АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Б. Другие признаки беспокойства

Читайте также:
  1. But it was rejected (отвергнут) too, just like the others (точно так же, как и другие).
  2. GG ДРУГИЕ ОТХОДЫ, СОДЕРЖАЩИЕ В ОСНОВНОМ НЕОГРАНИЧЕСКИЕ КОМПОНЕНТЫ, КОТОРЫЕ МОГУТ СОДЕРЖАТЬ МЕТАЛЛЫ И ОРГАНИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ
  3. TOURS HA ATTITUDES, НА ARABESQUES И ДРУГИЕ ПОЗЫ
  4. XI. ПРИСПОСОБЛЕНИЕ И ДРУГИЕ ЭЛЕМЕНТЫ, СВОЙСТВА. СПОСОБНОСТИ И ДАРОВАНИЯ АРТИСТА
  5. Амфетамины и другие стимуляторы
  6. Анод, катод и другие
  7. Апокрифические Евангелия и другие писания
  8. Асинкрит и другие.
  9. Б)другие родственники
  10. Б)другие родственники
  11. БАРДО И ДРУГИЕ РЕАЛЬНОСТИ

1. Страхи и тревоги (происхождение, содержание, защиты, от­ношение к патологии).

2. Задержки и недостатки развития (органические, конститу-циональные, травматические, вызванные окружением).

3. Школьные проблемы (задержки развития, неоправданные регрессии эго, наполнение сексуальным содержанием или агрессивной символикой и защиты от них, невротическое подавление, ограничения это, невротические образования).


272 Раздел V. Детская психопатология

Истоки детской психопатологии1

Понимание того, что истерики страдают прежде всего от своих воспоминании, стало началом психоаналитического учения и направляло затем аналитические исследования. Когда стало ясно, что анализ ничего не может прояснить без объяснения ранних психических процессов, аналитическая терапия пере­ключилась с настоящего пациентов на их прошлое и с проблем взрослого на проблемы первых лет жизни. Таким образом рука об руку с постижением зрелой половой жизни идет постепен­ное понимание ее начального этапа, т. е. картины фаз инфан­тильной сексуальности и первых конфликтов влечений и Я. На основе психоаналитического учения о неврозах возникли иду­щие с ним в ногу учения об инфантильной сексуальности и по­строенные на нем едва намечающиеся очертания психоанали­тической психологии и психопатологии детства.

В начале психоаналитического движения эта новая теория была еще далека от практического использования. В то время анализ занимался совсем другими задачами. В технике терапии было важно закрепить переход от гипноза и внушения к сво­бодной ассоциации и толкованию сопротивления и переноса. В научной работе существенным было систематизировать но­вый материал. Все без исключения результаты анализа взрос­лых указывали на последовательность либидоносных фаз разви­тия (оральная, анальная, фаллическая), на детали Эдипова и кастрационного комплексов, на закономерность амнезии край­нему детству. В центре аналитических интересов стояла не непосредственная работа с детьми, а выводы о детских пере­живаниях, которые выявляются при анализе взрослых. Запол­нение пробелов в памяти и обнаружение все новых подробностей процесса развития при помощи метода реконструкции было тогда особой гордостью аналитика.

После первых двух десятилетни аналитической работы на­стала эра применения знаний, полученных из анализа взрос­лых, в практической педагогике. Анализ взрослых невротиков

' Часть работы «Норма и патология детского развития» (1965). Текст дан по изданию: Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов. СПб., 1997. С. 219-232.


Истоки детской психопатологии 273

вскрыл возрастающее число важных ошибок в воспитании. Не оставалось сомнений в их роли в образовании неврозов. Неис­кренность родителей в сексуальных вопросах: нереально высо­кие моральные требования, чрезмерная строгость и чрезмерная снисходительность, ненужные запреты, наказания, ранние со­вращения — оказались патогенными воздействиями, которым подвергается ребенок со стороны незнакомого мира. Казалось, не было возможности путем изучения мира взрослых реши­тельно изменить положение и воспитывать следующее поколе­ние детей в более благоприятных условиях. В этом отношении задачи будущего для аналитиков заключались в «психоанали­тическом воспитании», основанном на полученных в последнее время знаниях.

На практике подобные задачи легче поставить, чем выпол­нить. Родители, учителя и воспитатели ожидали от психоана­лиза законченной системы правил и предписаний. Аналитики же могли предложить лишь напоминания, предостережения, в лучшем случае — советы. Аналитические знания о процессе развития росли в то время медленно от фазы инстинктивного развития к этапу связи с объектом, от любви к объекту к иден­тификации и идеал-образованию, от Я-функции к Я-аппара-там, от страха и враждебности к образованию компромиссов и симптомов, от симптомов обратно к фиксационным пунктам и к патогенной регрессии, от неврозов к нарушениям в развитии и отклонениям в характере. Для аналитика каждая находка рас­крывала в плане педагогического мышления и действия новую надежду на предотвращение неврозов. В педагогическом мире сохранялось разочарование, что новое психоаналитическое уче­ние о воспитании было не совершеннее, чем лежащая в его ос­нове теория, т. е. оно было неполное, несистематическое, посто­янно изменяющееся.

Шаг за шагом происходил перенос психоаналитических от­крытий на педагогические предписания и действия, и приме­ры этому нетрудно найти. Многие анализы давали убедитель­ные доказательства травматического влияния так называемых пра-происшествий, т. е. наблюдения полового акта родителей и сексуально стимулированного сна с отцом или матерью; педа­гогическим выводом из этого было предостережение родителей


276 Раздел V. Детская психопатология

играла борьба за отучение от онанизма как ранний внутренний конфликт между Я и влечениями. Еще безнадежнее с предо­ставлением детям запланированной свободы от страхов. Где про­падает страх перед строгостью родителей, усиливается страх совести; где смягчается строгость сверх-Я, дети преимуще­ственно находятся в страхе перед собственной силой влечения, которому очи! беспомощно остаются подвержены без вмеша­тельства внешней или внутренней инстанции.

В итоге психоаналитическая педагогика так и остается пе-' рсд целью, поставленной с самого начала. Дети, выросшие в но­вых условиях, могли бы в некоторых отношениях отличаться от прежних поколений. Но они не свободнее от страха и от кон­фликтов, и они не менее подвержены невротическим и другим психическим нарушениям. Ошибка заключается здесь не в от-вержении воспитательного воздействия, а в наших неправильных ожиданиях. Строго аналитическое мышление должно подгото­вить нас к тому, что поиски определенного «корня неврозов» так же нереальны, как и надежды на профилактику неврозов, основанную на воспитании. Психоаналитический опыт пока­зывает, что неврозы есть цена, которую человечество платит за культурное развитие. ОНО, Я, сверх-Я как психические ин­станции имеют каждая свое собственное назначение и свои соб­ственные методы работы. То, что они находятся в противо­речии друг с другом, естественно и неизбежно, как и послед­ствия, которые осознаются индивидом в форме внутренних конфликтов. Свобода от конфликтов и единство личности являются, таким образом, невыполнимыми идеалами челове­ческой культуры. Максимально, чего может добиться разумное воспитание, это помочь конкретному ребенку избежать кон­фликта, что согласуется с условиями психического здоровья. Там, где внутреннее раздвоение слишком велико, патологические компромиссные образования между влечениями, Я и Сверх-Я остаются, несмотря на все внешние условия, неизбежными.

Введение детского анализа и его последствия

Когда усилия по предотвращению неврозов воспитательными воздействиями исчерпали себя, возник новый и эффективный


Истоки детской психопатологии 277

инструмент: детский анализ, т. е. использование аналитической техники и терапии в борьбе с ранними детскими конфликтами во время их возникновения.

Для психоаналитической детской психологии, которая до этого базировалась исключительно на реконструкции анализа взрослых, таким образом, открывался второй обильный источ­ник. Для аналитиков стало важной теоретической задачей срав­нение и противопоставление экспериментальных данных того и другого вида. Начали появляться и взаимно коррегирозать-ся выводы из анализа взрослых, из анализа старших детей, дан­ные из анализа младших.

Постепенно растет осведомленность в вопросах детства, ос­нованная на психоаналитической специализации, которую об­щество ожидало с возникновением психоанализа. Детский ана­лиз объяснил «взаимодействие между внешним миром ребенка и развитием его внутреннего мира», открыл глаза на «бесчис­ленные подробности детской жизни»; он открыл подход к «ре­альным каждодневным переживаниям и фантазиям детей»;

«только в условиях детского анализа для взрослого наблюдате­ля могут быть доступны дневные фантазии и ночные страхи, игры и творчество детей»1. Для аналитических терапевтов важно, что в раннем анализе для сознания пациента и наблю­дения аналитика еще доступны инфантильные комплексы и их патологические последствия, т. е. аналитик работает с возрас­том, в котором пока еще не достигли своей полной силы инфан­тильная амнезия и покровные воспоминания.

Кто в качестве детского аналитика непосредственно и года­ми прослеживал такое раннее развитие, приходит к выводам, которые не всегда совпадают с выводами, извлеченными из анализа взрослых. В этом плане детский анализ добился боль­шего, чем ожидаемое от него подтверждение реконструирован­ных данных. Детский анализ способствует теоретическому решению там, где методы, реконструкции оставляют откры­тые вопросы, т. е. они ведут к «выбору между альтернативны­ми гипотезами^2. Они выдвигают в центр внимания ранее не

* См. Эрнст Криз, 1950 и 1951 годы. 1 См. Эрнст Криз я Роберт Вальдер, 1936 год.


278 Раздел V. Детская психопатология

принимавшиеся в расчет данные, они коррегируют перспекти­вы. Как я в дальнейшем попытаюсь показать, они могут также внести некоторый вклад в теорию психоаналитической тера­пии и психоаналитическую метапсихолопио.

Непосредственное наблюдение детей на службе психоаналитической детской психологии

* Ханс Хартманн первым из теоретиков психоанализа пришел к тому, что для психоаналитической психологии в целом и для психоаналитической детской психологии в особенности не нуж­но «ограничиваться данными, полученными психоаналити­ческими методами» (1950). В практическом анализе эта точка зрения была принята уже давно. Уже после появления работы 3. Фрейда «Три статьи о сексуальной теории» (1905) многие аналитики стали наблюдать своих собственных детей и нахо­дить подтверждение существования инфантильной сексуаль­ности, Эдипова и кастрационного комплексов. В этом направ­лении в 20-е и 30-е годы педагогический факультет Венского психоаналитического института готовил воспитательниц дет­ских садов и учителей. Айхорн, Бернфельд и их ученики по­ставляли материал наблюдений за беспризорными детьми, юны­ми преступниками и подростками, вступившими в пубертат-ный возраст. Во время и после второй мировой войны этому последовало гораздо больше специализированных учреждений и проектов, в которых в центре внимания становилось наблю­дение за младенцами, маленькими детьми и подростками.

Хотя эти начинания были разветвленными и многоязычны­ми, для многих аналитиков трудно было переключиться с рас­смотрения глубины, т. е. бессознательных вытеснений, на по­верхность, т. е. на проявляющееся поведение. Имеет ли внешне-аналитическое наблюдение значение для аналитической теории, и что оно вообще может быть, оставалось в течение десятиле­тий открытым и спорным вопросом. И только постепенно из­менялось широкое аналитическое мнение от отрицательного к положительному. В том, что в конце концов они переубеди­лись, мы благодарны прежде всего наблюдениям Рене Спитца,


Истоки детской психопатологии 279

Джона Боулби, Маргарет Риббл, Маргарет Малер, Солли Про-венц и др., а также в теоретическом отношении различным ра­ботам Эрнста Криза и Хайна Хартмана.

В целом история отношений между наблюдением внутри и вне анализа поучительна и изменчива. Она заслуживает рас­смотрения в ее исторической последовательности.

Аналитик как глубинный психолог

Эта история начинается с неприятия и враждебного отношения со стороны анализа. В то давнее время, задолго до возникнове­ния детско-аналитической специализации, имелось только два узаконенных направления: выработка аналитической техники и с ее помощью дальнейшее продвижение в область бессозна­тельного. Оба проводились в направлении, обратном поверхно­сти сознания. Тогда было особенно важно выделить различие между поверхностью и глубиной, т. е. между поведением и мо­тивацией, а не их тождественность. То, что мотивы скрыты за сознанием, т. е. могут быть бессознательными, было новым по­нятием, заслуживающим детального рассмотрения. Далекий от анализа мир не мог поверить в существование бессознательно­го, недоступного для сознания, или серьезно отнестись к эф­фективности сил, о которых ничего не говорит их самонаблю­дение. Сегодня, когда многие аналитические аксиомы получи­ли всеобщее интеллектуальное признание, трудно не верить, не знать и думать иначе, как при господствующем тогда отноше­нии публики к анализу и аналитикам. Некоторые наделяют каждого аналитического работника жуткой способностью уга­дывать с первого взгляда все тайны своего партнера; то, что в этом нет ничего особенного и что аналитические методы дают эффект только постепенно при строго определенных условиях, они могут игнорировать как не имеющий значения факт. Дру­гие — среди них и известные психиатры — не делают никакого различия между сознательным и бессознательным. Фактиче­ский инцест психопатического отца со своей дочерью значит для них то же, что и вытеснение Эдипова комплекса. В знаме­нитом тогда уголовном деле Хальсманна судья даже ссылался на желание смерти своему отцу у всех сыновей, не обращая вни-


280 Роэдел V. Детская психопатология

мания на различие между латентными и манифестными, вытес-ненными, сдерживаемыми и допущенными к действию побуж­дениями. Со стороны академической психологии были повто­рены попытки найти при помощи анкетирования доказатель­ства или опровержения существования Эдипова комплекса, т. е. приникнуть при помощи различных по своей природе методов заграницы бессознательного и показать в сознательной памя­ти взрослых вытесненные остатки его инфантильных любов­ных порывов.

< Не редка была путаница между содержанием бессознатель­ного и его сознательной производной даже среди молодого по­коления аналитиков. В учебных институтах, например, годами составляло труднейшую задачу убедить молодых психоанали­тиков в различии между манифестным и латентным содержа­нием сновидений и удержать их от использования для толко­вания отдельно сознательного текста сновидений. Не менее редким было чрезмерное рвение, которое побуждало даже опыт­ных судить по малейшим внешним признакам о бессознатель­ных комплексах, инцсстных или мазохистических фантазиях, страхах кастрации или разрушительных желаниях смерти, не обращаясь к свободным ассоциациям и вне аналитической си­туации. Толкования такого рода, проводимые на базе недоста­точного материала, могли привести при тогдашнем уровне зна­ний лишь к ошибочным выводам и еще более понизить авто­ритет психоанализа. Поэтому не случайно, что каждый серьезный аналитик сделал для себя правилом отказаться от внешних проявлений, продвигаться к вытесненному бессознательному только постепенно, при соблюдении всех правил толкований, т. е. оставаясь строго в пределах конкретной рабочей методики.

Производные бессознательного как материал наблюдений

Даже радикальные глубинные психологи не могли утверждать что-либо другое, чем то, что обстоятельства аналитической си­туации оказывают большее влияние, чем эротическая направ­ленное! ь производных бессознательного. Это достигается бла­годаря спокойствию пациента, снижению или прекращению


Истоки детской психопатологии 281

его критической функции, использованию личности аналити­ка как объекта переноса, исключения действия и тем самым по­ступка. Само собой очевидно, что эти производные можно най­ти везде в повседневной жизни людей и что они заслуживают серьезного рассмотрения. Такие прорывы из бессознательного появляются у взрослых в форме известных неловких и типичных действий, которые выдают скрытую причину; в форме типич­ных сновидений и символов сновидений, которые можно пере­водить без ассоциаций сновидящего. В детстве они появляют­ся помимо этого и в форме неискаженных мечтаний, которые можно легко понять; в форме сознательных дневных фантазий, которые содержат лишь минимальные искажения либидных по­буждений. Примером, последних служат героические и спаса­тельные фантазии мальчиков на вершине развития, позитивно­го Эдипова комплекса; семейный роман и фантазии близнецов латентного периода, в котором становится очевидным разоча­рование в родителях; ударные фантазии, существование кото­рых указывает на фиксацию на анальном садомазохизме. Не все аналитики одинаково заинтересованы в этих спонтанных про­явлениях и готовы применить их в терапевтической работе с пациентами. Некоторые — более, чем другие — склонны выис­кивать их и делать из них общие заключения. Некоторые идут дальше, чем разрешено ортодоксальному аналитику, поддаются на соблазны делать скороспелые выводы, предпочитают сокра­щать путь в бессознательное, в дальнейшем отказываются от совместной работы с пациентом и тем самым уходят с правиль­ного пути анализа толкования сопротивления и переноса. Из-за такого поведения их называют «дикими» аналитиками. Одна­ко это же умение угадывать, которое было опасно при лечении, особенно нужно аналитическому наблюдателю, который те?,; са­мым имеет возможность превращать различные виды поверхно­стных проявлений в значительное аналитическое содержание.

Защитные механизмы Я как. материал наблюдения

Следующий шаг в понятии значения поверхностных процес­сов связан с началами психоаналитической эго-психологии.


282 Раздел V. Детская психопатология

Внимание аналитика равномерно распределяется, с одной сто­роны, па содержание бессознательного и его производных, т. е. инстинктивных побуждений, желаний, фантазий и представле­ний, а с другой стороны, на принадлежащие Я методы, которые служат сдерживанию их от проникновения в сознание. Если даже самозащитные механизмы автоматизированы, т. е. дей­ствуют сами по себе, без вмешательства сознания, все равно их результаты проявляются и как таковые, если они сами по себе доступны вниманию наблюдателя.

ч Единственный защитный механизм, которому прежнее ут­верждение полностью не соответствует, является самым важ­ным. Это вытеснение. Где удается вытеснение, на поверхности сознания нельзя увидеть ничего, кроме пробела, т. е. отсутствия побуждений или представлений, которые, согласно нашему ожиданию, должны, в норме, существовать. Например, где ро­дители считают свою маленькую девочку «славной, нежной, послушной, скромной», аналитик судит о не соответствующих детству побуждений агрессии, жадности, упрямства и т. д. Где родители убеждены, что старший ребенок любит всех младших братьев и сестер, аналитик ищет вытесненную зависть и рев­ность. Где ребенок не проявляет любопытства и не желает ни­чего знать о появлении детей, половых различиях и связи ро­дителей, мы по праву судим о защитных процессах, жертвой которых стало каждое сознательное проявление нормального сексуального любопытства.

Другие защитные механизмы Я облегчают работу анали­тического наблюдателя. Например, реактивные образования без труда переводятся в им противоположное вытеснение ОНО-со-держания. Маленький мальчик, впадающий в состояние страха «всякий раз, когда родители вечером или при плохой погоде уходят», выдает тем самым свое вытесненное желание их смер­ти; то же самое справедливо для ребенка, который прислуши­вается ночью к дыханию спящего брата или сестры, чтобы убе­диться, «что он живой». О стыде, отвращении и жалости мы знаем, что как состояния они являются результатами дли­тельной защитной борьбы против неприличного желания и же­стокости; пт, где на поверхности они слишком явно представ­лены, мы автоматически заключаем о силе отвергнутых побуж-


Истоки детской психопатологии 283

дений. Также и сублимации без труда можно перевести в при­митивные импульсы, от которых они произошли. Проекции у маленьких детей соответствуют защите от множества нежела­тельных для них побуждений и тому подобных свойств.

Аналитический опыт работы с пациентами ведет от понима­ния отдельных механизмов к их комбинациям в типах харак­теров и личности, которые становятся видимыми и доступны­ми прямому наблюдению даже вне анализа. В качестве перво­го примера этого рода мы находим в аналитической литературе описание навязчивого характера, специфические свойства и на­клонности которого — аккуратность, опрятность, экономность, нерешительность, накопительство и т. д. По происхождению они возникают из вытесненных побуждений анальной стадии. Неясно, почему этот ранний опыт не согласуется со многими дру­гими подобного рода и почему психическая поверхность в этом случае не может быть четкой. Здесь мы разделяем высказанное 3. Фрейдом предположение, «что и другие свойства характера сходным образом являются конденсатами или реактивными об­разованиями определенных прегенитальных либидоформаций...» (1932, «Новая редакция лекции по введению в психоанализ»).

С момента написания этих строк в 1932 году уже подтвер­дилось множество таких гипотез. Кроме анального характера сегодня мы уже знаем оральный и уретральный типы характера. Множество примеров индивидуального развития детей прямо указывают на специфические генетические фазы, которые ле­жат в их основе. Где дети по отношению к объекту или в других случаях проявляют жадность, ненасытность, требователь­ность, зависимость, где у них развит страх отравления или имеются другие осложнения с питанием, мы не сомневаемся в том, что они зафиксировались на оральной стадии и что регрес­сия к этой точке фиксации представляет постоянную опас­ность для их дальнейшего развития. Где на поверхность высту­пает жгучее тщеславие и импульсивное поведение, мы. делаем заключение о фиксационной точке в уретральной фазе. Для на­блюдателя (или диагноста) важно знать, что в случаях первого рода эквивалентность между вытесненным ОНО-содержаннем и проявляющимися Я-образованиями не случайна и не прехо­дяща, а генетически обусловлена и закономерна. Достаточно


284 Раздел V. Детская психопатология

взглянуть на психическую поверхность, чтобы понять, что про­исходит в обычно недоступных слоях психического аппарата.

Другие детские формы поведения как материал наблюдения

То, что справедливо для защитных механизмов, мало-помалу распространяется также и на другие детские формы поведения, действия, установки, которые «сигнализируют» наблюдателю i происходящее в глубине, за ними. Даже здесь есть исходные точки, навязанные положениями анального происхождения, к которым затем детские аналитики пытаются присоединить формы поведения другого происхождения.

Одна из плодотворных фаз в этом отношении — фалличе­ская. Стыдливость и скромность, упоминавшиеся уже при реактивных образованиях, соответствуют инверсии желания выделиться. Частое у детей и особенно мешающее школьной жизни навязчивое состояние игры в дурачка теперь нам хорошо знакомо как случай извращения и искажения стремления отли­читься, выделиться, при котором фаллическое показное жела­ние сдвинуто от позитивного к негативному. Утрирование муж­ского поведения с буйной агрессивностью является сверхком­пенсацией и выдает лежащий за ним страх кастрации. Дети, которые жалуются на пренебрежение со стороны учителей в школе и плохое обращение со стороны товарищей, в действи­тельности пассивны и должны бороться с пассивномазохиче-скими побуждениями. Важны здесь и частые жалобы детей на скуку, которые почти всегда исходят из подавления мастурба-ционных фантазий и занятий.

Наблюдение детей во время соматического заболевания так­же характеризует их психическое состояние. Некоторые в это время ненасытны в своем желании к вниманию, утешению, за­боте, другие отворачиваются от внешнего мира, хотят только спать и уединиться. Обе формы поведения соответствуют двум типам распределения либидо: первая — на объекты внешнего мира, последняя — на себя самого и на собственное тело. По­слушание детей по отношению к врачу, диете и другим необхо­димым ограничениям свободы не является всегда результатом


Истоки детской психопатологии 285

благоразумного, как охотно думают родители. Обычный, нор­мальный ребенок, который во время болезни неожиданно ста­новится «послушным», вероятно, удовлетворяет таким обра­зом регрессивные пассивные побуждения; либо он находится под впечатлением страха и чувства вины, которое каждое забо­левание взимает в качестве засл^женн^т^ щт^^^а "^'^ з^г^^7^"-

"^"'^"""' ——' "-**""- "^-4^.^J^*^.*"t^^v/ ^-^1 ^^/1.1^-^t 1JU ^ 1-<-4-J^ ь- ^l^^.J^

ные действия. Ипохондрические дети, озабоченные своим соб­ственным здоровьем, тем самым выдают, что недостаточна материнская забота, или что дети ей справедливо или неспра­ведливо не доверяют.

Еще один плодотворный источник наблюдения — детские игры. Рисование, поделки, игры на воде и на песке являются из­вестными сублимациями анальных и уретральных желаний. Сексуально любопытный ребенок занимается разбором игрушек. Железная минидорога, смотря по тому, как в нее играет ребенок, бессознательно характерна для целого ряда бессознательных фантазий: нескончаемая последовательность столкновений вы­дает, что играющий ребенок бессознательно озабочен загадкой родительских половых отношений; пристрастие к туннелям и подземным дорогам соответствует любопытству к внутреннос­тям тела; тяжело груженые вагоны символизируют мысли о бе­ременности; концентрация на хорошей исправности и скорости игрушки происходит из радости мальчиков по поводу функции пениса. Во время игры в футбол игроки имеют широкую воз­можность открыто проявлять свое тайное отношение к своим старшим товарищам. Смотря по предпочитаемой каждым фут­болистом позиции на поле, детали его поведения символизиру­ют его отношение к атаке, обороне, столкновению, успеху, по­ражению и в итоге — к мужественности. Конный спорт откры­вает соответствующие возможности для наблюдения девочек. Кто заинтересован только в ритмическом раскачивании при вер­ховой езде, проявляет склонность к аутоэротике; усердие в кор­млении, чистке лошади и т. п. указывает на идентифика.цию с ролью ухаживающей матери; всадница, которая чувствует себя единой с большим животным и расценивает лошадь как часть собственного тела, раскрывает, тем самым и не подозревая об этом, свою пенисовую зависть; радость абсолютного господства над лошадью соответствует фаллическому тщеславию.


286 Раздел V. Детская психопатология

Следующий материал для наблюдений находится в детских привычках питания. Специалисту не нужно ограничиваться здесь исследованием детской Ненасытности или ее противопо­ложности — отсутствия аппетита, которые происходят из нару­шения нормального функционирования питания в оральной фазе. Каждое конкретное предпочтение или антипатия в этой области соответствует тому или иному скрытому стремлению из оральной, анальной или агрессивной сексуальности. Отсю­да следует, что различные привычки и сложности питания ге-< нетнчески обусловлены и сами по себе благодаря своему воз­никновению или исчезновению являются для наблюдателя (и для диагноста) важными отправными точками для определе­ния, на какой из сменяющихся фаз развития фиксирован ребе­нок или на какой он в данной время находится.

Еще одним полем наблюдения является отношения ребен­ка к одежде. Уже давно аналитически установлено, что жела­ние самим телом может распространиться на покров (одежду) и что проявляющееся желание одинаково относится к обоим. Вытесненное желание, кроме того, возникает в поведении как пренебрежение или равнодушие к одежде. Вытеснения кожной эротики возникают здесь в форме сверхчувствительности к жестким или ^царапающим» материалам. Пенисовая зависть девочек, т. е. их негативное отношение к женскому телу, прояв­ляется. либо в антипатии ко всем традиционным деталям жен- _ ской одежды (кружева, петли и т. п.), либо в сверхсильном же­лании дорогих и бросающихся в глаза нарядов и т. д.

Итак, разнообразные формы поведения детей, в том числе и вне анализа, дома, в школе, в компании сверстников или взрос­лых, являются, как было показано, почти неисчерпаемыми ис­точниками наблюдения. Для специалистов каждое названное поведение генетически связано со специфическим инстинктив­ным побуждением, из которого оно происходит, и информиру­ет тем самым о латентном конфликте, который занимает цент­ральное место в бессознательном.

С другой стороны, для детского аналитика важно не забы­вать, что и энтузиазм непосредственного наблюдения, и извле­каемые из него выводы также представляют опасность. То, что аналитик сам научился видеть за сознанием бессознательное,


Истокк детской психопатологии 287

еще не значит, что он может также при лечении сделать его до­ступным маленькому пациенту. Типичные эквиваленты меж­ду ОЯО-содержанием и ^-позицией не являются хорошей ос­новой для толковательной работы в анализе. Символическое толкование пропускает и пренебрегает мерами Я против от­страненных содержаний и повышает в итоге страхи и сопротив­ление пациента, вместо того чтобы их постепенно и терпеливо сокращать.

Для аналитика также важно не обмануться мнимым изоби­лием новых результатов. Наряду с проявляющимися симпто­мами поведения, которые для нас стали очевидными, существу­ет несметное количество других, которые не имеют определен­ного происхождения, или их происхождение пока неизвестно. Поэтому большая часть поведения детей еще загадочна и дожи­дается объяснения путем исследования, и в том числе анализа.

«Я» в непосредственном наблюдении

Когда речь заходит о глубоких слоях психического аппарата, практический аналитик имеет преимущество перед далеким от анализа наблюдателем, лишь с включением исследования Я в глубинную психологию последний вступает в свои права. На основе факта, что большая часть Я и сверх-Я является манифе-стной и сознательной, были оставлены даже методы психоло­гии сознания как законные вспомогательные средства в науч­ной работе аналитика.

Внеаналитическое наблюдение относится в первую оче­редь к «бесконфликтной» сфере «Я», т. е. к различным аппа­ратам сознания, которые служат восприятию внутренних и внешних раздражений. Даже если основанные на них иденти­фикации, ценности и сверх-Я-образования большей частью принадлежат к конфликтной сфере и тем самым являются ма­териалом анализа, сами аппараты и процесс их созревания до­ступны все же оценке и измерению методами психологии со­знания.

При изучении Я-фунщии одинаково применяются анали­тические и внеаналитические методы наблюдения. Освоение моторики и развития языка — двух важнейших Я-функций —


288 Раздел V. Детская психопатология

может быть исследовано при помощи непосредственного на­блюдения извне. Функция памяти может быть протестирова­на, когда речь идет о качественной оценке, ее зависимость или независимость от принципа удовольствия может установить только анализ. Успех и неудача реальной проверки открывает­ся непосредственно в поведении ребенка. Синтетическая функ­ция работает незаметно и выдает свою неисправность, помимо случаев сильнейших нарушений, только при применении мик­роскопа аналитической техники.

Сочетание обоих рабочих методов мы используем также и там, где речь идет о жизненно важных первичных и вторич­ных процессах. То, что различие между этими двумя типами заключается в мыслительных процессах, и что первые отвеча­ют за образование образов и символов, а последние — за раци­ональное мышление, является, как мы знаем, исключительно аналитическим достижением. Но как опознанные и описанные процессы оба они доступны и непосредственному наблюде­нию, особенно там, где они быстро сменяют друг друга, напри­мер, у маленьких детей или беспризорных подростков. В этих случаях вторичные процессы сохраняются, пока индивид нахо­дится в психическом равновесии, когда же возрастают инстин­ктивные потребности (по сексуальному, агрессивному удовлет­ворению и др.), господство переходит к первичным процессам. Переход от одного способа функционирования к другому про­является затем в наблюдаемом изменении поведения.

Наконец, в психоаналитической детской психологии суще­ствует еш,е область, где многие аналитики предпочитают мето­ды непосредственного наблюдения. Как мы знаем, аналитичес­кая техника имеет свои ограничения. У детей — в результате способов выражения, которыми пользуется пациент. У взрос­лых — из-за границ перенесенного архаического материала, который;ie может быть использован для реконструкции ран-неипфантильных переживаний. Несмотря на все усилия тера­певтического анализа продвинуться в изучении периода j доязыкового развития и начала психической жизни младенца, многое в этой сфере остается неизвестным и непонятным. Здесь решающую роль играет непосредственное наблюдение за мате­рью, маленьким ребенком и ранними взаимоотношениями


Истоки детской психопатологии 289

между ними. В результате наблюдения данные и гипотезы ана­лиза пополняются, проверяются, корректируются.

В пользу непосредственного внеаналитического метода го­ворит также и то, что обнаружение имеющего тяжелые послед­ствия страха разъединения у маленьких детей обязано наблю­дениям в учреждениях, детских домах, госпиталях и т. д., а не реконструкции из взрослого анализа или открытиям детского анализа. Несмотря на это, было бы ошибкой переоценивать методы психологии сознания не в пользу аналитических мето­дов. Убедительным аргументом в этом вопросе является то, что доаналитические детские психологи слепо проходили мимо фактов инфантильной сексуальности, либидоносных фаз раз­вития и инфантильных комплексов за исключением их прояв­ляющихся результатов. Впервые они открылись взору анали­тического наблюдателя.

На многие вопросы психоаналитической детской психологии может ответить только комбинация непосредственного наблю­дения, лонгитюдинального исследования и детского анализа. Детализированные записи о процессах развития на ранней ста­дии имеют особенное значение, когда их можно сравнить с ре­зультатами анализа в более позднем детском возрасте. Анализ маленьких детей является важной основой для дальнейшего про­слеживания проявляющегося индивидуального характера. Экс­перименты этого рода взаимно пополняются и одновременно позволяют сделать критические выводы о надежности и точно­сти применяемых в них рабочих методов.


290 Раздел V. Детская психопатология

Инстинктивная тревога в пубертатном периоде1

Мы уже отмечали, что фазы человеческой жизни, характеризую­щиеся возрастанием либидо, чрезвычайно важны для аналити­ческого исследования Оно. Благодаря повышенному катекси-су желания фантазии и инстинктивные процессы, которые в другие периоды остаются незамеченными или заключеными в бессознательное, всплывают в сознании, преодолевая при не- '* обходимости препятствия, поставленные на их пути вытесне­нием, и становятся доступными для наблюдения, когда они про­кладывают себе путь к выходу.

Важно сосредоточить внимание на периодах возросшего либидо и па исследовании Я. Как мы видели, косвенным след­ствием усиления инстинктивных импульсов является удвое­ние усилий индивида по овладению инстинктами. Общие тен­денции в Я, которые в периоды спокойствия инстинктивной жизни едва заметны, становятся яснее очерченными, и выра­женные механизмы Я латентного периода или взрослой жизни могут оказаться настолько преувеличенными, что приводят к патологическим искажениям характера. Из различных устано­вок, которые Я может принять по отношению к инстинктивной жизни, выделяются две. Акцентуируясь в пубертате, они пора­жают наблюдателя своей силой и объясняют некоторые из ха­рактерных особенностей этого периода. Я имею в виду аске­тизм и интеллектуальность в подростковом возрасте.

Аскетизм в подростковом возрасте. Чередуясь с инстинк­тивными крайностями и вторжениями из Оно, а также с други­ми явно противоречивыми установками, в подростковом воз­расте иногда проявляется антагонизм по отношению к инстин­ктам. По интенсивности этот антагонизм далеко превосходит любое вытеснение, обычное для нормальных условий или для более или менее тяжелых неврозов. По способу своего прояв­ления и широте охвата он меньше сродни симптомам выражен­ного невротического расстройства, чем аскетизму религиозно-

' Часть работы «Я и механизмы защиты» (1936). Текст дан по изданию: Фрейд Л. Психология «Я* и защитные механизмы. М., 1993. С. 120-136.


Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 29 1

то фанатика. При неврозе всегда существует связь между вы­теснением инстинкта и природой или качеством вытесненного инстинкта. Так, истерики вытесняют генитальные импульсы, связанные с объектными желаниями Эдипова комплекса, но более или менее индифферентны или толерантны в своей уста­новке по отношению к другим инстинктивным желаниям, на­пример анальным или агрессивным импульсам. Навязчивые невротики вытесняют анально-садистские желания, которые вследствие вытеснения становятся носителями их сексуаль­ности, но терпимо относятся к оральному удовлетворению и к эксгибиционистским импульсам, которые у них могут возник­нуть, до тех пор, пока они не связаны непосредственно с ядром их невроза. При меланхолии вытесняются в основном ораль­ные тенденции, а пациенты с фобией вытесняют импульсы, свя­занные с комплексом кастрации.

Ни в одном из этих случаев нет неразличающего отверже-ния инстинктов, и, анализируя их, мы всегда обнаруживаем опре­деленную связь между содержанием вытесненного инстинкта и причинами, по которым человек изгоняет его из сознания.

Другая картина предстает перед нами, когда, анализируя подростков, мы исследуем отвержение ими инстинкта. Верно, что и здесь также исходная точка процесса отвержения может быть найдена в инстинктивных образованиях, подверженных особому торможению, например, в фантазиях об инцесте пред-пубертатного периода или возросшей тенденции к онанизму, в которых эти желания находят свою разрядку. Но из этой точ­ки процесс распространяется на всю жизнь.

Как я уже отмечала, подростки озабочены не столько удов­летворением или фрустрацией конкретных инстинктивных желаний, сколько удовлетворением инстинктов или фрустра­цией как таковой. Молодые люди, проходящие через ту аске­тическую фазу, которую я имею в виду, бегут словно бы от ко­личества, а не от качества своих инстинктов. Они остерегаются наслаждения вообще, и поэтому самой безопасной стратегией для них является встреча наиболее настоятельных желаний максимальным торможением. Каждый раз, когда инстинкт го­ворит: «Я хочу», Яотвечает: «Ты не должен», во многом на ма­нер строгих родителей при раннем обучении ребенка. Это под-


292 Раздел V. Детская психопатология

ростковое недоверие к инстинктам имеет опасную тенденцию к распространению; оно может начаться с собственно инстин­ктивных желаний и распространиться на самые обычные фи­зические потребности. Все мы встречали молодых людей, су­рово отвергающих любые импульсы с привкусом сексуальности, избегающих общества сверстников, отказывающихся прини­мать участие в увеселениях и, как истинные пуритане, не же­лающих иметь ничего общего с театром, музыкой и танцами. Мы можем понять, что есть связь между отказом от красивой и, привлекательной одежды и торможением сексуальности. Но мы начинаем тревожиться, если отказ начинает распростра­няться на безвредные и необходимые вещи, как в случае, ког­да молодой человек отказывает себе в самой обычной защите от холода, умерщвляет свою плоть всеми возможными спосо­бами и подвергает свое здоровье ненужному риску, не только отвергая конкретные виды орального наслаждения, но «из прин­ципа» сокращая свой дневной рацион до минимума. Мы беспо­коимся, когда вместо того, чтобы насладиться долгим ночным сном, этот юноша принуждает себя рано вставать, когда он нео­хотно смеется или улыбается или когда в крайних случаях он сдерживает дефекацию и мочеиспускание до последней воз­можности на том лишь основании, что нельзя немедленно ус­тупать всем своим физическим потребностям.

Этот тип отвсржсиия инстинктов отличается от обычного вытеснения еще в одном отношении. При неврозе мы привык­ли видеть, что, когда удовлетворение конкретного инстинкта вытесняется, для пего находится некоторое замещение. При истерии это достигается обращением, т. е. разрядкой сексуаль­ного возбуждения в других телесных зонах или процессах, ко­торые становятся ссксуалпзированными. При неврозах навяз­чивости имеется замещающее удовольствие на том уровне, на котором осуществилось вытеснение, а при фобиях есть по край­ней мере некоторый эпиноспческий' выигрыш. Или же затормо­женные формы удовлетворения заменяются на другие способы наслаждения при помощи процесса смещения и формирования

' Epinosic (синоним — advantage by illness) — использование болезни как сред­ства достижения тех или иных собственных целей. — Примеч. ред.


Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 293

реакции, поскольку мы знаем, что истинные невротические сим­птомы, такие, как истерические приступы, тики, навязчивые действия, привычка к мрачным размышлениям и т. д., представ­ляют собой компромиссы, в которых инстинктивные требова­ния Оно удовлетворяются не менее эффективно, чем требо­вания Я и сверх-Я. Но в отвержении инстинкта, характерного для подросткового возраста, не остается лазейки для такого замещающего удовлетворения: механизм в этом случае, по всей видимости, иной. Вместо образования компромисса (соот­ветствующего невротическим симптомам) и обычных процес­сов смещения, регрессии и обращения против себя мы почти неизменно обнаруживаем поворот от аскетизма к излишествам;

невзирая на любые внешние ограничения, подросток внезапно погружается во все то, что он ранее тормозил. По причине сво­его антисоциального характера такие подростковые эксцессы сами по себе являются нежелательными; тем не менее с ана­литической точки зрения они представляют собой временное выздоровление от аскетизма. Когда такого выздоровления не происходит и Я каким-то необъяснимым образом оказывается достаточно сильным для того, чтобы без всяких отклонений удержаться в своем отвержении инстинктов, в результате пара­лизуется витальная активность человека — возникают своеоб­разные условия, которые следует рассматривать уже не как нор­мальное явление пубертата, а как психотическое расстройство.

Возникает вопрос: действительно ли оправдано различение между отвержением инстинктов в пубертате и обычными процес­сами вытеснения? Основой такого теоретического различения является то, что у подростков процесс вытеснения начинается со страха перед количеством инстинктов, а не перед качеством какого-то конкретного импульса и заканчивается не замещаю­щим удовлетворением и образованием компромиссов, а резким наложением или последовательной сменой отказа в удовлетво­рении инстинктов и инстинктивных эксцессов или, точнее го­воря, их чередованием. При этом мы знаем, что при обычном невротическом вытеснении качественный катексис вытесняе­мого инстинкта является важным фактором и что при неврозе навязчивости обычно возникает чередование торможения и по­слабления. Тем не менее у нас все еще сохраняется впечатление,


294 Раздел V. Детская психопатология

что в случае подросткового аскетизма действует более прими­тивный и менее сложный механизм, чем при собственно вытес­нении возможно, что первый из них представляет собой особый случай пли скорее предварительную фазу вытеснения.

В аналитических исследованиях неврозов уже давно пока­зано, что человеческой природе свойственно отвержение не­которых инстинктов, в частности сексуальных, независимо от индивидуального опыта. Эта предрасположенность, по-види­мому, обусловлена филогенетической наследственностью, свое-^ образным накоплением, аккумулированным в результате актов вытеснения, практиковавшихся многими поколениями и лишь продолжаемых, а не заново инициируемых индивидами. Для описания этого двойственного отношения человечества к сек­суальной жизни — конституционного отвращения вкупе со стра­стным желанием — Блейлер ввел термин амбивалентность.

Во время спокойных жизненных периодов исходная враж­дебность Я по отношению к инстинкту — его страх перед силой инстинктов, как мы его назвали, — есть не более чем теоретиче­ское понятие. Мы предполагаем, что основой неизменно остает­ся инстинктивная тревога, но для наблюдателя она маскируется гораздо более заметными и выступающими явлениями, возни­кающими из объективной тревоги и тревоги сознания и являю­щимися результатом ударов, которым подвергался индивид.

По-видимому, внезапное возрастание инстинктивной энер­гии в нубертате и в других жизненных периодах усиливает ис­ходный антагонизм между Я и инстинктами до такой степени, что он становится активным защитным механизмом. Если это так, то аскетизм пубертатного периода можно рассматривать не как ряд качественно обусловленных деятельностей вытеснения, а просто как проявление врожденной враждебности между Я и инстинктами, которая неразборчива, первична и примитивна.

Интеллектуализации в пубертате. Мы пришли к выводу о том, что в периоды, характеризуемые возрастанием либидо, общие установки Я могут развиваться в определенные спосо­бы защиты. Если это так, то этим можно объяснить и другие изменения, происходящие в Я в пубертате.

Мы знаем, что большинство изменений этого периода про­исходит в инстинктивной и аффективной жизни и что Я пре-


Инстинктивноя тревога в пубертатном периоде 295

терпевает вторичные изменения, когда оно непосредственно участвует в попытке овладеть инстинктами и аффектами. Но это ни в коем случае не исчерпывает возможностей изменения подростка. С возрастанием инстинктивной энергии он в боль­шей мере оказывается в их власти; это естественно и не требу­ет дальнейшего объяснения. Подросток также становится бо­лее моральным и аскетичным, что объясняется конфликтом между Я и Оно. Но кроме того, он становится более интеллек­туальным, и его интеллектуальные интересы углубляются. Вна­чале мы не видим, каким образом это продвижение в интеллек­туальном развитии связано с продвижением в развитии ин­стинктов и с усилением образований Я в их сопротивлении неистовым атакам, направленным против него.

В целом можно было бы ожидать, что натиск инстинкта или аффекта будет снижать интеллектуальную активность челове­ка. Даже при нормальном состоянии влюбленности интеллек­туальные возможности человека снижаются и его рассудок ста­новится менее надежным, чем обычно. Чем более страстно его желание удовлетворить свои инстинктивные импульсы, тем меньше, как правило, он склонен использовать интеллект для их рассудочного исследования и подавления.

На первый взгляд кажется, что в подростковом возрасте все происходит наоборот. Резкий скачок в интеллектуальном раз­витии молодого человека не менее заметен и неожидан, чем его быстрое развитие в других направлениях. Мы знаем, как часто все интересы мальчиков в латентном периоде сосредоточены на реальных вещах. Некоторые мальчики любят читать об откры­тиях и приключениях, изучать числа и пропорции или «прогла­тывать» описания странных животных и предметов, тогда как другие посвящают время механике, от ее простейших до наи­более сложных форм. Общим у этих двух типов является то, что объект, которым они интересуются, должен быть не про­дуктом фантазии наподобие сказок и басен, доставлявших удо­вольствие в раннем детстве, а чем-то конкретным, что имеет реальное физическое существование. Когда начинается пред-пубертатный период, тенденция смены конкретных интересов латентного периода абстрактными становится все более выра­женной. В частности, подростки того типа, который Бернфельд


296 Раздел V. Детская психопатология

описывает как «затянувшийся пубертат», обладают ненасытным желанием думать об абстрактных предметах, размышлять и го­ворить о них. Часто дружба в этом возрасте основана на жела­нии вместе размышлять и обсуждать эти предметы. Диапазон таких абстрактных интересов и проблем, которые эти молодые люди пытаются разрешить, очень широк. Они обсуждают сво­бодную любовь или замужество и семейную жизнь, свободное существование или приобретение профессии, скитания или оседлую жизнь, анализируют философские проблемы, такие, как религия или свободомыслие, различные политические теории, 1 такие, как революция или подчинение власти, или саму дружбу во всех ее формах. Если, как это иногда бывает при анализе, мы получаем достоверное сообщение о беседах молодых людей или если — что делалось многими исследователями пубертатно-го периода — мы изучаем дневники и наброски подростков, нас поражают не только широта и свободный размах их мысли, но также степень эмпатии и понимания, их явное превосходство над многими зрелыми мыслителями, а иногда даже мудрость, которую они обнаруживают при рассмотрении самых сложных проблем.

Мы пересматриваем наше отношение, когда обращаемся от рассмотрения самих по себе интеллектуальных процессов подростка к рассмотрению того, как они вписываются в об­щую картину его жизни. Мы с удивлением обнаруживаем, что эти утонченные интеллектуальные достижения оказывают очень малое — или никакое — влияние на его реальное пове­дение. Эмпатня подростка, приводящая к пониманию мыс­лительных процессов других людей, не мешает ему проявлять самое возмутительное безразличие к близким. Его возвышен­ный взгляд на любовь и обязательства любящего соседству­ют с неверностью и черствостью в многочисленных любов­ных историях. Тот факт, что его понимание и интерес к струк­туре общества в подростковом возрасте далеко превосходят его же понимание и интерес в последующие годы, не помо­гает ему найти свое истинное место в социальной жизни, а мно­госторонность интересов не предохраняет его от сосредото­ченности на одном-единственном предмете — собственной персоне.


Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 297

Мы понимаем, особенно когда исследуем эти интеллекту­альные интересы с помощью анализа, что в данном случае мы имеем дело с чем-то весьма отличным от интеллектуальности в обычном смысле слова. Неверно было бы предполагать, что подросток размышляет, о различных ситуациях в любви или о выборе профессии для того, чтобы выработать правильную линию поведения, как это мог бы сделать взрослый, или как мальчик в латентном периоде исследует устройство аппарата для того, чтобы суметь разобрать и снова собрать его. Подрост­ковая интеллектуальность больше способствует мечтам. Даже честолюбивые фантазии предпубертатного периода не пред­назначены для перевода в реальность. Когда мальчик фантази­рует о том, что он великий завоеватель, он не чувствует ника­кой необходимости доказывать свою храбрость и выносливость в реальной жизни. Точно так же он явно получает удовлетво­рение от самого процесса мышления в ходе рассуждений или обсуждений. Его поведение определяется другими факторами, и на него необязательно оказывают влияние результаты подоб­ной интеллектуальной гимнастики.

Есть и еще один момент, поражающий нас, когда мы иссле­дуем интеллектуальные процессы у подростков. Более при­стальное рассмотрение показывает, что интересующие их пред­меты усиливают конфликты между разными психическими образованиями. И опять проблема заключается в том, как свя­зать инстинктивную сторону человеческой природы с осталь­ной жизнью, как выбрать между практической реализацией сексуальных импульсов и их отвержением, между свободой и ограничением, между восстанием и подчинением власти. Как мы видели, аскетизм с его запретом инстинктов в целом не оправдывает надежд подростка. Поскольку опасность вездесу­ща, он должен выработать много способов для того, чтобы пре­одолеть ее. Обдумывание инстинктивного конфликта — его ин­теллектуализация — кажется подходящим способом. При этом аскетическое бегство от инстинкта сменяется поворотом к нему. Но это осуществляется в основном в мышлении и является интеллектуальным процессом. Абстрактные интеллектуаль­ные обсуждения и размышления, которым предаются подрост­ки, — это вовсе не попытки разрешить задачи, поставленные


298 Раздел V. Детская психопатология

реальностью. Их мыслительная активность есть, скорее, пока­затель напряженной настороженности по отношению к ин­стинктивным процессам и перевод того, что они воспринима­ют, в абстрактное мышление. Философия жизни, которую под­ростки создают, — а она может заключаться в их требовании произвести революцию во внешнем мире — является на самом деле их реакцией на восприятие новых инстинктивных требо­ваний их собственного Оно, грозящих революционизировать всю их жизнь. Идеалы дружбы и вечной преданности — это все-^ го лишь отражение беспокойства Я, обнаружившего исчезно­вение всех своих новых эмоциональных связей с объектами*. Стремление к руководству и поддержке в часто безнадежной борьбе против своих собственных инстинктов может быть трансформировано в бесхитростную аргументацию относи­тельно неспособности человека к принятию независимых по­литических решений. Мы видим, таким образом, что инстин­ктивные процессы переводятся на язык интеллекта. Но причи­на столь сильной сосредоточенности внимания на инстинктах заключается в том, что осуществляется попытка овладеть ими на ином психическом уровне.

Вспомним, что в аналитической метапсихологии связь аф­фектов и инстинктивных процессов с вербальными представ­лениями считается первым и наиболее важным шагом по на­правлению к овладению инстинктами, который должен быть осуществлен в развитии индивида. Мышление описывается в этих работах как «практическое действие, сопровождающееся перемещением относительно небольших количеств катексиса при меньшей их разрядке» (S. Freud, 1911, s. 221). Эта интеллек­туализация инстинктивной жизни, попытка овладеть инстин­ктивными процессами, связывая их с мыслями в сознании, представляет собой одно из наиболее общих, ранних и наибо­лее необходимых приобретений человеческого Я. Мы рассмат­риваем ее не как деятельность Я, а как его составную часть.

Может возникнуть впечатление, что явления, включенные нами в понятие «интеллектуализация в пубертате», попросту

' Я благодарна Маргит Дубовиц из Будапешта за указание на то, что тенден­ция подростков размышлять о смысле жизни и смерти отражает деструктив­ную активность в их собственных душах.


Инстинктивноя тревога в пубертатном периоде 299

представляют собой преувеличение общей установки Я в осо­бых условиях внезапного подъема либидо. Лишь возрастание количества либидо привлекает внимание к функции Я, которая в другое время выполняется незаметно и как бы походя. Если это так, то это означает, что усиление интеллектуальности в подростковом возрасте — а возможно также и резкое возраста­ние интеллектуального понимания психических процессов, которое обычно характерно для приступов психического рас­стройства, — является просто частью привычного стремления Я к овладению инстинктами при помощи мышления.

Я полагаю, что теперь мы можем сделать вторичное откры­тие, к которому нас привели рассуждения в этом направлении. Если верно, что неизменным следствием возрастания либидоз-ной заряженности является удвоение усилий Я по интеллекту­альной проработке инстинктивных процессов, то это объясня­ет тот факт, что инстинктивная опасность делает человека ум­нее. В периоды спокойствия в инстинктивной жизни, когда опасности нет, индивид может позволить себе определенную степень глупости. В этом отношении инстинктивная тревога оказывает знакомое влияние объективной тревоги. Объектив­ная опасность и депривация побуждают человека к интеллек­туальным подвигам и изобретательным попыткам разрешить свои трудности, тогда как объективная безопасность и изоби­лие делают его довольно глупым. Сосредоточение интеллекта на инстинктивных процессах представляет собой аналог бди­тельности человеческого Яперед лицом окружающих его объек­тивных опасностей.

До сих пор спад интеллекта у маленького ребенка в начале латентного периода объяснялся иначе. В раннем детстве блес­тящие интеллектуальные достижения детей связаны с исследо­ванием ими тайн пола, а когда этот предмет становится табу, запрет и торможение распространяются на другие области мышления. Неудивительно, что с возобновлением сексуально­сти в предпубертатном периоде, т. е. с распадом сексуального вытеснения раннего детства, интеллектуальные способности оживают с прежней силой.

Это обычное объяснение, к которому мы можем теперь доба­вить еще одно. Возможно, в латентном периоде дети не только


300 Раздел V. Детская психопатология

не осмеливаются погружаться в абстрактное мышление, но и просто не имеют в этом нужды. Детство и пубертатный пери­од — это периоды инстинктивной опасности, и характеризую­щий их «интеллект» по меньшей мере частично помогает чело­веку преодолевать эту опасность. При этом в латентном перио­де и во взрослой жизни Я относительно сильно и может без ущерба для индивида ослабить его усилия по интеллектуали­зации инстинктивных процессов. В то же время не следует за­бывать, что эти умственные достижения, особенно в пубертат- 4 ном периоде, при всей их замечательности и блеске остаются бесплодными. В одном отношении это верно даже для интел­лектуальных достижений раннего детства, которыми мы так восхищаемся и которые так высоко ценим. Не надо лишь забы­вать о том, что детские исследования сексуальности, которые психоанализ считает ярчайшим проявлением интеллектуаль­ной активности ребенка, не приводят к знанию истинных яв­лений взрослой сексуальной жизни. Как правило, их результа­том является создание детских сексуальных теорий, которые отражают не реальность, а инстинктивные процессы, протекаю­щие в психике ребенка.

Интеллектуальная работа, совершаемая Я в латентном пе­риоде и во взрослой жизни, несопоставимо более серьезна, на­дежна и прежде всего намного теснее связана с действием.

Любовь к объекту и идентификация в пубертатном перио­де. Рассмотрим теперь, насколько аскетизм и интеллектуали­зация, характерные для пубертатного периода, соответствуют нашей схеме классификации защитных процессов в зависимо­сти от тревоги и опасности. Сразу видно, что аскетизм и ин­теллектуализация попадают в третий тип защиты. Опасность, угрожающая Я, заключается в том, что оно может быть затоп­лено инстинктами; более всего оно опасается количества ин­стинктов. Мы полагаем, что эта тревога возникает в ходе раз­вития индивида очень рано. Хронологически она принадлежит к тому периоду, в котором Я постепенно отделяется от недиф­ференцированного Оно. Защитные меры, к которым его застав­ляет прибегать страх перед силой инстинктов, направлены на поддержание этой дифференциации между Я и Оно и на обес­печение стабильности вновь установившейся организации Я.


Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 301

Задача, которую ставит перед собой аскетизм, заключается в том, чтобы удерживать Оно в определенных границах, попро­сту налагая запреты; цель интеллектуализации — теснее свя­зать инстинктивные процессы с мыслительным содержанием и тем самым сделать их доступными для сознания и подвержен­ными контролю.

Когда при внезапном возрастании либидо индивид отступа­ет на этот примитивный уровень страха перед силой инстинк­тов, покой инстинктивных процессов и процессов Я должен быть потревожен. Ниже я опишу две из наиболее важных осо­бенностей пубертатного периода и покажу их связь с этим про­цессом регрессии Я.

Наиболее примечательные явления в жизни подростков в ко­нечном счете связаны с их отношениями с объектом. Здесь осо­бенно заметен конфликт между двумя противоположными тен­денциями. Мы уже видели, что вытеснение, вызванное общей враждебностью по отношению к инстинктам, обычно выбирает для своих первых атак фантазии предпубертатного периода на тему инцеста. Подозрительность и аскетизм Я исходно направ­лены против фиксации субъекта на всех объектах любви его детства. Результатом этого, с одной стороны, является стремле­ние молодого человека к изоляции; начиная с этого времени он живет с членами своей семьи как с чужими людьми. Но врож­денная враждебность Я по отношению к инстинктам направле­на не только на его отношение к внешним объектам любвп; она направлена также и на его отношения со сверх-Я. В той мере, в какой сверх-Я в этом периоде все еще насыщено исходящим от отношений с родителями либидо, оно само рассматривается как подозрительный инцестный объект и становится жертвой последствий аскетизма. Я отчуждается также и от сверх-Я. Для молодых людей это частичное вытеснение сверх-Я, отчужден­ность от части его содержания является одной из величайших неприятностей подросткового периода. Основным следствием разрыва отношений между Яи сверх-Я становится возрастание опасности, грозящей со стороны инстинктов. Индивид стано­вится асоциальным. До возникновения этого нарушения тре­вога сознания и чувство вины, возникающие вследствие от­ношения Я к сверх-Я, были наиболее сильными союзниками


302 Раздел V. Детская психопатология

Я в его борьбе против инстинктов. В начале пубертатного пери­ода часто заметны преходящие попытки осуществить сверхнасы-щеиность всех содержании сверх-Я. Возможно, этим объясня­ется так i тзываемый идеализм подростков. Возникает следующая ситуация: аскетизм, сам являющийся следствием возрастания опасности со стороны инстинктов, ведет к разрыву связи со сверх-Я и тем самым делает неэффективными защитные меры, осуществляемые тревогой сверх-Я. В результате этого Я еще сильнее отбрасывается на уровень чистой инстинктивной тре­воги и характерных для этого уровня примитивных защитных механизмов.

Самоизоляция и разрыв с объектами любви, однако, не яв­ляются единственными тенденциями, возникающими в отно­шении подростков к объектам. Разнообразные новые привя­занности занимают место вытесненных фиксаций на детских объектах любви. Иногда индивиды привязываются к молодым людям своего возраста, и в этом случае связь приобретает фор­му страстной дружбы или влюбленности; иногда они привязы­ваются к старшим, которых признают лидерами и которые явно являются замещением покинутых родительских объектов. Эти отношения любви страстны и исключительны, но кратковре-менны. Людей выбирают как объекты и покидают безотноси­тельно к их чувствам, а на их место выбирают новых. Покину­тые объекты быстро и прочно забываются, но форма привя­занности к ним сохраняется в мельчайших деталях и обычно воспроизводится в отношении к новому объекту с точностью, похожей на навязчивость.

Помимо этой поразительной верности объекту любви име­ется еще одна особенность отношений с объектом в подростко­вом возрасте. Подросток стремится не столько обладать объек­том в обычном физическом смысле слова, сколько максималь­но уподобиться человеку, который в данный момент занимает в его прнвязанпостях центральное место.

Непостоянство молодежи общеизвестно. Почерк, речь, при­ческу, одежду и самые разные привычки она меняет намного легче, чем в любой другой период жизни. Часто одного взгляда на подростка достаточно, чтобы сказать, кто его старший друг, которым он восхищается. Но способность к изменению идет


Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 303

еще дальше. Со сменой одного образца на другой меняются жизненная философия, религиозные и политические взгляды, и, сколь бы часто они ни менялись, подростки всегда в равной мере твердо и страстно убеждены в правоте столь легко при­нятых ими взглядов. В этом отношении они напоминают тип пациентов, описанный Хелен Дойч в клинической работе по психологии взрослых как пограничный между неврозом и пси­хозом. Она называет их людьми типа «как если бы» (<<a!s o6>> Typus), потому что в каждом новом отношении с объектом они живут так, как если бы они действительно проживали свою соб­ственную жизнь и выражали свои собственные чувства, мнения и взгляды.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.029 сек.)