал тебя? — ставя передо мной низенький стол, посмотрел на меня хант.

— Смутно догадываюсь. Но тогда получается, что ты больше живёшь в мире духов, чем вот в этом плотном, — показал я на стенки чума.

— Так оно и есть, — тихо сказал старик. — Мне там интереснее. Плотная окружающая действительность скучна и однообразна. И ещё очень жестока.

Несколько минут хозяин чума молчал, а потом продолжил:

— А с тобою всё просто: когда ты приобрёл силу духа реки, я тебя увидел. Потом стал наблюдать, чем ты занят. Мне было интересно, зачем тебе Юган-Ики дал столько силы? Потом всё понял. Но не будь рядом с тобой духа твоего учителя, ты бы погиб.

— Духа моего учителя?

— Да-да, того, кто всегда приходит к тебе в трудную минуту.

— О присутствии какой-то силы мне говорил и Лисак Павлович, но он не понял, откуда она взялась.

— Каюков иногда не верит сам себе, — задумчиво сказал Николай Константинович. — Теперь ты понимаешь, что твоя сила и привела тебя ко мне. Сила магнит, часто она ведёт человека по жизни.

Николай Константинович налил в кружки горячий чай, разложил на столе откуда-то взявшиеся баранки и пододвинул ко мне сковороду с жареными щучьими потрохами.

Я, в свою очередь, опорожнил на пол чума свой дорожный мешок. Увидев пачки с индийским чаем, старый хант обрадовался.

— Хорошо, что чай привёз. По ночам можно долго будет беседовать, — сверкнул он своими серыми глазами.

К остальным продуктам старик был на удивление равнодушен.

— Скажи мне, Николай Константинович, куда делись с берега Косын-Лop все ханты? — открывая банку со сгущёнкой, спросил я хозяина.

— Почти все умерли, — спокойным голосом сказал он. — А кто уцелел, те уехали.

— Как это случилось? — задал я мучающий меня вопрос.

— Двадцать с лишним лет назад рядом с озером поставили буровую, — начал рассказывать старый хант грустную историю. — Буровики сразу поняли, что у хантов за водку можно добыть и пушнину, и рыбу. Вот и начался такой обмен. Через пару лет все в юртах спились, даже женщины и дети. И стали умирать. Никто уже не шёл ни на охоту, ни на рыбалку. Даже своих оленей на водку поменяли ханты. А на буровую вертолётами возили её ящиками. А когда буровой не стало, началась повальная чахотка. Её нам буровики привезли вместе с водкой. Вот и всё, — вздохнул старик. — Ты ведь шёл через кладбище, видел какое оно большое?

— Видел, — кивнул я. — Произошло страшное. Сейчас то же самое началось на Югане…

— Да, началось, — согласился со мною старик. — Скоро и Юган опустеет, как Торум-Ягун. Скоро все мы вымрем.

— Неужели ты никак не мог остановить своих соплеменников? — спросил я погрустневшего старика.

— Как их остановишь? Молодые взрослых не хотят слушать. Вот сейчас все они и лежат в могилах.

— А куда делись ваши дома? — задал я вопрос.

— В домах болели люди, после того как хозяев относили на кладбище, домики сжигались…

— Но почему вы не обратились к врачам в Сургут? Умирали от туберкулёза и молчали?

— Мы не молчали, мы просили о помощи, но нам никто не хотел помочь. В больнице говорили, что наши юрты слишком далеко, а буровой, чтобы к нам летать на вертолётах геологов, больше нет…

— Мерзавцы! — сжал я кулаки. — Деньги на вертолёты для обслуживания буровых у них есть. Но для помощи больным людям денег у государства не нашлось.

— Врачи несколько раз к нам прилетали, забирали больных детей и привозили лекарства.

— Но остальных бросили на произвол судьбы! — перебил я старика.

— Бросили! — кивнул он своей седой головой. — Так, Геша, вымер мой род. Последние люди Ворона, — посмотрел на меня своими пронизывающими глазами хранитель кладбища. Знал бы ты, кто мы на самом деле — люди Ворона?! Откуда мы пришли, и какие знания хранили наши шаманы?!

— Кое-что я слышал от Лисака Павловича. Ведь он тоже причисляет себя к роду Ворона.

— То боковая юганская ветвь хранителей знаний. Это не то, Геша. Лисак Павлович во многое посвящён, но не во всё, — отхлёбывая свежезаваренный чай, сказал хозяин чума. — Сегодня ночью я расскажу тебе, как появился на Земле род Ворона. Ты должен это знать, потому что и сам ты почти Ворон, — сказал загадочную фразу хозяин озера.

— А почему ты назвал мою собаку звёздной? — вспомнил я слова ханта.

— Сегодня ночью ты и об этом узнаешь. Потерпи немного. После чая я тебе покажу здешние бора. Место, где стояли юрты и свои ловушки на рыбу. Покажу тебе и своих оленей. У меня их осталось всего шесть.

— А остальные куда делись? — невольно спросил я старика.

— Их постреляли шофёры на трассе. Отсюда в пятидесяти километрах дорога на Кагалым. Рядом с ней хороший беломошник. Туда мои олени и повадились ходить. Я им на шею и ошейники красные вязал. Напрасный труд. Всё равно всех постреляли. Осталось совсем немного. Теперь в загородке живут. Надо только твою собаку привязать.

— Сейчас привяжу, — сказал я, подымаясь из-за стола.

Мы вышли из чума и, привязав Халзана, направились исследовать владения Николая Константиновича.

— Нам когда-то здесь было хорошо, — остановился на пустынном берегу Косын-Лор старый хант. — В озере рыбы много, в лесу вокруг него птицы. И глухаря, и тетерева. Да и пастбища для оленей рядом хорошие.

Метров в ста от нас на чистой глади озера плеснула громадная Рыбина.

— Вот видишь! — показал глазами на воду Николай Константинович. — Здесь жить и сейчас можно. Но никого, кроме меня, не осталось.

— Тебе не кажется, — посмотрел я на задумавшегося ханта, — что твой род специально убили? Геофизики нефти здесь не отметили, но почему-то буровая была поставлена? Спрашивается, зачем? Тебе не кажется это странным?

— Наши старики говорили начальнику экспедиции, что зря он затеял на Косын-Лор буровую. Нет здесь никакой нефти, потому сюда деды и привели род Ворона. Но он стариков не послушал, — вздохнул хозяин озера.

— Вот видишь, — оживился я. — И болезнь на вас обрушилась после того, как буровую отсюда убрали. Но сначала вас всех споили, и это тоже неспроста. На мой взгляд, по чьей-то злой воле всё это и произошло. И медслужба от вас отказалась, не по причине удалённости, а по совсем иной причине. Так кому-то было надо.

— То, о чём ты говоришь, я понял с самого начала, — согласился с моим предположением старый хант. — Но остановить беду не смог. Подтверждением всему явилось то, что дети, которых у нас забрали, больше сюда не вернулись. Следов их я не нашёл ни в Сургуте, ни в Тюмени…

От услышанного мне стало не по себе.

«Страшная злая сила! В обход государственной политики по отношению к малым народам… Непосвященному трагедия, которая здесь произошла, может показаться цепью не связанных между собой явлений. На самом же деле всё не так», — думал я.

— Род Ворона уничтожила не экспедиция и не служба здравоохранения, — читая мои мысли, медленно проговорил мой спутник. — Он погиб по воле великой злой силы. Мощного многоголового духа, управляющего медленно умирающим земным миром. Сейчас наступило время гибели и твоего народа. Потому я и ждал тебя, Геша, чтобы рассказать тайну рода Ворона, — повернулся ко мне Николай Константинович. — От тебя она дойдёт до других людей. И кто знает? Может, благодаря ей уцелеет и твой народ.

Старый хант стал говорить загадками. Но я его не перебивал. Одинокому человеку необходимо было выговориться. Мы шли по оленьей тропе вдоль берега озера, и я думал о той силе, что нависла над земным социумом.

«До чего же чётко работает! Дотянулась даже до угроязычных потомков ориан. Посчитала их наследие для себя опасным. Куда ни взгляни, везде она! И остановить её пока нечем! Даже этот старый хант знает свойства эгрегора Амона. А наши разрушители, что засели в Кремле, и не подозревают, что являются проводниками его воли».

Под вечер я помог натаскать к чуму Николая Константиновича побольше сушняка и, взяв топор, занялся приготовлением из него дров для жестяной печки чума. Но работа меня так и не отвлекла от мыслей об услышанном. Из головы не выходило:

«Зачем надо было ставить буровую, если на геологических картах это место было отмечено как неперспективное? Ведь начальник экспедиции заранее знал, что ничего здесь он не найдёт? И всё-таки что-то подтолкнуло его к действию? Но почему сразу после ухода буровиков среди хантов вспыхнула эпидемия туберкулёза? Той болезни, которой давным-давно, даже в скученных и крайне запылённых наших городах, мало кто болеет? Но больше всего меня удивило халатное отношение районной медицинской службы к повальному заболеванию на стойбище. Обычно медики себя так не ведут. Насколько мне известно, любую эпидемию наши советские врачи всегда старались искоренить и, по возможности, как можно скорее. Такое впечатление, что все, начиная с начальника геолого-разведочной экспедиции и кончая сургутскими работниками ЦРБ, посходили с ума. Но если они были вменяемыми, тогда получается, что сработал сговор? Возникает вопрос: а причина? Неужели местные ханты умудрились и буровикам, и медикам так насолить, что одни решили их споить, а другие извести болезнью? Конечно же, ничего подобного не могло быть, — думал я. — Но почему же тогда вымерла целая деревня? Вымерла на глазах у всех, и людям никто не помог. Сложилась роковая цепь странных необъяснимых событий?»

Николай Константинович людей не обвиняет. Он оправдывает даже халатность врачей. Виной всему он считает мощное полевое воздействие. Как ни странно, и я пришёл к такому же выводу. Причём, сразу же, как только услышал от ханта его грустную повесть.

«Но если на Земле возможны такие вот открытые, прямо скажем наглые оккультные операции, то что же ждёт в будущем наш земной социум? Кто на самом деле управляет всеми нами? Конечно же, не генсеки и не президенты. А те неизвестные, которые в течение долгих тысячелетий создавали для себя мощную полевую энергоцентраль эгрегора Амона-Яхве-Тетраграматона. И теперь не ясно, кто кем управляет — они им или она ими? Скорее всего, случилось последнее. Дети-Ще превратилось в монстра, который не терпит над собой никакой власти. Даже власти своих создателей. Искусственно созданная полевая структура начала жить, выкачивая энергии из социума, вполне самостоятельной жизнью. Всё это хорошо видно по поведению иудо-протестанского банковского клана. Им, банкирам, тем же Ротшильдам, Рокфеллерам или Морганам, наверняка, многое происходящее в социуме не нравится. Ведь и у них есть дети, и они также без будущего, как и дети простых людей, — размышлял я. — Но ничего поделать с происходящим ни функционеры Ватикана, ни Сити или округа Колумбии уже не могут. Так же, как и масоны всех без исключения и высших тайных, и всем известных популярных клубов и компаний. Высшая масонская элита надеялась, что сможет управлять своим детищем. Как бы не так! Потому и банкиры, и масоны занервничали. Мир людей валится в бездну, остановить же этот процесс невозможно».

Из раздумий меня вывел голос Николая Константиновича:

— Великий злой дух управляет нами, лживыми речами Горбачёва, Геша. Он давно свил гнездо в Кремле. Ещё со времён царя Никитки. Потому я и говорю, что настало трудное время больших испытаний.

— А почему ваши духи, например, дух Торум-Ягуна не защитил твой народ от влияния Великого злого духа? — спросил я ханта.

— Дух зла намного сильнее наших духов, — опустил голову Николай Константинович. — Они с ним не могли справиться. Я тогда не раз шаманил. Но всё напрасно…

Мне стало искренне жаль проигравшего оккультную битву шамана. И я, подойдя к Николаю Константиновичу, спросил:

— Ты ведь выжил? Как я понимаю, твоя воля боролась с волей самого Сатаны. И он с тобой не справился?!

— Но других спасти я не смог.

— Потому что они себя сами спасать не захотели, и ты тут ни при чём, — посмотрел я в умные глаза шамана. — Значит, у нас у всех есть надежда. Знать бы куда идти? Никто не знает дороги — вот в чём беда!

— Дорога, Геша, никуда не подевалась, — присел на сушину Николай Константинович. — Это уход к нашим корням. Туда, откуда мы все пришли. Если люди это поймут — жизнь на земле не погибнет. И зверьё, и люди уцелеют.

Что имел в виду старый хант, я не понял. Но уточнять не стал. Очевидно, шаман намекнул, что есть в природе сила, способная всё исправить. И надо снова к ней возвратиться.

Когда мы поужинали, Николай Константинович сказал:

— Сегодня, как обещал, я расскажу тебе, откуда произошёл род Ворона. Познакомлю тебя с нашим поверьем или легендой что ли. Твоя задача слушать и истолковывать. Дело в том, что были рода Ворона повествуют не только о моих предках, но и о твоих. И ты это скоро поймёшь.

— А почему ты назвал предание рода Ворона былью?

— Потому что они рассказывают правду, Геша. Правду, которую должен знать каждый на Земле человек.

«За которую вас всех и прикончили», — про себя подумал я.

— Можно вопрос? — посмотрел я на старого ханта.

— Конечно, — кивнул Николай Константинович.

— Мы оба знаем, что Великий дух зла диктует свою волю всем правительствам земли. И генсеки, и короли, и президенты, сами того не подозревая, играют те роли, которые он им отводит. В руках этого Всепланетарного демона они что куклы? Он ими движет: хочет, приводит к власти, если не справляются — убирает, заменяет другими пешками. Я правильно понимаю?

— Да, правильно, — кивнул головой Николай Константинович.

— Но скажи мне, а этим Великим духом зла управляет кто-нибудь? Что-то не верится, что он отсебятину гонит. Допустим, через своих ставленников он уничтожит человечество, но ведь и сам загнётся. Откуда ему потом черпать силу? Он же из людей её сосёт?

Выслушав мой вопрос, старый шаман несколько минут молчал, потом, посмотрев на меня, сказал:

— Ты знаешь намного больше, чем я думал. Тебе известно, как на Земле Великий дух зла был создан и какой силой он наполнен. Тебе ведомо, что у него есть свой хозяин… Я не пойму, зачем ты меня о нём спрашиваешь?

— Не обижайся, Николай Константинович, — сказал я ханту. — Я потому задал тебе вопрос, что ты знаешь намного больше меня. Ты же наверняка видишь тех, кому подчинена эта злая сила.

— Лучше бы их не видеть! — вздохнул шаман. — Скажу тебе одно — они не духи, но живут в Нижнем мире, и они нелюди.

«Точнее некуда, — подумал я про себя. — Не духи, но живут в Нижнем мире и нелюди!»

— Они влияют на человечество посредством Великого духа зла. Дух их главное оружие. Без него они не опасны.

— Почему?

— Потому что боятся гнева Создателя, того, кто создал этот мир, — проступила на лице ханта улыбка.

— Всё-таки на Земле есть сила, с которой эти бестии считаются?! — искренне обрадовался я. — Значит, у человечества есть надежда.

— Есть-то она есть, но сначала надо человечеству вернуться к этой доброй силе. Глупые люди давным-давно её предали. Оторвавшись от своих корней, от небесного огня и отца, что их создал, — вздохнул шаман.

— Вот мы с тобой им и поможем вернуться к Творцу, — улыбнулся я ханту.

— Последний из рода Ворона и последний из железных людей? — покачал седой головой шаман. — Хорошая компания!

— Хороша не хороша, но надо что-то делать! Иначе от всего человечества останется одно воспоминание. Земля превратится в сплошное кладбище. Как на моём озере, — добавил шаман.

Поиск по сайту: