Феномен беспредметности и проблема понимания

Стремления, беспорядочный натиск и тоска, разбитые оковы и цепи, соединяющие воедино

противоположности и противоречия" (Кандинский, 2001б).

Феномен беспредметности и проблема понимания

Отказываясь от репрезентации действительности, Кандинский демонстрирует особое видение

мира, когда "между обозримым и осязаемым лежит необозримое и неосязаемое" (Кандинский, 2001д),

или некий феноменальный мир. Опыт разоблачения предметно-чувственного знаменует платоновское

восхождение от телесного и чувственного к умозрительному и умопостигаемому. Согласно Платону,

все самое прекрасное в этом мире не дотягивает до истинного: "Эти узоры на небе, украшающие

область видимого, – пишет Платон, – надо признать самыми прекрасными и совершенными из

подобного рода вещей, но все же они сильно уступают вещам истинным. Это постигается разумом и

рассудком, но не зрением" (Платон, 1971а). В диалоге "Филеб" Платон продолжает эту тему и пишет о

красоте линий и форм самих по себе, не по отношению к чему-либо, "но вечно прекрасным самим по

себе, по своей природе" (Платон, 1971б). Не красота конкретного единичного тела, но отрешенный от

тела цвет и геометрическая форма способны стать источником удовольствия. Данное высказывание

тем замечательнее, что, противореча античному (платоновскому же) представлению о миметическом

характере живописи, предвосхищает все же возможность появления искусства, основанного на

совершенно иных принципах – абстрактных и умозрительных. Это позволяет сказать, что понимание

миметического механизма в искусстве не было однозначным уже со времени зарождения этого

понятия. Феномен беспредметности своими корнями исходит из такого понимания творчества, в

котором вещь превращается в абстрактную структуру, чистую форму. Сам предмет, реальность вещи в

ее материальном воплощении ставится под вопрос: "реальность вещи – это дыра, которую она

оставляет в пространстве. Переход от материальной вещи к чистым структурам, потенциально способным заполнить пустоту пространства, платоновское восхождение к абстрактной форме, есть не

ослабление, а усиление реальности, не обеднение, а обогащение" (Лотман, 1993). В этом отношении

беспредметность – не отсутствие предмета, но наличие упорядочивающей структуры. Искусство

авангарда демонстрирует стремление к упорядоченности, и художественное произведение здесь стоит

посреди распадающегося мира привычных и близких вещей как залог порядка6.

Отсутствие предмета не означает его небытие, но потаенность в глубине бытия. В продвижении

по этому пути внутренний опыт оказывается источником творчества, его нервом и переживанием.

Кандинский неоднократно пишет о значении и силе переживания: "способность внутренне переживать"

делает душу более восприимчивой, "способной к вибрированию". От этого она становится богаче, шире,

утонченнее, она готова к "переживанию способности восприятия духовной сущности в <…>

абстрактных вещах" (Кандинский, 2001г).

Завершающим аспектом, к которому мы обратимся, является восприятие творчества

В. Кандинского зрителем. В работе "Кандинский: развитие абстрактного стиля" Long Rose-Carol

Washton пишет, что "Кандинский ушел от репрезентации материалистического мира, осознавая,

однако, что не сможет коммуницировать с широкой публикой" (Washton Long Rose-Carol, 1980).

Кандинский был убежден, что непонимание делает невозможной непосредственную внутреннюю связь

с картиной-миром; не позволяет войти в произведение, действовать в нем активно, и что понимание

"выращивает зрителя до точки зрения художника" (Кандинский, 2001б). Кандинский указывает способ

"понимания", приглашает реципиента окунуться в тайны своего творчества. Он пишет следующее: "Я

выучился не глядеть на картину со стороны, а самому вращаться в картине, в ней жить <...>.

Поиск по сайту: