О том, как Орм воротился домой после долгого путешествия

Король Харальд снарядил в путь двадцать кораблей. Из них двенадцати надлежало отправиться на подмогу Стюрбьёрну, а с прочими он сам намеривался отправиться в Сканер, где нужна крепкая дружина, чтобы собрать соляной налог. Людей на свои корабли он подбирал придирчиво; те же больше хотели отплыть со Стюрбьёрном, ибо там ожидалась богатая добыча.

Много народа стеклось в Йеллинге, чтобы попасть на суда короля Харальда; среди них Орм и Токе искали, кого бы нанять гребцами на свой корабль; но гребцы были дороги, и расход показался им слишком велик; когда они уже у самого дома, на дорогу тратиться жалко. Чтобы ничего не платить, они сговорились с человеком с Фюна по имени Оке, что он покупает у них корабль, за что набирает себе команду и доставляет домой их обоих, Орма с Куллена и Токе из Листера, и заботится о пропитании на протяжении пути. Об этом у них много было торга, и дело едва не кончилось дракой между Оке и Токе. Токе хотел получить еще денег, потому что корабль, как ему кажется, совсем как новый и крепкий, и хорошо оснащенный, разве что маленький; Оке же не хотел за него ничего давать, потому что он иноземный и плохо сработан и невелика ему цена, так что от этой сделки один убыток. Наконец они позвали Халльбьёрна стремянного рассудить их, и сделка совершилась без боя, но с малой прибылью для Орма и Токе.

Они не имели охоты идти со Стюрбьёрном, ибо держали оба в мыслях другое, силы же возвращались к Орму очень медленно, так что сам себе он казался чересчур слабым. Угнетало его и расставание с Ильвой; король Харальд посадил двух старух стеречь ее, чтобы они поменьше виделись. Но старухи хотя и были прыткие, но все-таки жаловались, что король задал им работу не по их старым ногам.

Когда флот был уже готов к отплытию, король Харальд дал епископу благословить все корабли, но с собой его брать не стал, боясь, что тот навлечет ненастье, как все священники. Епископу хотелось в Сконе, поглядеть там на своих священников и на церкви и сосчитать новообращенных, но король Харальд сказал, что возьмет его, когда поплывет туда в другой раз, сам же решил никогда не брать с собою на море ни епископа, ни простого священника:

— Ибо стар я, чтобы играть с удачей, а всем морякам известно, что у русалок и морских троллей и всех морских жителей ни к кому нет такой вражды как к бритоголовым; их они норовят потопить, едва те выйдут в море. Харальд Золото, мой племянник, плыл как-то из Бретани домой, с новыми рабами на веслах, и вдруг сделалась непогода на море, буря и метель, хотя стояла ранняя осень, и когда его корабль уже начал тонуть, он огляделся и увидел двух бритоголовых в числе своих гребцов, а стоило ему выбросить обоих за борт, как погода сделалась хорошей на весь оставшийся путь. Он-то мог так поступить, потому что язычник, а мне не годится выбрасывать епископа за борт, чтобы утишить ненастье, так что пусть останется тут.

Утром в день отплытия флота, а с ним Орма и Токе, король Харальд в белом плаще и серебряном шлеме прошел по причалу к своему кораблю, и с ним большая свита, а впереди несли его знамя. Дойдя до места где стоял корабль Орма, он остановился и велел свите подождать его, и поднялся на борт один, желая сказать несколько слов Орму. f

— Эту честь я желаю оказать тебе, с тем чтобы наша дружба была всеми замечена и чтобы никто не подумал, что между нами есть худое, оттого что я не отдал покуда тебе мою дочь Ильву. Она сидит теперь, взаперти с женщинами и грызется с ними, ибо она такая, что ей может взбрести на ум примчаться к тебе на корабль, едва я покажу спину, И склонить тебя увезти ее, а это плохо бы кончилось и для нее, и для тебя. Теперь мы расстаемся на время, и у меня нет для тебя подарка, чтобы отдарить за колокол, но осенью, может статься, все обернется иначе.

Стояло погожее весеннее утро, с ясным небом и легким ветром, и король Харальд был в бодром настроении. Он оглядел корабль и отметил, что тот иноземной постройки; сведущий во всем, он разбирался в; обшивке и уключинах не хуже корабельного мастера и заметил немало вещей, достойных упоминания. В это время на борт поднялся Токе, сгибаясь под тяжестью большого сундука. Он изумился, увидев короля Харальда, поставив сундук на палубу, приветствовал его.

— С немалым ты пришел, — сказал король. — Что там у тебя?

— Там всякое барахло, что я раздобыл для своей старушки, для матери моей, если она еще жива, — ответил Токе. — Ведь будет справедливо привезти и для нее кое-что, когда не был дома столько, сколько я.

Король Харальд кивнул, найдя, что это хорошо, когда молодые люди заботятся о родителях; по отношению к себе самому, сказал он, подобное приходилось видеть редко.

— А вот теперь, — сказал он и уселся на сундук, — я чувствую жажду и хотел бы испить пива, прежде чем нам расстаться.

Сундук затрещал под тяжестью, и Токе обеспокоенно шагнул поближе, но сундук выдержал. Орм нацедил пива из анкерка и подал королю, и тот выпил за счастливую поездку. Потом отер пену с бороды, и сказал, что, удивительное дело, на море пиво всегда вкуснее, и потому он желает, чтобы кружку наполнили еще раз. Его желание выполнили, и он неспешно осушил ее, после чего снова кивнул на прощанье, сошел на причал и направился к большому конунгову драккару, куда теперь водрузили его знамя алого шелка с вышитыми двумя черными воронами с распростертыми крыльями.

Орм глянул на Токе:

— Отчего ты такой бледный?

— У меня своя печаль, как у всякого иного, — ответил Токе. — У тебя самого вид не слишком цветущий.

— Я знаю, от чего уезжаю, — сказал Орм, — но никакая мудрость не может знать, к чему вернусь, да и вернусь ли.

Все корабли вышли в море и тут разошлись в разные стороны. Король Харальд со своим флотом двинулся к югу между островов, корабль же Орма пошел на веслах вдоль берега, чтобы обойти Зеландию с севера. Королевским кораблям помогал попутный ветер, и вскоре они были уже далеко. Токе стоял, глядя им вслед, покуда паруса не сделались маленькими; тогда он сказал:

Грузно гузном

взгромоздился

на сундук

владыка данов.

Сметь ли верить,

что не смялся

узел мой

под Синезубым?

И подойдя к сундуку, открыл его и вытащил оттуда свой узел, и это была та мавританка. Она казалась измученной и несчастной, ибо в сундуке было тесно и душно, а она там провела немалое время. Когда Токе посадил ее, она упала от слабости и лежала, задыхаясь и дрожа, чуть живая, покуда он снова не помог ей. Она заплакала и оглянулась.

— Больше тебе нечего бояться, — сказал Токе. — Он теперь далеко. Она сидела бледная, не сводя широко раскрытых глаз с корабля и людей, ничего не говоря; а гребцы на веслах тоже глядели на нее во все глаза и спрашивали друг друга, что все это могло значить. Но бледнее всех был Орм, уставившийся на нее так, словно его постигло большое горе.

Шкипер Оке стоял в задумчивости, теребя бороду.

— Ты ничего не говорил, когда мы заключали сделку, — сказал Оке, — что с нами отправится женщина. И по крайней мере скажи мне, кто она и почему попала на борт в сундуке.

— Пусть это тебя не касается, — отвечал Орм мрачно. — Занимайся кораблем, а мы займемся своими делами.

— Тот, кто не хочет отвечать, может таить опасные вещи, — заметил Оке. — Я чужой в Йеллинге и мало что знаю о тамошних делах, но тут всякому ясно, что дело неладно, и мне оттого может быть, урон. У кого она украдена?

Орм сидел на бухте каната, обхватив руками колени и спиной к Оке; он отвечал ровным голосом, не поворачивая головы:

— Вот тебе две вещи на выбор. Либо ты замолчишь, либо я тебя брошу в море вниз головой. Выбирай, что тебе больше нравится, немедля, потому что ты тявкаешь, как собака, и мешаешь мне.

Оке отвернулся, что-то пробормотал и сплюнул за борт; и видно было, когда он стоял у кормила, что он полон мрачных мыслей и дурном настроении. Но Орм продолжал сидеть как сидел, глядя прямо перед собой и погруженный в свои думы.

Когда женщина Токе немного оправилась от слабости и подкрепилась, с ней тут же приключилась морская болезнь, и она со стоном перегнулась через планшир, не слушая слов утешения, с которыми обращался к ней Токе. Наконец он оставил ее в покое, привязав веревкой к борту, и сел рядом с Ормом.

— Теперь худшее позади, — сказал он. — Но конечно, это и страшно, и хлопотно — добывать себе женщину таким образом. Немногие бы на такое отважились, но быть может, моя удача больше, чем у иных.

— Больше, чем у меня, тут я согласен, — ответил Орм.

— Это еще неизвестно, ибо твоя удача всегда была велика, и получить дочь конунга — это больше, чем то, что получил я. И ты не должен огорчаться, что не смог сделать так, как я, ибо это слишком сложно, когда девушку так стерегут.

Орм рассмеялся сквозь зубы. Он сидел молча, а потом приказал Раппу сменить у кормила Оке, чтобы тот не слишком прислушивался.

— Я надеялся, — сказал он после этого Токе, — что дружба между нами прочнее, после того, как мы столько пережили вместе, но верно говорят старики, что не вдруг узнаешь человека, и в этой безумной затее, которую ты нынче осуществил, ты поступил так, будто меня нет вовсе, или я не стою того, чтобы со мной считались.

— Есть в тебе одна вещь, которая совсем не в лицу хёвдингу, — ответил Токе, — и вещь эта обидчивость. Многие похвалили бы меня за то, что я собственноручно похитил женщину, никого этим не обременяя, а ты, видишь ли, решил, что тебе выказали неуважение, оттого что не рассказали все с самого начала. Лучшей дружбой назвал бы я такую, когда на подобное не злятся.

Орм уставился на него, белый от ярости:

— Трудно спорить с таким простофилей, как ты. Разве моя забота, что ты надумал выкрасть эту женщину и держал это в тайне? Меня другое заботит, — что ты теперь превратил короля Харальда в нашего злейшего врага, а нас поставил в его стране вне закона. Ты заполучил свою женщину, а меня лишил моей. Не надо быть обидчивым, чтобы видеть, что это за дружба.

У Токе мало что было сказать в свою защиту, ибо пришлось признать, что про это он не подумал. Он попытался утешить Орма, что король Харальд уже дряхлый и долго не проживет, но для Орма это было слабое утешение, и чем больше Токе говорил, тем дальше казалась Ильва и тем сильнее делался Ормов гнев.

Когда они пристали к берегу для ночлега, в защищенной от ветра бухте, то зажгли два костра. У одного сидел Орм и его спутники, у другого — шкипер Оке и его люди. Никто не был многословен у Ормова огня, зато у другого костра Оке и его людям было что сказать друг другу. Они толковали вполголоса, чтобы не было слышно у костра Орма.

Когда все поели, женщина уснула у огня, укрытая плащом; Орм и Токе сидели молча на некотором расстоянии друг от друга, покуда несмерклось. Море потемнело под холодным ветром, и на западе появилась грозовая туча. Орм вздыхал, сжав в кулаке бороду, Токе ковырял в зубах. Оба были исполнены гнева.

— Пора с этим кончать, — сказал Орм.

— Скажи только, как это сделать, — ответил Токе.

Рапп отошел собрать дров для костра; теперь он вернулся и слышал их слова. Он был молчаливый человек и редко вмешивался в чужие дела. Но теперь он сказал:

— Было бы лучше, если бы вы оба погодили драться, потому что ожидается что-то другое. Корабельщиков четырнадцать, а нас трое, и разница эта существенна.

Они спросили, какие у него новости.

— Они решили напасть на нас из-за женщины, — ответил Рапп, — оттого и выжидают. Я слыхал это, когда ходил за деревьями и собирал хворост.

Орм рассмеялся.

— Все лучше и лучше становится от твоей затеи, — сказал он Токе. Токе покачал головой и огорченно поглядел на спящую женщину.

— Чему быть, тому не миновать, — заметил он. — И что теперь нужно, так это придумать хорошее средство. Мне кажется, надо теперь же напасть, пока они спокойно сидят и готовят нам беду. Их много, но им далеко до таких, как мы.

— Похоже, будет ненастье, — сказал Рапп, — так что мы не можем позволить себе убить многих, нам они понадобятся на корабле, если мы не хотим и дальше тут сидеть. Но то, что надо сделать, лучше сделать немедленно, иначе плохой у нас будет нынче сон.

— Это простаки с Фюна, — сказал Токе, — и как только мы убьем Оке и еще нескольких, остальные сразу же нам покорятся. Но теперь слово за тобой, Орм, скажи, что нам делать; наверное, лучше бы напасть на них спящих.

У Орма полегчало на сердце, оттого что теперь было чем заняться. Он поднялся и отошел по нужде и встал так, чтобы незамеченным поглядеть на другой костер.

— Вокруг огня их двенадцать, — сказал он, усаживаясь снова, — и это может означать, что двоих отправили, незаметно для нас, искать подмоги. Тогда на нас накинется целый рой, и потому лучше покончить с ними немедля. Это люди беззаботные и не особо предприимчивые, иначе бы они расправились с тобой, Рапп, когда ты был один. Но теперь мы научим их, что стоит быть осмотрительнее, когда имеешь дело с нами. Я хочу, чтобы вы оба тихонько пошли за мной, когда я подойду и заговорю с ними, и все будут смотреть на меня; если все получится, рубите быстро и сильно. Я пойду без щита, но тут уж выбирать не приходится.

Он взял кувшин, в котором они держали пиво, и пошел прямо к костру Оке, чтобы наполнить его из анкерка, выгруженного там. Несколько человек уже улеглись спать, но большинство еще сидело, и все уставились на Орма. Наполнив кувшин, он сдул пену и сделал глоток.

— Из дрянной древесины твой бочонок, — сказал он Оке. — Твое пиво уже отдает деревом.

— Пиво, что было достаточно хорошо для короля Харальда, сгодится и для тебя, — проворчал Оке. — Но я обещаю, что пить его тебе осталось недолго.

Люди вокруг расхохотались на эти слова, но Орм не обратил на них внимания и протянул ему кувшин.

— Попробуй сам, прав ли я, — сказал он.

Оке взял кувшин, не вставая с места. Когда он поднес его ко рту, Орм так пнул ногой по дну кувшина, что у Оке сломалась челюсть и подбородок упал на грудь.

— Что, почувствовал привкус дерева? — сказал Орм и в тот же миг выхватил меч и рубанул ближайшего из сидевших, который как раз подымался.

Люди у костра очень удивились этому и едва успели взяться за оружие, как сзади подошли Рапп и Токе, после чего им уж недолго пришлось показывать, на что они годятся. Четверо было убито, помимо Оке, двое спрятались в лесу, а пятеро остальных бежали на корабль и приготовились обороняться. Орм крикнул им, чтобы бросали оружие, тогда им подарят жизнь. Они засомневались:

— Мы не можем знать, сдержишь ли ты слово!

— Может, и так, но можете надеяться, что я не так вероломен, как вы.

Те посоветовались между собой и решили, что подобное не дает им большой уверенности, лучше они уйдут своим путем с оружием, а Орму оставят корабль и все остальное.

— Тогда я дам вам уверенность, что вы будете убиты на месте, если не подчинитесь немедленно. Может, это вас больше устроит.

После чего взошел на корабль и двинулся им навстречу, не дожидаясь Токе и Раппа. Без шлема, сузив глаза от ярости, с окровавленным Синим Языком в руке, он шел навстречу им, словно псам, которых решил наказать, и они покорились и побросали оружие, понося Оке худыми словами, ибо упали духом оттого, что все пошло совсем не так, как он им обещал.

Стояла темень и дул сильный ветер, но Орм счел разумным не задерживаться более в этом месте. Ибо иначе, сказал он, половина зеландского ополчения набросится на них, чтобы отобрать назад собственность короля Харальда. Так что придется им попытать счастья на море, во тьме и ненастье и при недостатке рук на веслах из-за дела, последствия которого им еще долго предстоит наблюдать.

Надо было скорее поднять на борт ларь с припасами и бочонок с пивом, женщина тихонько плакала и стучала зубами от страха перед предстоящим путешествием, но жаловаться не смела. Орм стоял над пленными с мечом, покуда те рассаживались у весел, в то время как Токе и Рапп загружали пиво; Токе мешкал и все ронял, и Орм крикнул обоим, чтобы поторапливались.

— Неловко мне теперь браться, и пальцы соскользают, — сказал Токе печально, — моя рука рассечена пополам.

Орм еще не слыхал, чтобы Токе был таким подавленным. Правая рука его была разрублена по среднему пальцу, и по два пальца торчали в обе стороны.

— Крови-то у меня хватит, — сказал Токе, — но для весла нынче эта рука не больно годится, и это плохо, потому что придется здорово упираться, чтобы выйти из этой бухты.

Он ополоснул руку в воде и повернулся к женщине:

— Ты, несчастная, помогла мне уже много с чем, хотя, быть может, твоих заслуг в этом меньше, чем моих; поглядим, поможешь ли мне и в этом тоже.

Женщина вытерла слезы и подошла к нему. Она тихонько вскрикнула, увидев, сколь велика его рана, но с готовностью взялась помочь. Она предпочла бы промыть ее вином и наложить сверху паутину, но ввиду отсутствия всего этого обошлась водой, травой и жеваным хлебом, а потом натуго перевязала полотном, оторванным от собственной сорочки.

— И от самого бесполезного бывает порой польза, — сказал Орм. — Оба мы теперь левши.

По его голосу чувствовалось, что злоба его к Токе утихла.

Они вышли в море с семерыми гребцами и с Токе у кормила; выбраться из бухты и уйти за мыс под ветер стоило такого труда, какого Орм не помнил со времен, когда сидел гребцом на галере. Он держал копье наизготовку, целясь в первого же из пленников, который стал бы хуже грести, и когда весло выскочило на волне из уключины и державший его повалился на спину, он тут же проворно вскочил и снова ухватился за рукоять. Женщина сжалась клубочком у ног Токе, закрыв лицо руками в страхе и отчаянии. Токе, подтолкнув ее ногой, велел, чтобы она взяла черпак и помогала, она хоть и попыталась выполнить его приказ, но не справлялась, и к тому времени, как они обогнули мыс и, поставив парус, смогли сами начать отчерпывать воду, в ладье было уже до половины.

Всю ночь они шли в шторм, и Орм сам стоял у кормила. Все, что он мог — это держать курс на северо-восток и надеяться, что корабль не успеет разбиться о берег до рассвета. Все сошлись, что мало надежды пережить эту непогоду, худшую, чем на их пути в Ирландию. Рапп сказал:

— Тут у нас на борту пятеро пленников, они безоружны и целиком в наших руках. Пригодятся ли они на веслах, неизвестно, но могут быть полезны, утишив погоду, если мы отдадим их морским жителям.

Токе сказал, что такой план кажется ему хорошим и правильным, но что для начала можно бы ограничиться одним-двумя и поглядеть, поможет ли это.

Но Орм сказал, что ничего подобного делать с пленными нельзя, потому что он обещал им жизнь.

— А если ты, Токе, желаешь отдать что-нибудь морским жителям, — сказал он, — то я могу только посоветовать, пусть это будет твоя женщина. Нам всем было бы лучше отделаться от той, что причинила нам столько несчастья.

Но Токе сказал, что ничего из этого не получится, покуда он жив и у него найдется рука, способная поднять меч.

Больше об этом деле не говорили. На рассвете пошел сильный: дождь, частый, как дым, и буря стала стихать. Когда распогодилось они завидели берег Халленда и усталые вошли в устье реки; корабль их был полон воды, а паруса изодраны.

— Эти доски несли меня от самой гробницы Святого Иакова, и; теперь уже недалеко и до дома. Но возвращаюсь я без ожерелья и без колокола Иакова, и без той прибыли, что я выручил, сбыв их по дороге.

— Мечи и корабль везешь ты из похода, — ответил Токе, — а у меня теперь есть меч и женщина, но для многих, кто пошел с Кроком, дело кончилось совсем не так хорошо.

— Гнев большого конунга мы тоже везем домой, — сказал Орм. — А хуже этого вряд ли что есть.

Теперь тяготы пути остались позади, пятерых они высадили на берег и те разбежались, сами они отдохнули и починили корабль и парус и, дождавшись погоды, пошли вниз вдоль побережья при легком ветре. Даже женщина немного приободрилась и могла уже кое в чем помогать, так что Орм мог терпеть ее рядом.

Дело шло уже к вечеру, когда они причалили у того самого скального обрыва, где стояли корабли Крока и откуда они видели это место в последний раз, и двинулись вверх по тропе над быстрым ручьем, там был мосток из трех бревен. Орм сказал:

— Гляньте на это левое бревно. Оно гнилое и скользкое. Потом вгляделся в бревно и сказал:

— Оно сгнило еще прежде, чем я ушел отсюда, и отец мой, всякий раз проходя тут, говорил, что надо бы его заменить другим, покрепче. И до сих пор его не заменили, но оно не проломилось, хотя мне сдается, меня тут не было долго. Быть может, и старик мой тоже еще жив.

Чуть дальше на высоком дереве было аистиное гнездо, над гнездом стоял аист. Орм остановился и свистнул, и аист захлопал крыльями и защелкал клювом.

— Он узнал меня, — сказал Орм, — это тот же самый аист, и теперь мне кажется, мы с ним беседовали только вчера.

Потом они подошли к калитке в изгороди. Орм сказал:

— Закрывайте калитку как следует, потому что мать моя не любит, когда овцы убегут, а если она рассердится, то ужин будет плохой.

Залаяли собаки, и в дверях уже стояли домочадцы, когда они приближались к дому. Одна женщина, растолкав мужчин, вышла им навстречу. Это была Оса. Она была бледна, но казалась такой же крепкой, как прежде.

— Вот и я, — сказал Орм.

— Орм! — крикнула она, и голос ее дрогнул. Потом добавила: — Бог услышал меня, хотя и не скоро.

— Ему теперь многих приходится слушать, — ухмыльнулся Орм, — но вот что неожиданно, это то, что ты стала христианкой.

— Мне было одиноко, — ответила Оса, — но теперь все хорошо.

— А что, мужчины все уже отплыли? — спросил Орм.

— Их нет у меня, — сказала она. — Одд пропал через год после тебя, а Тосте умер три года назад, тою же зимой, когда был большой падеж скотины. Но я смогла жить, с тех пор как научилась истине Христовой, ибо я знала, что ты возвратишься за все мои молитвы.

— Тут есть о чем потолковать, но лучше бы сначала поесть. Это мои люди, но женщина чужестранка и не моя.

Оса сказала, что отныне Орм хозяин на хуторе, и все его друзья — ее друзья, и угощение было на славу, слезы стояли у нее в глазах, когда она внесла блюда, которые, как она знала, Орм любит больше всего. Им было что порассказать, так что хватило на много вечеров; ничего не было сказано лишь о том, как Токе добыл свою женщину, ибо Орм не хотел омрачать матери радость, едва воротясь домой. Осе Токе сразу понравился, и она лечила его разрубленную руку с большим тщанием, так что рана вскоре стала подживать, а с Мирах она была по-матерински нежна, хоть им и не удавалось особенно поговорить, и расхваливала ее красоту и черные волосы. Она жалела, что Орм и его люди не желают благодарить Бога вместе с ней за их счастливое возвращение, но она была слишком счастлива, чтобы ворчать по такому поводу, и сказала, что Орм и другие лучше поймут ее, когда сами достигнут зрелых годов.

Между Ормом и Токе все было мирно, и ничего не говорилось насчет Ильвы. Когда они рассказывали Осе о том, что было с ними после отбытия кораблей Крока, Орм вновь ощутил старинную приязнь к Токе и много чего нашел сказать в его похвалу, но потом подумал об Ильве, и его настроение переменилось, и вид Токе и его женщины доставлял ему мало радости. Мирах теперь хорошела с каждым днем и смеялась и пела, им с Токе было так хорошо, что мало казалось дела до чужих огорчений. Оса предположила, что у них будут красивые дети, и Мирах светло улыбнулась и сказала, что они стараются как могут. Оса добавила, что думает теперь подыскать жену для Орма, да поскорее, но Орм отвечал мрачно, что торопиться большой нужды нет.

После того что случилось, Токе не мог отправиться домой морем, покуда король Харальд стоял у Сканера, и он решил пуститься в Листер по суше, вдвоем с женщиной, — Рапп остался с Ормом — и купил лошадей. Рано поутру они отправились в путь, горячо поблагодарив Осу за гостеприимство, и Орм немного проводил их, чтобы показать дорогу.

— Тут мы теперь расстанемся, — сказал Орм. — И счастливого пути пожелаю я вам. О том же, что будет после, не легко гадать, ибо король Харальд станет искать тебя, где бы ты ни был.

— Такова наша судьба, — сказал Токе, — что нет нам удачи с королями, хоть мы люди и смирные. Альмансур и король Свейн и король Харальд; со всеми тремя у нас кончилось одинаково, и всякий, кто принес бы им наши головы, получил бы богатую награду, Но покамест я свою попробую поберечь.:

С этим они расстались. Токе и Мирах поехали на восток и скрылись, за деревьями, а Орм поехал назад на хутор, чтобы рассказать Осе об опасности, нависшей над ним из-за гнева короля Харальда.

Поиск по сайту: