ЧТО ТАКОЕ САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ?

Самостоятельное мышление отличается четырьмя особенностями:

1. Независимость.

2. Отказ от принятия норм только из-за того, что они общеприняты.

3. Креативность (творческий подход), или умение мыслить нестандартно.

4. Страстная вера в то, что вы можете сделать мир лучше.

Мэверики думают своей головой. Они независимы и верят в собственные способности. Они внимательно слушают других, собирают необходимые данные, выполняют как все «домашние задания», но синтезируют информацию своим собственным уникальным путем. Нередко независимость мышления развивается благодаря воспитанию в позитивной среде в ранние годы жизни. Однако мэверики иногда получаются и из тех, кого активно сдерживали в детстве, — в качестве реакции на чрезмерный контроль со стороны родителей и других взрослых.

Тони Данджи, тренер победной команды Indianapolis Colts, описывает мышление в стиле мэверика в своей книге «Quiet Strength» [79]. Глубоко религиозный человек, поощряемый своим отцом, Данджи не верил в действенность криков, ругани и унижения игроков. Он никогда не повышает голос в разговоре с членами команды, а если он сильно расстроен, он обычно говорит еще тише. Его критиковали за отсутствие эмоций, но это был его стиль. Очевидно, что он — очень эффективный тренер, но совершенно не похож на других.

Независимые мыслители имеют тенденцию не следовать некоторым правилам только потому, что полагается им следовать. Они могут позволить себе не соглашаться с нормами групповых отношений лишь потому, что они общеприняты. В отличие от социопатов, нарушающих правила ради самого нарушения, мэверики оценивают правила с точки зрения их здравого смысла. Если правило действенное, они используют его себе во благо, если нет — создают другое правило. Притом такие люди разумны и придерживаются морали. Они не станут нарушать нормы без серьезных оснований (тем более если это нанесет ущерб благополучию их семьи).

В своем деловом бестселлере «Сначала нарушьте все правила: что лучшие в мире менеджеры делают по-другому»[80]консультанты Gallup Organization [81]Маркус Бакингем и Курт Коффман бросают вызов стандартному мышлению в методах управления. Они утверждают, что общепринятые взгляды на менеджмент (например, что люди способны справиться практически с чем угодно, и значение менеджмента в современной экономике снижается) неверны. «Великие менеджеры, — пишут они, — являются революционерами… Они разрушают [существующие] правила и создают такие, которые работают». Авторы собирали свои наблюдения в ходе более 80 000 интервью, проведенных для Gallup за прошедшие 25 лет. Великие менеджеры, утверждают они, никогда не плывут по течению.

Рудольф Флеш, автор «Why Johnny Can't Read» [82], однажды написал: «Творческое мышление подразумевает понимание того, что нет никакой добродетели в том, чтобы делать все так, как это делалось всегда». Как только вы осознаете этот концепт, вы встанете на путь вступления в клуб мэвериков. Творчество — это способность взглянуть на обычные вещи под необычным утлом, использовать нестандартный подход.

К сожалению, многие люди ошибочно приравнивают творческие способности к безумию, ссылаясь на Ван Гога, Хемингуэя и другие подобные примеры. Однако современное медицинское исследование продемонстрировало, что, чем здоровее наш мозг, тем выше наши шансы обладать творческими способностями.

Психиатр Дэниэл Оффер, доктор медицины, обследовал несколько сотен подростков, чтобы определить характеристики «нормы» для подросткового возраста. Он описал три различные схемы психологического развития: бурное, спорадическое и равномерное. Подростки, принадлежащие к группе бурного развития, испытывают проблемы на протяжении всей юности, спорадическая группа сталкивается с ними время от времени, а у группы равномерного развития практически нет проблем. Затем д-р Оффер предложил участникам этого исследования тест Роршаха[83]и обнаружил, что подростки из группы равномерного развития давали наиболее творческую и необычную интерпретацию бессмысленных изображений. Таким образом, творческие способности здесь коррелировали со здоровьем. Творческие люди исследуют все возможности, которые им доступны, обычные и необычные, и они проверяют новые идеи, даже если не уверены, что эти идеи будут эффективны.

Еще один отличительный признак мэвериков — чувство, что твоя жизнь что-то значит, что ты можешь сделать мир лучше, оказывать положительное влияние. Страсть и понимание собственного предназначения порождают у мэвериков стремление перетряхнуть систему, чтобы сделать жизнь более эффективной, прекрасной и осмысленной. Как я уже говорил выше, в мозгу существуют нейронные цепи «страсти». Они включают так называемое прилежащее ядро и базальные ганглии. Эти структуры мозга реагируют на нейромедиатор дофамин, связанный с внутренними побуждениями, мотивацией, вниманием и интересом.

Как мы увидим дальше, ценность принадлежности к какой-либо социальной группе, возможность быть принятым другими настолько велика, что для совершения чего-то необычного — действия, выходящего за рамки заведомо одобряемого группой, — необходимо, чтобы такое действие влекло за собой существенное вознаграждение или имело глубокое личное значение.

В первые два года ведения нашей работы по визуализации мозга я вызвал шквальный огонь критики со стороны моих коллег. Психиатры этим не занимаются, слышал я отовсюду. Будучи по природе склонным к тревожности, я плохо переношу критику. Она приводила к бессонным ночам и общему внутреннему беспокойству. Более года я не говорил о работе в Amen Clinics. Я пытался понять, как урегулировать этот конфликт. Затем однажды, в апреле 1995 года, поздним вечером мне позвонила Шерри, жена брата, вся в слезах. Она сказала, что в тот день Эндрю, мой девятилетний племянник и крестник, на бейсбольном поле без всякой на то причины набросился на маленькую девочку. Его атака была неспровоцированной и совершенно неожиданной.

Шерри сказала мне, что за последний год поведение Эндрю резко ухудшилось. Он из доброго, счастливого ребенка превратился в злого и депрессивного человечка с серьезными суицидальными мыслями и мыслями об убийстве. В его комнате она нашла два рисунка: на одном он был повешен на дереве, на другом он стрелял в других детей. Я сказал Шерри, чтобы она привезла ко мне Эндрю на следующий день. Они приехали в мою клинику на машине, что заняло у них восемь часов.

Когда я увидел Эндрю и его родителей, я понял, что что-то не так. Я никогда не видел его таким злым и печальным. Мальчик не мог дать никакого объяснения своему поведению, кроме «я просто бешусь все время». Он сказал, что его никто не бил и не дразнил. Он не понимал, почему он так себя чувствует. В истории его семьи не было серьезных психических заболеваний, и он не получал черепно-мозговых травм. У Эндрю была замечательная семья. В отличие от большинства клинических случаев эту семью я прекрасно знал. Родители Эндрю любящие, заботливые и беспокоятся о своем сыне. Так в чем же дело?

Почти любой мой коллега «посадил» бы Эндрю на какое-нибудь лекарство и заодно отправил бы к психотерапевту. Но поскольку на тот момент я сделал уже более тысячи ОФЭКТ, я решил сначала получить снимок его мозга. Однако вся та враждебность моих коллег по отношению к моему подходу была еще очень свежа, и я засомневался в себе. Может быть, этот случай, действительно, результат семейных проблем, о которых мне неизвестно. Может быть, здесь психологические причины (кстати: если вы имеете хорошую психоаналитическую подготовку, вы можете найти грязное белье в любой семье).

Я подумал: «Возможно, эти мысли и такое поведение Эндрю объясняются тем, что его старший брат — «идеальный ребенок», он хорошо учится в школе и преуспевает в спорте. И поведение Эндрю отражает чувство неуверенности, связанное с положением второго сына в ливанской семье. Просто Эндрю хочет чувствовать свою власть, и это поведение связано с проблемами контроля». Затем логика взяла верх: «Девятилетние дети не набрасываются на других детей без причины, они обычно не помышляют о суициде или убийстве. Нужно отсканировать его мозг. Если он окажется нормальным, то я буду искать другие проблемы».

Я повел Эндрю в томографический центр и держал его руку, пока проводили исследование. Когда изображение его мозга появилось на экране, я подумал, что при выполнении процедуры была допущена ошибка. У Эндрю не было левой височной доли (см. рис. 16.1). После быстрой проверки томограммы я понял, что ее качество не вызывало сомнений. У Эндрю действительно отсутствовала функция левой височной доли. Я испугался за него, глядя на монитор, а с другой стороны, испытывал облегчение от того, что мы нашли причину его агрессивного поведения. Мои исследования и исследования других специалистов предполагали, что левая височная доля связана с агрессивностью. На следующий день Эндрю сделали магнитно-резонансную томографию, которая показала кисту (заполненную жидкостью полость) размером с шар для гольфа, она занимала то пространство, где должна была находиться его левая височная доля. Я знал, что кисту надо удалять. Однако найти кого-то, кто бы всерьез отнесся к этому, оказалось делом нелегким.

В тот день я позвонил педиатру, который наблюдал Эндрю, в Ориндже, Калифорния, и рассказал ему о клинической ситуации и о том, что обнаружил в мозге мальчика. Я попросил его найти хорошего специалиста, чтобы удалить эту кисту. Он связался с тремя детскими неврологами. Все они сказали, что негативное поведение Эндрю, скорее всего, никак не связано с кистой в его мозге, и они бы не рекомендовали оперировать мальчика, если у него нет «реальных симптомов».

Когда педиатр передал мне эту информацию, я пришел в ярость. Реальные симптомы! У меня ребенок с суицидальными мыслями и мыслями об убийстве, который теряет контроль над собой и бросается на людей. Я связался с детским неврологом в Сан-Франциско, который сказал мне то же самое. Тогда я позвонил своей подруге, также детскому неврологу, в Гарвардскую медицинскую школу, которая повторила мне все снова. Она даже использовала те же слова: «реальные симптомы». Когда я стал настаивать, она постаралась разъяснить свои обоснования. «Под «реальными симптомами» я имею в виду, например, судороги или проблемы с речью».

Я был в гневе и ужасе! Неужели профессионалы медики не связывают между собой поведение и состояние мозга? Но я не собирался ждать, пока этот ребенок убьет себя или кого-то другого. Я позвонил детскому неврологу, доктору медицины, Йоргу Лазаретте из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и рассказал ему об Эндрю. Лазаретте ответил мне, что оперировал уже трех детей с кистами левой височной доли, и все они были агрессивными. Он задумывался, могут ли эти вещи быть связаны. К счастью, после осмотра Эндрю он согласился удалить кисту.

Когда Эндрю проснулся после операции, он улыбнулся матери. Он улыбнулся впервые за год. После этого пробуждения агрессивные мысли покинули его, и он превратился в прежнего славного ребенка, которым всегда хотел быть. Эндрю повезло: у него был близкий человек, обративший внимание на его мозг, когда его поведение изменилось.

Получив такой очень личный опыт, я решил, что должен распространить свою работу на больший круг пациентов, независимо от того, сколько критики прольется в мой адрес. Я до сих пор, случается, не могу удержаться от слез, когда вспоминаю или рассказываю кому-нибудь эту историю. Я думаю обо всех детях, подростках и взрослых, подобных Эндрю. Мы называем их плохими, злыми или бесчеловечными, даже не пытаясь взглянуть на состояние их мозга. Это очень просто — осуждать людей, не зная, как страдает их мозг. Эндрю сейчас 21 год, он — замечательный молодой человек. А мне тот опыт дал смелость и стимул справиться с критикой и продолжить любимую работу.

Поиск по сайту: